Глава 2 В тени главного удара. Армейская группа «Кемпф» в плане «Цитадель»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ещё до того как в конце марта 1943 г. линии фронта на юге советско-германского фронта стабилизировалась, в Берлине уже приступили к планированию дальнейшего наступления. Причём немалое влияние на это имела активность «героя дня» – командующего ГА «Юг» фельдмаршала Э. фон Манштейна, который генерировал идею удара на Курск. Однако сразу после того, как германские войска овладели Белгородом и районом северо-западнее от него, общая обстановка резко ухудшилась и было принято решение перейти к обороне.

Прежде чем изложить суть плана наступления АГ «Кемпф», напомню общий план удара вермахта на Курск. Согласно оперативному приказу Гитлера № 6 целью генерального наступления 1943 г., которое с 31 марта получило официальное кодовое наименование «Операция «Цитадель», являлось окружение войск Воронежского и Центрального фронтов в Курском выступе путём встречных ударов двух крупных группировок: ГА «Юг» – из района Белгорода в направлении Курска и ГА «Центр» (9 А) – из района южнее Орла на юг. Предполагалось, что в результате разгрома армий Ватутина и Рокоссовского вермахт закрепится по линии: Нежегаль, р. Короча, Скородное, Тим, местность восточнее Щигров, р. Сосна. Войскам Манштейна отводилась роль лидера: «Группа армий «Юг» сосредоточенными силами наносит удар с рубежа Белгород – Томаровка, прорывает фронт на рубеже Прилепы – Обоянь, соединяется у Курска и восточнее его с наступающей армией группы армий «Центр». Для обеспечения прикрытия наступления с востока как можно быстрее достичь рубежа Нежегаль – р. Короча – Скородное – Тим, однако при этом не допустить ослабления массирования сил на направлении Прилепы, Обоянь. Для прикрытия наступления с запада использовать часть сил, которым одновременно поставить задачу нанести удар по окружаемой группировке противника»[124].

В качестве ударного клина своей группы, который должен был рассечь рубеж Воронежского фронта, соединиться восточнее Курска с ГА «Центр» и создать внутреннее кольцо окружения, фельдмаршал определил 4-ю танковую армию[125] генерал-полковника Г. Гота. Силы армии предполагалось расположить к западу от шоссе Белгород – Обоянь. И по первоначальному замыслу она должна была наступать строго на север в направлении на г. Обоянь, а после корректировки плана операции в мае её основной удар был смещён на северо-восток к ст. Прохоровка. Проламывать советскую оборону должны были два её танковых соединения – 48 тк и 2 тк СС[126]. Правее от неё, в районе Белгорода и южнее, планировалось развернуть армейскую группу генерала танковых войск В. Кемпфа[127], в составе трёх корпусов (3 тк, 42 ак, корпус специального назначения «Раус», названный по фамилии его командира генерала танковых войск Эрхарда Рауса). Ей предстояло действовать на вспомогательном направлении, создавая внешний фронт окружения. Для прикрытия внешних флангов войск Гота и Кемпфа планировалось выдвинуть три армейских корпуса, в составе двух-трёх пехотных дивизий, усиленных артиллерией и подразделениями штурмовых орудий, но без танков. Им предстояло решать целый комплекс тоже крайне сложных задач: закреплять захваченную территорию, прикрывать фланги прорыва, а в экстренных случаях выступать «донорами» танковых соединений для «затыкания дыр» и прикрытия стыков. На левом крыле 4 ТА находился 52 ак (57, 255 и 322 пд), а на правом фланге АГ «Кемпф» – 42 ак (39, 161 и 282 пд) генерала пехоты Франца Маттенклотта.

Перед АК «Кемпф» стояла одна, но очень сложная задача – с первого дня и до завершения наступления надёжно прикрывать правый фланг 4 ТА, на котором предстояло действовать 2 тк СС, и по мере продвижения его вперёд создавать внешний фронт окружения русских в Курском выступе, при этом одновременно ведя активную оборону на собственном правом крыле. На первом этапе осью наступления была определена линия Белгород – Короча – Скородное, имевшая протяжённость примерно 65 км. В обновлённом приказе на операцию «Цитадель» от 1 июня 1943 г. В. Кемпф писал:

«2. …4-я танковая армия прорывает оборону противника в направлении на Курск, продвигаясь через рубеж Марьино – Обоянь, и устанавливает как можно быстрее связь с наступающей с севера 9-й армией.

3. Оперативная группа Кемпфа имеет задачу обеспечить всю операцию, ведя наступление на восток. Для этого она удерживает рубеж на р. Донец от правого фланга до устья р. Нежеголь и захватывает рубеж: Нежеголь, Короча до Корочи.

Вместе с танковыми силами она наносит удар в общем направлении Скородное, чтобы взять на себя прикрытие фланга на участке: Короча, излучина Сейма, южнее Мантурово…»[128].

Подготовка плана наступления армейской группы, как, впрочем, и 4 ТА, шла с трудом и окончательно завершилась лишь в первой половине июня. Связано это было с теми важными решениями, которые были приняты на совещании Гота и Манштейна в Богодухове 10–11 мая 1943 г. Тогда, в ходе двухдневного обсуждения в ставке 4 ТА плана действий войск ГА «Юг» в «Цитадели», генерал-полковник убедил фельдмаршала в том, что для достижения хоть каких-либо ощутимых результатов наступления, которое Гот считал не самым удачным, необходимо основательно и всесторонне подготовить первый этап операции. По его мнению, сначала было необходимо решить две важные задачи: прорвать оборону русских до линии Тетеревино – Новенькое и уничтожить их подвижные резервы в районе ст. Прохоровка. По расчётам Гота, по мере продвижения его армии в глубь рубежей Воронежского фронта, сформированные и доукомплектованные весной танковые и механизированные корпуса на 3—4-й день русские подведут в район Прохоровки. К этому моменту два его ударных соединения – 48 и 2 тк СС должны будут прорваться через укрепления русских, нанести тяжёлое поражение 1 ТА, развёрнутой южнее Обояни, и выйти к станции. «Можно полагать, – писал Г. Гот, – что после прорыва обеих оборонительных полос противника задача 4 ТА будет состоять в разгроме 1-й танковой русской армии, ибо без её уничтожения дальнейшее проведение операции немыслимо. Тем временем находящиеся восточнее Курской дуги русские моторизованные и танковые силы столкнутся с группой Кемпфа. По имеющимся на сегодня сведениям, численность и сила этих соединений такова, что одна группа Кемпфа будет не в состоянии уничтожить их. Вероятно, потребуется развернуть на восток для участия в танковом сражении и 4-ю танковую армию с ее обоими танковыми корпусами, обеспечив её тыл пехотными дивизиями. Было бы неправильно выделить для этого только один танковый корпус 4 ТА, а другой оставить наступать на север (на Обоянь. – В.З.). Необходимо уничтожить как можно больше наступательных средств противника. Это возможно только в том случае, если все танковые силы группы Кемпфа и 4 ТА будут повёрнуты для удара в тесном взаимодействия по восточному флангу противника (на Прохоровку. – В.З.). Лишь после проведения этой части операции можно будет осуществить соединение с 9-й армией»[129].

По итогам совещания в Богодухове в план «Цитадель» были внесены существенные изменения, напрямую касавшиеся В. Кемпфа. Если бы операция началась, как планировалось первоначально, 4 мая, то решать основную задачу первого этапа «Цитадели»: овладевать Прохоровкой и перемалывать советские подвижные соединения пришлось бы главным образом войскам Кемпфа при поддержке 4 ТА. Теперь же, по предложению Гота, эту задачу переложили на плечи его армии, а Кемпф получил приказ: надёжно прикрыть фланг 4 ТА и в ходе предполагаемого сражения под Прохоровкой поддержать её с юга, оттянув на себя часть сил Воронежского фронта, а возможно, и стратегических резервов русских. Сегодня, сравнивая укреплённость полосы обороны фронта, а также учитывая силы и средства в ударных группах Манштейна, это решение представляется оптимальным и дальновидным. Надо отдать должное умению Г. Гота трезво, без оглядки на мнение высшего командования, оценивать складывавшуюся обстановку и настойчиво осуществлять задуманное.

Исходя из полученных задач, В. Кемпф распределил свои войска следующим образом. В ударную группировку выводились два корпуса: 3 тк (в качестве тарана) – для прорыва в направлении с. Скородное и ак «Раус» – с целью овладеть рубежом р. Нежеголь – р. Короча и создать оборонительный фронт по правому берегу р. Короча.

42 ак должен был оставаться на прежнем месте, чтобы удерживать правый фланг по линии р. Северский Донец. Из шести дивизий, которым предстояло прорывать оборону 7 гв. А, две: 19 тд генерал-майора Г. Шмидта и 168 пд генерал-майора В.Ш. де Болье после мартовских боёв понесли очень существенные потери и к июлю 1943 г. так и не были до конца укомплектованы людьми и бронетехникой. Если учесть ряд факторов, таких как:

– острую нехватку сил и средств в 4 ТА для решения столь грандиозных задач (особенно пехотных соединений),

– незначительный боевой состав АГ «Кемпф» и низкую укомплектованность его дивизий, в первую очередь танковых,

– значительную численность оперативных и стратегических резервов, которые были накоплены советской стороной и могли быть нацелены в полосу Воронежского фронта,

– степень укреплённости обороны 7 гв. А, которую усиливала река Северский Донец, то задача, стоявшая перед армейской группой, была не только очень важной для противника, но и вместе с тем предельно сложной.

