Владислав Савин. Контрнаступление уже в июле 1941-го, Или что было бы, если бы РККА привели в боевую готовность

Владислав Савин. Контрнаступление уже в июле 1941-го, Или что было бы, если бы РККА привели в боевую готовность

В работах некоторых современных историков высказывается мнение, что проигрыш приграничного сражения в условиях нанесения Вермахтом удара по неотмобилизованной и не приведенной в боевую готовность Красной Армии был предопределен:

«Снова отмобилизованный и развернутый Вермахт нанес удар по неотмобилизованной и недоразвернутой армии очередного объекта «блицкрига». Тем самым все советское военное планирование потеряло смысл. Планы могли быть оборонительными, наступательными, это в условиях недоразвернутой армии уже не имело значения» [142].

Более конкретно причина неудач описывается Алексеем Исаевым так:

«Проблема именно в плотности войск у границ и соотнесения этой плотности с уставом. На 720 километров границы в полосе Прибалтийского особого военного округа приходилось две армии, 8-я и 11-я с плотностью войск 48 км на дивизию. В Западном особом военном округе дела были чуть лучше. Полоса обороны 3-й армии достигала 120 км, 10-й — 200 и 4-й—150. В округе в среднем на дивизию приходилось 36 км, в 3-й армии — 40, 10-й — более 33, в 4-й — 37,5 км. Примерно то же самое наблюдалось в Киевском особом военном округе. На пять стрелковых дивизий 5-й армии приходилась полоса границы шириной 170 км. 6-я армия занимала тремя стрелковыми дивизиями полосу 140 км, 26-я армия тоже три стрелковые дивизии на 130 км, 490 км на южном фасе Львовского выступа занимали 6 стрелковых дивизий 12-й армии. То есть тоже свыше 30 км на дивизию. На границе с Румынией с плотностями еще хуже. На 650 км фронта 9-й армии имелось 7 стрелковых, две кавалерийские дивизии. В резерве округа на этом направлении находилось три стрелковые дивизии и два мехкорпуса. При любых расчетах это означало плотность свыше 50 км на дивизию» [143].

Далее Алексей Исаев сравнивает эти плотности с плотностями советских войск под Курском в 1943 году. Не буду утомлять читателя обилием цифр, приведу лишь итоги: стрелковые дивизии Центрального и Воронежского фронтов занимали фронт максимум 20 км, кроме того, была оборудована вторая полоса обороны, которую также занимали стрелковые дивизии с плотностями не более 20 км на дивизию.

Отсюда делается вывод:

«Для построения обороны, как и для подготовки наступления, требовалось выстроить у границы войска прикрытия, части, сформированные в особых округах, и соединения из внутренних округов. Только в этом случае возможно построить устойчивую оборону или подготовиться к наступлению» [144].

Однако еще до этого вывода Алексей Исаев делает любопытное замечание касательно сражения под Курском летом 1943-го:

«В полосе Воронежского фронта не был точно определен участок удара немцев, и даже при таких плотностях обороняющихся войск фронт был прорван немцами, и они углубились в построение советских войск на 35 км. Ситуацию восстановили только контрудары 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армий из состава Степного фронта, а также переброска резервов из 40-й армии Воронежского фронта» [145].

Оказывается, высокие плотности войск не являлись панацеей — и первая, и вторая полоса обороны Воронежского фронта были прорваны немцами. Впоследствии такая ситуация повторялась неоднократно — в ноябре 1943 года немцы в ходе удара на Киев захватили Житомир (до Киева они, правда, не дошли), и даже в 1945 году немецкие танковые дивизии прорывали оборону советских войск под Балатоном в Венгрии.

Однако во всех этих случаях прорыв обороны не приводил к катастрофическим последствиям. Происходило это потому, что попавшие под удар советские соединения отводились на тыловые позиции, а против ударного немецкого кулака выдвигались резервы из глубины.

