Антикоммунизм, русофобия, заповеди

Антикоммунизм, русофобия, заповеди

Однажды давно мне пришла на ум мысль о том, как правильно распорядилась природа, поместив в семицветье радуги — среди красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего и фиолетового цветов — на его левом фланге именно красный цвет. Мысль эту я вспомнил сейчас потому, что нынешние, с позволения сказать, демократы те, что мечтают о реставрации в стране капитализма, обычно называют коммунистов правыми, а себя — левыми. Нет, господа, на левом фланге радуги природа сама поместила цвет, и тут уже ничего не поделаешь. Так что, перебирайтесь-ка, господа, на свои места. И еще я думаю сейчас о том, что не случайно и отсутствует в спектре радуги коричневый цвет, ибо не то что с ним, но и с его оттенками не может сосуществовать красный цвет. Не может, как не могут сосуществовать идеалы коммунизма с идеологией национализма, всегда проявляющей непреодолимое влечение ко всему коричневому. Все это к слову, к тому, что накопилось у меня в душе, и требует быть высказанным. А за ним — к существу дела.

В партию я вступил в 1972 году, поступал в имени 26 бакинских комиссаров районном комитете города Баку, вроде бы в последствии исправно исполнял все партийные поручения, в том числе оплату взносов. Но когда, после известных событий, я уехал из Баку, платить их было некуда, поскольку нигде на учете не состоял. Но перебравшись в Степанакерт и устроившись на работу в Газовой управление области, я уже через неделю подумал о том. что пора мне как-то устраивать и свои партийные дела. Но сему поводу я подошел к секретарю партбюро управления, которая (а секретарем была женщина) сказала, что вопросами снятия с учета и взятия на учет ведает нынче учетный отдел горкома партии, куда мне и следует обратиться. Я так и поступил, и уже на следующий деть сидел перед заведующим учетного сектора Горкома партии неким молодым человеком, если мне память не изменяет, по имени Варган. Он принял от меня партбилет, выписал из него некоторые данные, которые необходимы были ему для направления запроса в Баку, и покончив с делами, он разговорился со мной. Он рассказал мне о том, что партийная организация области считает себя уже выбывшей из состава компартии Азербайджана и посему поводу обратилась в ЦК КПСС с тем, чтобы ей позволили на правах самостоятельного члена находиться в непосредственном подчинении Центрального комитета. Однако как с досадой добавил он, был получен отказ. Но они, упорствуя в своем желании не быть подведомственными ЦК Компартии Азербайджана, подготовили и направили документы на предмет того, чтобы областную парторганизацию переподчинили ЦК Компартии Армении. И теперь вот ждут официального ответа, хотя, уже окончательно упавшим голосом добавил он, до них дошли вести, что отказано им и в этом тоже.

«Ну, какая же Вам разница, — спросил я его, а он уже, по-видимому, и не понимающий всю нелепость и чудовищность своих слов, ответил мне: Это почему же я, армянин, буду проходить по ведомству партийной организации Азербайджана?» «Так ведь отказали же вам, — что же, прикрыть партийную организацию области,» — вскричал я. «Не будет иного выхода, — ответил он мне, — и прикроем, хотя есть тут у нас один вариант. Подумываем о том, а не переименовываться ли нам в Социалистическую партию НКАО на платформе КПСС. Вот и окажемся автоматически вне компартии Азербайджана.»

Бредовая изощренность националистически извращенного ума и впрямь может сразить любого. Я взял у него свой партбилет, тот листок бумаги, куда он выписал обо мне кое-какие сведения, и ушел. Шел и думал о том, что членом такой вот партийной организации я конечно же, никогда не пожелаю быть и не буду, а партбилет оставлю при себе как память о том прошлом, с которым сегодня оборвалась еще одна связь, но которая нетленно в душе моей до последних моих дней...

А что касается коммунистов; то присутствие их в общественной жизни области уже и не ощущалось. Да и как иначе, если и Обком, и Горком превратились в логово национализма, а партийные руководители, и прежде всего бывший первый секретарь Обкома, стали подпевалами сепаратизма. Подпевал, ясное дело, не уважают, и с падением их авторитета, падал и сокращался, как шагреневая кожа, авторитет и самой партии. Многие из нее выходили, другие, формально не выйдя, и год и два не платили взносы, а третьи, и тоге хуже, выйдя из партии, вступали в организации, ничего общего не имеющие с партией или даже ей противостоящей. В городе, к примеру, муссировались слухи о создании здесь отделения армянского общенационального движения, а однажды один случайный попутчик, изрядно нагрузившись, никак не мог вынуть из какой-то потайного кармана членский билет партии Дашнакцутюн, к которой, как он бахвалялся, принадлежал.

