Тральщики доложили: мин нет!
Тральщики доложили: мин нет!
5-я и 6-я эскадрильи KG4 «Генерал Вефер» накануне операции «Барбаросса» покинули Средиземное море и перелетели на аэродром Целистия в Румынии. В ночь на 22 июня «Хейнкели» поднялись в воздух, чтобы на этот раз сбросить мины в районе Севастополя – главной базы советского Черноморского флота.
Первый секретарь Севастопольского горкома ВКП(б) Б.А. Борисов вспоминал: «В начале четвертого часа ночи из штаба ПВО флота сообщили, что к городу приближаются самолеты противника… Тревожный гудок Морского завода оповестил о воздушной опасности. Его подхватили гудки других предприятий, паровозов, транспортов, завыли сирены… Широкий вид открывался с нашего балкона на Южную и Северную бухты, на Корабельную сторону, Морской завод. Было еще темно, но уже пепельно брезжил рассвет.
Город и корабли замаскированы хорошо: ни одной световой точки. Если даже вражеские самолеты и прорвутся к городу, вряд ли они смогут вести прицельную бомбардировку.
Стрельба зенитных орудий быстро нарастала и наконец превратилась в настоящую канонаду. Десятки прожекторов обшаривали небо. От залпов с кораблей сотрясалось здание. Воздух прочерчивали тысячи разноцветных трассирующих пуль. Высоко в небе рвались снаряды. Со свистом летели на землю осколки. Звенели и сыпались стекла».
Борис Федорович Петров, в июне 1941-го исполняющий обязанности штурмана Отряда легких сил ЧФ, так рассказывал про то утро в Севастополе: «В три часа с минутами загрохотали артиллерийские залпы. Выглянув в окно, я увидел скрещенные лучи прожекторов, в них блестел самолет. Он показался мне похожим на наш бомбардировщик типа СБ. Я поискал, где же конус, который он буксирует, обеспечивая зенитные стрельбы, и, не найдя его, мысленно выругал прожектористов, освещавших не то, что нужно зенитчикам. Между тем грохот орудийных залпов все нарастал. Было похоже, что стреляли чуть ли все зенитные батареи Севастополя». Только в 6:00, когда Петров явился в штаб OЛC, он узнал, что видел не учения, а немецкий бомбардировщик, сбрасывавший мины[132].
При падении на берег цилиндрические предметы, которые местные жители принимали за парашютистов, сразу же взрывались. «Сильный взрыв сотряс здание. Посыпались стекла, обвалилась штукатурка, в кабинете сорвалась с потолка и со звоном упала люстра, – продолжал свой рассказ Борисов. – Уж не угодила ли вражеская бомба в самое здание горкома? Но из штаба МПВО позвонил Кулибаба: в Северной бухте, у Приморского бульвара, взорвалась мина, спущенная на парашюте. А от здания горкома до места взрыва никак не менее трехсот метров…
Не успел положить трубку телефона – второй взрыв. На этот раз на перекрестке улиц Щербака и Подгорной»[133].
Одна из мин была унесена ветром далеко от моря и вообще взорвалась на территории штаба 156-й стрелковой дивизии в Симферополе.
Уже в 4:35 командующий флотом адмирал Ф.С. Октябрьский приказал провести траление в бухтах и на выходном фарватере. Однако работа тральщиков не дала никаких результатов. Да и не могла дать! Траление осуществлялось обычными тралами, рассчитанными на якорные контактные мины, а немцы сбросили донные неконтактные мины, «мирно» лежавшие на дне и срабатывавшие только под воздействием магнитного поля корабля. Кроме того, мины обладали кратными взрывателями, то есть могли взрываться не сразу, а под определенным, по счету прошедшим над ними кораблем. Одним словом, немецкие мины оказались для русских таким же сюрпризом, как и за полтора года до этого для англичан.
А уже в 20:30 жители Севастополя и моряки увидели немецкие «адские машины» в действии. Под проходившим в Карантинной бухте буксиром СП-12 «Черномор» произошел мощнейший взрыв, поднявший в небо огромный столб воды. Корабль быстро разломился и затонул. Примечательно, что буксир прибыл в бухту для подъема якобы упавшего там немецкого самолета… 26 членов экипажа погибли вместе с судном.
