ГЛАВА III. Как Феникс из пепла… Или как налетчик из-за угла?
ГЛАВА III.
Как Феникс из пепла…
Или как налетчик из-за угла?
* * *
Но Вторая Речь Посполитая была воссоздана из небытия после более чем столетнего отсутствия на политических картах мира отнюдь не тщанием Центральных Держав. Сей акт возрождения польского государства произошел исключительно благодаря государствам Антанты.
Юная польская держава, надо сказать, народилась на удивление буйной и агрессивной. Налицо были все родовые признаки Первой Речи Посполитой, со всеми ее шляхетскими «прибамбасами», в числе коих — спесь, гонор, ограниченность, религиозная и национальная нетерпимость.
Только появившись в экстренных выпусках газетных новостей, новорожденное государство тут же затеяло несколько окраинных войн — практически со всеми соседями, до которых смогло дотянуться.
И ведь что самое интересное — подавляющее большинство населения земель, «нарезанных» Антантой новоявленному польскому государству, никакой особой нужды в этом самом государстве как-то не испытывало. Жители Царства Польского потихоньку вводили в свой обиход самовары и бани, «Великая Польша» и обе Силезии интенсивно принимали протестантизм, Галиция все больше и больше становилась австрийской провинцией. Еще два-три поколения — и Польша из этнического превратилась бы в сугубо географическое название.
А посему новая региональная держава должна была быть, для пущей устойчивости, немедля скреплена кровью — так обычно бандиты, чтобы никто из них после преступления не побежал сдаваться властям, заставляют друг друга разок-другой пырнуть ножом жертву — круговая порука надежнее клятв и обещаний.
Так «начальник государства» пан Пилсудский развязал несколько периферийных войн — дабы в них повязать как можно больше поляков. Не верил будущий маршал своим землякам на слово! Оттого — и кровавые конфликты на всех, без исключения, рубежах Польши. Ниже прилагается список этих войн.
* * *
С государствами, едва появившимися на свет, такая же новоявленная Польша начала сражаться, еще не имея никакого подобия армии — всякими добровольческими частями, отрядами ополченцев — одним словом, милиционными формированиями. Благо с той стороны «войска» были еще хуже.
С Литвой поляки затеяли бойню за Вильно и Виленский край.
Первый раз польские отряды захватили Вильно 1 января 1919 г., но уже через пять дней были выбиты из города советскими и литовскими войсками.
Вторично город и край были захвачены 1-й пехотной дивизией легионеров генерала Рыдз-Смиглы 19 апреля этого же года, и, поскольку на этот раз польские войска все же уже были более-менее похожи на регулярные части, в Вильно они пришли «всерьез и надолго».
Но еще 8 декабря Совет Антанты принял решение о восточной границе Польши (так называемой «линии Керзона»), по которому Вильно и Виленский край отходили к Литве. Вопреки подобному решению, Польша решила самостоятельно провести делимитацию границы и определить территориальную принадлежность этой территории (населенной, кстати говоря, в основном белорусами католического вероисповедания, но их интересы никто не учитывал).
31 марта 1920 г. Литва и РСФСР вступили в военный союз против Польши.
14 июля этого года в рамках общего наступления красных, советские войска выбили поляков из Вильно. Но 16 августа началось контрнаступление польской армии, и большевики на Польском фронте потерпели полный военный крах. Успев, правда, в соответствии с договором, 26 августа передать город Вильно литовским войскам.
Победоносные польские войска вторглись в Литву уже 22 сентября — поскольку последняя была союзником РСФСР в той злополучной кампании. Лимитрофы сцепились не на жизнь, а насмерть!
Но Антанта категорически возражала против разрастания военного пожара между ею же созданными государствами — и 7 октября в Сувалках был подписан мирный договор между Литвой и Польшей, по которому Вильно оставался за «прибалтийскими радикалами».
Но отдавать Вильно и край во владение этим сомнительным лабусам вождь Польши, будучи сам родом из этих мест, не планировал даже в самых своих страшных снах. Прямая агрессия польских войск теперь, после вмешательства «больших дядей» из Антанты, стала затруднительна по внешнеполитическим соображениям. Но ведь никто не мешает «восставшему народу» захватить власть в родном городе? Ведь о чем мистер Вильсон непрерывно вещал со всех трибун? О том, что каждая нация имеет право на самоопределение!
Очень хорошо! Дело за малым — создать подобную нацию, а там пойдет как по маслу!