С начала апреля командование ГА «Юг» начало приводить в порядок соединения, из которых предстояло сформировать ударные группировки для «Цитадели». Моторизованные дивизии собирались в единый кулак и вместе с танковыми отводились с переднего края в тыл на пополнение, а их место занимали пехотные. Параллельно шла работа по упорядочению структуры 4 ТА и АГ «Кемпф». К этому времени они были достаточно разношёрстными. Так, в ходе сражения за Харьков армейскому корпусу генерала Э. Рауса[130], помимо трёх пехотных соединений: 167, 168 и 320 пд подчинялись: гренадерский полк СС «Туле» из мд СС «Мёртвая голова», мотопехотные, танковые и артиллерийские части и подразделения мд «Великая Германия». В то же время в 4 ТА помимо 2 тк СС (мд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Дас Рейх», «Мёртвая голова») входили 48 тк (6 тд, 11 тд и 106 пд) и 57 тк (17 тд, 15 пд). Теперь вся эта довольно нестройная, громоздкая система упразднялась, полки возвращались своим соединениям, а корпуса получали иную структуру. Танковые корпуса формировались по единому штату (три танковые или моторизованные дивизии (штат тоже тд) и одна пехотная) и распределялись между армиями ГА «Юг» неравномерно. Учитывая, что 4 ТА планировалось выдвинуть на направление главного удара, два из них, 48 и 2 тк СС, передали именно ей. А группа Кемпфа получила 3 тк генерала Германа Брайта[131], в составе 6, 7 и 19 тд, а также 168 пд. Утряска штатов и перегруппировка была завершена в конце апреля, а пополнение техникой и людьми продолжалось вплоть до начала июля.

Перед началом «Цитадели» 3 тк должен был расположиться на левом крыле армейской группы и в ходе наступления прикрыть правый фланг 2 тк СС. С весны его 168 пд удерживала Михайловский плацдарм (с двумя небольшими мостами), на левом берегу Северского Донца. Командование армейской группы имело большие виды на этот клочок земли. В распоряжении её начальника штаба генерал-майора Х. Шпайделя, спущенном в корпуса для составления плана действий в ходе «Цитадели», отмечалось – соединение Брайта должно нанести главный удар всеми тремя танковыми дивизиями с Михайловского плацдарма и через две переправы, которые было необходимо построить южнее него, у Дорогобужено и Соломино. По мнению Кемпфа, в тех условиях такой вариант являлся оптимальным. Во-первых, расположение наиболее сильного корпуса на левом крыле позволяет облегчить армейской группе решение главной задачи – прикрытие правого фланга боевого клина Гота. Во-вторых, отсюда был кратчайший путь к главной цели – селу Скородному.

В то же время при планировании действий 3 тк, особенно на первом этапе, эта установка ставила его руководство в затруднительное положение. Учитывая, что в первую линию должны были выводиться одновременно три танковые дивизии, было крайне важно сразу решить вопрос с переправами и усилением танковых дивизий пехотой, которая должна на восточном (левом) берегу создать условия для нормальной переброски бронетехники и развертывания её значительных сил. Данные разведки свидетельствовали, что вокруг Михайловского плацдарма русские воздвигли мощнейшие укрепления, да и сам этот клочок земли по размеру был незначительный. Поэтому Брайт решил обе уже готовые переправы передать только 6 тд, а 7 и 19 тд, как и два пехотных соединения ак «Раус» – 320 и 106 пд, должны были форсировать Северский Донец с ходу, используя штатные и подручные переправочные средства.

Достаточно необычное решение было предложено по усилению боевых групп танковых дивизий. В условиях жёсткого дефицита пехоты командование корпуса предложило разделить 168 пд и передать каждой танковой дивизии по одному её гренадерскому полку, дивизиону артполка и сапёрной роте. Из этих частей и подразделений, а также батальонов мотопехотных полков танковых дивизий они должны были сформировать штурмовые группы, которые первыми совершат бросок за реку с целью расширения (полоса 6 тд) и создания (в 19 и 7 тд) плацдармов. Лишь после того, как эти группы гренадеров оттеснят русских в глубь главной полосы 7 гв. А и появится возможность перебросить на восточный берег бронетехнику с тяжёлым вооружением, в дело предстояло вступить боевым группам непосредственно дивизий Хюнерсдорффа[132], Шмидта[133] и Функа. Для поддержки штурмовых групп на восточном берегу в первые часы наступления, Брайт решил выдвинуть в район переправ 6 тд дивизион штурмовых орудий, а 19 тд – передать роту «тигров». По его мнению, эти средства усиления будут использованы для уничтожения огневых точек непосредственно на переднем крае главной полосы, а затем, после вклинения в оборону русских, в первой волне переброшены за реку и по мере продвижения гренадеров вперёд будут двигаться за ними, подавляя сопротивление уже в глубине полосы.

Свои предложения Брайт изложил в ходе командно-штабных учений, проходивших 3 июня 1943 г. с участием руководства армейской группы и ГА «Юг». «Кемпф не был уверен, что полки 168 пд, даже если их поддержат штурмовые орудия, «тигры» и полковая артиллерия, – пишет американский исследователь С. Ньютон, – будут иметь достаточно сил для осуществления прорыва первой линии советской обороны настолько быстро, насколько это необходимо, чтобы расширить имевшиеся места переправы для переброски основных сил 6-й и 19-й танковых дивизий. Он оспорил решение Брайта не придавать роту «тигров» 6 тд и дал согласие на увеличение численности пехотных подразделений, передать 7-й танковой (изначально Брайт придавал фон Функу только один батальон). Фельдмаршал фон Манштейн выразил свои сомнения относительно тактического плана, согласно которому 168 пд сначала должна быть разделена на части, а затем собрана в самый разгар боёв. Он указал на необходимость иметь эту дивизию всегда готовой для отражения натиска на восточный фланг 2 тк СС»[134].

Кроме того, фельдмаршал не считал удачным предложение Брайта не проводить длительную артподготовку непосредственно перед атакой, а ограничиться коротким артналётом. Но в то же время обратил внимание на то, что сложный рельеф местности и хорошая маскировка русскими своих позиций могут не позволить точно определить цели, поэтому эффективность огня в ходе достаточно короткого артналёта может оказаться минимальной. На это Брайт ответил, что в таком случае увеличивать время ведения огня означает тратить боезапас попусту.

Бесспорно, все опасения имели под собой реальные основания, и, возможно, командир 3 тк это осознавал. Но в то же время собравшиеся понимали, что план действий вырабатывается в жёстких условиях дефицита сил и средств. Перед фронтом АГ «Кемпф» советская сторона возвела многополосную, мощную оборону, устойчивость которой в первые часы наступления существенно повысит река, а в её глубине разведка уже обнаружила многочисленные тактические резервы. Усилить же корпус ни Манштейн, ни Кемпф возможности не имели. Поэтому предложенный Брайтом вариант без существенных изменений был принят. Тем самым первые лица армии и группы армий продемонстрировали своё отношение к обсуждавшимся проблемам – в сложившейся ситуации командиру корпуса виднее, как распорядиться силами, ведь, в конце концов, он будет вести войска в бой и отвечать тоже ему.

Наиболее слабым местом в плане наступления АГ «Кемпф», как, впрочем, и 4 ТА, было отсутствие резервов и у самого командующего, и у командиров корпусов. Вызвано это было в первую очередь неуверенностью немецкой стороны в том, что имеющимися силами в принципе возможно осуществить прорыв мощных полевых укреплений русских за относительно короткое время. Поэтому в первый удар вкладывались все имеющиеся силы, даже в ущерб трезвому расчёту. На ряде участков войска предполагалось выстроить с такой плотностью, что они не могли помочь, а скорее, наоборот, будут мешать друг другу. Причём с этими проблемами сталкивалось не только командование армейской группы и её корпусов, но и соседи. В частности, очень схожая ситуация сложилась в 48 тк.

Герман Брайт считался в вермахте одним из опытных и успешных танковых командиров, поэтому он не мог не понимать, что отсутствие резервов существенно ограничит его влияние на оперативную обстановку и даже при прорыве обороны одной из дивизий он не сможет развить этот тактический успех. Тем не менее, он не опротестовал установку штаба Шпайделя о введении одновременно в бой всех трёх танковых соединений. Хотя по другим менее значимым проблемам он чётко высказал свою позицию, и, в общем-то, вопросы были решены так, как он и предлагал. Вместе с тем, генерал не мог не понимать, что на участке прорыва его соединения будет создана чрезвычайно высокая концентрация войск (на 16 км четыре дивизии), поэтому неминуемы трудности и с управлением, и с манёвром даже незначительных сил. В то же время ввод 6 тд на Михайловский плацдарм ничего обнадёживающего не сулил. Он, как профессионал, не мог не понимать, что советская сторона рассматривала этот район как наиболее удобное место для удара противника, поэтому будет укреплять его лучше, чем какой-либо иной участок фронта. Всё это не могло не подвести к мысли, что выдвижение 5 июля 6 тд в первую линию не самое удачное решение, лучше было бы её отвести с переднего края и использовать в качестве оперативного резерва командира корпуса.

Кроме того, анализируя боевое построение войск Кемпфа перед началом битвы нельзя не обратить внимание на следующий, достаточно важный момент. Понятие «направление главного удара» чётко определяется лишь на уровне армейской группы, а в 3 тк оно было нивелировано. Его дивизии должны были быть построены в линию и получили приказ действовать практически в параллельных направлениях. Таким образом в корпусе не было соединения, которое наносило главный удар. Такое равномерное распределение усилий позволяло советской стороне, используя особенности местности и систему своей обороны, успешно маневрировать как огнём тяжелой артиллерии, так и тактическими резервами, перебрасывая их на усиление наиболее важных участков, где возникала угроза прорыва. В свою очередь, командиры дивизий Брайта не могли надеяться на помощь более сильного соседа и на ввод корпусных резервов (их просто не было), а были вынуждены рассчитывать лишь на собственные силы. Этот тактический промах в сочетании с объективной проблемой – отсутствием резервов у командования группы и корпусов будет негативно, существенным образом влиять на действия войск Кемпфа, особенно в первые, наиболее трудные двое суток операции.

