Глава 22 УСЛОВИЯ ДЛЯ НАЕМНОЙ СЛУЖБЫ

Глава 22

УСЛОВИЯ ДЛЯ НАЕМНОЙ СЛУЖБЫ

Мы проследили, как происходило формирование наемных армий в IV в. до н. э. Возникает вопрос: каковы причины роста количества людей, желающих заниматься этим делом? Уже говорилось, что непосредственной причиной их первого появления стал хаос и недовольство в результате Пелопоннесской войны. Таблица 2 (см. приложение) показывает, однако, что между 399 и 375 гг. до н. э. наемников, находящихся на службе, было не менее 25 тысяч, а позднее средняя цифра, должно быть, достигала около 50 тысяч. Где бы ни требовались оплачиваемые бойцы и как бы ни был велик спрос на них, они всегда находились в наличии. Само их обилие создавало новые способы их использования. Следует предположить, очевидно, что весь этот век происходил процесс или процессы, которые вызывали умножение наемников.

Одним из объяснений, которое часто встречается, заключается в том, что наемником становился политический изгнанник. Это было справедливо в отношении Архилоха в VII в. до н. э.; и уже шла речь о том, что в рядах «десяти тысяч» имелись подобные беженцы. В 401 г. они составляли лишь незначительное меньшинство, но беды IV в. до н. э., возможно, изменили это соотношение в позднейших армиях. В этот период, видимо, не было греческого города, за единственным исключением Спарты, который бы не пережил какой-нибудь бунт. Число изгнанников резко увеличилось.

Более 20 тысяч воинов собрались в Олимпии в 324 г. до н. э., чтобы заслушать провозглашение глашатаем разрешение Александра Великого изгнанникам вернуться на родину. Но даже эта цифра, хотя и большая, не дает представление о подлинной численности наемников. Кроме того, возвращение изгнанников не уменьшило заметно приток наемников. Это последнее обстоятельство не отменяет огромные трудности, которые, должно быть, стояли на пути восстановления изгнанниками конфискованной собственности. Простая отмена поражения в правах не давала им новые средства к существованию.

Внутренняя политика в данном случае выталкивала многих людей в иностранные военные формирования. К этому следует добавить постоянное воздействие непрерывных войн в этот период. Психологическое влияние одного этого должно было порождать тревожность и ощущение неопределенности. Но физическое воздействие было еще более губительным. Так, Белох показал, что в период между 431 и 346 гг. до н. э. лишь на протяжении 32 лет в Греции не велось больших войн. Очень редко не разорялись территории. Когда подверглись вторжениям Керкира и Кипр, отмечено как примечательный факт то, что они на момент вторжения оставались достаточно обустроенными, поскольку давно не разорялись.

Последний факт наиболее важен. Ведь наши источники, обобщая проблему, объясняют рост числа наемников экономическими причинами. Это свидетельство исходит не от древних историков, которые не обсуждают такую проблему, но от ораторов. Исократ – главный свидетель. В ранних ссылках (Панегирик) он еще делает некоторый упор на политические беспорядки в Греции. Позже он говорит почти исключительно о бедности греков, для борьбы с которой предлагает решительные средства. В 355 г. до н. э., выступая против неумеренного набора наемников Афинами, он счел, что для основных греческих государств было бы лучше заняться созданием колоний для таких обнищавших жертв войны во Фракии. Через 10 лет он предлагает Филиппу II план даже в более сильных выражениях. Он говорит о тех: «Кто скитается теперь за неимением необходимых средств к жизни и вредит всем встречным. И если мы не остановим роста их численности (а это мы можем сделать, предоставив им достаточные средства к жизни), то незаметно для нас их станет так много, что они будут нисколько не менее опасны для эллинов, чем для варваров». Демосфен подтверждает мнение о наемниках, что «каждый в отдельности думает только о том, чтобы получить какое-нибудь обеспечение для самого себя и через это освободиться от теперешней своей бедности». Воины из Аркадии и Ахайи в составе «десяти тысяч», возможно, нанялись в надежде на большое вознаграждение. Их коллеги в последней половине IV в. до н. э. были вынуждены идти на службу исключительно из-за нужды, не имея альтернативы.