Сказано — сделано.
9 октября 1921 г. в пределы Литвы вторгается 1-я «литовско-белорусская» дивизия генерала Желиговского, якобы взбунтовавшаяся против Пилсудского и самостоятельно принявшая решение отвоевать земли «дедич и отчич». Опытный военачальник русской школы (бывший генералом уже в русско-японскую войну!), Желиговский, без труда выбивает слабые литовские отряды из Виленского края и в три дня его оккупирует.
В край, уже занятый поляками (впрочем, теперь они выступают под «литовско-белорусскими» знаменами), прибывают войска Антанты и разъединяют противоборствующие стороны. Что, впрочем, отнюдь не мешает генералу Желиговскому 30 ноября издать декрет о выборах в Виленскии сейм и о плебисците среди населения края о территориальной принадлежности «Серединной Литвы» (так он обзывает оккупированную территорию). Все шансы в этом случае были за Польшей — в Виленском крае тогда жили едва пару процентов литовцев, главное его население было действительно белорусско-польским; ну и еврейским, если быть точным.
20 февраля, после уверенной победы Желиговского на плебисците, Виленскии сейм принимает постановление о вхождении Серединной Литвы в состав Речи Посполитой. Простенько и со вкусом, вполне демократично и в духе соблюдения прав человека.
24 марта 1922 г. польский Сейм принимает Виленскии край в состав Польши (а что делать? Волеизъявление народа, с ним не пошутишь!).
И 15 марта следующего года парижская конференция Антанты признает Вильно и Виленскии край собственностью Польши. Состояние войны между Литвой и Польшей продлится аж до 1938 г.!
* * *
На юго-восточных своих рубежах Польша тоже не сидела без дела. Поскольку поздней осенью 1918 г. германские оккупационные части начали покидать пределы Украины, на западную часть этой территории (Волынь и Галицию) нашлись сразу два новых хозяина.
1 ноября 1918 г. свою власть над Галицией провозгласила автохтонная Украинская Национальная Рада. А через три дня, 4 ноября, во Львове поднимают восстание польские легионеры, тоже предъявившие свои права на «австро-венгерское наследство». За власть над небедным городом Львовом и всей Галицией начинается беспощадная битва. Несмотря на то, что 9 ноября УНР провозглашает независимость западноукраинских земель, поляки — справедливо полагая, что в такой ситуации даже один пехотный батальон убедительнее тысячи деклараций о независимости — вооруженной рукой выбивают «украинскую власть» из Львова. «Правительство» Западно-Украинской Народной республики переезжает (бежит) в Станислав, линия фронта между милицейскими, по сути, формированиями галичан и поляков стабилизируется до мая 1919 г.
Силы украинцев были значительнее — за них подавляющее большинство населения Галиции. Но у поляков — неубиваемый козырь, поддержка Антанты. Причем поддержка крайне убедительная — армия Галлера (в 80 000 штыков регулярных войск, созданная во Франции из тамошних и пленных поляков — граждан Германии, а также из американцев польского происхождения), оснащенная тяжелым вооружением, не знающая нужды в боеприпасах и амуниции. Благодаря подобной помощи, Польша легко разгоняет западноукраинских «самостийников». В результате чего к лету 1919 г. польские части, заняв Галицию и Волынь, входят в боевое соприкосновение с Красной Армией.
Но большой русско-польской войны еще можно было бы избежать. Если бы этого хотела Польша.
* * *
Польша этого категорически не хотела. Польша хотела урвать у слабой, как она думала, Советской России, кусок пожирней да послаще. Тем паче — в России красные насмерть рубились с белыми и им было не до польских демаршей.
22 декабря 1919 г., 28 января и 2 февраля 1920 г. последовали обращения Советского правительства к польскому сейму с предложением начать мирные переговоры. Нетрудно догадаться, что все они остались без ответа, а 5 марта 1920 г. началось новое польское наступление на Украине. Неожиданно 27 марта польское правительство выразило согласие начать 10 апреля переговоры о мире. Однако это было лишь обманным маневром, целью его было поосновательней подготовиться к предстоящему победоносному маршу на Восток.