Национализм, а тем более национализм воинствующий, не может скатиться к позиции антикоммунизма, что в конце концов случилось «карабахским движением». Причем отношение собственно к партии, к ее лидерам сепаратистских кругов области характерно было весьма интересной коллизией, о которой я и хотел бы немного, с тобой вместе читатель, порассуждать. Как известно, движение за отделение НКАО от Азербайджана началось в 1988 году, хотя в в скрытой форме, но весьма активно подготовка к открытому выступлению шла еще раньше. Уже в 1986, а более интенсивно в 1987 годах в области стали появляться листовки подстрекательского содержания, причем оперативное, так сказать, руководство этой грязной работы осуществлял Игорь Мурадян, бывший житель НКАО, перебравшийся затем в Ереван. Выбор времени, конечно же, был не случаен, — в стране перестройка, началась по инициативе партии и возглавил ее Генеральный Секретарь ЦК КПСС. Демократизация как принцип руководствования при принятии решений воле изъявлением народа, гласность, плюрализм — все эти составляющие перестройки националистическим кругам в Армении, в НКАО представлялись как факторы, действующие в пользу того, чтобы именно в эту пору начать свое выступление. Эти круги рассуждали примерно так:

Что ж, посмотрим, найдется ли кто, чтобы противостоять нам: ведь тогда мы скажем, а где же ваша перестройка.

Расчет был циничный, но до цинизма ли было людям, если он сулил им, как им представлялось, не малые дивиденды. Я слушал по радио, как председатель Горисполкома Степанакерта Мирзоян М., будучи в США и ведя беседу с одним из ведущих армянской секции «Голоса Америки», в гневе вопрошал: — Уре перестройкан, уре демократиян, уре гласность? (Где перестройка, где демократия, где гласность? (арм.)) Он, конечно, не спросил, а где законность, где международное соглашение о незыблемости послевоенных границ, где конституция страны?

Не спросил, потому что знал: этим здесь и не пахнет. Вот почему нельзя не сказать и о том, что на совести инициаторов «карабахского движения» лежит значительная доля, дискредитировавших перестройку процессов. Но разве успех демократизации общества когда-либо беспокоил их? Нет, на демократизацию они смотрели как на неотразимое средство достижения своих нечестивых целей, и поскольку начата она была партией, лидеры сепаратизма объявили себя рьяными сторонниками и партии, и Генерального Секретаря ЦК. Выведенная на площадь толпа во всю мощь своих голосовых связок рифмовала:

