Глава XXII. Кордон

Глава XXII. Кордон

Название кордона дается каждой изготовленной к обороне линии, стремящейся непосредственно защитить целую область путем ряда связанных между собой небольших отрядов, занимающих сильные позиции. Мы говорим – непосредственно, ибо несколько выдвинутых на одну линию корпусов большой армии могли бы защищать от вторжения неприятеля значительную область страны, не образуя кордона, но такая защита не являлась бы непосредственной и осуществлялась бы путем различных комбинаций и движений.

Такая оборонительная линия, растянутая на большую длину, чтобы непосредственно прикрыть значительную область, обладает лишь ничтожной способностью к сопротивлению; это ясно до очевидности. Такая же неспособность к сопротивлению сохранится и при занятии кордона самыми крупными массами войск, если против них будут действовать соответственные массы. Отсюда следует, что задачей кордона может быть лишь оборона против удара слабого – по причине ли слабости волевого импульса или по причине незначительности тех сил, которые могут принять участие в этом ударе.

Таково и было назначение, для которого сооружалась Китайская стена: защита от набегов варваров [140] . Такое же значение имеют все организации линий и пограничных охран, устанавливаемых европейскими государствами, соприкасающимися с Азией и Турцией. При таком его применении кордон не становится в противоречие со здравым смыслом и не является нецелесообразным. Правда, не всякий набег может быть им предотвращен, но во всяком случае набеги будут затруднены и, следовательно, станут более редкими, а при взаимоотношениях, какие существуют с азиатскими народами, с которыми состояние войны никогда не прекращается, это чрезвычайно важно.

К этому значению кордона более всего приближаются и те линии, которые в новой истории устраивались также и в войнах между европейскими государствами, – как, например, французские линии на Рейне и в Нидерландах. Они, в сущности, были организованы для ограждения страны от вторжений, имевших задачей лишь сбор контрибуций и содержание войск противника. Таким образом, они имели назначением препятствовать лишь побочным предприятиям, а следовательно, и должны были обороняться только второстепенными силами. Но, конечно, в тех случаях, когда главные неприятельские силы направлялись против этих линий, обороняющийся оказывался вынужденным занять их также своими главными силами; отсюда возник один из далеко не лучших приемов обороны. Вследствие этой невыгоды и так как охрана от набегов в течение преходящей войны представляет задачу безусловно второстепенного значения, которая при наличности таких линий легко может повести к чрезмерной затрате сил, на эти линии в наше время стали смотреть как на вредное мероприятие. Чем интенсивнее сила будущей войны, тем это средство оказывается более бесполезным и опасным.

Наконец, все очень растянутые линии сторожевого охранения, прикрывающие квартирное расположение войск и долженствующие оказать некоторое сопротивление, могут рассматриваться как подлинные кордоны.

Их сопротивление рассчитывается преимущественно против набегов и других небольших предприятий, покушающихся на безопасность расквартированных в отдельных селениях войск; для достижения этой цели при благоприятных условиях местности оно может получить достаточную силу. В том случае, если надвинутся главные силы неприятеля, сопротивление может быть лишь относительным, т. е. рассчитанным только на выигрыш времени, но и этот выигрыш времени окажется в большинстве случаев не очень значительным, а следовательно, на него можно смотреть как на нечто меньшее, чем задача кордона сторожевого охранения. Сосредоточение и приближение самой неприятельской армии никогда не может осуществиться настолько незаметно, чтобы обороняющийся об этом впервые узнал лишь от своего охранения, и допустить это мог бы только такой обороняющийся, который заслуживал бы в подобном случае сожаления.

Следовательно, и в этом случае кордон выставляется лишь против нападения слабых сил и не противоречит, как в двух других случаях, своему назначению.

Но если главные силы, предназначенные для обороны страны от главных неприятельских сил, будут разбиты на длинный ряд отрядов, занимающих оборонительные позиции, т. е. образуют кордон, то это представляется столь несообразным, что является необходимость в исследовании дальнейших обстоятельств, сопровождающих и мотивирующих такое явление.