Весной 1920 г. Англия, Франция и США поставили Пилсудскому колоссальное количество снаряжения — благо, нужды в нем ни у кого на Западе уже не было. Польская армия получила 1494 орудия, 2800 пулеметов, 385,5 тыс. винтовок, 42 тыс. револьверов, около 700 самолетов, 200 бронеавтомобилей, 149 танков Рено ФТ-17 (самых совершенных танков того времени). Поляки предусмотрительно запаслись даже своим «Мазепой» — 22 апреля 1920 г. с ними подписал соглашение о союзе разбитый Красной Армией Симон Петлюра. Таким образом, будущему вторжению польских армий на Украину всегда можно будет придать легитимный характер — дескать, отвоевываем страну у узурпаторов-большевиков для законной власти пана Петлюры.
* * *
Утром 23 апреля 2-я и 3-я галицийские бригады красных, занимавшие оборону на участке 14-й армии Юго-Западного фронта, подняли мятеж. 25 апреля польские войска перешли в полномасштабное наступление по всему фронту.
Это событие принято считать началом собственно польско-советской войны. 7 мая поляки взяли Киев и овладели плацдармом на восточном берегу Днепра.
Советское правительство принялось в пожарном порядке изыскивать возможности для отражения предательского удара польских войск.
Против польской агрессии было развернуто два фронта — Западный и Юго-Западный.
Тухачевский
Рыдз-Смиглы
29 апреля 1920 г. в командование Западным фронтом вступил Тухачевский. Рано утром 14 мая, имея почти двукратный перевес в живой силе: 131 тыс. бойцов против 68 тыс., а также 3036 пулеметов против 1553, 706 орудий против 481, 71 самолет против 20, части фронта перешли в наступление. При этом по приказу Тухачевского командующие армиями должны были использовать в наступлении все дивизии, не выделяя ничего для резерва. Не было должным образом организовано и взаимодействие войск. Так, части 15-й армии одновременно наступали в трех расходящихся направлениях.
Неудивительно, что уже 30 мая дальнейшее продвижение войск Западного фронта было остановлено. За 17 дней наступления части 15-й армии продвинулись только на 110-130 км. Что касается 16-й армии, то, захватив плацдарм глубиной 60 км на западном берегу Березины, в результате польского контрудара она к 26 мая была отброшена на исходные позиции.
Для развития успеха нужно было ввести в бой свежие силы. Однако благодаря «гениальной» стратегии Тухачевского ни в армиях, ни у командования фронтом резервов не было. 31 мая началось контрнаступление польских войск. К 8 июня части Западного фронта были отброшены на исходные рубежи.
* * *
Тем временем готовился к наступлению и Юго-Западный фронт. Здесь в руководстве народ подобрался поосновательней, без новомодных закидонов «пролетарской стратегии». 25 мая, совершив тысячекилометровый переход в конном строю с Северного Кавказа в район Канева и Чернигова и разгромив по дороге многие действовавшие в советском тылу бандитские отряды, на помощь фронту прибыла 1-я Конная армия. Прибыли шестнадцать тысяч кавалеристов, шестнадцать тысяч лучших в мире сабель — и с этого момента стратегическая ситуация резко изменилась в пользу РСФСР.
Не менее важным было и подкрепление другого рода: 26 мая членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта был назначен Сталин, начальником же тыла фронта стал сам Дзержинский.
Наступление Юго-Западного фронта началось 26 мая, почти на две недели позже северного соседа. К началу активной фазы войска фронта более чем в полтора раза уступали по численности противнику: 46,4 тыс. против 78 тыс., но при этом уступая в пехоте (22,4 тыс. штыков против 69,1 тыс.), пулеметах (1440 против 1897) и артиллерии (245 орудий против 412). Но зато красные имели решающее превосходство в кавалерии: 24 тыс. сабель против 8,9 тыс. Этот фактор и сыграл решающую роль на бескрайних степных просторах Украины.
Первый этап боев не принес особых успехов, и 31 мая РВС дал указание командованию 12-й армии прекратить фронтальные атаки Киева. 3 июня Сталин направил телеграмму Буденному и Ворошилову, в которой предписывал отказаться от лобовых атак укрепленных пунктов кавалерийскими частями.
* * *
На рассвете 5 июня 1 — я Конная армия вновь перешла в наступление. После двух часов ожесточенного сражения польский фронт был прорван, и на оперативный простор в тыл польского Южного фронта вошла шестнадцатитысячная кавалерийская лава с более чем пятью сотнями пулеметных тачанок и тремя десятками конных батарей артиллерии. Боевое построение 1-й Конной было многоэшелонным: 4-я кавдивизия шла впереди, 11-я и 14-я двигались за ней во втором эшелоне, 6-я кавдивизия и особая кавбригада составляли третий эшелон. Это обеспечивало наращивание удара в ходе наступления и позволило буденовцам уже 7 июня овладеть Житомиром, уничтожив польский гарнизон и освободив из плена 7 тыс. красноармейцев, которые сразу же встали в строй. К 8 июня сопротивление противника было окончательно сломлено. Польский фронт на Украине оказался расколотым на две части. 12 июня советские войска вступили в Киев.