Каким образом в таком случае эта «преобладающая бедность» соотносилась с другими экономическими условиями IV столетия до н. э.? Ответ на вопрос весьма труден из-за отсутствия прямых свидетельств. Но с одним фактом следует разобраться сразу. Нет оснований верить тому, что IV столетие до н. э. было периодом спада в торговле и производстве, насколько эти понятия применимы к древности. Тем не менее людей заставляла наниматься на военную службу бедность. Единственный вывод, который напрашивается, состоит в постулировании того, что они происходили из класса, который был ввергнут в нужду, но который не мог обрести себя в торговле. Это относится к крестьянам, если вспомнить, что прежде они были становым хребтом ополчения. (Например, Аристотель в «Политике» отмечал, что и становиться воинами, и обрабатывать землю зачастую приходилось одним и тем же людям.) Становится ясно, что их превращение в профессиональных солдат было обычным делом, хотя и не по собственному выбору. Кроме того, полисы лишались таким образом своих лучших гоплитов.

Более современные источники заключают, что в IV в. до н. э. сельское хозяйство находилось в упадке. Это было частично результатом упомянутых войн, поскольку для грека вторжение на территорию противника давало в первую очередь возможность пограбить и разорить сельскую местность. Города стали первоочередной целью нападения лишь к концу столетия. Раньше осады городов проводились слишком примитивно, чтобы это давало надежду на успех без длительной осады или предательства изнутри. После разорения спартанцами Аттики земля стала почти бесполезной, пока на ее восстановление не потратили много времени и средств. Мелкий землевладелец, которого война загнала в город, не располагал средствами для этого, поэтому его поля продавались тем, которые эти средства имели. Этот процесс к середине столетия привел к образованию крупных хозяйств вместо прежних мелких крестьянских участков. Аналогичным образом земля вместо наследственного владения стала коммерческим залогом. Такой вывод следует из обилия письменных и археологических свидетельств о залоговых операциях. Перемены в сфере земельной собственности стали еще более заметными в связи с изменениями в способе обработки земли. Ввоз зерна из-за пределов Греции нарастал, и такая тенденция делала невыгодным выращивание зерна для внутреннего потребления. Место зерна заняли оливки и виноград из-за их высокой прибыльности, но их культивация требовала больших денежных вложений до того, как они давали урожай. (Демосфен говорил о зависимости от импорта зерна из Причерноморья и Египта.)

Эти тенденции развития сельского хозяйства шли вразрез с интересами мелких собственников, которые жили на своем земельном участке и получали с него доходы. Свидетельства исходят в основном из Аттики, но нельзя сомневаться, что в остальной Греции происходило то же самое. В течение IV столетия до н. э. исчезает как политическая сила аграрная партия в Афинах. Фактическая численность гоплитов при этом в период между 410 и 322 гг. до н. э. не изменилась, но население, должно быть, увеличивалось, а стоимость денег падала, поэтому уровень квалификации катился вниз. Теперь Афины искусственно не набирали людей в гоплиты посредствем помещения их в клерухии. Однако оставалась альтернатива наемной службы за рубежом, которая избавляла страну от неимущих, не используя их для служения государству.

Если поинтересоваться, почему бедный фермер не обратился к какому-нибудь оплачиваемому труду, то можно получить разные ответы. Психологическую неготовность связывать себя с сидячей работой внутри помещения легко счесть преувеличением. Тем не менее это нельзя сбрасывать со счетов. Отсутствие денег служило ограничением равно и для занятий в других сферах деятельности. Финансовые отношения все более усложнялись, в Афинах также действовал серьезный фактор конкуренции метеков (то есть свободных, не имевших политических прав). Неквалифицированные работы выполняли рабы, но квалифицированные виды труда еще открывали некоторые возможности для свободных граждан. Однако безработица в IV столетии до н. э. была уделом многих греков.

В качестве иллюстрации связи между наемной службой и бедностью, может, стоит привести два параллельных использования глагола «получать плату» в IV столетии до н. э. В отрывках, которые мы рассматривали, он используется для описания обычного и соответствующего времени учреждения по содержанию пофессиональных воинов. Но столь же распространенным было употребление этого глагола для обозначения получения государственного обеспечения. Такое финансовое учреждение было основано еще в V в. до н. э., но в IV столетии до н. э. достигло пика своего развития. Из этого можно сделать вывод, что профессиональный воин и пенсионер рассматривались как наиболее характерные получатели платы. И это были выходцы из аналогичных классов, которые руководствовались одинаковыми мотивами, иначе пришлось бы пользоваться другими понятиями.