Собственно, планы действий на случай внезапного удара противника существовали и до войны и вкратце сводились к следующему — попытаться силами дивизий прикрытия границы и контрударами подвижных соединений задержать продвижение противника, а в это время развернуть в глубине обороны основные силы. Отход до рубежа развертывания главных сил был вполне допустим, на первом этапе важно было не допустить прорыва противника восточнее этого рубежа и сохранить в боеспособном состоянии дивизии прикрытия. Отступление позволяло избежать разгрома приграничных дивизий, а соединение отступавших соединений с основными силами позволяло переходить к активным действиям. В подтверждение сказанному приведу несколько цитат.

Вот рассуждения крупнейшего советского военачальника Константина Рокоссовского о выборе рубежа развертывания:

«В дороге невольно стал думать о том, что же произошло, что мы потерпели такое тяжелое поражение в начальный период войны.

Конечно, можно было предположить, что противник, упредивший нас в сосредоточении и развертывании у границ своих главных сил, потеснит на какое-то расстояние наши войска прикрытия. Но где-то в глубине, по реальным расчетам Генерального штаба, должны успеть развернуться наши главные силы. Им надлежало организованно встретить врага и нанести ему контрудар…

Какой же план разработал и представил правительству наш Генеральный штаб? Да и имелся ли он вообще?..

Мне остро захотелось узнать, где намечался рубеж развертывания. Предположим, что раньше он совпадал с рубежом наших УРов, отнесенных на соответствующее расстояние от старой границы. Это было реально. Но мог ли этот рубеж сохранить свое назначение и в 1941 году? Да, мог, поскольку соседом стала фашистская Германия. Она уже вела захватническую войну, имея полностью отмобилизованными свои вооруженные силы» [146].

Командующий Западным Особым военным округом Павлов так говорил о том, как будут развиваться операции в начале войны: «Вначале, может быть, придется и отступать, — уточнил Павлов. — У немцев теперь не 100-тысячная армия, какую они имели в 1932 г., а 3-миллионная. Она насчитывает свыше 300 соединений, располагает большим количеством самолетов. Если враг перед началом войны сосредоточит у наших границ хотя бы две трети своих сил, нам в первое время придется, конечно, обороняться и даже отступать… А вот когда из тыла подойдут войска внутренних округов, — Павлов посмотрел на Тюленева, — когда в полосе вашей армии будет достигнута уставная плотность — 7,5 км на дивизию, тогда, конечно, можно будет двигаться вперед и не сомневаться в успехе» [147].

Эти соображения находили отражение в советских планах. Например, задачи Юго-Западного фронта на начальный период войны выглядели так:

«1-й этап — оборона на укрепленном рубеже по линии госграницы. Задача — не допустить вторжения противника на советскую территорию, а вторгнувшегося уничтожить и обеспечить сосредоточение и развертывание армий фронта для наступления.

Главные силы армии сосредоточиваются до 27-го дня мобилизации за линией Ковель, Луцк, р. Стырь, Броды, Львов, Грудск Ягельонский, Самбор, Дрогобыч, Стрый, Станислав и далее по р. Днестр» [148].

Упомянутая линия сосредоточения главных сил находилась примерно на полпути между границей и рубежом укреп-районов на старой границе, о котором говорил Рокоссовский. Отход дивизий прикрытия был допустим, важно было не допустить прорыва противника восточнее этой линии.

Однако после начала войны советское командование действовало совсем по-другому. Вечером 22 июня в войска уходит Директива № 3, в преамбуле которой констатируется:

«Противник, нанося удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шяуляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.

На остальных участках госграницы с Германией и на всей госгранице с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями».

И это не документ пропаганды, это секретный приказ военным советам фронтов. Из него следует, что к вечеру 22 июня советское командование недооценило силу ударов Вермахта.

Причиной этой недооценки явилось в том числе то, что советские войска не были приведены в боевую готовность и не заняли позиции согласно планам прикрытия. Так, поскольку 6-я и 42-я стрелковые дивизии не успели выйти из Бреста, к северу и югу от города советских войск не было. В результате севернее Бреста немецкие 17-я и 18-я танковые дивизии 47-го моторизованного корпуса, южнее Бреста 3-я, 4-я танковые и 1-я кавалерийская дивизии 24-го моторизованного корпуса, практически не встречая сопротивления, форсировали Западный Буг и стали продвигаться на восток. Авиация Западного фронта была практически полностью уничтожена на аэродромах в первые часы войны, и вести воздушную разведку было некому. Таким образом, удар 2-й танковой группы Гудериана был попросту не замечен советской стороной, а за вспомогательный удар в направлении Седлец-Волковыск был принят удар пехотных дивизий немецкой 4-й армии.

