ЛЕЙТЕНАНТ ИЛИ ПРИНЦ?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЛЕЙТЕНАНТ ИЛИ ПРИНЦ?

Из авиашколы молодой лейтенант выпускается не куда-нибудь, а в 16-й истребительный авиаполк 57-й истребительной авиабригады. То есть в придворный гарнизон, дислоцирующийся в подмосковных Люберцах.

В полку продолжается то же, что было и в лётной школе. Буквально в апреле 1940 г. наверх уходит донесение от начальника Особого отдела 57-й авиабригады сержанта госбезопасности Титова: «Учитывая авторитет отца Сталина В.И. — тов. Сталина, — политкомандование 57-й авиабригады в лице комиссара авиабригады — полкового комиссара Воеводина и нач. политотдела авиабригады — батальонного комиссара Соловьёва ставят лейтенанта Сталина в такие условия, которые могут привести к антагонизму между ним и другими военнослужащими авиаполка.

Лейтенант Сталин командованием авиабригады поселён в квартире-общежитии лётного состава 16-го АП в отдельной комнате нового 8-го дома гарнизона, который ещё не радиофицирован. По распоряжению нач. политотдела бригады Соловьёва с занятием комнаты л-том Сталиным был сделан специальный ввод радиоточки в комнату л-та Сталина, даже несмотря на то, что в квартире было 4 комнаты и остальные 3 комнаты остались нерадиофицированными.

Комиссар авиабригады — полковой комиссар Воеводин на один из последних концертов в ДКА привёл с собой л-та Сталина, причём раздел его не в общей раздевалке, а в кабинете начальника ДКА, где всегда раздевается и сам, посадил вместе с собой на 1-й ряд, отведённый для руководящего состава авиабригады.

После концерта среди военнослужащих было много разговоров, сводившихся к тому, что вот достаточно л-ту Сталину иметь отца, занимающего высокое положение в стране, так сразу же к нему совершенно другое отношение, даже со стороны комиссара авиабригады».

Н.М. Ефимов, пенсионер из Гомеля, в 40-м году служил в звании лейтенанта техником в 16-м истребительном авиаполку в Люберцах. Вот что он рассказал в интервью: «В 1940 году всё наше командование было взбудоражено прибытием в полк молодого лейтенанта (а ему было тогда 19 лет) Василия Сталина. С таким отцом и с таким характером, который он проявил ещё в Качинском военном училище, он должен был стать для начальства сильной головной болью. Истребитель… предназначенный специально для сына вождя, прибыл, а механика при нём не было. Стали подбирать надёжного человека и остановились на мне, хотя я и занимал тогда должность старшего техника звена управления и не должен был обслуживать один отдельно взятый самолёт. Об оказанном "высоком доверии" мне сообщили в приказном порядке, не спросив моего мнения. Так моя судьба на 8 лет оказалась связанной с Василием Сталиным, хотя личный контакт продолжался только в течение 4 лет. <…>

Меня вызвало командование полка. Объяснили, что моя кандидатура самая подходящая — учился на отлично, технику освоил хорошо. Проверили биографию — оказалось, всё в порядке. К работе со Сталиным никак не готовили, особист лишь сказал, чтоб никому ни слова о том, что я обслуживаю самолёт такого человека. Особый отдел меня вообще-то ещё раньше завербовал… А вот в должности понизили — со старшего техника звена до механика, но жалованье осталось прежнее. С тех пор я постоянно был со Сталиным: куда он — туда и я».

Николай Михайлович свои отношения с лейтенантом Сталиным назвал сугубо деловыми. «Правда, он, будучи младше меня на 8 лет, звал меня Колей и на "ты", а я его — по званию и на "вы". Никакого панибратства или фамильярности он не допускал. Пару раз приглашал в гости, предлагал выпить. Сам он это дело любил, мог выпить много, при этом абсолютно не пьянея. Но если кто-то отказывался — относился с пониманием».