Перспективы наемной службы после их первичного появления никогда не были особо привлекательными для многих волонтеров. Изображение этого как новой карьеры, которой вербовщики могли соблазнить благополучного земледельца, если верно, то лишь в случае с набором «десяти тысяч». Кир Младший, располагавший обилием персидского золота, мог позволить предлагать дарик в месяц – почти вдвое больше того жалованья, что афиняне выплачивали своим матросам. Но в это время гоплиты не обнаруживаются на Востоке в больших количествах. Им следовало платить особое жалованье, такое, какое ожидали фракийцы в Греции. (Наемнику необходимо было покупать еду на свое жалованье у торговцев, которые стремились сопровождать каждую армию, или в городах, где приходилось останавливаться. Стратег не отвечал за организацию продовольственного снабжения, хотя ни один благоразумный военачальник не способствовал бы его дезорганизации. Главной принимавшейся мерой предосторожности было оповещение воинов о каком-нибудь форсированном марше или другом чрезвычайном предприятии.) Около 385 г. до н. э. условия службы во Фракии были достаточно благоприятными, чтобы привлекать добровольцев из Греции. Два брата-ответчика, фигурирующие во второй речи Исея, рассказывают нам, что когда остались сиротами, то продали большую часть имущества, чтобы обеспечить каждой из двух своих сестер приданое на 20 мин. Затем «мы сами, достигнув начала зрелого возраста, решили посвятить себя военной службе и отправились за пределы страны с Ификратом во Фракию: и, показав там свою пригодность, заработав денег, вернулись снова домой». Очевидно, они так и не стали хорошо обеспеченными, но они выбрали военную профессию добровольно и кое в чем преуспели в ней. Примерно в то же время на Пелопоннесе наемный гоплит получал около 4 1/2 обола в день. Той же суммой оценивалась стоимость гоплита-ополченца 40 лет назад, но и стоимость жизни, вероятно, возросла. (К концу V столетия до н. э. пшеница стоила 2 драхмы за медимн; в начале IV столетия до н. э. ее стоимость составляла 3 драхмы за медимн; через 50 лет цена пшеницы выросла до 5–6 драхм за медимн. В период с 404–330 гг. до н. э. цены в целом удвоились.)

Все эти ссылки относятся к периоду до того времени, когда Исократ рисовал мрачные картины обнищавших наемников. Об этом времени мы располагаем только оценкой Демосфена его регулярной армии против Филиппа II в 350–349 гг. до н. э. Положение усугублялось тем, что Демосфен стремился быть как можно более экономным, а его план так и не реализовался, хотя его составитель делал основной упор на реальные возможности. Однако, даже если отнестись к плану критически, мы с удивлением обнаруживаем, что Демосфен верил в возможность найти наемников, готовых служить за 2 обола в день. Цены, разумеется, не падали, и эта сумма предназначалась на денежное обеспечение для воина. Должно быть, это было минимальное обеспечение. Остальное наемнику следовало добывать путем грабежа на вражеской территории. Это, само по себе, полное объяснение причин разорения, осуществлявшегося такими войсками.

Если обратиться к заключительным годам IV столетия до н. э., вывод последует тот же самый. (О жалованье, которое выплачивал Александр Македонский своим наемникам, свидетельств греческих историков не имеется. Есть свидетельства, что ему приходилось платить своим союзникам по 1 драхме в день. Единственный надежный вывод состоит в том, что обычный македонский воин определенно получал меньше чем 4 статера в месяц (в греческом исчислении это примерно равно 40 драхмам), что полагалось воинам более высокого ранга. К этому времени стандартная плата для наемника составляла 4 обола в день.) Очевидное повышение жалованья нельзя воспринимать как увеличение покупательной способности. Ведь в годы, непосредственно последовавшие за вторжением Александра в Азию, стоимость жизни росла даже более резко в результате наплыва персидского золота. Указание на низкий уровень жалованья наемников выводится из сравнения с 3 оболами в день, которые выплачивались в это время за неквалифицированный рабский труд. И по 4 обола в день выплачивались на содержание архонтам в Афинах, что не мешало им получать личные доходы за год пребывания в своем учреждении.

Поэтому общий уровень жалованья за период более половины IV столетия до н. э. слишком низок, чтобы оставить повод для сомнений в том, что профессия наемника была невыгодной и что ею занимались из нужды. (В IV в. до н. э. не обнаруживаются свидетельств, позволяющих провести различие, распространенное в III в. до н. э., между «рационом» и «жалованьем». «Жалованье», видимо, предназначалось для воинов регулярной армии в мирное время без перспективы дополнительных выплат к такому жалованью. В ходе постоянных войн в IV в. до н. э. в этом не было необходимости.)

Разумеется, наемник мог иметь помимо жалованья приработок. Успех давал трофеи, кроме того, армия имела определенную долю с добычи от побед (Ксенофонт. Анабасис; известны также премии Александра). Давно обнаружено, что способом поощрения боевого умения и отваги в бою было присуждение специальных призов. Иногда они присуждались по результатам смотра, но гораздо чаще за боевые действия. Вознаграждение могло принимать форму выплаты двойного или тройного жалованья. (См. выше выплату двойного жалованья Ясоном и Александром, или золотого венка, которым его получателя вознаграждали за выдающийся подвиг.)