Ленин, партия, Горбачев,

Сталин, Берия, Лигачев,

намекая на то, что мол, в лице этой толпы людей, а еще более тех, кто спрятался за их спинами, партия и Горбачев имеют своих самых верных сторонников. Но, видимо, не только цинизм, а и полнейшая беспринципность являются чертами характера людей, схожих с теми, кто затеял «Карабах». И стоило партии, стоило Горбачеву отказать в поддержке неправого дела, как приверженность партии, Ленину, Горбачеву сменилась в их душах на рьяный антикоммунизм, а статьи в газетах и журналах, контролируемых сепаратистами, их вдохновителями в Армении, запестрели самыми нелестными эпитетами в адрес Горбачева и Ленина. Особенно усердствовали газеты «Советский Карабах» и «Коммунист», как ни странно являющиеся органами — одна Обкома, а другая ЦК Компартии Армении. Усердствовали радио и телевидение Армении. Усиленно распространялся тезис о том, мол, все беды Армении от большевиков, свершивших Октябрьскую революцию, поскольку не будь ее, не смог бы Ленин объявить о выходе России из окопов мировой войны, и Россия продолжала бы войну, в том числе и на Южном фронте, против Турции, а победив в знак благодарности за волонтеров-армян, сбежавшихся в ее рядах, одарила бы Армению завоеванными у той землями. А на этих землях и была бы создана «Великая Армения». Поругивали партию и за решение Кавказского бюро ЦК Российской коммунистической партии (большевиков) об оставлении Карабаха у Азербайджана, и за договора подписанные Лениным с соседними странами после завершения Первой Мировой войны, и бог еще знает за что. И как жаль, что ни в области, ни в самой Армении не прозвучал тогда во всю мощь голос коммунистов, защитивших честь и доброе имя партии. Антикоммунизм набирал обороты, и партия сдавала одну позицию за другой. Увы, антикоммунистическая, антипартийная вакханалия продолжается, а под ее шумок не прекращаются попытки растащить державу на куски. И поскольку делать ставку на партию уже не было резона, сепаратисты стали искать иные пути. Решив, что в случае развала страны им легче будет добиться своих целей, и прекрасно понимая, что державу эту скрепляет Россия, лидеры «карабахского движения», не забывая об антикоммунизме, подключили к своей игре и карту русофобства. Во всю мощь загремели голоса о том, что СССР — это все та же Российская империя, что Россия неоднократно предавала Армению и еще многое другое на подобный манер. Помню, как один работник Газового управления, филер, промышлявший, как говорили знающие люди, медом сомнительного качества, человек необыкновенно прижимистый и таких же масштабов недалекий, пересказывал группе стоявших вокруг него людей где-то вычитанную чушь о том, что Россия мол, обменяла с каким-то соседом какие-то земли Армении на Крым. Но особенно много подобных разговоров пошло гулять после интервью Тер-Петросяна, бывшего председателя комитета «Карабах», данного им впервые после избрания его главой нового парламента Армении. Оно было напечатано во многих изданиях, и в том числе в газете «Советский Карабах». Тер-Петросян, полиглот со знанием десяти языков, как рекомендовали его «Московские новости», заявил буквально следующее: «Нам семьдесят лет внушали, что Армения не просуществует без России, а мы теперь освобождаемся от этого комплекса.»

К России стали относиться как к предавшему другу, а русофобство, после этого интервью возросло до нешуточных масштабов. Люди в спешном порядке стали менять русские имена на армянские, в газетах появились статьи и заметки, третирующие русскоязычных армян, а комитет народного образования издал распоряжение, запрещающее прием детей армянской национальности в школы с русским языком обучения. Распоряжение это было проштамповано в Управлении народного образования области, что привело к массовому закрытию русских школ и учреждений, дошкольного воспитания. Сотни учителей, ведущих занятия на русском языке, а так же русскоязычных воспитательниц, были выброшены на улицу, а когда взбунтовались — нет не они, а родители, резонно заметив, что в какую школу отправлять детей — их личное дело, и принятие подобного закона нарушает права личности, выше которых и не бывает прав, то в одной из газет этих родителей назвали «рабами». В продолжение этой политики и забыв уроки прошлого, спешно подготавливались петиции к парламентариям стран Запада с просьбой о содействии в «карабахском» вопросе, а лидеры «движения» зачастили в эти страны с жалобой на предвзятость России.

Грустно было наблюдать за всей этой возней, грустно еще и потому, что мало-мальски осведомленный в вопросах истории человек должен был бы знать, что не будь России, не будь побед русской армии, прошедших под руководством генерала Паскевича трудными дорогами Первой русско-турецкой войны, то не было бы и сегодняшней Армении. Такова правда истории, но и она была брошена в жертву русофобству.

Добавлю к сказанному как еще один штрих и то, что депутаты нового парламента Армении как-то все сразу разучились не то чтоб говорить, но и понимать на русском, и если редкий из них, смущаясь, все же выступит на русском языке, то речь его синхронно переводилась на армянский, словно был это уже не язык межнационального общения в нашей стране, а по меньшей мере — английский. Кстати, об английском. Сокращая и почти изгнав русский язык из употребления, открывали школы на английском, а на перекрестках дорог устанавливали указатели на этом же языке. И когда я видел, как в подражание сему, на улицах Степанакерта исчезают надписи на азербайджанском и русском, и уже кое-где появляются на английском, мне становилось даже не грустно, а чуть-чуть весело, словно наблюдал я за повадками то ли мольеровского мещанина во дворянстве, то ли калькуттского нувориша в обществе чопорных английских аристократов. Еще бы — знай наших. Однако я все же не был бы до конца объективен, ежели б не сказал и того, что в самое последнее время русофобство, кажется стало приглушаться, и что за это следует благодарить все ту же вездесущую мадам Старовойтову — эту и впрямь, находку для деятелей « карабахского движения». И потому, что эта с позволения сказать, правозащитница, выступая в российском парламенте, заявила, что перекройка границ между республиками, возможна, а что касается Карабаха, то и желательна. И к сожалению, такой демократический кульбит председателем российского парламента не был отвергнут с порога. Этого оказалось достаточным и архитекторы карабахской драмы вновь обратились к России. Я слышал радио, в передаче «Голоса Америки» от 3 февраля, как Паруйр Айрикян — член Верховного Совета Армении и давний враг социалистического строя, в своем интервью корреспонденту названного «Голоса Америки», не двусмысленно отвергая союзный договор и всякую возможность улучшения отношений с Азербайджаном, весьма благожелательно отозвался о Союзе с Россией. Он назвал такой Союз даже спасительным для Армении, имея в виду, по-видимому, и «Карабах».