По заявке командования 57-й авиабригады для Василия Сталина заводу № 1 ВВС Красной Армии был специально заказан истребитель И-153. Когда самолёт И-153 за № 8209 поступил в авиабригаду, её командир — полковник Сбытое приказал командиру эскадрильи 16-го ИАП Герою Советского Союза Пьянкову машину В. Сталину не передавать до тех пор, пока на ней не будет произведён общий налёт не менее 10 часов с опробованием её на пилотаже и стрельбе. А 28 июня 1940 г. на Люберецком аэродроме во время тренировочных полётов произошло ЧП. Командир эскадрильи старший лейтенант А.П. Пьянков, пилотируя самолёт Василия Сталина, произвёл посадку с невыпущенным шасси, на фюзеляж. Не выходила правая нога шасси.

Из донесения особого отдела НКВД МВО: «Причиной невыпуска правой ноги шасси явилось заклинение задней кромки подвижного щитка между лопухом и амортизационной стойкой шасси из-за изгиба задней кромки подвижного щитка в силу недостаточной её жесткости, что является производственным дефектом серии самолётов И-153. В связи с выявленным производственным дефектом на самолётах И-153 командованием 57-й АБ задержаны полёты самолётов И-153, имеющих штампованные подвижные щитки. Полёты на данном типе самолётов будут возобновлены после усиления подвижных щитков».

О своём первом знакомстве с Василием Сталиным Аркадий Фёдорович Ковачевич рассказал мне сразу же после того, как мы встретились в первый раз. Произошло оно как раз в июне 1940 г. на Люберецком аэродроме.

«Я с группой лётчиков в Люберцах облётывал И-153 с целью установить, почему горят двигатели. Нас четверо было. А тут звонок. Сам начальник штаба округа говорит, что к нам сейчас приедет Сталин. Всех на землю. Всем посадка. Сели. И что меня удивило, едет автомобиль ЗИС по нормальному расположению старта. Не поперёк, а едет, как положено.

Я стою возле столика, на котором телефон и микрофон. Выходит командир бригады Сбытое. Я ему докладываю:

 — Здравия желаю… Мы группа облёта И-153, производим полёты.

 — Так, ты прекратил полёты? — спрашивает комбриг.

 — Так точно! Мне сказали, что приедет Сталин.

 — А пойдём, я познакомлю тебя.

Значит, мы подходим к этому ЗИСу. Сбытое его приглашает, он выходит. Мы знакомимся. Это первое знакомство с Василием Сталиным. Впечатление у меня какое. Человека нельзя оговаривать. Во всяком случае, это невысокого роста человек, в веснушках, рыженький. Поздоровались мы с ним. Ну, на этом всё закончилось, так как Сашка Пьянков садится на брюхо на И-153.

Я в это время командиром звена был. Нас вызвали из Клина, дали ещё трёх ребят. А в Люберцах бригада была резервная. Там собирали самолёты. Они готовились к полётам, и на базе этих самолётов формировались полки. Каждый месяц уходил от нас полк. А нам надо было определить, почему на И-153 Р-63 заклинивают, и устранить недоработки.

Четвёркой мы выявили, в чём дело. Предложили им, что сделать. Конструктор доработку сделал, и И-153 пошли нормально.

Именно в тот период Василий Сталин присоединился к нашей группе. И каждый день и на завтрак, и на обед, и на ужин садился с нами.

Я ему как-то сказал:

 — Ну какой ты Сталин?

Но он так и не смог мне объяснить, почему он Сталин.

В Люберцах я был целый месяц, и каждую субботу Василий приглашал на дачу. Я ему объяснял, что не могу, так как выходные дни были самые напряжённые лётные дни. Потому, что в понедельник, вторник, среду летает один полк, другой полк и так далее. И только в выходные, когда было свободно, я с 6 до 12 мог лично проводить испытательные полёты. Поэтому я пытался уйти от этих встреч у него на даче. Так я туда и не попал».

Но не успел лейтенант Сталин толком полетать, как его уже начали готовить в начальники. Буквально через несколько месяцев после училища неусидчивый молодой человек и недооценивающий теоретическую часть девятнадцатилетний лейтенант вдруг становится слушателем 1-го курса Командного факультета Военно-воздушной академии командного и штурманского состава, что разместилась в Монино. Приказом наркома обороны от 29 марта 1940 г. из состава Военно-воздушной академии имени профессора Н.Е. Жуковского были выделены следующие факультеты: оперативный, командный, заочный командный, штурманский и КУНС ВВС в самостоятельную академию.