Вместе с тем, при разработке плана наступления командование ГА «Юг» в первый день операции запланировало все силы 8 ак бросить на направление главного удара. Бомбардировщики были нацелены в полосу корпуса СС, а истребители – для прикрытия воздушного пространства над 4 ТА. В результате вспомогательное направление, по сути, было оголено, а войскам Кемпфа, которым предстояло под сильным огнём русских форсировать водную преграду, придётся надеяться лишь на скромные силы зенитной артиллерии, которые не понятно как использовать: или против огневых точек, или как средство ПВО. Даже выделение эскадрильи противотанковых самолётов, которые были запланированы для поддержки войск Кемпфа на второй день наступления (или в первый в случае мощного танкового удара русских уже 5 июля), шло со скрипом, в том числе и из-за бюрократических проволочек. Из журнала боевых действий армейской группы за 4 июля 1943 г.:

«9.45. Звонок из оперотдела ГА «Юг».

Оперотдел группы армий сообщил, что согласно приказу штаба люфтваффе, противотанковые эскадрильи задержаны в Запорожье. Причина этого обсуждается с генералом Ешонеком. Однако группа армий планирует, что эти эскадрильи будут использованы при проведении «Цитадели».

11.00. Звонок командующего армейской группой фельдмаршалу фон Манштейну. Командующий армейской группой указал на большие сложности, возникающие из-за задержки противотанковых эскадрилий. В ответ генерал-фельдмаршал фон Манштейн обещал обязательно передать эти соображения генералу Ешонеку, с которым он должен был связаться в ближайшее время»[135].

Все это в комплексе – явные просчёты плана Брайта, дефицит сил, наряду с мощной системой обороны 7 гв. А и отсутствием необходимой поддержки наступления с воздуха – станут главными причинами высоких потерь войск Кемпфа как в живой силе, так и в технике уже с первых минут операции.

Помимо утряски плана наступления перед Г. Брайтом стояла ещё одна очень существенная проблема – восстановление боеспособности корпуса. Все его танковые дивизии имели большой некомплект бронетехники и вооружения, а пополнение шло с большим скрипом. Промышленность Рейха не успевала удовлетворять потребности армии в бронетехнике. Поэтому командование ГА «Юг» Готу и Кемпфу, для «армирования» ударного клина, передало новые танки «пантера» и «тигр» с усиленной бронёй и мощными пушками. Хотя справедливости ряди надо отметить, что по сравнению с 4 ТА армейской группе перепали лишь крохи этой техники: 249 против 45! Поэтому, несмотря на просьбы и обоснованные обращения, к началу Курской битвы численность 3 тк так и не была доведена до штата ни по бронетехнике, ни по артсредствам. К 5 июля 1943 г. наиболее укомплектованной оказалась 7 тд, в которой числилось 112 танков, 6 тд получила 106 боевых машин, а наиболее слабой оказалась 19 тд, в её составе был лишь 81 танк. Не отличалось в лучшую сторону и качество поступившей техники. К началу боёв в 6 и 19 тд из общего числа танков Т-3 и Т-4 насчитывалось всего 60 и 57 % соответственно, остальные – огнемётные и даже Т-2. Таким образом, эти соединения могли использовать для прорыва советской обороны лишь половину наличного танкового парка. Не получили они и положенный им дивизион полевых лафетов (6 150-мм гаубиц «Хуммель» и 12 105-мм гаубиц «Веспе»), а в 7 тд прибыло вместо 18 САУ лишь 12.

Стремясь повысить ударную мощь корпуса, руководство армейской группы передало в его подчинение 503 ттб (45 «тигров») и 228-й дивизион штурмовых орудий (22 StugG и 9 StugН). Это было существенное усиление, особенно в войска «первой волны», да и общая численность бронетехники в корпусе после этого возросла на 67 единиц. Причём, что очень важно, все эти танки и штурмовые орудия имели длинные стволы и калибр от 75 мм. Но, опережая события, замечу, что возможности и «пантер», и «тигров» были явно переоценены. Т-6, не говоря о Т-5, для германской армии были вооружением новым, до этого широко не использовавшимся. Тактика применения специально созданных для них подразделений – отдельных тяжёлых батальонов ещё не была толком отработана и не внедрена в войсках. Поэтому уже в первый день наступления это мощное подразделение из-за неумелого использования окажется обескровленным, не принеся заметных результатов. Подробно об укомплектованности соединений АГ «Кемпф» бронетехникой на 4 июля 1943 г. смотри таблицу № 5.

Нацеливая войска армейской группы на борьбу с советскими подвижными соединениями, уже в ходе прорыва оборонительных полос 7 гв. А (тактические и оперативные резервы), а затем и в районе Прохоровки, командование ГА «Юг» понимало, что выделенных армейской группе трёх неполных танковых дивизий недостаточно. Поэтому сначала было решено в какой-то мере компенсировать нехватку бронетехники за счёт новейших образцов противотанковых САУ «Хорниссон», которые поступили на вооружение 560-го тяжёлого дивизиона весной 1943 г. В конце мая это подразделение прибыло в распоряжение Манштейна, который передал его Кемпфу. Однако в дальнейшем с дивизионом происходили события, похожие со стороны на анекдот. Весь день 4 июля Кемпф, его штаб, штаб ГА «Юг», лично Манштейн и даже ОКХ интенсивно занимались обсуждением проблемы «Хорниссах», которая, на мой взгляд, не должна была быть в их поле зрения перед началом столь грандиозного наступления. Из журнала боевых действий АГ «Кемпф»:

«10.40. Звонок из оперотдела группы армий по поводу «Хорниссов». В ОКХ, а также одновременно в группе армий возникло предложение отвести эти орудия. Генерал-фельдмаршал Манштейн ещё раз поставил вопрос об ответственности в случае потери подвижности этих орудий во время атаки. Оперотдел армейской группы обещал немедленно проконтролировать этот вопрос.

11.00. Звонок командующего армейской группой фельдмаршалу фон Манштейну. Командующий армейской… заявил, что в настоящее время проводится проверка о возможности использовать «Хорниссы» в качестве неподвижных огневых точек. Обсуждая возможность неуспеха использования новой техники, он указал на наличие у неё большого числа технических недочётов, а также на необходимость постройки специальных объездных путей»[136].

Через 15 минут после того как был закончен разговор Кемпфа и Манштейна, Х. Шпайдель связался с оперотделом ГА «Юг» и сообщил результаты проверки и обсуждения с командиром дивизиона «Хорниссов» того, как лучше использовать эту технику. В итоге был сделан вывод: «Применение дивизиона в виде окопанных огневых точек нецелесообразно, поскольку возникают проблемы с отсутствием опор лафета, как это было установлено во время последних стрельб, при выстреле самоходки сильно вдавливаются в землю, в результате заметно снижается точность стрельбы: отклонение при следующем выстреле составило 2,5 метра при стрельбе с дистанции в 1000 метров». Но главное было не в этом. В завершение доклада начальник штаба подчеркнул, что «в настоящее время в дивизионе боеспособна лишь одна рота (т. е. 14 самоходок!). Вся остальная техника находится в ремонте, в разобранном состоянии (дословно «разложена на простыне»)»[137].

Но на этом вопрос не был исчерпан. В 17.00 армейская группа направила в ГА «Юг» официальный документ – радиограмму, в которой не только повторялись прежние доводы, но и подчёркивалось, что, по её мнению, «использование этой техники для местных атак также не целесообразно ввиду высокой степени риска потери ценного персонала и техники»[138].

Судя по трофейным документам, Э. фон Манштейн внимательно следил за решением этого в общем-то незначительного (относительно масштаба его должности), но, учитывая пристальное внимание Берлина к «Хорниссам», крайне опасного вопроса. До этого момента для постоянного нервного напряжения ему с лихвой хватало проблем с затягиванием «Цитадели» и детищем Гитлера – не подготовленными к боевым действиям «пантерами». Фельдмаршал знал не очень лестные отзывы об этих машинах и понимал, что если операция сорвётся (а вероятность этого была высокая), то большие потери «пантер» (из-за их технических проблем, высокой плотности минирования обороны русских и т. д.) лишь усугубят ситуацию и крупного разговора с фюрером не миновать.

А тут ещё возникла неприятная ситуация с новыми самоходками, о которых стало настойчиво проявлять большое беспокойство ОКХ. Хотя всем было очевидно, что они, как и «пантеры», не только к боям не готовы, но и командование в войсках всех уровней не знало, как и где их толком использовать. Поэтому фельдмаршал поступил как обычный чиновник, на горизонте которого возникла опасность конфликта с руководством. Он проигнорировал возможный положительный эффект от использования САУ для дела и счёл за благо прекратить дискуссию об их применении непосредственно в ходе «Цитадели». В тот же день был подписан приказ: собрать все три роты 560-го дивизиона, находившиеся в Белгороде, Чугуеве и Липцах, и сосредоточить в Харькове «для обороны периметра города в качестве неподвижных огневых точек»[139]. Проще говоря, мощное, спешно разработанное для «Цитадели» вооружение Манштейн спрятал в тылу во избежание его потери. Кемпф и его штаб были не только довольны этим решением, но, хотя и в завуалированной форме, однако вполне ясно для посвящённых в проблему, посоветовали отправить её не в Харьков, а обратно в Рейх, тому, кто её изобрёл. В 17.30 Х. Шпайдель связался с оперативным отделом штаба Буссе и сообщил: «Армейская группа не готова принять на себя ответственность за боевое применение этого дорогостоящего, но не готового к бою вооружения. Он также высказал соображения против способа использования «Хорниссов» (как неподвижные огневые точки. – В.З.), который предписан приказом группы. Он просил передать эти соображения в высшие инстанции»[140].

