Джума Хан
Джума Хан
В конце января 1985 года нас с советником начальника политотдела территориальных войск подполковником Мельниченко А.И. вызвал к себе главный военный советник генерал армии Г. Салманов. Дал прочитать донесение по линии КГБ о том, что дислоцированный в уезде Андараб провинции Баглан 507-й племенной полк под командованием бывшего главаря банд ИПА (Исламская партия Афганистана) Джума Хана «замышляет измену и возврат на сторону контрреволюции… вступил в сговор с панджшерским Ахмад Шахом, снабжает его своим оружием, боеприпасами, продовольствием, предоставляет убежище и базы отдыха его отрядам, обеспечивает их беспрепятственный отход через Андараб на север в сторону Хуоста-Ференга и Нахрейна во время их преследования войсками… В целях подготовки переворота 2 января тайно встречался в кишлаке Баджги близ Чаугани на Саланге с четырьмя главарями банд, действовавшими в том районе… договаривался о совместных действиях против власти…».
Главный приказал нам с Мельниченко создать группу для инспекции полка и срочно убыть туда для изучения обстановки и принятия мер. Подобную задачу от министра обороны ДРА получил начальник управления территориальных войск генерал-майор Зияутдин (халькист) и замначГлавПУ — начальник управления агитации и пропаганды генерал-майор Акрам (парчамист). Кстати, позже я обратил внимание, как обычно пропорционально формировались представителями обеих фракций подобные рабочие группы.
Группу укомплектовали офицерами своих управлений. В нее вошли также переводчик капитан Назим Джунусов, замначальника Центра агентурной разведки афганского разведуправления Генштаба ст. к-н Хисамутдин и советник начальника этого Центра полковник Покатило И.П. Через год Хисамутдин и начальник разведуправления генерал-майор Халиль будут арестованы якобы как агенты Ахмад Шаха. Вместе с ними будут арестованы еще несколько человек, в том числе и водитель министра обороны. Все они являлись выходцами из Панджшера. Хватка А.Ш. Масуда была известной, так что все могло быть. Впрочем, это мог быть и очередной раунд схватки между «парчамом» в лице заместителя начальника ХАДа доктора Боха и халькистским разведуправлением во главе с генералом Халилем. Взаимоотношения у них были неприязненными. Жена у Халиля была русской. В своей жизни не встречал иностранца, владевшего бы так русским языком, как Халиль. К сожалению, его дальнейшая судьба мне неизвестна.
Применительно к ситуации с Джума Ханом добавлю, что его довольно крупный отряд раннее часто совершал нападения на советские и афганские колонны на Саланге. Однажды (кажется, это было в 1982 году) ему удалось захватить несколько грузовиков с водкой, на распродаже которой он кое-что заработал. Как известно, поставки водки в Афганистан осуществлялись в качестве советской безвозмездной помощи. Выручка от ее реализации шла на пополнение госбюджета ДРА.
В конце апреля 1984 года в нашем управлении были подготовлены специальные листовки и радиообращения (через радио Кабула) к Джума Хану, в которых он и ряд его подчиненных полевых командиров предупреждались о «неотвратимости возмездия» за совершенные преступления. Разумеется, это сопровождалось призывами сложить оружие и перейти на сторону народной власти.
Обстановка складывалась тогда таким образом, что в ходе проводившейся в апреле — мае-84 крупномасштабной операции против панджшерской группировки А.Ш. Масуда удача была на его стороне. Он вовремя совершил отвод главных сил севернее, через верховья Андарабского ущелья, вторгшись тем самым во владения Джума Хана. Встретив сопротивление его более мелких отрядов, кое-где их изрядно потрепал.
Настичь А. Шаха в Андарабе за счет высадки десантов из-за нелетной погоды не удалось. Получив двухдневную передышку, он сумел перебросить свои отряды еще севернее, где надолго обосновал свои базы. Все же затем десанты и подоспевшие от Чаугани советские и афганские бронегруппы прочесали всю Андарабскую долину, включая высокогорные ущелья Шошан и Косан. Однако отряды Ахмад Шаха растворились.
Тем не менее действия войск обеспечили условия для установления в уезде народной власти. Как оказалось, к тому времени Джума Хан уже склонялся к переходу на сторону правительства. Еще с начала 1984 года с ним были установлены контакты и велись переговоры по линии ХАДа — 5-м управлением, ведавшим вопросами борьбы с бандитизмом. Его-то как раз и возглавлял вышеупомянутый генерал-майор Боха. Почти одновременно с Джума Ханом были установлены контакты и со стороны разведуправления армии ДРА.