К слову, Василий никаким образом не мог там учиться, хотя бы потому, что у него не было трёхлетнего стажа в командной должности. У него вообще не было никакого стажа.

А ведь среди принятых на командный факультет минимальная должность соответствовала командиру звена, на оперативный — начальнику штаба эскадрильи.

Генерал-лейтенант авиации Д.Т. Никишин, застрелившийся из наградного пистолета в апреле 2003 г., был знаком лично с Василием Сталиным. К счастью, он успел опубликовать первую часть своих воспоминаний в 2000 г. в журнале «Мир авиации».

«…В сентябре 1940 года мне было присвоено звание майора, а в академию (Военная академия командного и штурманского состава ВВС КА, Монино) я прибыл позже других, когда занятия уже начались. Со мной в одной группе оказались мой бывший курсант Георгий Зимин и Василий Сталин.

Василий часто после занятий звал меня присоединиться к его компании, но я такого застолья не любил и всегда отговаривался тем, что из-за опоздания к началу учёбы должен навёрстывать упущенное и больше заниматься. Всё-таки однажды он узнал, что я собираюсь к родителям в Лианозово, и усадил меня к себе в машину. У Белорусского вокзала Василий отправил компанию на дачу, а сам повёз меня в Лианозово. Дома я познакомил его с родителями, только фамилию не назвал. Сестра Саша сразу догадалась, с кем я приехал, потому что она работала в райвоенкомате, но промолчала. Василий посидел с нами за чаем и скоро уехал…»

Дмитрий Тихонович Никишин был старше Василия на 11 лет (2 февраля 1910 г.), в Академию он приехал в звании майора, которое ему было присвоено приказом наркома обороны № 04154 от 11.09.1940 г. Должность до Академии: лётчик-инспектор 49-й авиадивизии. И если Василий, не сдав сессии, уезжает на Липецкие курсы, то майор Никишин заканчивает Военную академию в 1942-м, правда, по ускоренному курсу.

Неизвестно, на что надеялся Василий Сталин в Липецке, но там учили прежде всего методике планирования, ведению теоретической подготовки, обучению технике пилотирования. Много полезного слушатели получали именно в теоретических вопросах. Зато с лётной подготовкой дела обстояли хуже. К тому же Василию, которому надо было во что бы то ни стало получить хоть какой документ об образовании для дальнейшей карьеры (кроме лётной школы), как сыну вождя и весьма молодому лётчику, летать запрещали. И всё же после долгих препирательств ему разрешают летать, как всем, но как всегда под особым контролем.

Летом 1941 г. Василий Сталин оканчивает Липецкие курсы, а 5 июня приказом наркома обороны № 01481 ему присваивают звание «старший лейтенант». Этим же приказом он назначается на должность инспектора-лётчика Главного управления ВВС Красной Армии. Пока ещё всё почти достойно…

Из донесения Особого отдела НКВД: «Начальнику 3-го (истребительного) отдела 1 управления ГУ ВВС полковнику тов. Гращенкову поручено выпустить на самолётах "ЛаГ-3" и "Як-3" сына тов. Сталина, ст. л-та тов. Сталина.

Ст. л-т тов. Сталин ежедневно приезжает к полковнику Гращенкову в 16 — 17 часов и едут на аэродром на полёты. Перед полётами ст. л-т т. Сталин много ездит на автомашине, тренируется на скаковой лошади и к концу дня едет на аэродром летать уже достаточно усталым.

По рассказам полковника Гращенкова (со слов ст. л-та Сталина), ст. л-т Сталин почти ежедневно порядочно напивается со своими друзьями, сыном Микояна и др., пользуясь тем, что живёт отдельно от отца, и утром похмеляется, чтобы чувствовать себя лучше.