В Разведсводке № 2 Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии на 23.00 23 июня 1941 года делается следующий вывод:

«1. Общее количество введенных противником в действие сил к исходу 23.6 — от 62 до 64 дивизий» [149].

Эти силы были в три раза меньше, чем ожидалось после полного сосредоточения немецких войск (180 дивизий), и в два раза меньше, чем, по данным советской разведки, было сосредоточено на советско-германской границе (120–130 дивизий). Поэтому неудивительно, что в документе только ожидается развертывание противником широких, активных, действий против Юго-Западного фронта [150].

В итоге недооценка противника привела к «шапкозакидательским» настроениям и к постановке в Директиве № 3 задач овладеть районами Люблин и Сувалки к исходу 24.06.

Наибольшие опасения у Генштаба РККА вызывал Северо-Западный фронт, поэтому Директива № 3 отправляла ему в помощь основную ударную силу Западного фронта, что привело в конечном счете к окружению и уничтожению последнего. А обстановка в полосе Юго-Западного фронта виделась настолько благополучной, что советское командование сочло возможным нанести контрудар имевшимися вблизи границы силами. Это решение также не пошло на пользу Юго-Западному фронту — имевший достаточно сил для отпора агрессору фронт в итоге не смог остановить противника и стал медленно откатываться на восток.

Таким образом, основной причиной разгрома советских войск в приграничном сражении являлся не прорыв немецких войск в глубь советской территории (который приведение советских войск в боеготовность предотвратить было не в состоянии), а неверная реакция на этот прорыв — вместо отхода на соединение с войсками второго эшелона западных округов войска прикрытия растратили силы в бессмысленных контрударах.

Следовательно, обсуждение изменений в развитии событий по сравнению с реальностью в альтернативе приведения советских войск в боеготовность не сводится к абстрактному утверждению «немцы прорвали/не прорвали оборону», а должно быть проведено в формате детального пошагового анализа обстановки, который я и собираюсь провести.

Под приведением в боевую готовность предполагается комплексное решение — за два-три дня до начала войны артиллерийские, зенитные и инженерные части отозваны с полигонов, саперные батальоны возвращены в свои соединения, стрелковые дивизии занимают предполье и укрепленные районы.

Очень существенным изменением в обстановке первых дней войны явилось бы резкое сокращение сообщений о десантах. В действительности немцы десанты практически не применяли, за них принимали передовые (мотоциклетные, самокатные) части, которые отрывались от основных сил иногда на десятки километров. Это оказывалось возможным потому, что в первые дни войны не было сплошного фронта и практически всегда можно было найти участки, не занятые советскими войсками. Мотоциклисты, двигаясь со скоростью 30–40 км/час, уже через полчаса оказывались в 15–20 км от линии фронта. Большого вреда они нанести не могли, но их действия дезориентировали советское командование, заставляя высылать на уничтожение мифических «десантов» многочисленные отряды и даже изменять маршруты движения целых дивизий. Развертывание войск вдоль границы и выставление боевого охранения делали невозможным проникновение таких подвижных отрядов в глубь полосы обороны. В подтверждение этого можно отметить, что в дальнейшем в течение всей войны такой частоты сообщений о десантах уже не было.

В полосе Юго-Западного фронта основные изменения по сравнению с действительной картиной будут происходить в промежутке между Устилугом и Крыстынополем. Успевшая занять свой участок обороны 87-я стрелковая дивизия совместно с 460-м корпусным артиллерийским полком и Владимир-Волынский УР с четырьмя пульбатами не дали бы возможность 298, 44-й пехотным и 14-й танковой дивизиям прорвать оборону вдоль автострады в направлении Устилуг — Владимир-Волынский. 124-я стрелковая дивизия с 21-м корпусным артиллерийским полком и двумя пульбатами Струмиловского УР задержали бы продвижение 57-й, 297-й пехотных, 11-й танковой дивизий в направлении Крыстынополь — Радзехув. На этих направлениях была развитая дорожная сеть, поэтому они и были прикрыты УР и повышенными плотностями войск.

