Глава 29 «…В память о той великой войне»

Глава 29

«…В память о той великой войне»

По всей Европе на полях сражений, в пострадавших городах и деревнях продолжали появляться монументы – маленькие, большие, а иногда просто гигантские, такие как в Вими или на Сомме. Многие из них идеализировали прошлые битвы. В Будапеште по сей день стоит памятник венгерскому кавалеристу, убитому в бою, – приподнявшись на стременах и прижав руку к сердцу, он подобно Иисусу, сошедшему с креста, показывает путь к небесам, ведет мертвых из темных туч войны к яркому свету вечности. Сабля и каска кавалериста лежат у ног его лошади. Надпись на памятнике гласит: «Родина начинается с веры в Христа, с крови героев».

В России военные мемориалы пострадали в период беспорядков и разрухи. После начала войны в Москве открыли Братское кладбище и в память о погибших на войне построили церковь. При советской власти и церковь, и кладбище были разрушены. В настоящее время от них осталось только одно надгробие.

Память сохраняли и книги. В феврале 1920 г. британский военный корреспондент Филипп Гиббс опубликовал книгу «Реалии войны» (Realities of War), в которой говорил о необходимости предотвратить «еще одно массовое уничтожение юности, как те пять лет жертвоприношения мальчиков, свидетелем которого я был». Роман Франца Верфеля «Сорок дней Муса-Дага», посвященный страданиям армян, рассказывал о попытках дать отпор туркам на горе Муса-Даг (гора Моисея), с которой открывается вид на Средиземное море. «Постепенно завывание плакальщиц становилось все тише и тише, пока не превратилось в прочувствованный шепот. Он же сопровождал и церемонию обмывания, как некое безутешное утешение»?[290].

Книга Верфеля была криком боли. Работа Гиббса – нелицеприятное изображение жестокости и варварства войны. Он писал и о нравственном аспекте: «Зло в Германии, поработившее немецких мальчишек, следует уничтожить. Нет другого способа, кроме как помочь немцам уничтожить его раньше, чем оно приобретет над ними власть». Во Франции также было широко распространено ощущение необходимости войны, обостренное ненавистью к немцам за военные преступления против мирных жителей и за разрушения, которые принесла война на французскую землю.

Эта ненависть постоянно подпитывалась траурными церемониями и новыми памятниками. 18 марта 1920 г. французский военный министр Андре Лефевр открыл мемориал, посвященный одной из уничтоженных во время войны деревень – Орну, к северо-востоку от Вердена. Дома в деревне были полностью разрушены, сказал министр, но ее название вошло в историю. Однако ни памятники, ни «история» не могли передать душевных мук тех, кто пережил войну. Канадский историк Десмонд Мортон, указывая, что в боях погиб 60 661 канадец, отмечал: «Еще больше вернулись с войны искалеченными душевно или физически».

Во время дебатов в палате общин 8 июля 1920 г. Черчилль напомнил об одном аспекте сражений на Западном фронте, о котором часто забывали. «Раз за разом, – сказал он, – мы видели, как британские солдаты и офицеры штурмуют траншеи под ураганным огнем, причем половина из них погибала, не достигнув вражеских позиций, видели, как они принимали неизбежность долгого кровавого дня, который ждал их впереди, жесточайшего обстрела, уничтожающего все вокруг… мы видели, как в этих обстоятельствах они доставали карты и часы и производили расчеты с величайшей точностью, мы видели, как они проявляли не только милосердие, но и доброту к пленным, сдержанность в их отношении, наказывая тех, кто заслужил наказание по суровым законам войны, и щадя тех, кто мог претендовать на милость победителя. Мы видели, как они старались проявить сострадание и помочь раненым, даже подвергая опасности собственную жизнь. Они делали это тысячи раз».

Летом 1920 г. части Красной армии под командованием командарма Тухачевского, в марте разбив войско генерала Деникина на юге России, повернули на Польшу. Поляки, стремившиеся захватить восточные территории, дошли уже до Киева. Когда Тухачевский отбросил их на запад почти к Варшаве, Польша обратилась за помощью к Британии и Франции. Среди военных советников, направленных Францией полякам, чтобы помочь им отразить наступление большевиков, был полковник де Голль, учивший Тухачевского французскому языку, когда они оба были в немецком плену в 1917 г.

Существовала серьезная опасность проникновения коммунизма через Польшу в Германию. Польша, недавно восстановившая свою государственность, вызывала всеобщее сочувствие. Однако лишь немногие хотели еще одной войны в Европе. 28 июля Черчилль в Evening Standard так характеризовал британцев: «Они очень устали от войны. За пять горьких лет они слишком много узнали о ее жестоком рабстве, грязи, горьких разочарованиях, о неисчезающем чувстве утраты».

Неделей позже, 4 августа, в шестую годовщину начала войны, Ллойд Джордж предъявил ультиматум представителям России в Лондоне: наступление на Варшаву должно быть остановлено, в противном случае Британия придет на помощь Польше, как в 1914 г. она пришла на помощь Бельгии. Решимость Ллойд Джорджа вступить в войну потеряла смысл через сорок восемь часов, когда 150-тысячная польская армия остановила Тухачевского у Радзымина, всего в 25 километрах от Варшавы. Для новой Польши это было «чудо на Висле». К 15 августа Пилсудский отбросил 200-тысячную русскую армию за реку Буг, разбив ее у Брест-Литовска и захватив 70 000 пленных. 12 октября большевики согласились на перемирие. Они снова потерпели поражение от западного соседа. Этим поражением закончились ожесточенные столкновения армий к востоку от Вислы, почти не прекращавшиеся с августа 1914 г.?[291].

