XI
XI
Барон Мелас, командовавший левым флангом союзных войск, сидел в Сан-Николо и преспокойно завтракал, когда к нему прискакал ординарец Суворова с приказом двинуть резерв генерала Фрёлиха.
На участке Меласа неприятель ограничивался только перестрелкой. Было давно ясно, что главный удар Макдональд направил на правый фланг, на русских. Мелас, присоединивший к себе резерв, полагал, что у него достаточно сил, чтобы, как и вчера, отразить удар врага.
И он пригласил своих генералов – князя Лихтенштейна, командовавшего вместо заболевшего Фрёлиха резервом, Отта и Готесгейма – к столу.
Об исходе сражения на Треббии барон Мелас держался все того же мнения, что и в первый день стычки с Макдональдом. Он считал дело союзников проигранным: превосходство сил у Макдональда было значительно, с минуты на минуту надо было ожидать удара Моро с тыла. И к тому же – об этом не всегда говорили, но всегда помнили, – французы постоянно били австрийцев.
Позавчера, как ему казалось, положение спасли австрийские войска. (Мелас уже забыл о том, как собирался улепетывать сам из Сан-Джиованни и как потом его выручил из беды Суворов. В порыве радости он сам сказал фельдмаршалу, что Суворов спас австрийцев.)
Вчера Суворову удалось отбросить врага за Треббию только потому, что к Макдональду еще не подошли дивизии Оливье и Монришара. А сегодня – Мелас был твердо уверен – все будет кончено. Напрасно фельдмаршал Суворов считал себя Ганнибалом: у него на Треббии не получится, как у Ганнибала, победы.
Барон Мелас думал лишь о спасении своих, австрийских, сил. Он боялся, чтобы французы, прорвавшись на шоссе Пьяченца – Александрия, не прижали бы их к реке По.
Увидев русского офицера, барон Мелас недовольно поморщился и отбросил в сторону салфетку. Офицер передал его высокопревосходительству приказ фельдмаршала.
В прихожую выглянуло широкоскулое курносое лицо полковника казачьего полка, который был придан к левому флангу Меласа. Барон Мелас никак не мог выговорить его имя и фамилию – «Кузьма Семерников». У него с трудом получалось: «Куземерненкопф».
Вчера барон Мелас, на свой страх и риск, не отпустил от себя резерва. Он знал, что, донеси Суворов об этом императору Францу, из его жалобы не получится ничего: гофкригсрат покроет барона Меласа. Сегодня надо было поступить так же. Но князь Лихтенштейн, услыхав настойчивое требование фельдмаршала прислать резерв, поспешно встал из-за стола.
И, во-вторых, барон Мелас как-то почувствовал: если он и сегодня удержит у себя резерв, этот звероподобный Куземерненкопф уйдет к Суворову. А ведь барон Мелас знает, как лихо расправлялись с французами казаки. Казачий полк, разумеется, меньше, чем десять эскадронов князя Лихтенштейна, но еще неизвестно, кто сильнее.
И барон Мелас, пожевав в раздумье губами, изрек Лихтенштейну:
– Поезжайте, ваше сиятельство!
– А как же с пехотой? – спросил Лихтенштейн.
– Мы обсудим.
Лихтенштейн быстро вышел.
– Обождите там, – махнул рукой русскому офицеру барон Мелас.
Офицер вышел.
Барон Мелас посмотрел на генералов:
– Надо решить, как поступать сегодня. Я считаю: наше положение таково, что мы можем только обороняться.
– О да, да!
– Конечно, довольно с нас этой азиатской стратегии «вперед», – поддакнул Готесгейм.
Барон Мелас повернул голову к адъютанту:
– Передайте русскому офицеру, что военный совет решил не отправлять пехоты к центру: она нужна и здесь! Да заодно скажите, чтоб подавали кофе. И ликеру!
Мимо окон процокали копыта – суворовский ординарец ускакал.
Мелас сидел довольный: наконец-то он опять чувствовал себя хозяином в своей армии! Мелас в глубине души был все время обижен тем, что не ему, а какому-то русскому фельдмаршалу, пусть себе и «счастливому», вверили армию.
Сейчас он хоть немного мог сквитаться.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.