В промежутке между Владимир-Волынским и Струмиловским УР 299, 111, 75-я пехотные дивизии вермахта форсировали бы Западный Буг и образовали плацдарм на восточном берегу. Этот участок слабо прикрывался войсками, причем сделано это было специально — для «выдавливания» на это направление немецкого наступления. Этот район имел слабую дорожную сеть, и сосредоточение здесь войск производилось бы низкими темпами.

По итогам 22 июня у немецких войск был выбор — настойчиво атаковать 87-ю и 124-ю стрелковые дивизии для прорыва фронта в их полосе обороны и продвижения в дальнейшем вдоль хороших дорог либо выдвигаться на образованный 299, 111 и 75-й пехотными дивизиями плацдарм. Возможно, предпочтительнее был бы первый вариант (несмотря на повышенные потери), но реальные действия немецких войск в июне 1941 года (в частности, действия 13-й и 14-й танковых дивизий у Луцка) говорят в пользу второго варианта, его и будем рассматривать.

Накопление немецких войск на плацдарме вследствие плохого состояния дорожной сети могло происходить с темпом не более двух дивизий в сутки (исходя из реальных перемещений немецких войск в этом районе в июне 1941-го). Всего на плацдарм могли быть выдвинуты 11, 13, 14, 16-я танковые, 16, 25-я моторизованные, 168-я и часть сил 44-й и 57-й дивизий, а всего с учетом уже занимающих плацдарм сил одиннадцать дивизий. Следовательно, сосредоточение заняло бы 5–6 дней и закончилось к 27–28 июня. С советской стороны к плацдарму могли быть стянуты следующие силы: 23–24 июня — 22-й механизированный корпус в полном составе, 10, 37-я танковые дивизии 15-го механизированного корпуса, 135-я стрелковая дивизия; 25–26 июня — 8-й механизированный корпус в полном составе; 26–27 июня—131-я моторизованная дивизия; 27–28 июня — 228-я стрелковая дивизия, 40, 43-я танковые дивизии; 29–30 июня — 20, 35-я танковые дивизии. Суммарно эти силы, с учетом реального состояния выдвигавшихся частей 9, 19 и 22-го мехкорпусов, составляли бы 11–12 расчетных дивизий.

Мы видим, что силы сторон и темпы их накопления в районе плацдарма были бы примерно равны. После сосредоточения сил сторон 27–30 июня плотности войск в этом районе были бы впечатляющими — порядка 5-10 км на дивизию. В итоге плацдарм был бы «запечатан», при этом его размер (продвинулись бы немецкие войска до Порыцка, до Локачей или до Луцка) значения не имел.

В полосе действий 6-й армии изменение обстановки по сравнению с реально сложившейся было бы не такое значительное. Однако можно предположить, что отдельные отряды из состава 4-го механизированного корпуса для действий в районе Радзехува и для помощи 3-й кавалерийской дивизии не выделялись бы, а 8-й и 202-й мотострелковые полки с самого начала действовали бы в составе корпуса. Все это позволяло нанести удар 24–26 июня в районе Немирув — Яворув практически всеми силами корпуса (кроме 32-го мотострелкового и 32-го артиллерийского полков), и результаты этого удара были бы более значительными. В реальности отход 6-й и 26-й армий из Львовского выступа и далее через Золочевские высоты был вызван скорее прорывом 1-й танковой группы с угрозой окружения этих армий, чем давлением противника (17-й армии) в полосе действий 6-й и 26-й армий. Если бы прорыв 1-й танковой группы удалось предотвратить, то, усилив войска 6-й армии 140, 146, 139, 141-й стрелковыми дивизиями, 14-й кавалерийской дивизией и перебросив из 26-й армии 173-ю стрелковую дивизию, удалось бы стабилизировать фронт примерно по линии Рава-Русская — Яворув — Перемышль.