Стремясь задержать наступление Юго-Западного фронта, поляки перебросили туда две дивизии из Белоруссии. Чтобы избежать удара во фланг, находившиеся перед Западным фронтом польские части начали 18 июня отход без боя.
* * *
Тем временем советское командование принимало меры по усилению войск Западного фронта, который только в июне получил 58 тыс. человек пополнения. Когда 4 июля там тоже началось наступление, Тухачевский имел 152 тыс. бойцов против 75,3 тыс. у польского командования, 722 орудия против 464, и к тому же получил редкое для Красной Армии оружие — танки. Прорывая фронт на участке 33-й Кубанской стрелковой дивизии, красные 4 июля впервые использовали три отремонтированные на Путиловском заводе трофейные английские машины. При появлении первого же танка батальон 159-го резервного пехотного полка поляков обратился в бегство.
11 июля войсками Западного фронта был освобожден Минск. 14 июля — Вильно, который по договору с Литвой должен был перейти под ее юрисдикцию. Советское наступление продолжалось.
Надо сказать, что до 25 апреля 1920 г. советское руководство прилагало всяческие усилия для того, чтобы решить конфликт с Пилсудским мирным путем. Однако военные победы Красной Армии июня-июля 1920 г. вскружили головы лидерам большевиков, вызвав у них желание добиться «советизации» Польши. В обстановке всеобщей победной эйфории, которая охватила «кремлевских мечтателей», диссонансом прозвучало мнение Сталина. В отличие от большинства советских вождей, он трезво представлял значение национального фактора и не строил никаких иллюзий насчет «классовой солидарности польских трудящихся». Оценивая в конце мая перспективы польской кампании, Сталин писал в «Правде»: «… Тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение — «чувство отчизны», — передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск. Конечно, тыл Польши не однороден … в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства» (Сталин И.В. Сочинения. Т. 4. С. 323-324).
* * *
Красная Армия успешно продвигалась на запад, и 11 июля министр иностранных дел Англии лорд Керзон (по поручению Верховного совета Антанты) направил Советскому правительству ультиматум с требованием остановить наступление на линии, получившей впоследствии его имя. Эта линия была установлена Антантой в декабре 1919 г. как восточная граница Польши и в основном соответствовала этнографическому принципу проживания польского, украинского и белорусского населения.
У Керзона нашлись союзники и в лагере большевиков — в очередной статье, опубликованной в «Правде» 11 июля, Сталин вновь предостерег против «марша на Варшаву». Ленин, однако, имел иное мнение.
В ночь на 22 июля главком советских войск С.С. Каменев отдал приказ Западному фронту занять Варшаву не позднее 12 августа. Юго-Западному фронту предписывалось взять Львов и освободить Галицию.
Роковая ошибка этого плана состояла в том, что два советских фронта должны были действовать по расходящимся операционным направлениям, что явно противоречило всем чаконам стратегии. Но для истинных большевиков законов стратегии не существует!
24 июля в Варшаве было создано правительство национальной обороны с участием всех политических сил, за исключением коммунистов. Была развернута мощная патриотическая агитация под лозунгом отпора «русскому империализму». В начале августа в ряды польских вооруженных сил влились 60 тыс. человек. С целью поддержания порядка в армии и борьбы с дезертирством польское руководство 24 июля ввело чрезвычайные и полевые суды, а 14 августа-заградительные отряды с пулеметами для остановки отступающих частей.
25 июля в Варшаву прибыла англо-французская военная миссия. В качестве главного военного советника был назначен французский генерал Вейган, тут же спешно ставший разрабатывать план польского контрудара. Кроме того, Польше была оказана массированная материальная помощь, прежде всего вооружением и боевой техникой. По количеству танков польская армия вышла на 4-е место в мире. Регент Венгрии адмирал Хорти объявил венгерские вооруженные силы резервом польской армии.