Таким образом, менее чем за сутки до начала «Цитадели» почти целый день все крупные армейские структуры от 42 ак и вплоть до Берлина, под началом которых находились сотни тысяч личного состава и тысячи единиц техники, изготовившиеся к решительному броску, занимались уяснением того, как же всё-таки использовать в этой операции 14 самоходок! Возникает вопрос: «Им в этот момент больше делать было нечего?» Ведь 560-й дивизион поступил к Кемпфу не 4 июля, а в конце мая. Почему же все от ОКХ до штаба армейской группы стали решать вопрос о его применении за сутки до «Цитадели»? Разве до этого никто не знал о проблемах с техникой? Зачем нужно было отвлекать офицеров группы и 42 ак, загружать средства связи именно в последние сутки перед операцией?

Формально – бюрократический подход ОКХ (да и группы армий) к формированию и доведению до боеспособности этого дивизиона очень похож на то, как «спустя рукава» готовилась к боям под Курском бригада «пантер». Разница лишь в том, что о судьбе «пантер» периодически справлялся сам Гитлер и это несколько подстёгивало ответственных за её создание исполнителей, а о «Хорниссах» никто особого беспокойства не проявлял. Решение о формировании дивизиона было принято 3 апреля 1943 г. В мае, стремясь быстрее отчитаться об исполнение приказа Гитлера о поставке новой техники в войска к 12 июня (очередной дате перехода в наступление), ОКХ отправило его и 45 положенных ему по штату «Хорниссов» по железной дороге в АГ «Кемпф», которая включила его в состав 42 ак. Переложив ответственность за дальнейшую судьбу подразделения на армейскую группу, Берлин забыл о нём на месяц, хотя оно совершенно не было готово к боям. Старалась дистанцироваться от этой проблемы и группа армий. В то время «Хорниссы», как и любая новая техника, обладали всем набором «детских болезней», а командование и дивизиона, и корпуса, и армейской группы не понимало, как лучше использовать это довольно тяжёлое (24 т), сложное при манёвре и очень приметное на поле боя (без малого 3 м) вооружение. Причём именно чрезмерная высота была главным недостатком. Ствол её 88-мм орудия располагался в 2,24 м от земли, что на 0,6 м превышало стандартное размещение этой пушки на её прежнем крестообразном лафете[141]. И при этом рубка имела слабое противопулевое бронирование.

17 июня 1943 г. командир дивизиона направил в ОКХ письмо, в котором чётко указал, что его подразделение к боевым действиям не готово из-за большого числа технических проблем у самоходных орудий. Почти две недели было тихо. По плану наступления АГ «Кемпф» дивизион предполагалось выдвинуть в полосу 3 тк на второй день операции для усиления противотанковой обороны его левого крыла и стыка с ак «Раус». Но лишь в начале июля все, в том числе и ОКХ, вспомнили о том, что подразделение-то к боям не готово. Началось лихорадочное решение проблемы, напряжение нарастало, линии связи накалились, и вот за сутки до наступления настал пик. Причём суть всех звонков, обсуждений и распоряжений в адрес Кемпфа сводилась к одному: по приказу фюрера, мы вам дали «чудо-оружие», используйте его, хотя мы считаем, что непосредственно на поле боя его лучше не выводить, чтобы ненароком не потерять от огня противника, лучше их закопать где-нибудь в тактической зоне. И Манштейн счёл за благо не рисковать этим дорогим «подарком» Берлина и послушал совет ОКХ. Дивизион так и остался в составе 42 ак, но участия в «Цитадели» не принял. Хотя впоследствии, в 1944 г., немцы всё-таки научатся использовать эти орудия, и они стали мощным средством их противотанковой обороны. Я не случайно столь подробно остановился на этом эпизоде, чтобы на конкретном примере показать реальный, а не придуманный после войны германскими генералами процесс подготовки «Цитадели» и то, как в действительности решали насущные проблемы войск те, кто после войны, спасая репутацию военной элиты Рейха, будет рьяно обвинять Гитлера и в провале «Цитадели», и в проигрыше в войне.

Учитывая свои скудные возможности для прорыва переднего края главной полосы, командование армейской группы большие надежды возлагало на артиллерию, в том числе и зенитную, хотя и её было очень мало. К началу Курской битвы 3-е арткомандование, подчинявшееся корпусу Брайта, имело в своём составе: 2/62 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 2/71 ап (150-мм гаубицы), 875-й отдельный дивизион тяжёлой артиллерии (210-мм гаубицы), 99-й и 153-й зенитные артполки, а уже в начале операции будет придан ещё и штаб 612 ап. Более существенное усиление получил ак «Раус», его 153-е арткомандование располагало: 1/21 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 1/77 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 2/54 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 4-м, 7-м и 48-м зенитными полками (72 88-мм орудия), 905-м дивизионом штурмовых орудий (31 StuG) и 393-й батареей штурмовых орудий (12 StuG).

Как вспоминал Э. Раус, основная часть запланированного для его соединения усиления начала поступать с конца апреля: «…Три зенитных артполка, имевших на вооружении 72 88-мм орудия и примерно 90 меньшего калибра, были приданы корпусу, чтобы восполнить недостаток артиллерии. Установка командования люфтваффе запрещала подчинение офицеров частей зенитной артиллерии командирам сухопутных войск; поэтому начальники артиллерии корпуса зависели от того, насколько хорошо были налажены их отношения с командиром частей зенитной артиллерии. Это нередко приводило к разногласиям, но в целом система организации оправдывала себя.

…Армейская группа размещала прибывавшие соединения недалеко от Харькова. Части, находившиеся на фронте, отводились в тыл до одной трети сил (усиленная полковая боевая группа) для реорганизации в прифронтовой зоне. Так как первоначально атака была назначена на 4 мая, предпринимались максимальные усилия, чтобы подготовить личный состав и технику»[142].

Однако Гитлер отложил запланированный на начало мая удар на Курск, и у ГА «Юг» появилась возможность продолжить подготовку войск. К началу июля В. Кемпф смог собрать для «Цитадели» в общей сложности менее 100 000 военнослужащих, из которых только 32 000—34 000 находились непосредственно в боевых соединениях[143]. Корпуса Брайта и Рауса в общей сложности располагали 36 пехотными батальонами, 344 танками, 75 штурмовыми орудиями, 32 САУ ПТО «Мардер», 317 орудиями полевой артиллерии, 216 зенитками (в том числе 72 шт. 88-мм) и 126 шестиствольными миномётами. Подробно численность и вооружение соединений армейской группы к началу операции «Цитадель» смотри в таблице № 6.

Судя по воспоминаниям немецких генералов, участников Курской битвы, большинству из них уже на первом этапе подготовки было понятно, что реализовать «Цитадель» будет очень тяжело. Красная Армия уже «почувствовала вкус большой победы», заметно возросло мастерство её генералов, окреп дух солдат, с Урала полноводной рекой шли техника и вооружение. Не было сомнения в том, что период затишья на фронте русские постараются использовать не только для пополнения, обучения войск, но и создания мощных оборонительных позиций. Уверенность этому придавали уже первые данные аэрофотосъёмки, которые стали поступать в конце апреля.

Это обстоятельство заставило руководство ГА «Юг» развернуть масштабную и тщательную работу по подготовке своих войск к преодолению глубоко эшелонированной обороны. Следует заметить, что по меркам войны для подготовки летней кампании противоборствующим сторонам времени было отпущено вполне достаточно. Существенной разницей было лишь то, что немецкие ударные соединения, выделенные для «Цитадели», не занимались фортификационными работами, как советские. Боевые подразделения Брайта и Рауса всю весну и в начале лета вели боевую учёбу, поэтому немудрено, что индивидуальная подготовка их солдат и офицеров в целом была заметно выше, чем основной массы бойцов 7 гв. А. Как и Шумилов, Кемпф лично занимался этой работой и нацеливал своих командиров учить войска в первую очередь самому необходимому, что потребуется в ходе предстоящего наступления.

Особое внимание уделялось тому, чтобы командный состав уяснил стоящие перед частями и соединениями задачи и каждый офицер на своём месте включился в процесс освоения наиболее эффективных приёмов и методов для их решения. Во всех дивизиях проводились совещания, теоретические занятия, тактические игры на картах, на основе разведданных и аэрофотосъёмки детально обсуждались устройства советской оборонительной полосы с целью выявить её сильные и слабые стороны. При этом, как вспоминали участники тех событий, на занятиях рассматривались различные варианты развития наступления и перед офицерами ставились такие задачи, с которыми они могут столкнуться в наиболее неблагоприятных условиях. Уже после войны, находясь в советском плену, командир 7 тд генерал Г. фон Функ[144] писал: «Тактические игры проводились в масштабах армейской группы, её корпусов и особенно часто в 3 тк. При этом обсуждалась и конкретная обстановка. Правый фланг танковой группы, наступающей клином из района Белгорода и южнее через Донец в северо-восточном направлении, может оказаться под угрозой, если примыкающие с юга силы (ак «Раус». – В.З.) не овладеют значительным плацдармом по ту сторону реки. В связи с этим появилась необходимость значительную часть сил танковых соединений, предназначенных для нанесения удара в глубину (в первую очередь 7 тд, находившуюся на правом фланге), использовать для прикрытия фланга. Это ослабление сил на направлении главного удара особенно опасно, потому что, как было известно на основе опыта прежних боёв, русское командование не ограничится только организацией стабильной (позиционной) обороны на Донце и в прилегающих к нему районах, а также подготовит в тыловом районе крупные подвижные резервы для нанесения контрударов.

На основе теоретических занятий строилась практическая подготовка к операции. Обучение складывалось из следующих основных элементов:

1. Форсирование реки:

а. бесшумно и внезапно под прикрытием темноты или дымовой завесы;

б. после мощной огневой подготовки артиллерии и всех видов тяжёлого оружия, при широком использовании авиации.

2. Бой в условиях глубокоэшелонированной обороны противника с разветвлённой системой укреплений новейших типов при учёте различного рода препятствий на местности (балки, противотанковые рвы, дамбы, леса, болота, минные поля и т. д.).

3. Бой на открытой местности с танковыми соединениями противника, особенно усиленными различного рода огневыми средствами.