Положение Западного фронта, вопреки сложившемуся мнению, не было таким уж тяжелым. Даже если исключить из рассмотрения 2, 21, 44-й стрелковые, 20-й механизированный корпуса, 50-ю стрелковую дивизию, которые были либо использованы против 3-й танковой группы, либо находились далеко от линии фронта и помочь войскам на границе не могли, оставшиеся силы фронта, учитывая реальное состояние 11, 13, 14, 17-го механизированных корпусов, можно оценить в 24–25 расчетных дивизий. Противостоящие фронту войска 2-й танковой группы, 4-й и 9-й армий группы армий «Центр» были развернуты в составе 34 дивизий.

Для начала рассмотрим северный фас Белостокского выступа. Там против трех стрелковых дивизий 4-го стрелкового корпуса 3-й армии и двух стрелковых дивизий 1-го стрелкового корпуса 10-й армии были развернуты восемь пехотных дивизий 9-й армии Вермахта. Против 57-й стрелковой дивизии, двух корпусных артполков 4-го стрелкового корпуса и частей Гродненского УР были развернуты три (161, 28, 8-я) пехотные дивизии. При условии своевременного занятия обороны в полосе УР соотношение сил вполне приемлемое для советских войск, особенно учитывая, что уже через 5–6 часов после начала боевых действий в этот район могла быть выдвинута 29-я танковая дивизия 11-го механизированного корпуса (что и произошло в начале войны). Против 27-й стрелковой дивизии 4-го стрелкового корпуса, 8-й и 2-й стрелковых дивизий и двух корпусных артполков 1-го стрелкового корпуса, частей Осоветского УР действовали пять (256, 162, 87, 129, 102-я) пехотных дивизий Вермахта — соотношение сил для обороняющегося достаточно комфортное. Отметим, что на этом участке советские войска довольно стойко оборонялись даже в реальном июне 1941-го. Кроме этого, в резерве командующего 3-й армией в районе Гродно находилась 85-я стрелковая дивизия, которую в случае осложнения обстановки на стыке с Северо-Западным фронтом можно было бы перебросить в район Друскининкай для прикрытия правого фланга 57-й стрелковой дивизии. В тылу за несколько суток могли быть отмобилизованы 33-я танковая и 204-я моторизованная дивизии 11-го мехкорпуса и 7-я ПТАБР, которые являлись бы дополнительным подвижным резервом. Таким образом, в целом на участке границы Ломжа — Друскининкай можно было бы построить достаточно устойчивую оборону наличными силами, без привлечения резервов фронта.

На южном фасе Белостокского выступа дело обстояло несколько хуже. Против семи (13, 86, 113, 49, 42, 6, 75-й) стрелковых дивизий 10-й и 4-й армий в первом эшелоне развернулось двадцать дивизий Вермахта, в том числе четыре танковые. Соотношение сил практически 3 к 1 — классическое для успешного наступления. Однако катастрофичным для РККА такое соотношение сил назвать тоже нельзя. Оборона советских войск проходила по довольно полноводной реке Западный Буг и опиралась на Брестский и часть Замбровского УР, войска поддерживались четырьмя корпусными артполками. Кроме того, уже через 5~б часов после объявления тревоги к границе могли выдвинуться боеспособные части 13-го и 14-го мехкорпусов (еще три расчетные дивизии). Все это позволяет говорить о том, что победного шествия на этом участке фронта Вермахту не светило. Вполне вероятно, что советские войска уже наличными силами дивизий прикрытия, 13-го, 14-го мехкорпусов смогли бы не допустить переправы немецких войск через Западный Буг. По пессимистичному сценарию, который и будем рассматривать, немецкие войска захватили бы 22 июня 4~б плацдармов на восточном берегу Западного Буга, в том числе два плацдарма на участках 47-го и 24-го моторизованных корпусов. Наличие в первой линии немецких наступающих войск четырех танковых дивизий не должно было бы ускользнуть от советской стороны.