Несомненно, такие вознаграждения были привлекательны вдвойне. Денежная премия имела большое значение, но греческий воин был весьма восприимчив и к моральному поощрению. Этот второй аспект станет более очевидным, если отметить, до какой степени укрепляется боевой дух армии уверенностью воинов, что павшие товарищи получили почетное и торжественное захоронение. (Например, в походе «десяти тысяч», Ксенофонт. Анабасис, у Ясона, см. выше у Дионисия II, см. выше у Эвмена. Много фактов захоронения без упоминания торжественности.) Греческий гражданин всегда был весьма чувствителен к этому, а бродячий воин, лишенный семейных связей, еще больше ценил такую церемонию.

Этот аспект ведет к разговору об отношении общества того времени к наемникам. Данные о жалованье в последнем случае были взяты из Новой комедии. И образ наемника, приведенный в комических фрагментах, в целом согласуется с другими нашими данными. Наемник не появляется на сцене Старой комедии, хотя черты воина, которые давали простор юмористической трактовке, уже были использованы Аристофаном: например, в образе Ламаха в «Ахарнянах». В Средней комедии пелтаст выведен в заглавной роли, в сатирическом образе обманщика и заносчивого выскочки (Антифан. Эфипп). От этого образа пелтаст эволюционирует в устойчивые персонажи Новой комедии – хвастуна, горького пьяницы и неуклюжего болвана (Эфипп, Менандр и т. д.). Профессия наемника обычно представляется как жалкое занятие – суждение, которое следует воспринимать с поправкой на то, что авторы комедий потрафляли вкусам и мнениям обычных граждан. Тем не менее состоятельность такого изображения не полностью противоречит фактам. Прежние авторы делали упор скорее на риски, которым подвергался наемник (Антифан, Филемон, Менандр, Аполлодор). Позднее авторы добавили к этому бедность наемного воина (Менандр, Феникид, Гиппарх). Его имущество состоит из вооружения, котомки, одеяла и кувшина с вином. В немногих случаях, когда такой воин приобретает богатство, он добивается этого нечестными средствами (Менандр). Менандр вносит новую струю. Он сделал Полемона в «Остриженной» явно положительным персонажем, несмотря на все его недостатки. Но образ Хвастливого воина во все более и более условной форме был позже перенесен в римскую комедию. Она утратила всякую связь с современностью и сосредоточилась на образе командира в противоположность обычному воину.

Урегулирование конфликтов эллинистическими царями привело к исчезновению двух характерных черт ведения войны наемниками в IV столетии до н. э. Почти полностью сходит со сцены командир бродячих наемников. Подобную угрозу существующему в царствах порядку не могли выносить. Обнищавшие подчиненные командира наемников тоже пропали. Экономические условия III в. до н. э. стали гораздо лучше, чем в IV столетии до н. э., поскольку упадок самой Эллады компенсировался сверх меры возможностями, открывшимися за рубежом. Также поэтому условия наемной службы вернулись к прежнему прозябанию под властью сатрапов в период Пентеконтеции (период около 50 лет между вторым персидским вторжением (армии Ксеркса в 480–479 гг. до н. э.) и началом Пелопоннесской войны в 431 г. до н. э.). Период был ограниченным во времени, но прибыльным для молодых людей, прельстившихся наемной службой за рубежом.

Таким образом, преобладание наемных воинов было лишь преходящим периодом времени греческой истории. Какое влияние они оказали на разрушение собственно греческого мира и создание мира эллинистических царств? Их вклад в эту перемену поддается обобщению в военном и политическом аспектах.

В военной сфере греческое развитие не подверглось, вопреки ожиданию, непосредственному влиянию этого нового профессионального фактора. Битвы при Левктрах, Херонее, Иссе и Гавгамелах (Арбелах) – поворотные моменты в истории и первые крупные демонстрации новых стратегических методов – были выиграны не наемниками. Тем не менее именно наемники сделали эти победы возможными посредством радикального изменения в военных методах, которые они и вызвали к жизни. Эпаминонд, Филипп II и Александр Великий значили гораздо больше, чем простые предводители наемников. Но их величайшие победы были обусловлены новым характером ведения войны.