Поляки перешли в решительное наступление, и в 1921 г. Рижским соглашением была определена российско-польская граница, в результате чего в состав Польши вошли значительные территории Литвы, Белоруссии и Западной Украины. Польша, единственная из послевоенных государств, была удовлетворена территориальными приобретениями – она получила земли от Германии на западе, от Австрии на юге и от России на востоке; тем не менее Россия, находившаяся под властью большевиков, стремилась вернуть территории, которые отошли Германии по условиям Брест-Литовского мира и не были возвращены.

В некоторых регионах продолжались военные действия. В Афганистане британцы подавили восстание и усилили свое влияние на эмира. В Анатолии столкновения между турками и греками окончились поражением греков и их массовым исходом с материка. В Марокко Франция по-прежнему пыталась подчинить себе племена Сахары: гибель 41 легионера в Джияни через одиннадцать лет после окончания войны вызвала во Франции шок и гнев.

С точки зрения справедливости одним из недолговечных послевоенных достижений стало создание независимой Армении. Это был один из главных пунктов подписанного 10 августа 1920 г. Севрского мирного договора. Многострадальный армянский народ получал восточную часть Османской империи, которая принесла ему столько бед. Эрзерум все еще находился под властью турок, но лидер армян, Погос Нубар-паша, заверял союзников, что скоро выбьет их из города. Кроме того, за бывшей границей между Османской империей и царской Россией на землях, завоеванных русскими в 1878 г., возникло новое армянское государство со столицей в Карсе, которое стремилось объединиться с территорией, отобранной у Турции по Севрскому договору. Армения должна была возродиться, вновь обрести древнюю славу.

По условиям Севрского мирного договора, гарантом безопасности Армении становились Соединенные Штаты; в договоре прямо указывалось, что границы нового государства будут определены «при посредничестве президента Вильсона». Этот достигнутый на бумаге триумф был недолговечным, хотя и имел форму официального мирного договора. В сентябре 1920 г., после того как Соединенные Штаты отказались принимать непосредственное участие в урегулировании конфликтов в Европе и Малой Азии, турецкие войска вошли в новую Армению и за шесть недель захватили ее. Одновременно с востока большевики вторглись в районы, ранее входившие в состав Российской империи. Независимая Армения перестала существовать, не продержавшись и года после международного признания. В марте 1921 г. Московский договор, заключенный между большевиками и сторонниками Кемаля, устанавливал новую турецко-советскую границу, по обе стороны которой армянский народ снова оказывался под властью чужеземцев.

Разочарование выпало на долю и других бенефициаров Севрского договора, не осуществивших свои планы в Анатолии. Курды, которым была предоставлена местная автономия с правом через год отделиться от Турции, обнаружили, что в международном сообществе больше никто не желает им покровительствовать. Греция, которой отдали Смирну на западе Анатолии, была изгнана оттуда после череды кровопролитных сражений, и Мустафа Кемаль, герой Галлиполи, завоевал право называться Ататюрком, то есть «отцом турок». Севрский договор превратился в пустую бумажку, и всего через два года после окончания мировой войны союзники снова начали переговоры с Турцией о заключении мира.

За пределами Анатолии Севрский мирный договор создал основу территориального деления, уже ставшего фактом на бывших землях Османской империи. Хиджаз получил независимость. Сирия, к неудовольствию арабов, надеявшихся на суверенитет, стала подмандатной территорией Франции. Британия получила мандат на управление Палестиной и Месопотамией. В Палестине условия мандата включали декларацию Бальфура от ноября 1917 г., приветствовавшую создание национального очага для еврейского народа и приглашавшую евреев эмигрировать. За два десятилетия количество евреев в Палестине увеличилось с 50 000 (при турках) до 500 000. Арабское население Палестины также увеличилось в несколько раз за счет иммигрантов, которые были недовольны британским обещанием евреям и в 1936 г. подняли восстание. Евреев изгнали из восточной части подмандатной территории Палестины, Трансиордании, и эмир Абдулла значительно укрепил свою власть.

14 октября 1993 г. лондонская газета Independent напечатала некролог подполковника Генри Уильямса, умершего в возрасте девяноста шести лет. Уильямс сражался при Нёв-Шапель, на Сомме и при Ипре, был ранен и отравился газом. После заключения перемирия ему в качестве члена Комиссии по воинским захоронениям поручили руководить подразделением из 5000 человек, которое занималось эксгумацией, опознанием и перезахоронением найденных останков. Добровольцы приезжали к нему из Британии, Франции, Бельгии, Польши и Латвии.

Уильямс и глава комиссии сэр Фабиан Вейр предложили перезахоронить одного из неопознанных солдат, погибших на Западном фронте, в Англии, где его могила станет местом молитв и размышлений для сотен тысяч родителей, вдов и детей, которые не знали, где находятся могилы их близких. Поначалу Военное министерство отнеслось к этой идее скептически. Но Уильямс и Вейр настаивали. Осенью 1920 г. Уильямса попросили найти пять неизвестных солдат с главных полей сражений во Франции и Фландрии. Затем предполагалось выбрать одного из пяти, который станет Неизвестным Солдатом. Гроб изготовили из британского дуба из королевской резиденции Хэмптон-Корт, а внушительный свинцовый саркофаг в дороге через север Франции сопровождал эскорт французской кавалерии. Затем тело солдата доставили в Британию на французском эсминце «Верден», что связало военные потери союзников.