Что ж, кульбит и впрямь невероятный, и остается лишь предположить, что и антикоммунизм националистов — «борцов за Карабах» может вновь смениться на симпатии к коммунистам, если вдруг окажется, что верность Уставу и Программе партии у многих из них будет на том же уровне, какой продемонстрировал бывший секретарь обкома Погосян Г. Но вот в это-то и не хочется верить. А что касается быстрых и неожиданных смен симпатий и антипатий, свойственных сепаратистам, то тут уж ничего не поделаешь, ибо действуют они, по всему, на тот же манер, что и один давно уже покойный государственный деятель Англии, однажды цинично заявивший, что у Англии в Европе нет друзей, а лишь одни интересы.

Бог им судья! Кстати, о боге. Бывая многократно до этих событий в области, знаясь с некоторыми из ее обитателей довольно близко, я никогда не замечал у здешнего обывателя особого религиозного рвения — да, пожалуй, никакого, ибо не помню, что бы хоть однажды разговор заходил на эту тему. Нынче, однако, ситуация резко изменилась, и это сразу же мне бросилось в глаза. К примеру, кресты на шее носят сейчас многие и прежде всего молодой люд, включая школьников, чад детсадовского и даже ясельного возраста. Правда, то ношение, как это делается у иных молодых людей, выставляющих на показ со вкусом и изящно изготовленные золотые крестики с золотой же цепочкой, кокетливо висящие нарочито чуть в бок, свидетельствовало о том, что у изрядной доли здешних юношей и девушек это еще модное увлечение. Искренне ли их верование? Худо то, что церковь иногда завуалированно, иногда впрямую, использовалась для пропаганды национализма, национальной исключительности армян и даже как мне представилось, оправдания претензий Армении на Карабахские земли. Еще будучи в Баку, я помнится, читал в публикациях азербайджанских историков, что многие культовые сооружения, оставшиеся со времен древности и средневековья, являются памятниками архитектуры кавказских албан, населявших эти места и внесших свою струю в этногенез азербайджанского народа.

Однако об албанском народе в средствах массовой информации здесь нельзя было прочесть ни слова, хотя религиозная, а тем более историческая тематика в них не обходилась, а последняя — и широко была представлена. Правда, в специальной литературе, то, что являлась плодом исследований по вопросам истории края, нет-нет, да и проскальзывало об этом кое-что. Но только проскальзывало, а общим рефреном всех их было утверждение, что албаны ушли из этих мест задолго до появления здесь армян, и памятники их культуры, включая культовые сооружения, основательно утеряны для исторической науки. Но даже это, как я уже сказал, вычитать можно было только в специальной литературе и рядовой обыватель всего этого не знал, а знал лишь то, что печатали массовые издания, передавало радио, да еще, по-видимому, преподносилось с амвона. Так вот, об амвоне, то есть о самой церкви. Армянская апостольская церковь, или как ее еще называют, — грегорианская, является одной из автокефальных ветвей христианства. В истории армянского народа она действительно играла не малую роль, чему содействовало и то, что сразу же с ее принятием она стала официально государственной церковью, чем она и отличается, к примеру, от римско-католической церкви, поскольку христианство в Риме преследовалось и изгонялось долгие годы. Нынче же, в пору перестройки, религия в Армении, впрочем, как и в целом по стране, получила еще большее развитие, что нашло свое отражение в открытии новых монастырей, церквей, часовен. Своеобразным появлением активизации миссионерской деятельности Армянской апостольской церкви стало и создание в области ее новой епархии — Арцахской во главе со священнослужителем в чине епископа, коим был молодой еще мужчина по имени, если я его правильно произношу, Партев. Центром его проповедческой деятельности был старинный монастырь, расположенный в одном из районов НКАО и спешно восстановленный. Сам я в монастыре не был, но в Степанакерте я обитался в двух шагах от дома, в котором жил епископ, и поэтому часто видел его в черной и длинной до ботинок сутане. Создание в НКАО епархии для удовлетворения религиозных треб верующих может быть и можно понять, — но многое и настораживало, ибо возникало ощущение, что вся эта деятельность уж слишком укладывается в общую политику Армении по, так сказать, освоению области. Во-первых, почему епархия называется Арцахской, а не Нагорно-Карабахской, если в официальной топонимике, принятой в Азербайджане, такого наименования нет. Во-вторых, даже сейчас, в условиях максимальной либерализации политики государства по отношению к религии любой конфессии, утверждение новой епархии, тем более подведомственной церкви другой республики, должно соответствующим образом регистрироваться, чего, как я узнал, сделано не было.