9 июня с. г. ст. л- г т. Сталин взял с собой сына т. Микояна, переодел его в свою форму и попросил т. Гращенкова провезти его на самолётах. Полковник т. Гращенков, потворствуя весьма опасным забавам, взял его на самолёт УТИ-4 и произвёл полёт.

Ст. л-т Сталин просил полковника Гращенкова "покрутить" т. Микояна в полёте так, чтобы вызвать у него рвоту.

Т. Гращенков, правда, не разрешил себе этого, и ст. л-т т. Сталин сказал: "Вот когда полечу самостоятельно, тогда я его покручу".

Ст. л-т т. Сталин очень молодой, горячий, не встречал соответствующего руководства, а наоборот, поощряемый т. Гращенковым, может в один из дней, никого не ставя в известность, взять в полёт кого-нибудь из приятелей и, думая удивить их, может позволить себе то, что приведёт к катастрофе, а это вызовет непоправимые последствия в здоровье т. Сталина. Необходимо установить надзор за поведением ст. л-та т. Сталина и исключить возможность попыток к полётам вне программы его подготовки».

Известно, что Василия Сталина война застала в командировке в Таллине, где он «инспектировал» военные представительства зарождающейся в Прибалтике авиационной промышленности. Словом, мальчик, далеко не «вундеркинд», двадцати лет от роду «инспектирует» что-то…

Как вообще это можно себе представить, если за ним был нужен не просто надзор, а «глаз да глаз»!

Для тех, кто хотя бы служил в боевых авиачастях, не является секретом, что инспектор-лётчик — это, как правило, человек с огромным профессиональным опытом лётной работы, обладающий личными качествами командира и педагога, способного не только грамотно летать (как минимум), но и уметь обучать всем тонкостям лётной работы.

Обычно в инспекцию приходят с должности командира полка…

Но дело в том, что в истребительном полку, где закладывается фундамент дальнейшего совершенствования лётного мастерства, сын вождя прослужил всего лишь несколько месяцев!

Более того, документы, а с ними сами очевидцы, говорят о том, что Василий Сталин к полётам не готовился и совершенно сознательно нарушал режим подготовки к ним. Нередко он просто пренебрегал требованиями документов, регламентирующих лётную работу. Для профессионалов эти вещи вполне понятны, но вот для дилетантов…

«Большинство времени инспектора находились в местах, где базировались запасные авиационные бригады и полки, — пишет сам в прошлом лётчик-истребитель С. Грибанов. — Там формировались боевые части, доукомплектовывались уже повоевавшие, а также готовились к боям молодые лётчики, ещё не имевшие боевого опыта. Инспектора, блестяще владея техникой пилотирования на всех типах самолётов, проверяли прежде всего подготовку руководящего состава частей; когда оставалось время — натаскивали к воздушным боям и молодых пилотов. Закончат работу в одной бригаде, подведут итоги — и на новое место».

Извините, пожалуйста, но что может юный старший лейтенант, если он ещё 9 июня просит своего инструктора об одном: «"покрутить" сына т. Микояна в полёте так, чтобы вызвать у него рвоту»? А в это время…

Как пишет С. Грибанов, однокашники Василия Сталина по Академии «с нетерпением ждали, когда начнутся полёты на новых истребителях». К слову, они проходили стажировку на Черноморском флоте, где война и застала их. И далее: «В тот же день, с трудом достав билеты через военного коменданта, группа стажёров выехала в Москву. В Академии уже было распоряжение ускорить их подготовку — завершить всю программу за 8 месяцев. Но о продолжении учёбы никому не хотелось и думать, — все настойчиво строчили рапорта об отправке на фронт. Назначение же получали далеко не многие. Но некоторым повезло.

Генерал-полковник авиации Ф.И. Шинкаренко вспоминал, какой переполох однажды поднялся в Академии вскоре после той стажировки, когда дежурный услышал по телефону, что слушателя Шинкаренко срочно вызывает к 9 часам в штаб ВВС сам Сталин…

Вскоре Фёдор Иванович был в многолюдной приёмной начальника Управления ВВС П.Ф. Жигарева. Тот без долгих вступлений предложил ему принять командование формируемым в Орле 42-м истребительным авиаполком. Участник Советско-Финляндской войны 1939 — 1940 годов Герой Советского Союза Фёдор Иванович Шинкаренко без долгих раздумий согласился, но осмотрительно спросил: "А люди, товарищ генерал? Кто составит костяк полка?" Жигарев кивнул в сторону окна, где стоял Василий Сталин.