11 ноября 1920 г., ровно через два года после окончания войны, в Лондоне состоялись похороны Неизвестного Солдата. У Вестминстерского аббатства выстроился почетный караул из награжденных Крестом Виктории. По пути к месту захоронения гроб остановился у Кенотафа – греческое слово, обозначающее символическую могилу, – и король, сдернув покрывало с памятника, прошел пешком до Вестминстерского аббатства вслед за орудийным лафетом. В тот день Неизвестный Солдат стал средоточием скорби для тех, кому не суждено узнать, где похоронен их отец или сын. Личный секретарь короля сэр Алан Ласселз писал в дневнике: «Перед ним шли волынщики, слева и справа – адмиралы флота и фельдмаршалы, и весь Лондон стоял, обнажив головы, на его пути; на крышке гроба лежала стальная каска, которую надел каждый из нас, и длинный меч крестоносцев, специально отобранный из королевского арсенала».

Генри Уильямс пробыл во Франции и Фландрии семь лет, разыскивая и перезахоранивая тела погибших. Земля, на которой их хоронили, была выделена Комиссии французским и бельгийским правительствами «в вечное пользование». Когда в самом начале переговоров бельгийский чиновник спросил Уильямса, кто выплатит компенсацию владельцам за изъятую землю, тот не выдержал: «Послушайте, мы уже заплатили за землю! Вы получили наших парней, которые умерли за то, чтобы она осталась вашей».

Солдат, которого выбрали для вечного захоронения в Вестминстерском аббатстве, был безымянным. «Из всех символов, – писал Ласселз, – он самый безымянный, самый символичный, тем не менее немногое, созданное человеком, способно дать такое ясное представление о реальности. Каждый из нас, у кого есть свои погибшие, понимает, что они тоже лежат там. После двух лет ожидания мы наконец можем положить венок в память о той великой войне». В тот же день и в тот же час французский Неизвестный Солдат был привезен к Триумфальной арке, и состоялась точно такая же, как в Лондоне, церемония.

В Британии Кенотаф стал местом, где в День перемирия ежегодно проходит парад. За три дня после его открытия к памятнику пришло около 400 000 человек. В Париже местом, где проводится ежегодная церемония в День примирения, стала Триумфальная арка, воздвигнутая в честь побед Наполеона более ста лет назад. Когда в июне 1940 г. немцы вошли в Париж, они промаршировали вокруг нее, прежде чем направиться к Елисейским Полям. В ноябре 1944 г. Черчилль и де Голль снова отмечали День примирения под Триумфальной аркой.

В каждой из участвовавших в войне держав в конечном счете появился памятник Неизвестному Солдату. В Польше похоронено тело солдата, убитого на русско-польской войне 1920 г. Немецкий мемориал в Танненберге в Восточной Пруссии, открытый в 1927 г., включал могилы двадцати неизвестных солдат с Восточного фронта. В 1931 г. Могила Неизвестного Солдата появилась в Берлине, в неоклассическом караульном помещении, построенном для королевской охраны двумя веками ранее. В 1933 г. нацисты поместили в глубине зала большой крест, чтобы «подчеркнуть», как писал один историк, «святость народа, который они якобы спасли»?[292].

Акты насилия, совершавшиеся после наступления мира, стали отражением той горечи, которую оставили после себя война и поражение. 26 августа 1921 г. во время прогулки по лесу в окрестностях Бадена двумя фанатиками-националистами был убит Маттиас Эрцбергер, который в 1918 г. подписал перемирие с Фошем. 24 июня 1922 г. в Берлине националисты-антисемиты убили Вальтера Ратенау, которого экстремисты обвиняли в сговоре с Антантой с целью нанести поражение Германии (хотя в 1916 г. он поддержал депортацию 700 000 бельгийцев на работу в Германию).

За пределами России попытки коммунистов свергнуть послевоенные правительства потерпели неудачу. Коммунистические режимы, установленные в Мюнхене и Будапеште, продержались недолго, причем в Будапеште свержение коммунистов было более кровавым. В Италии и Испании к власти пришли правые под руководством Муссолини и Примо де Риверы, полных решимости дать отпор коммунизму во всех его проявлениях.

Процесс умиротворения занял больше времени, чем сама война. Война длилась четыре года и три месяца, но только в июле 1923 г., через четыре года и восемь месяцев после ее окончания, были наконец установлены западные границы Турции. Нарушив Севрский мирный договор, Турция в 1920 г. оккупировала Армению, восстановила контроль за Анатолийским Курдистаном и выбила греков из Смирны, области на Эгейском море, и только после этого Мустафа Кемаль согласился подписать Лозаннский мирный договор и придерживаться его. По этому договору Турция сохраняла за собой тысячи километров Анатолии, от восточного берега Эгейского моря до западных склонов горы Арарат. От воплощенного в Севрском договоре плана союзников, предусматривавшего потерю Турцией европейской территории, Константинополя и зоны проливов, пришлось отказаться. Галлиполи, где турки впервые продемонстрировали, что агрессия против них не будет ни легкой, ни безнаказанной, остался на территории Турции.

Чувствам союзников была сделана всего одна уступка – воинские захоронения на полуострове Галлиполи получили особый статус и остались навечно открытыми для тех, кто захочет совершить к ним паломничество. Посетители не заставили себя ждать: в Анзаке рядом с могилой рядового Джорджа Гримвейда из Медицинского корпуса австралийской армии стоит камень, привезенный из его родной Австралии и «помещенный здесь в память о нем вечно любящими родителями в апреле 1922 г.». Родители имели право поместить дополнительные надписи на стандартные надгробные камни. На могиле солдата Э. У. Лоуденса из 3-го австралийского полка легкой кавалерии выбиты слова: «Молодец, Тед». На южной оконечности мыса Геллес на вершине скалы, возвышающейся над двумя местами высадки десанта, где в апреле 1915 г. шли самые ожесточенные бои, стоит высокий обелиск – это памятник пропавшим без вести с именами 20 763 человек, которые погибли на полуострове и могилы которых неизвестны.