А между тем, деятельность епархии расширялась, в газетах можно было прочесть о восстановлении церквей и часовен, а службы, особенно по религиозным праздникам, как мне рассказывали те, кто бывал на них, проходили со всей большой торжественностью и при все большем стечении народа, становился рядовым явлением крещения детей. Правда, помню, как одна пожилая женщина, уже бабушка, рассказывала, как происходило это в случае с ее внуком. В школе назначили родительское собрание, на котором она и присутствовала, и когда все родители собрались в классе, вошла одна шумная, активная женщина, и не спрося на то согласия каждого, заявила, что в ближайшие дни детей поведут на крещение, и что поэтому родителям надлежит завтра же внести деньги на крестики, а у кого их нет, то пусть поднимет руки, и тогда это сделает за них некое благотворительное общество. И как сказала эта женщина, коммунист с большим стажем, возразить что-либо она оробела, ибо все совершалось с таким напором и с такой безапелляционностью, что вызвать на себя гнев этой женщины и некоторых родителей, выступивших в поддержку сей акции, у нее не хватило смелости. Но и это было не главное. В конце концов, епископ для того и послан был в область, чтобы расширять паству и утверждать там вероучение своей церкви, и не мне, а иерархам этой церкви судить о том, как он это делает. Смущало другое, а именно то, что я ни разу не прочел в здешней прессе хотя бы одного его обращения к мирянам с призывом к согласию со своими давними соседями, к прекращению братоубийственной вражды, не прочел напоминания людям о том, что «не убить» — важнейшая заповедь христианства, что Христос призывал молиться даже за своих врагов, что религии, любой ее конфессии — и христианству, и магометанству, любой, чужда национальная нетерпимость. В христианском вероучении, в проповедях Христа и отцов церкви важнейшим мотивом является смирение, а величайшим грехом — гордыня в любой ее форме. А здесь на обывателя обрушивалась лавина призывов гордиться. Гордиться всем армянским и уже одним тем, что ты — армянин. Не забыть мне одной статьи в газете «Советский Карабах», автор которой, некий Франгулян, называл армян «Солью земли». И иной обыватель, прельщенный сладостными речами, начинал верить в свою исключительность, и чем глупее и примитивней он был, тем больше в то верил. И гордость такого человека все более скатывалась в гордыню, в национальное чванство, и он начисто забывал, что есть не только слова гордость, но и стыд. И кому же, как не христианскому епископу, следовало бы напомнить ему об этом, но я следил за всеми его выступлениями, однако ни разу ничего подобного не встретил. Вот тогда-то, после одного пространного интервью, которое дал газете епископ Партев, я и написал стихи две строфы из которой хочу предложить твоему вниманию читатель:

Стыд и за то, что малым детям,

Спалили душу злым огнем,

Что переврали все столетья,

Гордыню черкая в былом?

Национальная гордыня

Химер, иллюзии, чванства смесь.

Когда ж в сердцах иных остынет

Былых царей былая спесь.