В ночь на 24 июня Не-111 из II./KG4 повторили налет, сбросив еще 20 мин, из которых шесть снова упали на сушу. В Карантинной бухте в результате взрывов была разрушена пристань, а четыре легли на внешнем рейде базы. Одна из упавших на берег мин не взорвалась, что позволило флотским саперам разглядеть «подарок с неба» во всей красе. Вместо привычного шара с рогами они с изумлением увидели обтекаемый цилиндр…
Однако устройство мины все равно было непонятно, и флот продолжил траление акватории обычными контактными тралами. В результате подорвался и затонул использовавшийся в качестве тральщика 25-тонный плавучий кран. Девять членов его экипажа погибли, еще четыре получили ранения и контузии.
Следующий вылет «Хейнкелей» в район Севастополя состоялся в ночь на 27 июня. По советским данным, на сей раз пять мин упали на внешнем рейде, а две на берег. Взрывы прогремели в здании военно-морского училища и в одной из окрестных деревень. Однако наблюдатели явно посчитали не все. Каждый бомбардировщик нес по две мины, так что семи быть просто не могло.
После этого опытные экипажи II./KG4 произвели еще четыре подобных рейда. В общей сложности до 4 июля группа совершила 85 самолето-вылетов на постановку мин, сбросив 120 штук в районе Севастополя и еще пятьдесят в Днепровском лимане. Советским же наблюдателям удалось зафиксировать места падения лишь сорока четырех из них.
Черноморский флот же продолжал нести потери. 30 июня на выходе из Севастополя подорвалась паровая шаланда «Днепр». Погибло четыре человека, и еще столько же получили ранения. 1 июля эсминец «Быстрый» вышел из базы и отправился в порт Николаева для текущего ремонта. Перед кораблем по фарватеру прошли два транспорта, буксир и подводная лодка. Однако в 14:29 при прохождении первой линии боновых заграждений под эсминцем прогремел мощный взрыв. Глубина в этом месте составляла 14–15 м. С учетом пятиметровой осадки получается, что мина взорвалась в 10 м под килем.
От неконтактного взрыва «Быстрый» получил сильные повреждения, главным из которых оказался перелом корпуса в районе полубака. Два человека погибли при взрыве, еще двадцать два утонули, прыгнув за борт во время возникшей паники. «Быстрый» начал описывать циркуляцию вправо и, немного не дойдя до Константиновского равелина, остановился на отмели с креном на левый борт. Корабль затормозил левый якорь, самопроизвольно свалившийся за борт и ушедший на дно в момент взрыва. Котельные отделения № 1 и 2 были сразу же затоплены, а через 10 минут после взрыва вода заполнила все помещения до 109-го шпангоута и между 159-м и 185-м шпангоутами, нос сел на грунт. В 15:00 вокруг «Быстрого» вспыхнул вытекший из цистерн мазут. На помощь эсминцу подошли три спасательных судна, но пожар удалось потушить только к полуночи. Корабль к тому времени почти полностью затонул: над водой возвышались только надстройка и часть полубака.
Утром 2 июля начались спасательные работы. Оказалось, что нос корабля сидит на грунте на глубине 6 м, а корма – еще глубже. Вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, осмотрев эсминец, определил его положение как безнадежное. И действительно, через два часа от ударов волн носовая часть корпуса целиком отломилась. Тем не менее 13 июля «Быстрый» все же был поднят аварийно-спасательной службой флота и поставлен в док. Однако повреждения оказались настолько велики, что корабль так и не удалось отремонтировать.
Это был эскадренный миноносец «проекта 7», каковые на флоте называли семерками. Он имел водоизмещение 2402 т, скорость хода 38,6 узла и дальность плавания 2565 миль. Вооружение «Быстрого» состояло из четырех 130-мм орудий главного калибра, двух 76-мм орудий, трех 45-мм пушек, четырех 12,7-мм зенитных пулеметов, двух 533-мм торпедных аппаратов, противолодочных бомбометов и т. д. Экипаж насчитывал 236 человек. Эсминец был заложен 17 апреля 1936 г. на заводе имени 61 коммунара в Николаеве. Вступил в строй 7 марта 1939 г. Гибель этого корабля стала серьезной потерей для Черноморского флота, существенно ослабившей его боевую мощь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.