Эра мира, провозглашенная после 1918 г. под эгидой Лиги Наций, породила множество надежд. Средство сохранения мира видели отныне не в армии, флоте и военно-воздушных силах, а в разоружении. Внутри каждого многонационального государства права национальных меньшинств следовало защищать посредством соглашений в рамках Лиги Наций, а также гарантий, которые давали современные конституции. Основой современного мира должны были стать обмен мнениями, компромисс, согласование, арбитраж, здравый смысл, экономическая независимость и желание разрешать конфликты за столом переговоров. Циники могли сказать, что все это уже существовало в Европе до 1914 г.

В послевоенном мире международные договоры должны были сформировать юридическую основу независимости и незыблемости новых границ (хотя, как спрашивали некоторые, разве бельгийские границы не были гарантированы договором до 1914 г.?). В августе 1920 г. подписание договора между Чехословакией и Югославией, к которым через год присоединилась Румыния, стало первым шагом новых государств Центральной Европы к созданию «маленькой Антанты» – взаимного признания и защиты. Локарнские договоры 1925 г. при поддержке Британии и Италии служили гарантией незыблемости французско-германской границы, которая трижды становилась источником войн. Конференция в Локарно также закрепила границу Бельгии. В то же время два новых государства, Польша и Чехословакия, подписали договоры о военном союзе с Францией, что позволяло обеспечить нерушимость их границ. Страны, считавшие себя ущемленными, особенно Германия и Венгрия, должны были предъявлять свои претензии при посредничестве Лиги Наций. Плебисциты, в которых применялся демократический принцип «один человек – один голос», сразу после войны уже изменяли французско-германскую и польско-чешскую границы. Решительно осуждался захват территорий, будь то отторжение Италией у Югославии Фиуме в 1919 г., захват поляками литовского Вильно в 1920 г. или отторжение Литвой Мемеля от Восточной Пруссии в 1923 г. Это были прецеденты, которых, хотя они и случились в новую эпоху, следовало всячески избегать.

В послевоенные годы широкое распространение получил пацифизм, в основном в форме призывов к всеобщему разоружению. Германия, Австрия, Венгрия и Турция разоружились по условиям мирных договоров, и пацифисты оказывали давление на правительства стран-победительниц, особенно на французское правительство, настаивая на сокращении вооружений до минимального уровня. В 1925 г., когда Локарнские договоры, казалось бы, предложили юридическую и дипломатическую конструкцию, позволяющую в будущем избегать войн между Францией и Германией, был опубликован манифест против воинской повинности, подписанный в том числе Альбертом Эйнштейном и Махатмой Ганди. «Заставлять людей, – писали они, – против воли и их убеждений идти на смерть или убивать других – это унижение человеческого достоинства. Государство, которое считает себя вправе заставлять своих граждан быть военнообязанными, даже в мирное время пренебрегает основными правами человека. Более того, обязательная воинская повинность прививает всей мужской части населения дух агрессивного милитаризма и как раз на том этапе жизни, когда человек более всего подвержен влиянию со стороны. В результате насаждения милитаризма война начинает восприниматься как неизбежное и даже желанное явление».

Договоры, цивилизованное поведение, торговля, разоружение: были ли эти средства достижения устойчивого мира просто отзвуком идиллической жизни до 1914 г. или проявлением нового прагматизма, рожденного четырьмя годами страданий и разрушений? 15 ноября 1920 г. на первом заседании Ассамблеи Лиги Наций предложение не наращивать вооружения в течение двух лет встретило сопротивление шести государств, которые не соглашались даже на такой короткий мораторий: Франции, Польши, Румынии, Бразилии, Чили и Уругвая. Франция стала самой сильной в военном отношении страной в Европе, поскольку по условиям Версальского договора Германии пришлось разоружиться, что стало причиной недовольства немцев. 4 августа 1928 г., в четырнадцатую годовщину объявления Британией войны Германии, сэр Хорас Рамбольд, который был в Берлине в 1914 г., снова оказался в немецкой столице, на этот раз для того, чтобы вручить верительные грамоты посла Великобритании немецкому президенту Гинденбургу. Во второй половине дня он шел по улицам в районе посольства. «Вокруг не было почти ни души. Два щуплых солдата, которых я встретил во время прогулки, представляли армию, численность которой была ограничена 100 000 человек. Гигантская военная машина Германии на тот момент была разобрана, но, как впоследствии выяснилось, только на тот момент».

Этот «момент» закончился одиннадцать лет спустя, когда новый руководитель Германии, бывший ефрейтор, который в 1918 г. на Западном фронте временно ослеп от газа, решил, что может превратить поражение в победу при помощи перевооружения, национальной мобилизации, террора, тирании, дипломатии и войны. Через десять лет после окончания войны он уже был политической фигурой, с которой в Германии считались, – он в резких тонах говорил о необходимости возмездия, о перевооружении, о возврате утраченных земель и об исключении из жизни страны выбранного им козла отпущения, немецких евреев. В 1918 г., писал Гитлер в своей книге Mein Kampf в 1925 г., нужно было отравить газом несколько тысяч евреев, и тогда Германия могла бы избежать поражения. Он не признавал патриотизма сотен тысяч евреев, служивших в немецкой армии, или памяти 12 000 солдат из числа евреев, погибших в боях с 1914 по 1918 г.