4. Активная воздушная и наземная разведка, их взаимодействие, а также сдерживающие бои при использовании вспомогательных сил для прикрытия флангов (в том числе и разведданных)»[145].

Наряду с общими вопросами, которые касались всех родов войск, штабы Брайта и Рауса разработали свои индивидуальные программы подготовки с учётом специфики их войск и задач. Так, зная, что советская сторона в значительных масштабах использовала для укрепления рубежей противопехотные мины, в армейском корпусе упор был сделан на обучении пехотных подразделений сапёрному делу. Технология преодоления минно-взрывных заграждений в вермахте была давно отработана и успешно применялась на практике. Делалось это обычно так. Перед наступлением тщательно изучался участок обороны противника, где намечался прорыв, на предмет выявления минных полей. Затем, если позволяли условия, сапёры ночью на слабо охраняемых участках, используя складки местности, снимали часть мин, одновременно изучая систему минирования. Расчистка же проходов для передовых подразделений на всю глубину полей велась уже в ходе атаки под прикрытием огня танков или артиллерии. В операции «Цитадель» этот приём использовать было невозможно. Так как первая линия советских окопов проходила в нескольких сотнях метров от кромки берега, местность была ровная, вся пристрелянная и укрыться сапёрам от огня было негде. Кроме того, из-за наличия реки в целом ряде мест немцам так и не удалось точно определить местонахождение этих полей на восточном берегу Донца. Поэтому оценка велась по принципу: «Где бы мы минировали, если бы находились на месте обороняющихся?» Поэтому в пехотных дивизиях пытались разрабатывать новую методику преодоления заграждений. Но, как свидетельствует сам Э. Раус, ничего толкового придумать не удавалось. Остановились на наиболее простом, хотя и трудоёмком варианте – провести обучение всех гренадеров штурмовых групп элементарным способам обнаружения и снятия мин.

Вместе с тем, в тылу специально строились (плеными) запруды и водоёмы, где отрабатывались приёмы форсирования водных преград штурмовыми группами вброд и на лодках, захват плацдармов в предполье и создание условий для быстрого наведения лёгких мостов для пехоты и тяжёлого стрелкового вооружения.

Надо отметить, что хотя пехотным соединениям отводилась достаточно важная роль, их комплектование шло по остаточному принципу, как в отношении численности личного состава, так и его качества. Например, гренадерские (не говоря о танковых и артиллерийских) полки танковых дивизий состояли в основном из немцев, с незначительным «вкраплением» поляков. А в пехотных дивизиях численность солдат иных национальностей доходила до 25–30 % и даже выше. В боевых подразделениях находились и военнослужащие РККА, перешедшие на сторону врага, а также молодые люди, призванные в вермахт на оккупированной территории СССР. Такой способ пополнения практиковался, в частности, руководством ак «Раус». Хотя германское командование отдавало предпочтение всё-таки не русским, а представителям других народов Советского Союза: украинцам, уроженцам среднеазиатских республик и особенно казакам. Естественно, что это не могло не сказываться на уровне подготовки, а следовательно, и боеспособности дивизий. Однако мера эта была вынужденная – после более чем трёх лет войны Германия испытывала острый дефицит людских ресурсов.

Сложные и разнообразные задачи приходилось отрабатывать командному составу и 3 тк. В первую очередь это касалось переправы танков, в том числе тяжёлых Т-6, – через реку шириной 70–80 м и выработки тактических приёмов использования бронетехники в первом оперативном эшелоне при прорыве глубоко эшелонированной обороны, насыщенной противотанковыми заграждениями. Завозилось и интенсивно осваивалось войсками мостостроительное и понтонное оборудование, шли тренировки на время по наведению мостов, как через водные преграды, так и через глубокие балки и овраги. Для переправы основной массы войск первоначально планировалось использовать паромы, но, учитывая, что русло реки на участке намеченного прорыва достаточно узкое (в среднем ширина 40–60 м) и мелкое (основные глубины от 1,2–1,5 до 2,5 м), от этой идеи были вынуждены отказаться и остановились на резиновых лодках, свайных мостах и разборных металлических мостовых конструкциях и бродах.

Очень непросто шло планирование и подготовка к переправе 503-го батальона «тигров». Учитывая болотистую пойму реки и значительный вес техники, прорабатывались все способы форсирования – от преодоления вброд до импровизации с подручными средствами. «…Для танков «тигр» требовалось особенно тяжёлое мостовое имущество, которое в дивизии отсутствовало, – вспоминал генерал-майор Г. фон Функ. – На случай, если армейская группа не сможет выделить его в распоряжение дивизии, а также если в ходе операции может понадобиться переправить эти танки через водные преграды, балки и т. д., производились опыты, и довольно успешно, по постройке тяжёлых мостов из мостового имущества типа «К», которым располагала дивизия. Соединением двух одинарных прогонов в один двойной прогон достигалось увеличение грузоподъёмности моста.

Для быстрого преодоления противотанковых рвов с крутыми стенками, отрытых в твёрдом грунте и представлявших трудное препятствие, сапёры танковых соединений изобрели эффективный способ, заключавшийся в разрушении стенок рва подрывными зарядами. При этом образовывались отлогие площадки, по которым танки могли опуститься и подняться, причём орудийный ствол должен был быть обращён назад»[146].

Параллельно отрабатывались и организационные вопросы. Для увеличения огневой мощи и маневренности артполка танковой дивизии в 1943 г. в его состав был включён дивизион самоходных лафетов. Он состоял из батареи (6 установок) 150-мм тяжёлых полевых гаубиц «Хуммель» и 2 батарей (12 шт.) 105-мм лёгких полевых гаубиц «Веспе». Весной 1943 г. это вооружение начали получать и войска ГА «Юг». Однако к июлю соединения Брайта не удалось полностью укомплектовать этой техникой, не поступили и наставления по её применению. Как уже отмечалось, в 3 тк дивизион лафетов получила лишь одна 7 тд. Это заставило детально изучить новое вооружение, после чего отработать на полигонах такие вопросы, как «технология» использования лафетов для сопровождения танковых атак, управление дивизионом при ведении огня с основных ОП и во время движения танкового клина, связь командира дивизиона с командованием артполка и начальником артиллерии дивизии, обеспечение батарей боеприпасами на поле боя и т. д.

Перечисленным выше проблемам на протяжении всего периода подготовки к битве в корпусе уделялось постоянное и пристальное внимание. Однако главный акцент всё же делался на планирование и подготовку начального этапа операции, т. е. обеспечение успеха в первые несколько часов наступления. Систематически поступавшая аэрофотосъёмка советских рубежей давала определённое представление об их глубине, степени насыщенности средствами ПТО и инженерными заграждениями. Штаб корпуса считал, что без захвата плацдармов глубиной не менее 2–3 км начать наведение мостов и переброску тяжёлого вооружения и техники на восточный берег будет невозможно. Поэтому основные усилия Г. Брайт прилагал для отработки мер, которые могли бы обеспечить быстрое, без высоких потерь форсирование Северского Донца штурмовыми группами «первой волны», их прикрытие и сопровождение в ходе прорыва переднего края главной полосы.

Основным элементом плана форсирования считалось надёжное огневое прикрытие первого броска. Для этого, при отсутствии необходимого обеспечения броска через реку с воздуха, было крайне важно скоординировать действия артиллерии всех уровней. Командование танковых дивизий тщательно выстраивало, а затем на полигонах отрабатывало систему управления тремя группами артиллерии: собственно дивизии, рот «тигров», самоходок и дивизионов артполка 168 пд (которые были включены непосредственно в передовые штурмовые группы) и, наконец, армейских и корпусных артминчастей. Г. фон Функ писал, что наличие такого мощного и хорошо управляемого «огневого кулака» в руках командира дивизии, с одной стороны, и тесное взаимодействие его штаба с аэродромом люфтваффе – с другой, рассматривалось как важнейшее условие для решения не только и не столько первоочередных задач – форсирования реки и прорыва главной полосы русских, а главное, в процессе продвижении ударного клина в глубь обороны 7 гв. А в первые 20–25 км.

Чёткость управления предполагала безотказную работу основных и дублирующих средств связи на всех уровнях артиллерийского командования и по линии штаб дивизии – часть люфтваффе. Поэтому подразделения связи комплектовались материальной частью и обученным личным составом в первоочередном порядке.

На протяжении всей подготовки «Цитадели» немецкое командование большое значение уделяло вопросам маскировки собственных намерений и разведобеспечению выделенных для наступления войск. В июне после принятия окончательного решения эта работа значительно усилилась. Теперь за короткий срок требовалось обеспечить скрытную переброску непосредственно к переднему краю огромных сил и материально-технических средств. Э. Раус писал: «До сих пор нам удавалось сохранять в тайне от противника выдвижение немецких сил в район сосредоточения. Разнеся их как можно дальше и перемещая войска через большие промежутки времени, армейская группа сумела ввести противника в заблуждение относительно времени начала наступления и предполагаемого направления главного удара.

…В окрестностях Чугуева были проведены также обширные мероприятия, направленные на то, чтобы убедить русских в том, что мы собираемся начать наступление в излучине Донца в направлении Изюм, Купянск. Моторизованные колонны продвигались к линии фронта днём, артиллерия выдвинулась на огневые позиции и проводила пристрелку, резервы якобы проводили тренировки по форсированию водных преград»[147].

Трудно разделить оптимизм генерала, ведь факты говорят об обратном. Действительно, уровень профессиональной подготовки разведорганов и офицеров штабов германских соединений, которые занимались дезинформационным обеспечением «Цитадели», был достаточно высок. И свою работу они делали на совесть. Для этого были задействованы значительные силы, дезинформация направлялась по различным каналам. На бумаге создавались несуществующие соединения, а реальным дивизиям для переписки и переговоров присваивались другие номера. Любая передислокация частей и соединений тщательно готовилась. В районах, где не было войск, организовывались ложные радиоузлы с целью создания видимости нахождения там крупного воинского формирования.