Как признался мне Джума Хан, он отдал предпочтение армии. Произошло это вскоре после прихода войск в Андараб. На перевале Хавак, откуда берут начало Панджшерское и Андарабское ущелья, состоялось подписание мирного договора. От имени афганского правительства его подписал вышеупомянутый начальник разведуправления генерал-майор Халиль.
На базе отрядов Джума Хана был сформирован 507-й территориальный полк, насчитывавший почти тысячу человек. Полку было выделено вооружение, боеприпасы, обмундирование, оказана помощь в укомплектовании кадровыми офицерами, включая политработников.
Эти события широко освещались средствами массовой информации, в том числе и корреспондентом советского телевидения Михаилом Лещинским. Делегация местных жителей во главе с Джума Ханом была принята Бабраком Кармалем. Руководитель НДПА и государства громогласно обещал уезду самую широкомасштабную материальную и финансовую помощь, восстановление двух больниц и семи школ. Однако, как это часто бывало, ни сам Кармаль, ни кто-либо другой из его ближайшего окружения и пальцем не шевельнули, чтобы сдержать слово. Эти обстоятельства, как выяснилось позже, в значительной степени возмущали местное население.
Нам, «шурави», зачастую не посвященным в глубинные процессы межфракционной борьбы, казалось, что одержана важная победа. Сам факт, что еще один довольно обширный уезд с населением свыше 60 тыс. человек перешел под контроль государства, означал, что противнику нанесен ощутимый урон. Тем более что Андарабская долина непосредственно выходила к стратегической для судеб Афганистана транспортной артерии, соединявшей Кабул с перевалочной базой Хайратон. Установление там народной власти играло значительную роль в стабилизации обстановки в провинции Баглан. С военной точки зрения, сформирование 507-го полка создавало заслоны на маршрутах передвижения отрядов Ахмад Шаха между Панджшером и его базами к северу.
Наша уверенность в этом подкреплялась достоверной информацией о враждебных отношениях между обоими лидерами. Для нас важным являлся факт прекращения Джума Ханом борьбы против народной власти, и не было разницы, с кем был подписан им договор. Между тем, оказывается, разница была существенная. Шел подспудный процесс накопления сил. Доктор Боха — это ХАД, значит, «парчам». Генерал Халиль — это армия, то есть «хальк». Другими словами, подписав договор с Халилем, полк как бы перешел на сторону армии.
Знать бы тогда многие глубинные процессы этой борьбы и что Джума Хан погибнет через полтора месяца после нашей встречи, я бы обратил самое серьезное внимание на его информацию. В нашем разговоре тет-а-тет (разумеется, с участием переводчика) он сообщил: «После встречи с Кармалем меня вызвал к себе доктор Боха и пригрозил: «Джума Хан, ты еще пожалеешь, что подписал договор с Халилем!» К сожалению, особого значения его словам я тогда не придал. Возможно, и сам Джума Хан не все знал и не в полной мере осознавал серьезность прозвучавшей угрозы. Поэтому вряд ли можно считать случайными посыпавшиеся вскоре шифровки из провинциального ХАДа, дискредитировавшие его. Мы же, получив задачу «разобраться», сразу заказали вертолеты.
В службе тыла министерства была специальная группа, принимавшая заявки на авиаперевозки, ведавшая их очередностью по степени важности и маршрутам, в конечном счете ставившая задачи штабу транспортной авиации афганских ВВС.
1 февраля 1985 года вылетели и вскоре были в кишлаке Бану, уездном центре Андараба. Там размещался начальник уезда, местный партком НДПА, ХАД. Рядом — 3-й пб 10-го пп 20-й пд. Менее километра от них под горой — мотострелковый батальон советской 201-й мсд.; напротив, через лощину в отдельном строении — группа нашей агентурной разведки. Там же в этот день оказались командир 201-й мсд полковник Малахов В.Н. и начальник политотдела полковник Стадник Н.Ф., которым мы представились и сообщили цель прибытия. Как мне показалось, руководители дивизии были вдумчивыми в отличие от некоторых «чапаев», каких в Афгане хватало.
В Андараб нами был подтянут и советник командира 20-й пд полковник Кулик.
К советскому батальону, находившемуся в отрыве от основных сил, уже несколько месяцев были прикомандированы заместитель комдива подполковник Соколов В.А. и 2-й зам по политчасти командира полка майор Подорванов В.А. Вторые замы комполков отвечали за работу с местным населением. Их добрая помощь и отличное взаимодействие нам очень пригодились позднее, в мае, когда мы целый месяц проводили там самостоятельную спецоперацию.