Послевоенный период длился два десятилетия – двадцать лет непрочного мира между Первой и Второй мировыми войнами. В эти годы литература о войне отражала все связанные с ней чувства, от патриотического энтузиазма и национального самосознания до страданий и разочарований отдельного человека. Рассказы, романы, фильмы, пьесы и стихи, музыка, картины и карикатуры, даже почтовые марки – все это напоминало о четырех годах войны миллионам тех, кто в ней участвовал, и еще большему числу тех, кто следил за ней из дома по газетам, кинохронике, письмам и рассказам приехавших в отпуск. Практически каждый генерал стремился описать и оправдать свои действия. Тысячи участников войны рассказывали о различных ее эпизодах. Были воскрешены десять тысяч забытых моментов славы – например, в вышедшей в 1923 г. книге генерала Манжена «Люди и факты» (Des Hommes et des Faits), где он рассказывал об освобождении деревни Оне в августе 1914 г., когда французский фронт почти повсеместно откатывался назад. Это был один из героических эпизодов первых недель войны.

Повсюду открывались музеи, а в Советском Союзе – антивоенные музеи. В 1924 году в Англии, в Бовингдоне, открылся танковый музей, в котором можно было увидеть самый первый танк, который называли Большим Вилли, Сороконожкой или Матерью. Сегодня его там больше нет: в 1940 г., когда потребовался металлолом для оборонных заводов, Большого Вилли отправили на переплавку, и он превратился в снаряды и шрапнель для новой войны.

Еще до того, как поля сражений удалось очистить от наследия войны, они привлекли внимание бурно развивавшейся туристической отрасли. Сразу после войны большинство тех, кто туда приезжал, искали могилы родственников или хотели увидеть место, где принял последний бой близкий человек. Вера Бриттен, искавшая могилу жениха, посетила Западный фронт в 1921 г. Арендовав машину в Амьене, она «поехала по разбитым снарядами дорогам между гротескными остовами деревьев с голыми расщепленными ветками, все еще протянутыми к небесам в скорбном протесте против безжалостной жестокости человека по отношению к природе и своим собратьям».

Почти каждый год в межвоенный период к путешественникам присоединялись ветераны, участвовавшие в различных церемониях, по большей части в открытии памятников. 15 июля 1922 г. в Жоншери-сюр-Вель президент Мильеран открыл памятник капралу Андре Пежо, первому французскому солдату, убитому на войне. Памятник, разрушенный немецкими оккупационными властями через месяц после капитуляции Франции в 1940 г., был восстановлен в 1959 г., через сорок пять лет после гибели Пежо.

24 июля 1927 г. король бельгийцев Альберт присутствовал на открытии Мененских ворот, величественного мемориала пропавшим без вести, который заменил фигуры двух львов, во время войны стоявшие на выезде из Ипра?[293]. Церемония закончилась сигналом отбоя в исполнении горнистов Сомерсетского полка легкой пехоты, а затем похоронной песнью, которую исполнили волынщики Шотландского гвардейского полка. Предложение, чтобы сигнал отбоя звучал каждый вечер, исходило от суперинтендента полиции Ипра, П. Ванденбрамбюсхе. Его исполняли и продолжают исполнять горнисты пожарной бригады Ипра. Деньги на то, «чтобы сигнал отбоя был слышен каждый вечер», собрали в Британии.

Ни один год не обходился без еще одной впечатляющей церемонии, без открытия еще одного внушительного памятника. 4 ноября 1928 г. Фош и Вейган присутствовали в Ла-Ферте-су-Жуар на открытии мемориала 3888 британским солдатам, погибшим при отступлении от Марны, но не имевшим могил, – неизвестным солдатам, к надгробиям которых не могли приезжать родственники и друзья. Теперь их имена были высечены на стене из белого камня.

Открытие памятников превратилось в своего рода рутину. В июле 1931 г. генерал Хьюберт Гоф, командовавший 5-й британской армией в 1914 г., встретился в Лондоне с бельгийским королем Альбертом. «Полагаю, сэр, вы очень заняты?» – спросил Гоф. «Да, я очень занят единственным делом, которое осталось в моей профессии», – ответил король. «Каким делом, сэр?» – поинтересовался Гоф. «Открываю памятники!»

В путеводителях по Франции, Бельгии, Северной Италии, Югославии, Польше, Украине, Турции и Палестине, выпускавшихся в период между войнами, обязательно содержались сведения о полях сражений и мемориалах. Популярный путеводитель по северо-востоку Франции, составленный Финдли Мерхедом в 1930 г., при описании прогулки из Сен-Поля до ближайшего холма обращал внимание, что «с его вершины открывается превосходный вид на поле боя на дороге Ланс – Аррас». В Аррасе на Вокзальной площади располагался головной офис Комиссии по воинским захоронениям во Франции и Бельгии. На Гранд-Плас около трети домов были разрушены немецкой артиллерией, но «восстанавливаются в прежнем виде». В пригородах Ланса довоенные кирпичные дома шахтеров «не устояли перед снарядами», но сами шахты, «пострадавшие от артиллерийских обстрелов 1914–1918 гг. и систематического затопления немцами», снова были в рабочем состоянии. В статье о городе Реймсе Мерхед писал: «Разрушенный обстрелами 1914–1918 гг., он занимает почетное место среди городов-мучеников Франции».

Слово «честь» часто звучало в период между двумя войнами, и у некоторых оно вызывало неприятие. «Причины войны всегда излагаются неправильно, ее честь фальшивая, ее слава показная, – писала в 1933 г. Вера Бриттен в своих мемуарах «Заветы юности» (Testament of Youth), – но вызов, брошенный душевной стойкости, острое, вдохновляющее осознание общей опасности и общей цели – все это влекло юношей и девушек, едва достигших возраста, в котором любовь, дружба и приключения зовут настойчивее, чем в любое другое время». И пока сохранялось это «вдохновляющее осознание», размышляла она, «ни одно человеческое чувство не могло сравниться с этой непреодолимой, бьющей ключом энергией». Цивилизацию невозможно спасти от «грозных сил разрушения», опасалась она, если не удастся «перейти к рациональному процессу конструктивного мышления и не обратиться к элементу священной красоты, которая, подобно яркому солнечному свету, пробивающемуся сквозь тучи, иногда облагораживает войну».