Однако если оценивать результаты этих усилий, опираясь на рассекреченные документы Воронежского фронта, то можно с уверенностью утверждать, что неприятелю не удалось в полной мере достичь поставленной цели. К началу наступления советской разведкой была в основном вскрыта группировка противника: установлено примерное число танковых дивизий и их точные районы сосредоточения на конец июня, выявлено даже место расположения штабов 4 ТА, а также 6 и 7 тд. Более детально был проработан передний край войск Гота и Кемпфа. Благодаря тяжёлому, опасному и кропотливому труду разведки войск первого эшелона были определены участки обороны немецких дивизий по всему фронту. Причём следует признать, что наиболее достоверные и интересные данные были получены от перебежчиков и захваченных живыми пленных. Приведу лишь несколько выдержек из оперативных ориентировок штаба Воронежского фронта:

на 24.00 20 июня: «…По показаниям перебежчика разведотряда 11 тд, перешедшего на нашу сторону в районе южнее Сар. Салтово, 16.6.1943 г. в Харькове находятся все танковые дивизии СС, 6 и 7 тд. В районе Белгорода находятся лишь отдельные танковые части СС. 11 тд в составе 110 мп, 111 мп, тп, ап с 10 апреля дислоцировалась в районе Коломак, один её батальон направлен во Францию для получения новых танков Т-6.

По показаниям перебежчика 52 дивизион в составе трёх батарей придан 168 пд. В середине июня он видел в районе Покровка подразделения СС «Мёртвая голова» и слышал о подготовке к частной операции 168 пд с подразделениями «Мёртвая голова» по захвату рощи юго-западнее Чёрная Поляна.

…В районе Ячневый Колодезь задержаны два перебежчика, принадлежащие 52 миномётному дивизиону 168 пд;

…в районе 1 км южнее Солдатского захвачен пленный солдат поляк 676 пп 332 пд»;

к 24.00 22.06: «Разведгруппой в ночь на 22.6 в районе южнее Заяц /2 км северо-восточнее Русская Берёзовка/ захвачен пленный обер-ефрейтор 465 пп 255 пд»;

к 24.00 29.06: «Разведгруппой в районе Ново-Дмитриевки изъяты документы у убитого пленного 164 пп 57 пд. При отражении вылазки разведгруппы противника силою до роты в 7.00 29.6 в районе Загодскот (12 км севернее Белгорода захвачен в плен раненый солдат 3 мп дивизии СС «Мёртвая голова», который на предварительном опросе показал, что 2 июня дивизия СС «Мёртвая голова» выведена на передний край, сменив части дивизии СС «Адольф Гитлер».

Штаб фронта располагал точными данными и о том, что перед 6 гв. А рубеж обороны удерживает 167 пд 4 ТА. Таким образом, вплоть до начала операции советская войсковая разведка достаточно уверенно контролировала ситуацию и доносила необходимую информацию о соединениях противника в полосе, где существовала наибольшая вероятность нанесения им главного удара. А непосредственно перед началом боевых действий была выявлена переброска танковых и моторизованных дивизий перед фронтом 6 гв. и 7 гв. А (за боевыми порядками пехотных дивизий). В ночь на 5 июля Военный совет Воронежского фронта доносил И. В. Сталину: «Радиоразведкой установлено выдвижение на участок: Новая Горянка – Белгород 6 тд и трёх танковых дивизий СС «Адольф Гитлер», «Великая Германия» и «Рейх»[148].

Если учесть, что в конце июня захватом пленного было установлено наличие перед левым крылом 6 гв. А и мд СС «Мёртвая голова», то можно с уверенностью утверждать, что к началу июля советские спецслужбы не только вскрыли танковую группировку, находившуюся в районе Харькова и севернее, но и подход части её сил к переднему краю непосредственно перед началом Курской битвы.

Хотя, справедливости ради, следует подчеркнуть, что командование и армий (в том числе и 7 гв. А), и фронта с большой настороженностью относилось к этим данным разведорганов. При изучении архивных источников у меня сложилось впечатление о том, что немцы 5 июля всё же перейдут в наступление, из первых лиц войск фронта (т. е. от командарма и выше) был уверен один лишь Н. Ф. Ватутин. Да и то только с того момента, когда вечером 4 июля начала поступать информация о результатах боя в полосе 6 гв. А и разведданные из Центрального фронта и собственного разведуправления.

Опережая события, замечу, что в первые дни оборонительной операции путаница будет лишь с тремя танковыми соединениями. Во-первых, 11 тд даже 6 июля разведка фронта считала как резерв, сосредоточенный в районе Богодухова. Во-вторых, не могут установить точно место нахождения в боевом построении наступающих войск Манштейна 19 тд, хотя будет известно, что она ведёт боевые действия в полосе фронта. И наконец, в-третьих, наличие 7 тд перед фронтом 7 гв. А определят тоже лишь 6 июля по показаниям пленных и документам с поля боя.

Для того, чтобы читатель представил примерный объём данных, которыми располагало командование дивизий 7 гв. А о противостоящем противнике, процитирую справки штаба 72 гв. сд:

«Перед фронтом дивизии противник (1–5 июля 1943 г. – В.З.) обороняется:

106 пд с 34 танками на участке /иск/ Соломино, Графовка. Рубеж: /иск/ Соломино – Пуляевка – 240 пп, /иск/ Пристень, Графовка – 241 пп. 239 пп – во втором эшелоне на рубеже выс. 210.5, /иск/ 200.9.

320 пд – Графовка, Бугровка. На рубеже: Графовка Архангельское – 586 пп, во втором эшелоне – 585 пп участок: Зиборовка, свх. Шалино, Муром.

Танковая группировка: Топлинка – 15 танков, роща, 2 км юго-западнее Пристень – 2, Графовка – 25, Никольское – 8, Зиборовка – 5. Все танки предположительно принадлежат 6 тд»[149].

Подчеркну, что в документе достаточно объективно отражены силы неприятеля, точно указаны номера соединений и участки, удерживаемые их полками.

Большое внимание командование АГ «Кемпф» уделяло ведению разведки в тактической полосе, прежде всего изучению системы обороны и местности (особенно поймы и русла Северского Донца) на участках предстоящего наступления. Интенсивность этой работы особенно усилилась во второй половине июня. Главную роль в этом играла авиация, поисковые группы и посты наблюдателей. Координатором выступали разведотделы штабов корпусов. Однако в полосе 3 тк эта работа имела свою специфику. Чтобы не демаскировать присутствие перед фронтом 7 гв. А танковой дивизии, её военнослужащим запрещалось находиться на переднем крае, тем более участвовать непосредственно в захвате пленных. Поиск вела разведка пехотных соединений, удерживавших линию обороны по западному берегу реки, а координировали их действия штабы танковых дивизий. Г. фон Функ вспоминал: «С середины июня нами велась усиленная разведка с целью добывания необходимых сведений для организации и проведения намеченной операции. К этому времени было уже известно, что 7 тд должна начать наступление с западного берега Донца по обе стороны населённого пункта Соломино…

Разведку надлежало вести с большой осторожностью с тем, чтобы не демаскировать противнику присутствие новых войск и подготовку к наступательным операциям. Следовало принимать все меры к тому, чтобы скрыть от противника чёрную форму танковых частей и не дать ему возможности захватить в плен наших солдат. Уже одно то, что на передовой происходило интенсивное движение машин и перемещение частей, могло вызвать у противника подозрение. Поэтому дивизия обеспечивала единое руководство всеми разведывательными операциями, согласовывая их во времени и пространстве и учитывая их размеры и характер.

…Необходимо было произвести тщательную разведку местности с целью выявления имеющихся на ней укрытий, а также заблаговременно обеспечить искусственные укрытия от наблюдения противника. Особенно большое значение имела инженерная разведка.

Разведка местности на противоположном берегу и оценка противника осуществлялась:

а. путём тщательного изучения карт и аэрофотосъёмки;

б. путём систематического наблюдения, ведущегося из нашего расположения особыми специально выделенными для этого подразделениями всех родов войск;

в. проведением разведпоисков на той стороне реки»[150].

По сути, генерал признаёт слабость оперативно-тактической разведки АГ «Кемпф», которая основывалась лишь на показаниях пленных, наблюдении и изучении аэрофотосъёмки. Безусловно, эти источники давали определённую информацию, но далеко не полную и не всегда точную. А учитывая, что советская сторона применяла достаточно эффективную систему маскировки, в которую включались, в том числе, и прекрасно подготовленные специально для немецких самолётов ложные позиции, враг слабо знал систему армейской обороны, ещё хуже фронтовую глубину. Это впоследствии признавали и непосредственные участники тех событий. «Каждый квадратный метр Курского выступа был сфотографирован с воздуха, – писал в своей книге начальник штаба 48 тк 4 ТА, в ту пору полковник, Ф. фон Меллентин. – Но хотя эти снимки и давали представление о расположение русских позиций, их длине по фронту и глубине, они не могли вскрыть систему обороны во всех деталях или дать указание на силу обороняющихся войск, так как русские – большие мастера маскировки. Мы, безусловно, в значительной мере недооценили их силы»[151].

Что же касается данных о переброске и сосредоточении резервов, то они шли ночью и до начала операции противник имел о них смутное представление. Таким образом, немецкое командование, опиравшееся на не полные и не всегда верные данные своей разведки при определении устойчивости обороны и потенциала как 7 гв. А, так и всего Воронежского фронта, допустило существенные просчёты. Недооценило советскую сторону и, соответственно, переоценило пробивную мощь собранных под Белгородом собственных сил.