 — Вот один. Знаком надеюсь? Остальных надо подбирать. Срок на формирование — месяц!

Теперь Шинкаренко понял, кто поднял переполох в Академии телефонным звонком, и тут же приступил к делу. За полдня был подобран весь руководящий состав полка, заместителем которого стал участник боёв с японцами в районе озера Хасан Георгий Васильевич Зимин (будущий Герой Советского Союза, Маршал авиации). Василий Сталин был назначен на должность командира эскадрильи.

Но перед отправкой в Орёл Г.В. Зимина вызвали в штаб Управления, где от генерала Жигарева он получил строгий наказ:

 — Пропустишь Василия за линию фронта — головой ответишь!..

Василий об этом разговоре, конечно, не знал — он настойчиво звонил куда-то, добивался транспорта, чтобы к утру отправить лётчиков на аэродром, просил связаться и с аэродромом в Орле. В тот день он успел съездить с Шинкаренко и на дачу, в Кунцево.

 — Захватим Светлану. Она просила отвезти её в Кремль — с отцом попрощаться. Эвакуируют девку! — пояснил он теперь уже не однокурснику по Академии, а командиру полка.

Только Фёдор Иванович, вполне понимая Василия, как лётчик, невольно подумал о своём: "А всё же лучше бы иметь в составе полка другого комэска. От греха подальше…"»

К слову, Ф.И. Шинкаренко был на 8 лет старше Василия Сталина, а Г.И. Зимин — на 9.

Если Шинкаренко окончил Качинскую военную авиашколу в 1933 г., то Зимин Энгельсскую в 1935-м. Оба в 40-м поступили в Военно-воздушную академию с должности зам. командира полка. А тут какой-то мальчишка с великой фамилией. А как же русская поговорка: «Знай сверчок свой шесток»! Ну, конечно же, Вася ни поговорку, ни шестка своего знать не хотел… Потому и лез… А всё закончилось банально просто.

Ибо кому в авиации нужен «геморрой». Его и так хватает с избытком. Кто понимает, тот прекрасно знает то, о чём я говорю…

Всё тот же генерал Шинкаренко позднее рассказывал автору книги «Заложник времени»: «Однажды утром, работая в штабе, я услышал гул мотора. Погода была облачная, заявок на боевые вылеты не планировалось. "Кто же это самовольничает?" — встревожился я. Подошёл к окну и вижу "як", выруливающий на взлётную полосу. Звоню на стоянку. Докладывают: "Командир эскадрильи решил выполнить тренировочный полёт". Только этого ещё нам не хватало! Без единого провозного — и сразу самостоятельный?..»

«Тот полёт заставил крепко поволноваться командира и комиссара полка. И любого-то пилота не всякий отважится выпустить на новой машине без предварительной подготовки, без провозных, а тут — сын Сталина…

Василий взлетел уверенно. Набрал высоту до нижней кромки облаков, выполнил, как принято, круг — маршрут с 4-мя разворотами в районе аэродрома — и запросил по радио: "Я — Сокол. Разрешите посадку".

Скорость на Як-1, как в воздухе, так и посадочная, были значительно больше, чем на "ишачке". Лётчик сообразил, что будет перелёт, и принял верное решение — уйти на второй круг, чтобы не промазать и приземлить машину в безопасных пределах лётного поля. Но только с 3-го захода колёса "яка" коснулись земли. Василий справился с посадкой, хотя пробег самолёта оказался больше рассчитанного. Многие на аэродроме тогда видели, как истребитель вырвался за посадочную полосу, а затем стремительно понёсся на линию железной дороги…

Самолёт на большой скорости ударился о железнодорожное полотно, вздыбился, перескочил через рельсы, чудом не зацепив их колёсами шасси, и остановился в нескольких метрах от глубокого оврага…

Конечно, Фёдор Иванович отчитал тогда Василия, пытался его образумить. Но тот лишь беспечно отмахнулся, мол, что шуметь: машина-то цела. А потом откровенно заявил: "Надоело сидеть, когда другие летают. Я всё-таки комэск. Сколько, в конце концов, ту спарку ждать!.." И тут Василий вдруг предложил: "Фёдор, отпусти в Москву. Даю слово: будет у нас спарка!"