Штаб и командир 507-го полка дислоцировались в восьми километрах от Бану, в более крупном кишлаке Дехи Сала. Там же была и рота царандоя — афганской милиции. За месяц до нашего прибытия в этой роте были перебиты пять офицеров, но это были какие-то внутренние разборки и Джума Хан отношения к ним не имел.
Сразу же встретились с Джума Ханом, представили членов комиссии. Сообщили, что прибыли якобы согласно плану проверки 20-й пд, в оперативном подчинении которой находился 507-й полк. Вспомнил и улыбнулся, как чуть более полугода тому во время Панджшерской операции мы считали его союзником Ахмад Шаха и залистовывали Андараб с компроматом на него и призывами прекращать вооруженную борьбу, переходить к мирной жизни, обещали амнистию. Теперь мы в одном лагере.
Джума Хану было около 33. Образования не имел. Особыми физическими данными не отличался, зато умом его Аллах не обидел. Наверно, у него были качества, благодаря которым он пользовался авторитетом, ранее возглавляя мощную бандгруппу, теперь реорганизованную в территориальный полк. Опять же под его командованием.
Десяток его так называемых рот были укомплектованы местными дехканами, вооруженными в основном стрелковым оружием. Ротами командовали кадровые офицеры. В каждой из них по штату должен быть замполит, однако в некоторых отсутствовали.
Обстановка в центральной части Андараба была спокойной, что особо и с гордостью не раз подчеркивал Джума Хан. Это подтверждало и руководство 201-й мсд. «Моя задача, — говорил он, — обеспечить мирную жизнь моим землякам в уезде. Мы в состоянии осуществлять это своими силами, самостоятельно, без войск».
Тем не менее ситуация в верховьях ущелья была не такая уж и мажорная. Наиболее отдаленные роты были слишком малочисленны и слабы, чтобы противостоять проникновению банд А. Шаха, влияние которых там очень ощущалось. Проблем в полку хватало и с обеспеченностью оружием и боеприпасами, обмундированием, и многомесячными задержками выплат денежного довольствия, и отсутствием автотранспорта, ГСМ, медицинской помощи. В уезде не было медпункта, не функционировали школы.
В то же время Джума Хан живо интересовался текущими событиями. Он регулярно слушал передачи радио Душанбе, несколько раз заговаривал на темы, а нельзя ли и в Андарабе построить гидроэлектростанцию по типу Нурекской в Советском Таджикистане, просил оказать помощь в открытии нескольких школ в ряде кишлаков, больницу. Сетовал, что Бабрак все это ему обещал, в том числе отремонтировать дорогу до Саланга, но забыл о том. Жаловался: «Когда было перемирие с Ахмад Шахом, туда колонну за колонной посылали с материальной помощью, а нам опять ничего». Более двух лет сюда не заглядывали провинциальные власти, не говоря уже о кабульских.
Неграмотный, он мыслил масштабнее уездного начальства, которое только таращило на него глаза, не помышляя додуматься до постановки таких проблемных для них вопросов.
При этом советник комдива 20-й пд Кулик обстановкой не владел. Судя по всему, пользовался негативной информацией провинциального ХАДа, «источником» сведений для которого, естественно, являлся не столько уездный ХАД, сколько указания генерала Боха. Кулик вел себя несколько высокомерно, «самостийно», заявлял, что в дивизии и без Джума Хана проблем хватает, а его дело — заниматься лишь снабжением полка, что «Джума Хан водит за нос Кабул, а он его видит насквозь».
Абсолютно противоположных оценок придерживались советские разведчики и представители 201-й мсд в Андарабе. Надо отдать им должное — они хорошо строили свою работу в уезде, лучше которой, пожалуй, мне ни разу не удавалось видеть в других местах. Обстановкой владели, часто проводили встречи и беседы с местными, нередко оказывали медицинскую помощь, всячески поддерживали Джума Хана. Частым гостем здесь бывал и дивизионный БАПО.
Когда наши группы, разъехавшиеся по кишлакам и ротам, вернулись с докладами, выяснилось, что информация о распродаже оружия и боеприпасов — ложь, так как проверялись пономерной учет и наличие. Когда мы ввели в курс дела представителей 201-й мсд, те возмутились — неправда от и до. Недавняя встреча на Саланге с четырьмя главарями? Глупости! «Мы сами договаривались и организовывали эту встречу, на своей броне возили его туда, охраняли и опекали!»
Когда наша группа завершала работу, командир полка, очевидно чувствовавший какую-то нехорошую подоплеку, попросил поговорить тет-а-тет. Мы с А. Мельниченко с определенными ограничениями информации кое-что ему объяснили и успокоили. В ответ на подозрения в его адрес по поводу встреч с недружественными главарями он вдруг отпарировал: «Ваша страна строит мирные взаимоотношения с соседями? Вот и для меня это тоже решение проблемы мирного сосуществования. Нашим жителям ведь приходится пересекать их территорию при поездках в провинцию на базар и другие места!»