Война забрала у Веры Бриттен жениха, единственного брата и двух близких друзей. Два года она служила медсестрой, ухаживая за тяжело раненными солдатами, которых приносили прямо с поля боя. Прочитав этот отрывок после Второй мировой войны, бывший солдат Хью Боустед, ветеран боев на Сомме, заметил: «Я видел, что люди делают друг с другом – пытки и издевательства Красной армии над белогвардейцами в России, зверства в Африке и Аравии и прежде всего бойня на Западном фронте. Это очевидно всем, кто задумывается о войне; менее очевидна «непреодолимая, бьющая ключом энергия». И в этом главная проблема любой Лиги Наций или ООН».

Широкая публика в Европе и за ее пределами познакомилась с «бойней на Западном фронте» по роману Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен» (Im Westen nichts Neues), где честно и без прикрас описывались жизнь и смерть нескольких немецких солдат. Автор не щадит читателя; в его тоне проступает горечь: «У Бертинка прострелена грудь. Через некоторое время осколок отрывает ему подбородок. У этого же осколка еще хватает силы вспороть Лееру бедро. Леер стонет и выжимается на локтях; он быстро истекает кровью, и никто не может ему помочь. Через несколько минут он бессильно оседает на землю, как бурдюк, из которого вытекла вода. Что ему теперь пользы в том, что в школе он был таким хорошим математиком…»?[294]

Книга Ремарка была опубликована в Германии в январе 1929 г., а в Британии два месяца спустя. Название взято из описания смерти рассказчика, убитого в октябре 1918 г., «в один из тех дней, когда на всем фронте было так тихо и спокойно, что военные сводки состояли из одной только фразы: «На Западном фронте без перемен». В 1930 г. киностудия Universal Studios из Голливуда сняла по книге фильм?[295]. После премьеры картины журнал Variety писал: «Лучшим вложением денег для Лиги Наций была бы покупка оригинала фильма и выпуск копий на всех языках, чтобы показывать всем народам мира до тех пор, пока слово «война» не будет изъято из всех словарей».

Те, кто изучал причины и ход Первой мировой войны, надеялись, что ее результатом станет общепризнанная система международного сотрудничества. 15 июня 1929 г. немецкий историк Эмиль Людвиг, биограф кайзера, писал в предисловии к своей книге о причинах войны: «Эта книга демонстрирует мирные намерения народных масс всех стран в июле 1914 г. Возможно, она будет способствовать укреплению идеи третейского суда, который вовсе не утопия, а растущая реальность – не вечно неразрешимая проблема, а неизбежный результат прошлого опыта». Людвиг был убежден, что двигаться вперед можно лишь посредством такого суда и идеи арбитража: «Альтернатива только одна: либо сделать это немедленно, либо ждать еще одной войны».

Арбитраж и переговоры начали оказывать влияние на послевоенный мир, но слишком медленно и, как оказалось, слишком поздно. 8 июля 1932 г. в швейцарской Лозанне было достигнуто соглашение, согласно которому Германия практически освобождалась от выплаты репараций. Обязательства Германии, составлявшие 25 000 миллионов долларов, снижались до 2000 миллионов долларов, причем и эту сумму можно было не выплачивать полностью, по крайней мере до указанной в мирном договоре даты, 1961 г. Однако британский посол в Лондоне сэр Хорас Рамбольд предупреждал: «Следует помнить, что немцы обычно не признают любой договор полностью удовлетворительным с немецкой точки зрения». Гитлер и его нацистская партия явно не собирались признавать, что подписанные в Лозанне соглашения помогли Германии. Отказ от Версальского договора стал главным пунктом его следующей предвыборной кампании и официально объявленной целью после того, как через полгода он стал канцлером.

В августе 1932 г. французский президент Альбер Лебрен открыл мемориал в Вердене – воинское кладбище Дуомон. Сооружение мемориала, увенчанного высокой башней, заняло десять лет. В этом месте покоятся останки 130 000 солдат, французских и немецких, кости которых были найдены на поле боя. На эти кости можно посмотреть через специальные окошки, устроенные на уровне земли. На кладбище перед мемориалом похоронено 15 000 французских солдат, которых удалось идентифицировать. Величественные ворота ведут к тому месту, где в 1919 г. торчащие из земли ружья и штыки указали на тела французских солдат, засыпанных землей в траншее. «Траншею штыков» превратили в памятник, накрыв бетонным навесом на бетонных колоннах.

«Марна и Верден навсегда останутся в числе величайших военных подвигов», – писал Клемансо в своей книге «Величие и нищета одной победы» (Grandeurs et Mis?res d’une victoire). – Но взаимное уничтожение не может быть главным занятием в жизни. Величие цивилизации заключается в том, что она позволяет нам – иногда – жить почти нормальной жизнью. Перемирие – это промежуток между опусканием и поднятием занавеса». Когда Клемансо писал эти слова, после заключения перемирия прошло двенадцать лет. До поднятия занавеса оставалось еще девять.