Что касается материального прогресса, то развитие наемной службы способствовало главным образом диверсификации вооружения. Ополченец породил преобладание среди гоплитов ополченцев. Появление пелтаста освободило армию от этого ограничения. Сражения небольших отрядов приобрели большое значение, и командующим пришлось обучаться тому, как использовать различные подразделения комбинированного войска в разнообразных условиях. Поражения Спарты являются иллюстрацией провала в этой учебе, в то время как победы Хабрия и Ификрата демонстрируют примеры правильной оценки ее важности. Менее заметно, но та же трансформация произошла в использовании конницы, которая перестала включать исключительно любителей-аристократов и с ростом доли профессионалов стала более специализированной и более эффективной. Использование воинов разного предназначения достигло апогея при Александре Македонском и его преемниках, которые дали полный простор формированию высококомбинированных армий.

Специализированные наемники были по сравнению с ополченцами менее зависимыми от действия массой. Поэтому битва становилась более открытой, и эта перемена влияла на примитивную фалангу гоплитов. Она представляла собой слишком громоздкое и неуклюжее построение для боевых действий в рамках новой стратегии. Хабрий и Ификрат стремились найти замену созданием нового типа пелтаста, который мог владеть копьем в массовом построении, но обходиться без тяжелого щита гоплита. Таким же образом Филипп II решил проблему обновления македонской фаланги.

Без комбинированного войска, сосредоточенного в гибкой фаланге, Александр не смог бы добиться череды побед в различных условиях и против разных типов вооруженных сил противника. Из особенных стратегий, которые применяли он и его наследники, нельзя сделать вывод, что какая-нибудь из них исходила от наемных военачальников. Новинки, введенные Ксенофонтом в ходе отступления «десяти тысяч», видимо, остались без подражания, а наши источники лишь позволяют проследить стратегию в тех сражениях, в которых бились главным образом ополченцы. Особую сферу боевых действий наемников составляли засады, неожиданные нападения и мелкие тактические операции, которые были включены в позднейшие учебные пособия по военному искусству, описаны в стратагемах.

Но даже если ни один из командиров наемников не был большим военачальником, они совершенствовали материал, из которого могли рождаться тактические новации. Средний ополченец V столетия до н. э. и более раннего времени не смог бы менять построение, держаться позади для действий в резерве или усвоить приемы новой стратегии. Профессионал поднял общий уровень военного искусства. Его особый вклад состоял в дисциплине и боевом духе, а это достигалось надлежащей военной подготовкой и командованием. Моральное состояние ополченческой армии во многом определялось чувствами индивида, и карательная сила военачальника в отношении нарушений дисциплины была ограниченна, поскольку он был слишком подвержен политическому и юридическому контролю. В наемной армии при условии, что полководец располагал возможностью выплачивать жалованье, он имел абсолютную власть, и тем более успешные командиры пользовались своей властью для поддержания дисциплины и укрепления корпоративного духа. Соответственно, профессиональная армия или ополченческая армия, выстроенная по ее образцу, становились усовершенствованным орудием боевых действий, пригодным для нового и более сложного использования.

Новый потенциал наемной армии повлиял также на организацию государств-полисов изнутри и снаружи. Тип вооружения, которым ополченец мог защищать свой город, подразумевал критерий его социального и политического статуса. Эта классификация становилась бесполезной в комбинированных армиях, в которых каждая часть играла особую роль в целом. Такая концепция абсолютно противоречила практике внутренней жизни города-государства, где от граждан ожидалось выполнение общественных обязанностей в соответствии с их гражданским состоянием. (См.: Аристотель. Политика, где содержится критика плана Гипподама о специальных кастах.)

Кроме того, потребность постоянного командира с абсолютной властью для обеспечения эффективности военных операций вела к подавлению демократии и олигархии какой-то формой автократии. Соединение с властью воина, способного ею пользоваться, часто порождало внутри государства-полиса воинственного тирана. Но такие тираны были слишком опасны для своего города, чтобы обрести способность господствовать в греческом мире. Единственная выжившая довольно простецкая греческая монархия в конце концов стала доминирующей потому, что только в Македонии преимущества традиционности и новизны некоторое время составляли здоровый баланс.

Участие наемников в войнах и политике потребовалось для победной экспансии греческой власти и цивилизации на половину известного тогда мира. Завоевание Персидской империи не могло бы стать прочным без профессиональной армии и автократического лидера всей Греции. Там, где провалились Афины и Спарта, преуспел Александр Македонский. Его успех стал основанием нового периода истории человечества. Наемники в значительной степени способствовали становлению и защите империи Александра. Но сами они менялись в этом процессе, и в дальнейшем их военные качества деградировали. Профессиональный солдат Греции был в конечном счете побежден ополченцем Рима.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.