О налаживании связей с Ахмад Шахом также не могло быть речи. В нескольких отдаленных кишлаках (Шошан, Сурх-Фараяд, Косан, Дариджар, Пашаи) Джума Хан действительно слабо контролировал обстановку. Да и не мог ввиду отдаленности, отсутствия транспорта, нехватки сил. Там нередко появлялись и кратковременно базировались проахмедшаховские отряды ИОА от 25–30 до 80–100 человек каждый. Время от времени с ними случались вооруженные стычки.
По приглашению Джума Хана мы побывали у него дома в гостях. Многое в нем казалось искренним. Кстати, вскоре после заключения мира Джума Хан успел отправить своего сынишку учиться в СССР, в Ташкентский интернат, что говорило о многом.
Определенный парадокс в обстановке в Андарабе, не до конца понятый, присутствовал. Дело в том, что сформированный из таджиков полк Джума Хана, как уже говорилось, невольно как бы стал «халькистским». Гульбетдиновская ИПА, к которой раннее относились его отряды, в основе своей была партией пуштунской.
Однако тоже таджикские отряды А. Шаха подчинялись ИОА, руководимому таджиком Б. Раббани, впоследствии какое-то время являвшимся руководителем страны. Эти группировки нередко враждовали и в других провинциях, вплоть до полномасштабных боевых действий, особенно южнее Панджшера в провинциях Каписа и Лагман. Поэтому какой-либо «дружбы» между ИПА и ИОА в Андарабе однозначно не могло быть. Уже сам этот факт мог бы насторожить советников КГБ как в Баглане, так и в Кабуле. Однако этого не произошло. Размахивая компроматом на Джума Хана, они просто ставили под сомнение свою компетентность.
Джума Хан хотел мира своим землякам, Ахмад Шах — войны, поэтому об их сотрудничестве не могло быть и речи. К сожалению, довольно скоро он подтвердит это собственной гибелью, попав в засаду 27 марта 1985 года. Он был приглашен на свадьбу, там заночевал, а утром при выезде из кишлака его и часть охраны в упор расстреляла из пулеметов проникшая банда из ИОА. Очевидно, имели место предательство и заговор. Следовательно, угроза доктора Боха не была блефом.
Результаты проверки на месте, полученная информация, анализ и логика взаимосвязанных событий и фактов — все косвенно свидетельствовало против начальника 5-го управления ХАДа. Явно по его команде провинциальная служба безопасности вопреки действительности пыталась скомпрометировать Джума Хана. Поскольку, как это будет сказано ниже, не удалось — его просто уничтожили.
По итогам проверки мы вначале решили, что информация КГБ была просто недостоверной. Лишь позже пришло понимание и осознание, что «парчамистский» ХАД целенаправленно гнал в Кабул «дезу» на командира «халькистского» полка, хотя фактически он не являлся каким-либо фракционером. Его «вина» заключалась лишь в том, что изначально не пошел на сотрудничество с влиятельным парчамистом генералом Боха в непримиримом противоборстве того с армией. Опять же косвенно выходит, что доктор Боха со своими советниками играл на руку Ахмад Шаху, а проще говоря, занимался вредительством.
Вот и разберись со всеми тайными хитросплетениями той борьбы, особенно после ареста им генерала Халиля и некоторых других предполагаемых агентов Ахмад Шаха год спустя. И вовсе не исключено, что Халилю стало что-то известно о закулисной деятельности самого Боха, который тем не менее в 1986 году при попустительстве советников КГБ возглавит ХАД после того, как Наджибулла займет место отправленного в отставку Кармаля.
Советникам КГБ было вроде категорически запрещено покидать провинциальные центры, о чем не раз слышал от них на местах. О том же сообщал и генерал-полковник Меримский. Против такого статуса они не возражали — безопаснее и комфортнее. Да и зарплаты у них были выше, чем у военных, не говоря уже о «контингенте». О несопоставимости потерь и говорить не приходится.
Не имея якобы возможности самим поработать и разобраться в уездах, они, с одной стороны, вынуждены были заглатывать и принимать на веру все, что тащили им в клюве подсоветные хадовцы. Все это добросовестно выдавалось наверх, и чем острее, тем лучше. Значит, работают, копают. Но с другой стороны, что мешало им, например, связаться с командованием советского полка там же, в Баглане, совсем под боком, попытаться разобраться до тонкостей? Престиж ведомства? Но им-то верили в кабульском представительстве КГБ и направляли подобную информацию как достоверную в Москву, аппарату главного военного советника и командованию ОКСВ.