В День перемирия победители вспоминали о великой победе, а побежденные переживали горечь поражения. 11 ноября 1932 г. на поляне в Компьенском лесу состоялась церемония в память о перемирии, подписанном здесь четырнадцать лет назад. На поляну доставили железнодорожный вагон, использованный Фошем для мирных переговоров, и там же был установлен памятник, изображавший немецкого орла, пораженного мечом; надпись на памятнике гласила, что на этом самом месте пала преступная гордыня Германской империи. Железнодорожный вагон поместили под специальный навес, защищавший его от дождя и снега. Прошло меньше восьми лет, и в июне 1940 г. его вывезли из-под навеса, чтобы Гитлер мог подписать в нем новое перемирие с Францией. Для этой церемонии памятник, символизирующий унижение Германии, спешно накрыли флагом со свастикой. Затем вагон отправили в Берлин в качестве военного трофея. Он пропал в апреле 1945 г. на железной дороге в 80 километрах от Берлина, между городами Эльстерверда и Гросенхайн – считается, что он был уничтожен во время налета авиации союзников. В настоящее время в Компьене стоит копия того вагона с оригинальными предметами 1918 г.

После прихода к власти Гитлера в 1933 г. страх перед новой войной и подготовка к ней были неразлучны. В открытую велось перевооружение Германии, запрещенное Версальским договором. Аспекты Первой мировой войны рассматривались под другим углом. Отрицалась «вина» Германии как за вторжение в Бельгию, так и за действия во время войны. 7 мая 1935 г., в двадцатую годовщину гибели «Лузитании», газета нацистской партии Volkischer Beobachter поместила интервью с Карлом Шербом, офицером, который первым увидел океанский лайнер. Он видел в торпедировании пассажирского судна возмездие за британскую «голодную блокаду». Он также сказал, что боевое задание подводной лодки состояло исключительно в том, чтобы «нанести максимально возможный ущерб британским воинским транспортам». Капитан Швиген не виновен в преднамеренном убийстве. «Он просто выполнил свой нелегкий долг».

Сам капитан Швиген не мог присоединиться к дебатам: он без вести пропал в море осенью 1917 г. вместе с субмариной U-88, которой командовал. Останься он жив, его судили бы союзники, что вызвало бы еще больший гнев в Германии.

Дискуссии о войне, которые на протяжении четырех лет велись в министерствах и военных штабах, в последующие сорок лет повторялись на страницах книг и журналов. По прошествии времени чувство горечи только усиливалось. В 1936 г. в последнем томе своих мемуаров Ллойд Джордж так писал о британских военачальниках: «Некоторые приказы наших генералов об атаке неприступных позиций никогда бы не прозвучали, если бы они собственными глазами могли увидеть безжалостную бойню, в которую эти приказы бросали их подчиненных». Два года спустя в предисловии к сокращенному изданию он писал, что на посту премьер-министра «видел, как некомпетентность профессионалов (на самом деле их не обучали действиям в условиях современной войны) приходилось компенсировать невероятным героизмом простых людей… из-за ограниченной, эгоистичной и лишенной воображения стратегии гибнувших в страшной мясорубке тщетных и безумных атак».

30 мая 1937 г. во Франции состоялось освящение пяти американских военных кладбищ. В августе было освящено американское военное кладбище в Британии?[296]. Эти печальные церемонии вызывали сильное чувство уверенности в собственной правоте и печали. 22 июля 1938 г., когда над Европой снова нависла угроза войны и Гитлер потребовал у Чехословакии отдать Судеты, Комиссия по воинским захоронениям завершила свою деятельность по устройству кладбищ павших на Первой мировой войне. В тот день король Георг VI открыл Австралийский военный мемориал в Виллер-Бретоннё на севере Франции. Почти через год, на Пасху 1939 г., члены ассоциации ветеранов британского Пулеметного корпуса собрались во французском городе Альбер на открытие таблички на ратуше в честь 13 791 солдат и офицеров корпуса, погибших в боях. Прошло чуть больше четверти века с битвы на Сомме, где подразделение понесло самые тяжелые потери. До начала новой войны оставалось меньше полугода – немецкие войска снова займут Альбер, но уже не на пять месяцев, как в 1918 г., а на пять лет. В нескольких километрах от Альбера на мемориале британскому Танковому корпусу можно увидеть отметины от пуль, оставленные первыми боями Второй мировой войны.

Все политики и военачальники, которые привели свои народы ко Второй мировой войне, в той или иной степени участвовали в Первой мировой. Гитлер и Муссолини воевали на передовой. В британском правительстве на момент начала войны в сентябре 1939 г. семеро из двадцати двух министров были награждены Военным крестом за участие в боевых действиях на Западном фронте Первой мировой войны. Один из министров, граф де ла Варр, в 17-летнем возрасте отказался брать в руки оружие и решил записаться в торговый флот?[297], но ему отказали по причине молодости. Почти у всех на войне погибли братья или другие родственники. Кузен Невилла Чемберлена, Норман, которого он очень любил, был убит в бою в 1917 г.

Поля великих сражений на Восточном, Западном и Сербском фронтах были захвачены Германией в 1939, 1940 и 1941 гг. Регионы, где шли самые жестокие бои в 1914–1918 гг., оказались в зоне нацистской оккупации. Зверства, которым подвергалось мирное население, затмили все, что происходило во время прошлой войны. Прочные кирпичные здания австро-венгерского гарнизона и казармы кавалерии в Верхней Силезии, откуда в 1914 г. солдаты империи отправлялись на Восточный фронт воевать с Россией, во время Второй мировой войны стали центром концентрационного лагеря Аушвиц, где было убито около миллиона человек: не менее 800 000 евреев, тысячи русских военнопленных, польские политические заключенные и узники из других стран. Другие казармы времен Австро-Венгерской империи, военный гарнизон XVIII в. в городе Терезин, где во время Первой мировой войны содержался в заключении и умер Гаврило Принцип, в период с 1941 по 1944 г. стали местом гибели в печах более 33 000 евреев. Еще 88 000 отсюда отправили на восток и тоже убили.