* * *
К началу сражения на Висле у поляков имелось 107,9 тыс. штыков и сабель, 1834 пулемета, 108 тяжелых и 526 легких орудий, свыше 70 танков и более 100 бронеавтомобилей. В ходе боев под Варшавой Антанта спешно направила для польской армии около 600 орудий, которые по прибытии были немедленно введены в бой. Западный фронт насчитывал около 101,3 тыс. штыков и сабель, незначительно уступая противнику в живой силе, но катастрофически отставая от поляков в артиллерии, бронесилах, и особенно — в снабжении боеприпасами.
Пользуясь удобными путями, а также тем, что Антанта предоставила в их распоряжение достаточное количество средств передвижения — грузовиков и подвижного состава железных дорог — на направлении контрудара поляки обеспечили себе подавляющее преимущество: 47 тыс. штыков и сабель (4-я пехотная дивизия генерала Даниеля Конажевского, 16-я пехотная дивизия полковника Александра Ладося, 21-я пехотная дивизия генерала Анджея Галицы — из состава 4-й польской армии и 1-я Легионерская пехотная дивизия («гвардия» Пилсудского) полковника Стефана Домббернацкого, 3-я Легионерская пехотная дивизия генерала Леона Бербецко-го, Отдельная 4-я кавалерийская бригада полковника Феликса Яворского — из состава 3-й армии) против 6,1 тыс. штыков советских войск (с обозами и штабами — до 21 тысячи).
Учитывая, что две армии красных за несколько дней до польского контрудара двинулись на северо-запад, к Плоцку, а перед ударным кулаком Пилсудского, группировавшегося в районе Демблина-Пулавы, находились лишь две дивизии Мозырьской группы войск (спасибо «гению» Тухачевского)-дальнейший ход событий можно было предсказать без особого труда.
Катастрофа, которая должна была произойти — произошла.
16 августа началось польское контрнаступление. Ею итогом стал полный разгром Западного фронта, потерявшего 66 тыс. пленными и 25 тыс. убитыми и ранеными. Еще 43 тыс. красноармейцев оказались вынужденными отступить в Восточную Пруссию, где были интернированы немецкими властями. Поляки захватили 1023 пулемета и 231 орудие, сотни автомобилей, тысячи обозных повозок и почти все тыловое имущество Западного фронта. К своим удалось прорваться едва двадцати тысячам безоружных, голодных, оборванных красноармейцев из ста пятидесяти тысяч, начавших наступление два месяца назад. Западный фронт перестал существовать.
* * *
Могла ли Красная Армия добиться в августе 1920 г. полной победы над польской армией и как следствие «советизации» Польши, как об этом мечтали большевистские лидеры? Как показали события, большинство польского населения осталось равнодушным к коммунистическим идеям, предпочтя им идею национального реванша. Даже взятие Варшавы привело бы лишь к вступлению в войну на польской стороне армий Венгрии и Румынии, а в перспективе — и к открытому военному вмешательству Англии и Франции.
Таким образом, уже в военном конфликте с Польшей военная доктрина Советской России, делающая главный упор на классовую сущность современной войны, потерпела катастрофический провал.
Вина Тухачевского не в том, что он не сумел взять Варшаву — в сложившейся ситуации это было, скорее всего, невозможно. И даже не в проигрыше им битвы — весной 1920 г. советские войска тоже потерпели поражение, однако поляки не сумели при этом уничтожить ни одной нашей дивизии. Тухачевский не просто проиграл сражение за Варшаву — он практически потерял все вверенные ему войска! Разгром армий Западного фронта был военной катастрофой, в результате которой оказались перечеркнуты все плоды одержанных летом 1920 г. побед. С Польшей Советской России пришлось заключать позорный мир, отдавая ей огромные территории Украины и Белоруссии.
* * *
Но Польша сражалась не только на Востоке — с литовцами, украинцами и Советами. Поляки затеяли конфликты и с юго-западным соседом — с Чехословакией, и с полуокружившей территорию новоявленной Польши Германией. А как же! Воевать — так со всеми!
В Тешинской Силезии (как именуют ее чехи) на 150 тыс. чешского населения насчитывалось всего около 70 тыс. поляков. «Наших — устойчивое большинство!» — подумал Пилсудский и немедля затеял с Чехословакией конфликт. Правда, тут ему не обломилось — чешское государство ходило в любимчиках у Антанты, и обижать его большие дяди из Лондона и Парижа Польше не велели. Пилсудскому пришлось (скрепя сердце и, как он надеялся, временно) отказаться от Заользья (как эта область именуется в Польше).