При анализе советским командованием обстановки на вечер 22 июня было бы установлено, что на участке 3-й армии и 1-го стрелкового корпуса 10-й армии обстановка стабильная, стык с Северо-Западным фронтом может быть закрыт 85-й стрелковой дивизией и подходящими частями 21-го стрелкового корпуса, 5-й стрелковый корпус 10-й армии с трудом отбивает атаки пехоты противника, а на участке 4-й армии крупные мотомехчасти немцев форсировали Западный Буг. Единственное решение в этой ситуации — 6-й механизированный корпус, З6-ю кавалерийскую дивизию и 1–2 артполка РГК сводить в конно-механизированную группу для контрудара в районе Бреста. Этот контрудар мог быть осуществлен уже 24 июня и направлен против переправившихся через Западный Буг 17-й и 18-й танковых дивизий 47-го моторизованного корпуса Вермахта (просто потому, что образованный ими плацдарм находился ближе к району расположения 6-го механизированного корпуса, чем плацдарм 24-го моторизованного корпуса). При всем моем уважении к 17-й и 18-й танковым дивизиям, удар образованной конно-механизированной группы они выдержать бы не смогли. По оптимистичным для советской стороны оценкам, 17-я и 18-я танковые дивизии были бы попросту уничтожены, но мы будем считать, что они бы эвакуировали плацдарм с относительно небольшими потерями. После чего конно-механизированная группа, оставив для усиления обороны на границе одну танковую дивизию 14-го механизированного корпуса и 28-ю моторизованную дивизию 6-го механизированного корпуса, оставшимися силами могла бы нанести удар по плацдарму, образованному 24-м моторизованным корпусом Вермахта, и остановила бы его дальнейшее продвижение.

Следовательно, немецкие войска продвигались бы только с плацдармов, образованных пехотными дивизиями 7, 9 и 43-го армейских корпусов 4-й армии. Резервы Западного фронта, которые могли быть направлены 22–25 июня в этот район для предотвращения распространения немецких войск, ограничивались 6-й кавалерийской дивизией и оставшимися 1–2 артполками РГК. Помешать продвижению немцев они бы не смогли. Но продвижение пехотных дивизий не несло такой угрозы, как продвижение моторизованных корпусов. Вероятно, уже 25 июня было бы принято решение на отвод войск на тыловые рубежи: либо на рубеж рек Ясельда — Неман — Свислочь, либо на рубеж реки Щара. После этого ситуация развивалась бы аналогично реальной ситуации в полосе Юго-Западного фронта в июне 1941 года — общий отход войск фронта, прикрываемый ударами механизированных частей (танки и артиллерия). При этом гипотетический отход Западного фронта было бы легче осуществить — линия фронта при отходе в глубь территории сужалась (на Юго-Западном фронте расширялась), левый фланг был бы прикрыт Пинскими болотами. Как и при отходе Юго-Западного фронта, в отходящие войска влились бы глубинные дивизии Западного округа (семь стрелковых дивизий), после чего линия фронта медленно покатилась бы на восток. Даже если бы фронту и удалось остановить противника, выход танковых дивизий немецкой 3-й танковой группы к Минску заставил бы продолжать отход.

Задержка продвижения немецких войск даже на несколько суток (если предположить, что на тыловой рубеж советские войска отойдут 2б~27 июня) позволяла выиграть время для отмобилизования глубинных соединений Западного фронта—17-го механизированного корпуса, двух ПТАБР, артиллерийских полков РГК, которые дополнительно усилили бы войска фронта.

В целом основное изменение обстановки по сравнению с реальностью июня 1941-го заключалось в том, что своевременное выявление направления главного удара (который наносила 2-я танковая группа) и концентрация резервов фронта на этом направлении позволяли задержать наступление немецких войск и выиграть время для отхода на тыловые рубежи. При этом с очень высокой вероятностью удалось бы избежать окружения войск фронта. Потеря территории не имела такого большого значения, как потеря войск. Отход на тыловые рубежи с одновременным накоплением резервов позволял в определенный момент времени перехватить инициативу и перейти в общее контрнаступление. Как будет показано далее, этот момент мог наступить уже в начале июля (в реальности это произошло только в декабре 1941 года).