Шинкаренко согласился. Но едва комэск улетел пробивать "Як" с двойным управлением, он вызвал комиссара Лысенко и завёл разговор о том, как бы половчее избавиться от бесшабашного пилота.

 — С таким командиром эскадрильи, чего доброго, под трибунал угодишь, — высказал тревогу Шинкаренко, и комиссар согласился:

 — Да, придётся докладывать члену Военного совета. Иного выхода я не вижу.

Так и сделали. Тот в свою очередь передал соображения начальнику Политуправления Красной Армии Л.З. Мехлису. А уж Лев Захарович знал, что делать. Когда Василий вернулся в полк, пригнав обещанную "спарку", и доложил Шинкаренко о своём назначении в инспекцию ВВС, да не просто лётчиком, а начальником инспекции, все поняли — работа Льва Захаровича», — пишет С. Грибанов.

Начальником инспекции Васю Сталина, как известно, назначили приказом отца (наркома обороны) № 0320 от 12 января 1942 г. Следовательно, в этот раз его просто вернули в инспекцию. К слову, полк формировался в июле 41-го, а крайний эпизод произошёл где-то в августе. Именно тогда появилась записка секретариата разведупра Генштаба РККА Отделу управления кадров ЦК ВКП(б) о выезде на фронт Василия Сталина, датированная 26 августа 1941 г.:

«Заведующему Отделом кадров ЦК ВКП(б)

Тов. СИЛИНУ (лично).

Сообщаю — после Вашего телефонного запроса о том, что имеется ли согласие отца на выезд в командировку тов. Иванова В.И., я позвонил Зам. Нач. Штаба ГУВВС Кр. Армии полковнику тов. БЕЛЯЕВУ, который мне сообщил, что согласие отца имеется, о чём ему якобы сказал сам т. Иванов и это подтвердил тов. ЖИГАРЕВ. Это сообщение мною и было Вам передано…»

Что же дальше делает знаменитый отпрыск?

Как следует из донесения, поступившего 9 сентября в Управление особых отделов наркомата обороны к его начальнику B.C. Абакумову, «8 сентября 1941 г. т. Василий в 15.00 прилетел с завода № 301 с механиком т. Тарановым и приказал подготовить самолёт через 30 минут, в 18.00 подъезжает на автомашине с двумя девушками авиатехник т. Ефимов, запускает мотор и выруливает на старт. Даёт приказание т. Таранову сесть в автомашину и привезти девушек, чтобы видеть, как он будет летать. Во время полёта он делал резкие виражи и проходил на большой скорости бреющим полётом, делая затем горки. После полёта самолёт поставил в ангар и уехал. В ночь с 8 на 9 сентября 1941 года, во время воздушной тревоги, т. Василий приехал на аэродром, вместе с ним приехала молодая девушка, он въехал на своей автомашине в ангар. Приказал авиамеханику т. Таранову запустить мотор и стал требовать, чтобы его выпустили в воздух. Время было 0.15, причём он был в нетрезвом состоянии. Когда его убедили, что вылет невозможен, он согласился и сказал: "Я пойду лягу спать, а когда будут бомбить, то вы меня разбудите".

Ему отвели кабинет полковника Грачёва, и он вместе с девушкой остался там до утра.

Данный факт является серьёзным и опасным тем, что он своим приказом может разрешить себе вылет.

Вылет же ночью очень опасен тем, что он ночью на этом типе самолёта не летал и, кроме этого, была сильная стрельба из зенитных орудий».