В то же время следует признать, что немецкой разведке приходилось действовать в очень сложных условиях против противника, который быстро набирал силу и опыт. Утверждение Г. фон Функа о том, что его разведгруппы работали и на восточном берегу, соответствует действительности, но они проникали не дальше полосы дивизий первого эшелона. Да и мало их было. Северский Донец проходил вдоль всего рубежа 7 гв. А, и отправка поисковых групп была сопряжена со значительными трудностями. Донесения гвардейских дивизий первого эшелона пестрят сообщениями о попытках гитлеровцев проникнуть через их передний край. Причём в подавляющем большинстве случаев они выливались в скоротечные бои с нашим боевым охранением. Но, безусловно, были и успешные заброски. Причём в этой деятельности неприятель часто опирался на военнопленных, перешедших на сторону вермахта. Судя по документам разведуправления Воронежского фронта и отделов «Смерш», в АГ «Кемпф» существовало специальное подразделение (вероятно, это разведывательно-диверсионный орган абвергруппа-204, о ней речь впереди), которое располагало агентами из украинцев и жителей сёл РСФСР, прилегавших к административной границе Украины, знавших украинский язык, особенности быта. Советские спецслужбы, особенно органы зафронтовой разведки, не сидели сложа руки. Они имели хорошие позиции в разведшколах противника и в значительной степени контролировали процесс заброски разведывательно-диверсионных групп (РДГ) в оперативный тыл, в том числе и войск в районе южной части Курской дуги. Из распоряжения командующего Воронежским фронтом № 10 437 от 25 мая 1943 г.: «В ночь на 23 мая 1943 г. на фронте 7 гв. А противник перебросил разведгруппу в составе 13 человек, из них один лейтенант и один старший лейтенант. Вся группа состоит из бойцов-красноармейцев и командиров, попавших в плен к немцам. Группа одета в красноармейскую форму и вооружена оружием Красной Армии. Перед группой была поставлена задача: проникнуть в расположение войск Красной Армии, разведать передний край, ОП артиллерии, танков и минные заграждения. Взрывами разрушить ДЗОТы, землянки и захватить пленных. Методы работы группы – движение к переднему краю наших войск ночью, при встрече выдавать себя за подразделения Красной Армии. Группа показала:

1. Противник проводит широкую вербовку агентуры среди военнослужащих, создаёт группы по 10–15 человек и перебрасывает их в расположение наших войск с разведывательно-диверсионными задачами.

2. На участке Воронежского фронта в самое ближайшее время противник должен перебросить 3–4 разведгруппы»[152].

Не имея существенных результатов от заброски РДГ, противник большое внимание уделял силовой разведке на переднем крае 7 гв. А. Она систематически проводилась в полосе всех дивизий первого эшелона, но чаще всего с Михайловского плацдарма. Вот лишь один пример, из донесения штаба 25 гв. ск к 18.00 1 июля 1943 г.: «В 1.00 1.07.1943 г. из района Михайловки подошёл танк к переднему краю 238 гв. сп 81 гв. сд и прямой наводкой открыл огонь, ответным огнём наши подразделения вынудили танк отойти. В 2.20 с южной окраины Михайловки противник, до взвода под прикрытием артиллерийского и миномётного огня, пытался вести разведку боем, но был встречен огнём боевого охранения 238 гв. сп, а также подошедшими подразделениями и был отброшен на исходные позиции. У одного убитого немца изъята солдатская книжка, номер части ещё не установлен»[153].

Но случались и успешные захваты немцами наших бойцов и даже переход на сторону врага красноармейцев, находившихся в боевом охранении. Один из таких случаев произошёл во второй половине дня 4 июля на правом крыле 24 гв. ск. Из оперсводки 72 гв. сд к 4.00 5 июля: «В 17.15 из района сада юго-восточнее Топлинки появилась пехота противника численностью до роты, 10–12 фрицев переправились через реку и достигли переднего края обороны 66 штрафной роты. Ружейно-миномётным огнём противник был отброшен обратно. В это время исчезло 3 бойца, назначено расследование»[154]. Замечу, что, судя по тому, как стремительно развивалось наступление частей 106 пд утром 5 июля через рубеж 66 оашр, а также по ряду косвенные данных, немцы от этих перебежчиков-штрафников, вероятно, получили довольно ценную информацию о системе огня и обороны на этом участке.

Немаловажное значение разведорганы армейской группы уделяли деятельности по разложению войск армии Шумилова. Эта работа велась изощрённо и масштабно. Большая ставка делалась на межнациональные трения. Стремясь посеять рознь и недоверие между военнослужащими разных национальностей, гитлеровцы настойчиво и кропотливо вели подрывную работу среди бойцов, призванных из разных республик Советского Союза (узбеков, казахов, татар, украинцев). Э. Раус вспоминает о том, как перед началом Курской битвы его подчинённые якобы сумели убедить целую роту узбеков 15 гв. сд перейти на их сторону. Акция почти удалась, но вмешался случай – в одну из ночей, выйдя из своих окопов по направлению к руслу Северского Донца, группа предателей попала на наше минное поле и значительная часть их погибла. «Кроме того, – сетовал генерал, – её обстреляли проснувшиеся артиллеристы. Но результаты этого предприятия сказались немедленно.15-я узбекская стрелковая дивизия была отведена с фронта и расформирована как ненадёжная»[155].

Хотя Э. Раус был участником тех событий, с этими его утверждениями согласиться трудно. Действительно, такое позорное явление, как дезертирство, в частях 7 гв. А было, хотя относительно других армий, его масштабами она не выделялась. И одной из причин этого явления можно считать определённое воздействие пропаганды противника, особенно на фоне неблагополучного положения в войсках с питанием. Возможно, столь неординарный случай (ушла целая рота!) и имел место, но при изучении документов в ЦАМО РФ подтверждение ему я не нашёл. В беседах со мной (а также в ряде публикаций) ветераны-контрразведчики утверждали, что для оперработников отдела «Смерш», которые курировали стрелковые полки, доводились неформальные планы по вербовке негласных осведомителей, средний расчёт был 50–70 человек на батальон, т. е. 450–600 человек. Учитывая, что в ходе боёв убыль пехоты была высокой, «особисты» старались поднять планку как можно выше, нередко догоняли до сотни осведомителей на батальон. Но как гласит народная пословица, «и на старуху бывает проруха», офицеры спецслужб тоже люди и вполне могли ошибиться. Тем не менее, вызывает сомнение, что при такой системе контроля командованию дивизии не было известно о сговоре не 10–15 человек, а целой роты – не менее 100. Что же касается утверждения о том, что якобы из-за группы изменников отвели с переднего края целую дивизию, да к тому же и расформировали её – это уже откровенная небылица.

Соединение генерала Е. И. Василенко – это стойкая, закалённая в боях дивизия, никогда не расформировывалась, а её отвод с главной полосы на вторую был осуществлён, опять же судя по официальным документам 7 гв. А, по плану ротации войск, который, кстати, был и в вермахте. Судя по всему, эпизод с дезертирами написан генералом по принципу «Слышал звон, да не знаю где он». Подобными приёмами, когда для «украшения» описываемой ситуации придумывали эпизоды, списанные с событий действительно происходивших, но в других местах и не столь масштабных, грешили и советские мемуаристы в погонах. Возможно, основой для этой истории послужил случай, действительно происшедший, но в другой дивизии 7 гв. А. Обратимся к Директиве начальника Генштаба РККА № 00 648 от 25 мая 1943 г.: «12 мая 1943 г. в 213 сд 7 гв. А 12 красноармейцев во главе с командиром отделения перешли на сторону врага, этот переход не был своевременно предотвращён»[156].

Более подробно причины этого чрезвычайного происшествия изложены в приказе командующего фронтом: «В ночь на 12 мая с. г. с переднего края обороны 793 сп 213 сд перешла на сторону врага группа военнослужащих. Расследованием установлено, что конкретными виновниками, допустившими переход на сторону врага группы красноармейцев, являются: командир 5-й стрелковой роты лейтенант Клеймёнов, зам. командира по политчасти ст. лейтенанат Саттаров, командир отделения Сантагалиев.

Клеймёнов и его заместитель Саттаров не занимались изучением людей в роте, не проверяли несение службы на переднем крае и не принимали мер к пресечению широко распространившемуся в роте чтению фашистских листовок, не реагировали на факты отрицательного отношения бойцов к несению службы, не обеспечили контроль за этими лицами, не проводили с ними необходимую работу.

Командир отделения Сантагалиев, непосредственно наблюдавший переход на сторону противника людей своего отделения, не открыл огонь по изменникам и не попытался помешать переходу какими-либо другими средствами»[157].

Замечу, что если судить по имеющимся сегодня архивным документам, то это был единственный случай, когда столь значительное число военнослужащих Воронежского фронта перешли на сторону врага в период подготовки к Курской битве. Перечисленные в приказе командиры за бездействие и халатное отношение к своим служебным обязанностям были осуждены военным трибуналом на 10 лет лишения свободы, с заменой этого срока наказания на отбывание 3 месяцев в штрафном батальоне.

Обращусь ещё к одному пассажу из книги генерала Э. Рауса. Те из читателей, кому довелось знакомиться с ней, вероятно, отметили, что описание подготовки своего корпуса к крупнейшей битве автор, по сути, свёл лишь к необычному для военачальника его ранга сетованию о кровожадности русских и их циничном отношении к жизни не только солдат, но и своих детей. В частности, он утверждает, что в полосе его корпуса советские спецслужбы активно использовали для сбора разведданных подростков 8–14 лет и выследить этих необычных агентов было непросто. Только в районе Белгорода было задержано несколько десятков ребят. Из-за этого германскому командованию пришлось выселять всех жителей с прифронтовой полосы. Однако подобную форму разведки, несмотря на её жестокий по отношению к детям характер, использовали обе стороны. Но если действия офицеров советских спецслужб в моральном плане можно в какой-то мере оправдать, ведь они вместе с маленькими гражданами Советского Союза боролись с оккупантами за свободу своей страны, то упрёки недобитого вояки кроме как пропагандистской трескотнёй периода «холодной войны» и не назовёшь. Для примера приведу недавно рассекреченный документ Управления НКВД по Курской области:

«На территории Тимского района… были задержаны 4 подростка, занимавшиеся по сёлам нищенством. Задержанные назвались:

1) Кавериным Виктором, 1931 г. р., уроженцем Курской обл.;

2) Кавериным Геннадием, 1930 г. р., брат Виктора;

3) Азаровым Иваном, 1929 г. р., урож. Курской обл.;

4) Азаровым Николаем, 1928 г. р., урож. Курской обл., брат Азарова Ивана.