Но ни спесь и ни гордыня не остывали, потому, что совсем к иному призывали обывателя. К примеру, в том самом интервью епископ призывал держаться до конца за армянский Арцах, хотя прекрасно знал, что ведет это к еще большей крови, к жертвам. Не могу в этой связи удержаться и не сказать о еще одном примере того, как библейские мотивы использовались для пропаганды идеи об исключительности армян. В одной из газет я вычитал заметку, автор которой предлагал провести среди армян сбор средств на строительство скульптурного комплекса, изображающего библейского Ноя и его ковчег, который, согласно ветхозаветной легенде, опустился на гору Арарат, когда наконец-то всемирный потоп прекратился и вода стала уходить. Автор довольно прозрачно намекал тем самым, на древность армянского народа, берущего, якобы, свое начало от ветхозаветного Ноя, а я вспоминал тысячу и тысячу людей, лишенных всякого крова над головой, и думал, в таком ли строительстве нуждается этот народ. Но уж такова, видимо, логика национализма.

Любая религия, в основе которой лежит монотеизм, то есть вера в единого бога, всегда боролась с язычеством, и боролась даже более рьяно, чем с безверием. А между тем, христианская догматика здесь удивительным образом уживалась с примитивным язычеством, с мистикой, всякого рода предсказаниями, астрологией, гаданием, хиромантией, знахарством и прочим подобным бредом. И это понятно, ибо люди здесь были уже изрядно психически подавлены и истощены, измотаны ожиданием грядущего, в котором им рисовались картины апокалипсического ужаса, потоков крови, массовых убийств. Психические расстройства здесь были рядовым явлением, а прессинг страха, внушаемый им идеологами «карабахского движения», молодчиками из националистических формирований, все нарастал и нарастал.

Годовалый сынишка одних моих хороших знакомых приболел от того, что в ранку его попала инфекция, и они, вместо того, чтобы интенсивно его лечить антибиотиками, регулярно водили его к какой-то женщине, якобы могущей излечивать одним прикосновением руки. Но это еще рядовое явление.

Однажды я сильно простыл и уже думал было, что прихватил воспаление легких. Я отпросился с работы, чтобы пойти в поликлинику, и один сослуживец дал мне фамилию врача, посоветовав к нему на прием и попасть. Я так и сделал. Врачом этим оказалась молодая женщина приятной наружности. Она послушала, сказав, что я лишь сильно простыл, что мне надо с неделю полежать, принять кое-какие процедуры и попить лекарства, рецепты которых она мне тотчас выписала Чувствовалось, что дело свое она не плохо знает, и я слушал ее советы о том, какие лекарства и как принимать. Мы разговорились с ней, сейчас уж и не помню о чем, но как и все здесь разговоры мало-помалу он свелся к делам текущим, к положению в области. Разговор наш протекал спокойно, без особых эмоций, порой даже с юмором, но это продолжалось лишь до тех пор, пока она не уловила в каких-то моих словах признаки неверия в успех всей этой нечестивой карабахской затеи.

Бог ты мой, какая в ней произошла метаморфоза.

— А я верю, — чуть ли не вскричала она, вся как-то передернулась, поведя то правым, то левым плечом.

— Во что же вы верите? — только и успел я ее спросить; как она все тем же кричащим голосом прервала меня, бросив передо мной какую-то газету:

— В нее!

Я взглянул на газету и в ней оказалась заметка, в которой говорилось, что на околице какой-то деревни под Степанакертом перед группой крестьян появилась, якобы, какая-то молодая красивая женщина вся в белом, и на чистейшем карабахском наречии армянского языка сказала, чтоб они не падали духом, и что в самую отчаянную минуту она придет к ним во главе своего войска, по-видимому, как намекала газета, ангелов, и дарует им победу. Поручив этим крестьянам донести сию благую весть до окрестных сел, эта женщина исчезла столь же неожиданно как и появилась. Я кончил читать заметку, и взглянул на врача: лицо ее пылало жаром, а глаза горели огнем.

— Послушайте, — сказал я ей, — вы врач, грамотный человек, как вы можете верить в подобную чушь?

— Уходите, — не дав договорить мне, закричала она, — уходите, я не хочу вас слушать.

На глазах ее мне почудились слезы, и я, взяв рецепты, немедля удалился.