Сегодня некоторые любители авиации воспринимают воздушное хулиганство за высокий профессионализм, совершенно не зная о том, что некоторые документы в авиации, к сожалению, пишутся кровью. И это подтверждает практика, то бишь сама — жизнь!

О том, каким «инспектором» был старший лейтенант Сталин, говорит и такой эпизод, произошедший в сентябре 41-го и описанный в книге мемуаров генералом С. Микояном:

«…Так что нам предстояло, как говорят в авиации, переучивание. Но опять вмешался Вася. Он решил сам нас переучить на современный самолёт Як-1 и забрал из полка в Москву на Центральный аэродром им. Фрунзе, где стояли самолёты инспекции ВВС. В первый же день он сделал с нами по два полёта на двухместном Як-7В. Самолёт мне очень понравился. После излишне чувствительного и вёрткого И-16 особенно ощущалось, что "як" устойчив и прост в пилотировании, в том числе на взлёте и посадке. Удобно в кабине и меньше шума от мотора. Намного лучше обзор вперёд, так как мотор водяного охлаждения имел меньший "лоб", чем звездообразный мотор воздушного охлаждения на И-16.

На второй день на аэродроме Вася сразу же меня спросил: "Полетишь один?" Я, можно сказать, опешил, но виду не подал. Для меня, вчерашнего курсанта, было странно — после всего лишь двух провозных выпустить самостоятельно, да ещё без контрольного полёта в день вылета! В школе, даже когда курсант уверенно летает самостоятельно, каждый лётный день начинается с контрольного полёта с инструктором. Я, конечно. Ответил, что полечу, хотя и был взволнован. Сделал два полёта по кругу. Всё прошло нормально. Тимур и Володя тоже хорошо слетали.

На следующий день, когда мы вдвоём с Василием ехали в машине на аэродром, он, сидя за рулём, давал мне задание на полёт в зону (то есть на тренировку в выполнении фигур пилотажа). Назвал скорость, на которой следовало выполнять глубокие виражи, и мне послышалось 250 км/ч. На И-16 требовалась скорость 240, и хотя "як" более скоростной самолёт, я подумал, что благодаря его устойчивости 250 км/ч, очевидно, достаточно, и не переспросил. Выполняя вираж, я почувствовал, что самолёт покачивается и близок к сваливанию — скорость была явно мала. Увеличил её до 300 и выполнил все заданные виражи. На земле Вася меня грубо обругал (это он умел!). Оказалось, я ослышался — надо было держать 350 км/ч. Мне потом рассказали, что, видя с земли, как я покачиваюсь на малой скорости, Вася ругался матом и кричал мне, как будто я мог услышать. Радиостанции на самолёте не было. Я ещё раз добрым словом вспомнил своего инструктора: он научил меня чувствовать грань, за которой происходит сваливание самолёта на крыло. <…>

После трёх дней полётов Василий вдруг объявил, что он не сможет нас больше тренировать и мы должны улететь в 8-й запасной авиаполк, находящийся в посёлке Багай-Барановка, севернее Саратова. Он собрался в командировку на Саратовский авиационный завод на самолёте инспекции ВВС, американском Си-47 (аналог нашего лицензионного Ли-2, но с более мощными моторами), и взял нас с собой. Это было за два дня до 16 октября, известного как "драпдень" в Москве…

"По дороге" мы залетели в Куйбышев, где жили в эвакуации наши родные. Когда зашли в подъезд дома, отведённого для И.В. Сталина (он там никогда не был, а жили его дочь Светлана и жена Василия, Галя), охранник поздравил Васю с сыном, родившимся в этот день, 14 октября…

Мы прилетели в Саратов и проехали вместе с Василием на завод, который выпускал самолёты Як-1. Вечером зашли к эвакуированной из Москвы знакомой Васи по школе Нине Орловой, второй жене кинооператора Романа Кармена. Мне запомнилась обстановка, наверное, типичная для жизни эвакуированных, — отгороженный простынёй угол, маленький ребёнок в кровати, висящие мокрые пелёнки. Не произвела впечатление в этих условиях и Нина, и, только увидев её позже в Москве, я понял, что она действительно, как говорили, одна из первых московских красавиц».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.