За наступлением немецких войск на Сомме в мае 1940 г. наблюдал бывший британский солдат Бен Лич, который сражался в этих местах в 1916 г. В период между войнами он служил садовником на военном кладбище неподалеку от деревни Сер. После капитуляции Франции местные оккупационные власти разрешили ему продолжить работу. Бен Лич остался и вступил в ряды французского Сопротивления; он помог бежать 27 летчикам союзников, сбитым над полем битвы прошлой войны. Он прятал их на кладбище в сарае для инструментов, в нескольких метрах от немецких солдат, которые иногда приходили взглянуть на могилы Первой мировой.

Захватив Бельгию и Северную Францию во второй раз за двадцать пять лет, немцы столкнулись с тысячами памятников предыдущей войны. Один из них они посчитали самым оскорбительным: мемориал французским солдатам, ставшим жертвами первой немецкой газовой атаки в апреле 1915 г. Памятник в бельгийском Стенстрате изображал трех солдат. Один стоит у креста в такой же позе, в какой обычно изображают Христа, только он обхватил ладонями горло. Двое других корчатся в муках у основания креста, отравленные газом. Надпись гласит: «Первые жертвы удушающего газа». Немецкие оккупационные власти приказали бельгийцам залить цементом фигуры и надпись, однако вскоре цемент растрескался, снова открыв памятник. 8 мая 1941 г., через двадцать шесть лет после первой газовой атаки, немцы заставили бельгийских рабочих заложить под памятник взрывчатку, и он был сброшен с пьедестала.

Сразу же после окончания Второй мировой войны британский военный переводчик Герберт Зульцбах обратился к немецким военнопленным. Во время Первой мировой войны он служил в германской армии и был награжден Железным крестом 1-й степени. Будучи евреем, он уехал из Германии после прихода Гитлера к власти и в 1939 г. поступил на службу в британскую армию. В 1945 г. в звании старшего сержанта он служил в Комри, в Шотландии, где содержалось 4000 немецких военнопленных. Незадолго до Дня перемирия в 1945 г. он прочел военнопленным стихотворение Джона Маккрея «На полях Фландрии» (In Flanders Field) и сказал, как следовало бы отметить День перемирия: «Если вы согласны с моим предложением, то 11 ноября выйдите на плац и отдайте честь всем погибшим – своим товарищам, своим бывшим врагам, всем убитым борцам за свободу, всем, кто распрощался с жизнью в немецких концентрационных лагерях – и произнесите клятву: «Такое убийство больше не повторится! Мы в последний раз позволили обмануть и предать себя. Неправда, что мы, немцы, высшая раса: у нас нет никакого права считать себя лучше других. Мы все равны перед Богом, независимо от национальности и религии. К нам пришли бесконечные страдания, и мы поняли, к чему приводит высокомерие… В эту минуту молчания, в 11 часов утра 11 ноября 1945 года, мы клянемся вернуться в Германию добрыми европейцами и до конца жизни участвовать в примирении народов и поддержании мира…»

Даже через много лет после окончания Второй мировой войны почти каждый год проводится церемония, возрождающая если не воспоминания, то мысли о Первой мировой войне, все дальше уходящей в прошлое. В 1966 г. останки экипажей немецких дирижаблей, которые бомбили Британию и были сбиты над Лондоном и Восточным побережьем, привезли с трех разных кладбищ и захоронили в одной могиле в Кэннок-Чейзе, в Стаффордшире. На могиле установлена табличка на немецком и английском языках с надписью: «Здесь, рядом со своими товарищами, нашли упокоение экипажи четырех дирижаблей, сбитых над Англией во время Первой мировой войны. Они были привезены сюда из мест первоначального захоронения в Поттерс-Баре, Грейт-Берстеде и Тебертоне. Члены каждого экипажа похоронены в отдельных гробах, в общей могиле». 11 ноября 1965 г., через пятьдесят лет после заключения перемирия, на стене дома в Виль-сюр-Эне неподалеку от Монса была установлена памятная табличка в честь последнего канадского солдата, погибшего в бою от пули снайпера за две минуты до того, как смолкли пушки. В июле 1994 г. на Сомме установили еще несколько мемориальных табличек и памятников.

22 сентября 1984 г. Верден стал местом официальной церемонии примирения Франции и Германии. «В жесте примирения, – сообщала Times в подписи под фотографией этого события, – президент Миттеран и канцлер Гельмут Коль пожали друг другу руки, и в Вердене, месте самых ожесточенных боев Первой мировой войны, прозвучали национальные гимны Франции и Западной Германии. Прежде чем посетить могилы французских солдат, месье Миттеран и герр Коль почтили память погибших немцев в Консанвуа, где расположено одно из многих немецких кладбищ в этом регионе». Отец канцлера Коля сражался под Верденом в 1916 г. Неподалеку отсюда президент Миттеран попал в плен к немцам в 1940 г.

По количеству убитых солдат Первая мировая война превзошла все войны, известные человечеству. Ниже приведено количество убитых и умерших от полученных в бою ран. Естественно, цифры эти приблизительные и не включают всех жертв войны. Так, например, в Сербии число погибших гражданских лиц (82 000) превышает число убитых солдат. В армии Соединенных Штатов от инфлюэнцы умерло больше (62 000), чем погибло в боях. В период с 1914 по 1919 г. было убито более миллиона армян. Количество немцев, умерших в результате блокады союзников, оценивается в три четверти миллиона.

Военные потери основных участников войны, по минимальным оценкам:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.