Всякая позиция в горной местности, – даже если она занимается с целью дать сражение вполне сосредоточенными силами, – может и неизбежно должна быть более растянутой, чем на равнине. Это возможно, ибо местные условия значительно повышают способность к сопротивлению; это необходимо, потому что здесь требуется более широкая база для отступления, как нами уже было отмечено в главе об обороне в горах. Но если в ближайшем будущем сражения не предвидится и если можно предполагать, что неприятель еще довольно долго будет оставаться против нас, ограничиваясь предприятиями лишь постольку, поскольку для них будет представляться благоприятный случай (состояние, являющееся обычным в большинстве войн), то естественно не ограничивать себя в отношении местности обладанием самым необходимым, но установить свое господство справа и слева над таким пространством территории, какое только допускает безопасность нашей армии; это дает нам разнообразные преимущества, как мы точнее еще покажем в дальнейшем. На открытой, доступной местности этого можно достигнуть при посредстве начала подвижности в большей мере, чем в горах, поэтому там для этой цели является меньшая потребность в растяжке и разброске вооруженных сил; к тому же они представляли бы там большую опасность, ибо на равнине каждая часть обладает гораздо меньшей способностью к сопротивлению.

Но в горах всякое обладание местностью находится в большей зависимости от местной обороны, так как нельзя скоро добраться до угрожаемого пункта и не так легко выбить противника даже превосходящими силами, раз он успел раньше нас занять известный пункт; при этих условиях в горах придут к расположению, хотя и не являющемуся подлинным кордоном, но все же приближающемуся к нему вследствие занятия ряда оборонительных позиций отдельными отрядами. Хотя от такой группировки, разбитой на несколько отрядов, остается еще большой шаг до кордона, но полководцы тем не менее часто его делают бессознательно, продвигаясь на этом пути от одной ступени к другой. Вначале целью раздробления сил является прикрытие местности и обладание ею, позднее это продолжается уже в интересах безопасности самих войск. Каждый начальник отдельного отряда учитывает выводы, которые будут вытекать из занятия пункта, преграждающего тот или другой доступ вправо или влево от его позиции, и, таким образом, целое незаметно переходит с одной ступени дробления на другую.

Следовательно, кордонную войну, которая ведется главными силами, надо рассматривать при ее возникновении не как сознательно избранную форму, имеющую своей задачей отразить всякий удар неприятельских сил, а как положение, в которое попадают, преследуя совершенно иную цель, а именно – сохранить господство над известной местностью и прикрыть ее от неприятеля, не имеющего в виду предпринимать какие-либо крупные действия. Такое положение всегда является ошибочным, а основания, по которым у полководца постепенно выманивалось выделение одного небольшого отряда за другим, надо признать ничтожными по сравнению с задачами главных сил; во всяком случае, они сигнализируют нам о возможности подобного заблуждения. Когда отдают себе отчет в этом заблуждении, т. е. в ложной оценке противника и своего собственного положения, то говорят об ошибочной системе. Однако с самой системой молча мирятся, когда ей можно следовать с известной выгодой или хотя бы без ущерба. Все восхваляют безупречные походы принца Генриха во время Семилетней войны, ибо таковыми их признал сам король [141] , хотя эти походы являют самые резкие, необъяснимые примеры такой растянутой разброски отдельных отрядов, которая заслуживает названия кордонов не менее всякой другой. Такие группировки можно вполне оправдать следующим образом: принц Генрих знал своих противников, – он знал, что ему нечего опасаться каких-либо решительных действий с их стороны, – а так как цель занятого им расположения всегда заключалась в том, чтобы сохранить в своих руках возможно больший район страны, то он шел в этом направлении настолько далеко, насколько допускали обстоятельства. Если бы принц, раскинувши эту паутину, хоть раз потерпел измену счастья и понес большие потери, то следовало бы утверждать, что дело не в неправильной системе ведения войны, которой держался принц Генрих, а в том, что он допустил промах в своих мероприятиях и применил их в неподходящем случае.

Пытаясь объяснить, как может возникнуть так называемая кордонная система использования главных сил на театре войны, – более того, каким образом она может оказаться разумной и полезной и, следовательно, уже не представляться абсурдом, – мы все же готовы признать, что, по-видимому, бывают и такие случаи, когда полководцы или их генеральный штаб не отдают себе отчета в истинном значении кордонной системы. Они принимают ее относительную ценность за безусловную и серьезно считают ее пригодной для прикрытия при всяком неприятельском наступлении. Здесь, следовательно, налицо будет не ошибочное применение мероприятия, а полное его непонимание. Мы готовы согласиться, что такой подлинный абсурд был, по-видимому, допущен, между прочим, прусской и австрийской армиями при обороне Вогезов в 1793 и 1794 гг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.