Копая под Джума Хана и накапливая на него досье, они что, не знали, что предполагаемый «контрреволюционер» отправил своего сына на учебу в СССР, а не в Пакистан? Если не знали — минус. Если проигнорировали этот факт — прокол. Если целью была драматизация обстановки заслуг ради — должностной подлог…
Когда я вернулся в Кабул и встретился с советником начальника разведуправления генерал-майором Тарасовым Ю.А. и сообщил ему о недостоверности данных комитетчиков, он встретил меня в штыки: «Да ты что?! Ты знаешь, что информация по Джума Хану идет по линии КГБ? Мы ее уже выдали в Москву, доложили начальнику Генштаба… Ты, видимо, не разобрался!» Вот как авторитет КГБ влиял на менталитет многих военачальников, по большому счету нанося непоправимый вред общему делу.
Позже командарм Б. Громов напишет: «Порой нездоровая конкуренция разведорганов разной принадлежности и отсутствие согласованных действий приводили к тому, что о якобы готовящихся или уже начавшихся акциях душманов мы узнавали из Москвы. При этом командование 40-й армии обвиняли в том, что оно не владеет ситуацией и не знает о происходящем у него чуть ли не под боком. Как правило, позже при более внимательном анализе и проверке выяснялось, что сведения сотрудников КГБ СССР, мягко говоря, не соответствуют действительности».
Да и как могло быть иначе, если представление о происходящем формировалось лишь обзором из окна уютного провинциального комитета да по докладам подсоветных, также не слишком обремененных тяготами где-то шедшей войны.
При работе в Андарабе всплыл еще один интересный факт. В разговоре Джума Хан сообщил, что незадолго до нашего прибытия командир отряда Таус из отдаленного кишлака Пашаи передал через связного о намерении перейти на сторону народной власти и присоединиться со своей группой из 30 мятежников к 507-му полку.
Буквально через несколько дней пришла четверка штурмовиков и нанесла БШУ (бомбо-штурмовой удар) по кишлаку. Погибло много местных жителей, в том числе девушка — невеста Тауса. Больше подобных намерений тот не проявлял.
Поскольку это произошло вне рамок какой-либо войсковой операции, то со стопроцентной гарантией можно уверять — это явно была «реализация» чьих-то «разведданных». В бытность начальником разведки 40-й ОА полковника Власенкова, моего сослуживца по 17-му ак, мне приходилось присутствовать в его кабинете при отработке взаимодействия разведок различных структур. Обычно в 6.00 утра представители советнического аппарата афганского разведуправления, ХАДа и царандоя прибывали в кабинет начальника разведки 40-й с разведданными, накопленными за истекшие сутки. Здесь речь веду о рутинной работе, происходившей вне боевых.
Все разведданные анализировались — движется ли караван, обнаружен ли базовый район или склад оружия, состоится ли встреча каких-то главарей в таком-то кишлаке, где-то на «дневке» был замечен отряд «духов» и т. д. Соответственно определялись меры по реализации — БШУ или артналет, засадные действия, рейд на караван, «работа» спецназа, войсковая операция… Следовал доклад руководству, принимались решения по обстановке.
Вот таким образом, видимо, и угодил Таус со своим отрядом из кишлака Пашаи под «реализацию». Кто его подставил — вопрос. Это могла быть агентура Ахмад Шаха из афганского разведуправления. По его команде они могли оперативно сработать, дабы пресечь «инакомыслие». У него было достаточно радиосредств и связников. Не исключено, что это мог быть и ХАД и доктор Боха — ведь усиление «халькистского» полка было не в их интересах. Если это все же был ХАД, то он опять же сработал и в пользу А. Шаха. Как бы там ни было, но «подстава» была явная. Типичный «афганский вариант».
По возвращении в Кабул мы доложили генералу армии Г. Салманову результаты проверки, опровергавшие данные КГБ. Он тут же обругал нас с Мельниченко, мол, «не разобрались… чем вы там занимались… пусть афганцы еще раз перепроверят, не может КГБ ошибаться…». Очевидно, довлел все тот же стереотип Конторы Глубокого Бурения. А зря.
Мельниченко пришлось еще раз туда слетать. Все первоначальные факты подтвердились еще более яркими картинками. В результате убрать Джума Хана нашими руками не удалось. Видимо, поэтому он и был убит.
На этом этапе мы задумали подготовить и провести в Андарабе свою, специальную операцию. На ее подготовку ушло почти три месяца, разумеется, вперемежку с другими событиями.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.