Самым плохим для РККА было соотношение сил в полосе Северо-Западного фронта. Против него развернулись две армии и две танковые группы Вермахта, всего 38 дивизий, их них 25 в первом эшелоне. В войсках Северо-Запад-ного фронта числилось 25 дивизий, из них в первый эшелон могло быть выдвинуто до начала войны от 7 до 9 дивизий (не ясно, сумели ли бы основные силы 48-й и 126-й стрелковых дивизий занять позиции на границе). Из 25 дивизий одна (16-я) находилась в Эстонии, одна (67-я) обороняла Лиепаю. Шесть территориальных стрелковых дивизий (из 22-го эстонского, 24-го латышского и 29-го литовского стрелковых корпусов) имели ограниченную боеспособность и требовали переформирования, прежде чем ввести их в бой. 3-й и 12-й механизированные корпуса были не до конца укомплектованы, их общую силу можно оценить как 7~8 расчетных дивизий. Следовательно, все силы фронта, включая второй эшелон, которые могли быть использованы, составляли 18–19 расчетных дивизий. Превосходство войск Вермахта в первом эшелоне — трехкратное, в целом — более чем двукратное. Рассчитывать на отражение удара немецких войск или задержку их на каком-нибудь тыловом рубеже (например, по рубежу Западной Двины) при таком соотношении сил не приходилось. Но хуже, чем в реальном июне 1941-го, события бы в любом случае не развивались. Были бы и некоторые улучшения — например 48-я стрелковая дивизия, вероятно, совершала бы марш более осмотрительно и не была бы разбита вначале ударами с воздуха, а затем и танковой атакой.

Хотя вероятность срыва наступления хотя бы одной 3-й танковой группы была. Для этого полностью развернувшиеся на границе 126-я и 128-я дивизии должны были задержать продвижение немецких войск к Неману хотя бы до середины дня 23 июня. В течение ночи и первой половины дня 23 июня к Неману могли быть выдвинуты 84-я моторизованная дивизия в район Приенай и 85-я стрелковая дивизия в район Друскининкай. Если бы при отходе 126-я и 128-я стрелковые дивизии не понесли больших потерь и сохранили боеспособность, соотношение сил становилось пять советских (включая 5-ю танковую дивизию в районе Алитуса) против семи немецких дивизий в первом эшелоне. С учетом того, что оборона проходила по реке, немецкое наступление могло быть остановлено. Однако вероятность такого развития событий была не слишком высока.

Предсказать, как конкретно развивались бы события в полосе Северо-Западного фронта, в отличие от Юго-Западного и Западного, довольно затруднительно — слишком много неизвестных. Успевали ли занять оборону 48-я и 126-я стрелковые дивизии? Против кого был бы повернут 3-й механизированный корпус? Для определенности будем считать, что события развивались бы примерно так же, как и в реальном июне 1941-го, только с задержкой наступления 3-й танковой группы примерно на 2–3 дня.

В итоге 29–30 июня в район Минска выходили три (7, 20, 12-я) танковые дивизии 3-й танковой группы. При этом к Минску выходили 20-я и 12-я танковые дивизии, 7-я танковая дивизия выходила к шоссе Минск — Борисов. В районе Минска были сосредоточены четыре советские стрелковые (100, 161, 64, 108-я) дивизии, 20-й механизированный корпус и 4-й воздушно-десантный корпус. Совокупно с учетом реального состояния 20-го механизированного корпуса это 5~6 расчетных дивизий. В отличие от реального июня 1941-го, на помощь дивизиям 3-й танковой группы не подходили четыре танковые дивизии 2-й танковой группы, и все наличные силы советской группировки можно было использовать против двух танковых дивизий севернее Минска. В район Борисова к этому времени уже выходила бы 1-я мотострелковая дивизия, о реальных боях с которой в конце июня — начале июля 1941-го командир 18-й танковой дивизии немцев Неринг писал: «Потери снаряжением, оружием и машинами необычайно велики и значительно превышают захваченные трофеи. Это положение нетерпимо, иначе мы напобеждаемся до собственной гибели». Вместо 18-й танковой дивизии 1-й мотострелковой дивизии предстояло бы сражаться с 7-й танковой дивизией немцев.