Я шел-и думал: «А ведь эта миловидная женщина — врач больна сама, больна психическим расстройством, и неужели и за это тоже никто не ответит, ни Зорий Балаян, ни Аркадий Манучаров, ни иже с ними.» Вообще летающие тарелки, с населявшими их то людьми, то какими-то существами, появлялись здесь чуть ли не ежедневно, а газета «Советский Карабах» оповещала об этом обывателя с самым серьезным тоном. Но летающие тарелки — только один из распространенных здесь мифов. А были и другие. Иные из них были втиснуты в псевдонаучную оболочку, и тем становилось более опасным, поскольку благодаря сему они приобретали некоторое подобие правды, и обыватель верит им с большим пылом. Мифы эти, конечно же распространялись с умыслом, так сказать, для укрепления духа, и вот об одном душеукрепляющем мифе я и хочу рассказать. Рожден он был не знаю когда, но в начале 1990 года, когда я приехал в Степанакерт, о нем очень много говорили и многие, чувствовалось, в него верили. Это был миф о чудодейственном оружии, и рассказывалось, что якобы, один довольно известный старый армянский академик заявил следующее:

— Я отдал 60 лет своего труда государству, и теперь вот не пожалею 6 минут для служения на благо арцахского народа.

Далее уточнялось, что он имел в виду какие-то особые лучи, способные испепелять все на своем пути, и при этом называлась фамилия этого академика, чего, однако, я здесь делать не буду, поскольку к рождению этого мифа он, быть может никакого отношения и не имел. Шло время, и миф этот хоть и жил, но лучи все не появлялись и я часто задавал вопрос тем, кто так рьяно о них мне рассказывал, в чем дело, где лучи-то. Но со временем все большая часть от разговора уходила, и чувствовалось, что многие и в этот миф уже потеряли или теряют веру. Правда, нашелся один, который ответил мне, что все в порядке, лучи уже созданы, но чтобы обезопасить от них народ Арцаха, некие ученые разрабатывают особую микстуру, выпив которую человек может не бояться воздействия этих лучей. Выслушав его, я уже подумывал было, что рождается новый миф, но, признаюсь, мне лично об этом дополнении слышать более не приходилось.

Порой мифы рождались больным воображением психически нездоровых людей. Однажды я шел по улице и увидел толпу человек в десять, в центре которой стоял довольно респектабельный мужчина. Человек этот, как оказалось, рассказывал о том, что он работает над созданием чудодейственного экстракта из тыквы, и что одного грамма этого экстракта будет вполне достаточно, чтобы уморить целый город. Но время уже было другое, люди его слушали рассеянно, а один заметил, что тыкву он вообще-то любит, но нигде ее не может достать, и что ему интересно, не подскажет ли тот, откуда он ее берет для своих экспериментов. Этим он вызвал у людей веселый смех, и они стали расходиться. Потом я еще раза два видел этого «химика», и каждый раз он рассказывал толпе все о том же синтезируемом им экстракте, а еще через несколько дней узнал, что он сошел с ума. Вот так.

Надо сказать, что со временем на смену бодрящих дух обывателя мифов все чаще приходила эсхатология, или различного рода предсказания о конце света. Ссылались то на Библию, то на Евангелие, в которых якобы, именно наше время и указано как время крушения мира, для пущей правдоподобности приводились предсказания Калиостро и еще бог знает кого из туманного прошлого. В большом ходу были гороскопы, гадания на картах, какие-то руководства по разгадыванию тайного смысла сновидений. Правда, этими последними все больше увлекались женщины, а что касается мужчин, то легко бросалось в глаза их повальное увлечение пьянством, да еще азартными играми. Я видел молодых людей и взрослых мужчин, играющих под деньги в карты, нарды, шахматы — иногда под большие деньги, и зная некоторых из них по прошлым приездам в этот город, был уверен, что только тот психический стресс, в который вверила их карабахская авантюра, виной их морального разложения. Я знал этот город и раньше, и помнил, что его обитатели могли веселиться, любили соленую шутку, предпочитали в выходные дни выезжать за город на родники целыми семьями и на целые дни. Мужчинам особенно было по душе ездить на тот большой родник в гроте, что располагался в предгорьи, вблизи от въезда в Шушу, и где всегда была слышна берущая за душу восточная музыка.

Увы, всего этого уже не было. Душу здешнего обывателя спалили национализмом, а чтобы накал страстей не ослабевал, гремели взрывы, ночную тишину прорезали автоматные очереди, текла кровь, а насильственная смерть стала здесь рядовым явлением.

Участились инфаркты, у женщин, во множестве, случались преждевременные роды, иные теряли разум, а на гамлетовский вопрос: быть или не быть в нем покою уже никто не мог ответить.

А я все чаще задавался вопросом, неужто и впрямь не наступит возмездие для тех, кто виноват во всей этой трагедии.