В Верхней Силезии большинство населения составляли немцы. По проведенному среди них плебисциту эта область отходила к Германии. Но Горний Шленск — это мощный промышленный центр с шахтами, рудниками, заводами. Отдать его Германии? Да никогда в жизни!
И поляки Верхней Силезии трижды выходят на баррикады — в результате Антанта, скрепя сердце, передает большую часть этой территории Польше. Германия, конечно, затаила по этому поводу некоторую злобу, но в двадцатом году она была бессильна хоть как-то помешать полякам рвать ее территорию по-живому. «Еще не вечер» — так думали не только поляки относительно Тешина. Так думали и немцы по поводу Верхней Силезии, Западной Пруссии, Гданьска и Померании.
Конфликты по всему периметру польских границ к 1922 г. не погасли — они продолжали тлеть, ожидая своего часа.
* * *
Надо отметить, что поляки воевали со своими соседями по-взрослому — не щадя пленных и не испытывая приступов гнилого гуманизма к гражданскому населению. Особенно в этом плане они отличились летом и осенью 1920 г. на территории Белоруссии и Украины.
Ворвавшиеся на советскую территорию польские войска повели себя, как банда отмороженных бандитов и убийц — в считанные дни с них слетел весь тонкий налет европейской цивилизованности. У кого он был, конечно.
Как вспоминал ставший в 1930-е годы министром иностранных дел Ю. Бек: «В деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности. Я собственноручно работал прикладом».
По свидетельству представителя польской администрации на оккупированных территориях графа М. Коссаковско-го: «Бывший начальник штаба генерала Листовского, когда при нем рассказывали, как мозжили головы и выламывали конечности, нехотя отвечал: «пустяки». Я видел такой опыт: кому-то в распоротый живот зашили живого кота и бились об заклад, кто первый подохнет — человек или кот».
Особенно трагичной была судьба попавших в польский плен. По данным исследователя М.В. Филимошина, всего в 1919-1920 гг. в польском плену оказались 165 550 красноармейцев. Из них 83 500 погибли от голода и зверских пыток в польских концлагерях.
Современные польские историки пытаются существенно занизить это количество. Как правило, не учитывается, что далеко не все из пленных попадали в лагеря. Между тем вот что записал, к примеру, 22 июня 1920 г. в своем дневнике К. Свитальский, занимавший должность заместителя директора гражданской канцелярии Пилсудского: «Препятствием к деморализации большевистской армии путем дезертирства из нее и перехода на нашу сторону является ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных».
* * *
У польских историков после этого хватает совести упрекать Советский Союз в расстрелах польских офицеров в Катыни! Мало того, что этот трагический эпизод до конца неясен (вернее, совершенно ясно, что расстрелы поляков осуществили немцы) — лагеря советских военнопленных в Тухоле или Барановичах видели ужасы покровавей! Когда польские кавалеристы упражнялись в рубке военнопленных, когда расстреливали красноармейцев только для того, чтобы проверить, сколько человек пробьет винтовочная пуля — где были польские защитники прав человека? Или гибель наших пленных — это всего лишь прискорбный военный эпизод? Или кровь наших солдат — дождевая вода? Или красноармейцы — люди второго сорта, и их гибель не является горем для их семей?
Убийство безоружного пленного — это преступление, по всем законам, Божьим и человеческим. Когда польские уланы рубили головы красноармейцев, оказавшихся в их лагерях — о каком будущем для себя они думали? Поляки, расстрелявшие, зарубившие, замучившие голодом и болезнями десятки тысяч наших пленных в 1920-1921 гг. — какого отношения хотели к себе в 1939-м?
Уверен, что среди девяти тысяч расстрелянных в Катыни и Осташкове польских пленных офицеров были сотни (если не тысячи) участников убийств пленных красноармейцев в 11улавах, Стржалкове, Домбе. Когда солдаты звереют, а офицеры не смеют остановить (или даже одобряют) бойню, в которую превращаются военные действия, как можно спорить, кто зверствовал «за правое» или «за левое» дело?
Завершим нашу главу.
Вторая Речь Посполита к осени 1922 г. обрела четкие контуры государственных границ на европейской политической карте — вместе с этим она определилась с внутриполитическим режимом, с направленностью своей внешней политики и выработала свой собственный политический курс.
Который через семнадцать лет приведет ее к национальной катастрофе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.