В тылу советских войск сосредотачивались бы войска второго стратегического эшелона. Поскольку Бобруйск не был бы захвачен противником, сосредоточение 21-й армии могло производиться не в районе Гомель — Новозыбков, а западнее, в районе Бобруйск — Осиповичи. В этот район могли быть выдвинуты 12 стрелковых дивизий 63, 66, 67, 45-го стрелковых корпусов, причем к 30 июня уже сосредоточились бы 1~3 дивизии. После того как войска 21-й армии влились бы в состав Западного фронта, соотношение сил на этом направлении становилось бы примерно равным. В районе Орша — Витебск — Смоленск сосредотачивалась бы 20-я армия в составе 11 дивизий (61, 69, 20-й стрелковые корпуса, 18-я стрелковая дивизия, 14-я, 18-я танковые дивизии 7-го механизированного корпуса). Эта армия могла быть использована для закрытия разрыва между Западным фронтом и 22-й армией РГК в районе Борисов — Полоцк. Все эти мероприятия позволили бы остановить продвижение 3-й танковой группы Вермахта и к 5-10 июля стабилизировать фронт примерно по линии Слуцк — Минск — Борисов — Полоцк. В полосе Северо-Западного фронта продвижение 4-й танковой группы даже до Лужского рубежа само по себе не несло существенной угрозы. Как и в реальном июле 1941-го, немецкий 56-й моторизованный корпус 14–16 июля получал бы контрудар в районе Сольцов, который закончился потерями для 8-й танковой дивизии и отходом немецких войск на запад на 40–60 км.

Вернемся к Юго-Западному фронту. В его составе на 30 июня имелось бы еще много соединений, находившихся в глубине территории и не учтенных ранее при описании боевых действий, поскольку к 30 июня они не могли быть переброшены непосредственно к линии фронта. Это 7, 49, 55-й стрелковые корпуса, 2, 3, 4-я противотанковые артиллерийские бригады, десять-двенадцать артиллерийских полков РГК. Эти соединения можно было использовать для усиления войск фронта, при этом Юго-Западный фронт уже получал превосходство в силах над противостоящим противником.

Кроме того, за Юго-Западным фронтом сосредотачивались две армии РГК — 16-я и 19-я. В их составе было 16 дивизий (25, 34, 32-я стрелковые, 5, 25-й механизированные корпуса, 57-я танковая и 38-я стрелковая дивизии). Поскольку фронт удавалось стабилизировать без привлечения этих армий, нужды в переброске их в состав Западного фронта, как это произошло в действительности, не было. На основе этих армий можно было бы сформировать мощную группировку для нанесения сильного контрудара (где именно, судить не берусь).

При этом РККА не оставалась без резервов. Позади линии фронта могли быть сформированы две армии резерва (24-я и 28-я) в составе 15 дивизий (30, 33, 52, 53-й стрелковые, 23-й механизированный корпуса) и 10–15 артиллерийских полков РГК. Кроме того, с 29 июня формировались 18 стрелковых дивизий РККА и НКВД (дивизии народного ополчения учитывать не будем). Не забудем и находившиеся в Северо-Кавказском и Среднеазиатском военных округах 26, 27-й механизированные корпуса и 64-й стрелковый корпус (а это еще восемь дивизий), которые, по последним предвоенным планам, не предполагалось задействовать против Германии, но которые в июле — августе 1941 года все же были переброшены на советско-германский фронт. Итого в резерве могло быть сосредоточено как минимум сорок дивизий — цифра достаточно внушительная.

Обобщая — при условии своевременного возвращения артиллерийских, зенитных и других частей с полигонов, развертывания войск прикрытия в соответствии с планом прикрытия боевые действия развивались бы таким образом, что в худшем варианте к 5-10 июля линия фронта стабилизировалась бы в полосе Южного и Юго-Западного фронтов — практически по линии госграницы, в полосе Западного фронта — по линии Слуцк — Минск— Борисов — Полоцк. В полосе Северо-Западного фронта продвижение немецких войск продолжалось бы, но это не несло существенных угроз. Соотношение сил уже изменилось бы в пользу РККА, при этом позади фронта накапливались резервы, которые позволяли бы в середине июля перейти в контрнаступление.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.