По показаниям Кавериных Геннадия и Виктора, незадолго до отступления немцев из Черемисиновского района, зимой 1943 г., учась в школе, они были в числе других подростков использованы немцами в качестве разведчиков.

Геннадий Каверин показал, что немецкий офицер (фамилия неизвестна) из числа учащихся школы отобрал до 20 подростков, пригодных для разведки, и вместе с учительницей Лидией Николаевной (фамилии они не знают, бежала с немцами) обучал их способам, как распознавать и отличать советские танки, орудия, автомашины от немецких.

После непродолжительного обучения группа подростков в составе Каверина Н., Каверина Г., Ермакова А. (13 лет) и Лазыкина И. (12 лет) с разведывательными заданиями была послана на ж. д. разъезд возле г. Щигры, в дер. Дубровку и на ст. Черемисиново. В разведке они пробыли четыре дня и вернулись, доложив, что в этих пунктах находятся немцы, и указали количество замеченных ими танков, орудий и автомашин. Видимо, эта посылка по названному маршруту являлась тренировкой подростков, т. е. в этих пунктах находились немецкие войска.

За два дня до отступления немцев группа подростков, пополненная другими мальчиками, была на автомашине доставлена офицером в г. Щигры и связана там с неким «дядей Ваней». На место в г. Щигры командируем оперработника КРО УНКВД»[158].

Для быстрого прорыва обороны советских войск, особенно в первые дни «Цитадели», германское командование определённые надежды возлагало на работу своих диверсионных служб непосредственно в тактической зоне. К началу нападения Германии на Советский Союз были сформированы фронтовые разведывательные (абвер-1), разведывательно-диверсионные (абвер-2) и контрразведывательные (абвер-3) формирования, получившие название «абверкоманды». Первоначально планировалось иметь одну абверкоманду на группу армий, затем их число увеличилось. Разведкоманды имели нумерацию, начинающуюся с цифры 100 (например, абверкоманда-104 подчинялась ГА «Юг» и больше известна по позывному её радиостанции как «Сатурн»), диверсионные-200, контрразведывательные-300. Все команды имели свои специальные школы и диверсионно-переправочные пункты «Meldekorpf» (абвер-2 располагал по всему Восточному фронту 8 пунктами). Организационно команды делились на фронтовые группы, которые придавались штабам полевых и танковых армий и занимались непосредственной организацией диверсий и саботажа. С июня 1941 г. и до 14 февраля 1944 г., пока абвер не был расформирован, руководством разведывательно-диверсионной работой на Восточном фронте занимались несколько сменявших друг друга структур («Штаб Walli», «Штаб Ost»), но во всех них присутствовали разведывательно-диверсионные отделы, службы. В мае 1943 г. АГ «Кемпф» получила в подчинение абвергруппу-204, которая ранее входила в состав разгромленной на Волге 6 А. В феврале 1943 г. она была выведена из района Сталинграда на пополнение в Киеве, а к началу мая переброшена в Харьков, где в период подготовки и проведения «Цитадели» занималась подрывной работой в полосе сначала 7 гв. А, а затем и 69 А. В это время её возглавлял ротмистр Эрвин фон Тун Гогнштай. Группа имела свои курсы по подготовке агентов, которые были замаскированы под пересылочный пункт РОА. Первые три диверсионные акции она провела в мае 1943 г. в районе Белгорода, а в конце июня, в ходе подготовки к рывку на Курск, она выдвинулась в район Волчанска.

Главными задачами её разведывательно-диверсионных подразделений были проникновение в тактическую полосу с целью дезорганизации управления оборонявшихся войск путём уничтожения пунктов управления (штабов), связи, захват или убийство командиров частей, подразделений или комендантов гарнизонов крупных узлов сопротивления (ПТОПов), а также предотвращение подрывов важных объектов инфраструктуры в полосе наступления боевых групп своих войск (мостов, плотин и т. д.). Кроме того, одетые в форму бойцов и командиров Красной Армии диверсанты должны были создавать условия для возникновения паники непосредственно на передовой во время атак. Несколько опережая события, отмечу, что уже в первые несколько часов после начала наступления АГ «Кемпф» штабы батальонов, полков, а во второй половине дня даже на КП одной из дивизий войск 7 гв. А, удерживавшей главную полосу, подверглись мощной атаке диверсантов абвергруппы-204. Но, к счастью, планы гитлеровцев гвардейцам удалось сорвать. Такая же структура, но под названием абвергруппа-206, в период Курской битвы находилась и в составе соседней 4 ТА[159].

Подводя итог сказанному, с уверенностью можно утверждать следующее.

Во-первых, к началу операции «Цитадель» АГ «Кемпф» по укомплектованности и подготовке войск заметно уступала 4 ТА, с которой она должна была тесно взаимодействовать на протяжении всего наступления. А учитывая, что армейские полосы обороны Воронежского фронта, которые ей предстояло преодолеть, по степени укреплённости были сопоставимы с теми, что должны были прорывать войска Гота, да к тому же усилены поймой Северского Донца, стоявшие задачи глубокого прорыва вплоть до Скородного были для неё изначально неподъёмными.

Во-вторых, тем не менее, В. Кемпф располагал достаточно сильной группировкой войск, которая при определённых условиях была способна выполнить задачу первого этапа «Цитадели»: не просто прикрыть фланг 4 ТА, но и оказать существенную помощь ей в сражении под Прохоровкой, которое было запланировано Готом и Манштейном в мае 1943 г.

В-третьих, условий для достижения успеха армейской группой на первом этапе было два. Это более тщательное планирование наступления (в первую очередь 3 тк). В период подготовки командование и группы, и корпуса Брайта явно недооценило прочность советской обороны. Да оно её как следует и не знало. Отсутствие чётко определённого направления главного удара 3 тк, при неодинаковых условиях местности и укреплённости позиций 7 гв. А, а также заведомо провальный план атаки с Михайловского плацдарма целой танковой дивизии, которую требовалось ещё туда перебросить по хорошо известным советской стороне мостам, является ясным тому свидетельством. Кроме того, была допущена серьёзная ошибка при планировании использования авиации, как известно, основные силы 8 ак 5 июля будут брошены на поддержку 2 тк СС. Хотя войска Кемпфа, готовившиеся форсировать реку, а затем прорывать глубокоэшелонированную полосу обороны, крайне нуждались в ней хотя бы в первые сутки операции, при преодолении главной полосы 7 гв. А, для уничтожения мощного узла сопротивления на смежных флангах ударных группировок Гота и Кемпфа у Старого Города (рубеж 81 гв. сд). Ведь как покажут дальнейшие события, именно на правом крыле 7 гв. А и стыке с 6 гв. А немецкие войска в первые часы наступления получат наиболее сильный отпор и даже будут вынуждены отходить (168 пд).

В-четвёртых, знакомясь с процессом планирования и подготовки летнего наступления группы Манштейна, в том числе и АГ «Кемпф», на основе трофейных документов, создаётся впечатление, что руководство ГА «Юг», как впрочем, и ОКХ, с одной стороны, часто объективно было не в состоянии помочь армейской группе в решении важных проблем (например, с пехотой), а с другой – «заворожённые» стремлением создать из 4 ТА «суперпробивной клин», они явно недооценили то влияние, которое может оказать на ход всей «Цитадели» провал её наступления.

Вообще при подготовке Курской битвы в поступках немецких генералов (особенно на последней стадии) чувствуется нервозность и нарастающая тревога. Вслед за фюрером они явно теряли чувство реального и рационального. Об этом, например, свидетельствует ситуация с резервами. Отбросив все принципы и практический опыт войны, они с завидным упорством стремились бросить в бой 5 июля 1943 г. сразу все имеющиеся танковые соединения. Даже Гот, славившийся своим трезвым умом и «железной хваткой» при отстаивании собственной точки зрения, запланировав первоначально (в апреле) оставить 3 тд в резерве и ввести её в сражение лишь 6 июля, уже при подготовке своего нового плана (конец мая) круто меняет это решение. Или то же стремление сконцентрировать более четырех сотен бронеединиц в руках командира одной дивизии (мд «Великая Германия»), где можно обойтись и двумя сотнями, в то время как соседнее объединение (АГ «Кемпф») имеет дивизии, которые укомплектованы танками чуть больше чем на 60 %. Всё это трудно объяснить лишь решениями «сумасшедшего ефрейтора» и желанием генералов быть лишь исполнительными солдатами. К счастью, мне не довелось пройти горнило той войны, но, как говорили ветераны, человек на войне ежеминутно ходит рядом со смертью, и высокий боевой дух, вера в правоту своего дела – это важнейшая составляющая успеха в самые критические моменты сражения. Они мобилизуют его скрытые ресурсы, концентрируют волю и силы, поэтому кажется, что он в безвыходном положении творит настоящие чудеса. Однако те, кто привёл свои армии и корпуса на поля под Белгород и Орёл, не были вдохновлены этими высокими чувствами. Страх и ощущение надвигающейся катастрофы, а значит, и расплаты за содеянное, довлели над ними, угнетали их разум и чувства. Да они и сами это не скрывали в своих книгах, опубликованных после 1945-го. Не надо быть провидцем, чтобы понять – война была уже проиграна, а Курск – это рывок в никуда.

Надеюсь, что читатель не осудит меня за несколько пространное и, возможно, пафосное авторское отступление, а теперь вернёмся к основной теме исследования.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.