БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

Очень ждал пополнения командир 609-го стрелкового полка полковник Гришаев. Наконец, раздался звонок из штаба 139-й стрелковой дивизии: «Пополнение просил?» — «Так точно, товарищ генерал-майор!» — «Встречай. Это — снайперы». — «Огромное вам спасибо, товарищ генерал-майор!»

Полк стоял в обороне, немцы — за нейтральной полосой в четыреста метров. С наблюдательного пункта в бинокль хорошо видно, как они спокойно прохаживаются по траншеям, телефонную связь налаживают, боеприпасы на передовую подносят, у штабных землянок и складов запросто, на виду караулы меняют. Кто мог нарушить их покой при позиционной войне? Только снайперы…

Командир полка, радуясь, поехал в штаб дивизии, который занимал деревенскую школу. На заснеженный двор вышло солдатское отделение численностью в десять человек. Гришаев присмотрелся и ахнул: да ведь это девчонки! Построились, командир отделения отдала рапорт, бойцы не очень стройно, звонкими девичьими голосами ответили на приветствие комполка: «Здравия желаем, товарищ полковник!» Ошеломленный офицер задал им вопрос, совершенно, как он потом понял, неуместный:

— Девушки, а вы стрелять-то умеете?

— Мы Центральную женскую школу снайперской подготовки закончили, товарищ полковник, — с некоторой обидой ответила за всех младший сержант Надежда Кирьян.

«Милые вы мои, — подумал тогда Гришаев, — вас бы машинистками в штаб, или в госпиталь, или во вспомогательные, тыловые службы — картошку к солдатскому харчу чистить, — в общем, куда-нибудь подальше от передовой. Что вы в окопах делать будете? Фронтовая служба — занятие непростое, нелегкое. Как Суворов про солдата говорил? “Руки у него в крови, но совесть чиста…” Так вам ли в кровь эту окопную, в ярость штыковых атак лезть? Эх, девушки, девушки…»^{35}

Однако приказ есть приказ, и полковник отправился вместе с необычным пополнением на позиции вверенной ему воинской части. В первую же неделю Гришаев понял, что подготовка у девчонок неплохая: умеют маскироваться, правильно оборудуют снайперские засады, метко стреляют. С энтузиазмом они взялись за дело и быстро отучили немцев от вальяжной жизни. Пленные гитлеровцы стали сообщать, будто командование их предупредило: на фронт прибыл отряд знаменитых сибирских богатырей-охотников, которые бьют без промаха. В 609-м полку немало шутили на эту тему: наши девчонки — сибирские богатыри! Но если говорить серьезно, то результаты были отличные. После первого месяца службы у каждой на счету — по пять-семь уничтоженных врагов. Полковник Гришаев, отдавая должное их мужеству и умению, охотно писал на снайперов представления к правительственным наградам. Первой орден Красной Звезды получила Надежда Кирьян.

Сержант Кирьян погибла летом 1944 года в боях на реке Свислочь. Она и ее напарница Анна Комарова отправились в рейд с группой полковой разведки. Но разведгруппа внезапно натолкнулась на немецкую засаду. Неравная схватка произошла в невыгодных для русских условиях. Надежда отстреливалась до последнего патрона, потом поднялась во весь рост с гранатой в руках, но тут фашистская пуля попала ей в сердце.

В письме, отправленном родителям незадолго до своей смерти, Надя писала о долге солдата, о победах, покупаемых ценою жизни. Правда, очень скупо рассказывала она о своей службе, о том, каково это — убивать людей. Но воспоминания других выпускниц ЦЖШСП о первом бое сохранились.

КЛАВДИЯ ПАНТЕЛЕЕВА (Калугина):

…Нас было, наверное, человек 12, и вот Надя Логинова (ее потом ранило), поползла в сторону немцев на нейтральную полосу, а нейтральная полоса вся заминирована. Еще только первый день — мы так боялись! Крикнули погромче: «Надя! Сюда! Сюда!» Она вернулась, и мы поползли. Приползли в ту траншею, она вся в снегу. Снег шел, наверное, несколько дней. Немцы чистили открыто траншеи. В этот день можно было хоть десяток фрицев убить. Но, понимаете, убить человека в первый раз! У нас разные люди были, одна из партизан была — Зина Гаврилова, другая — секретарь комсомольской организации — Таня Федорова. Мы с Марусей Чигвинцевой только смотрели. Мы так и не смогли нажать на спусковой крючок, тяжело. А они открыли счет. И когда мы вечером пришли в землянку, начали обмениваться впечатлениями, мы ничего с Марусей не смогли сказать и всю ночь ругали себя: «Вот трусихи! Для чего мы приехали на фронт?» Ну, нам обидно стало, почему они открыли счет, а мы нет?..

И вот — следующий день. Там бруствер был и амбразурка для солдат, а для пулемета — стол. И вот немец «чистил» эту пулеметную точку. Я выстрелила. Он упал, и его стащили туда за ноги. Это был мой первый немец…

В одном месте было озеро. Немцы ходили умываться, даже в нижнем белье бегали. Так вот Зина Гаврилова стрельнула, убила одного. И немцы не стали ходить туда умываться. Мы уже стояли, это было лето, и уже каждый в своей амбразуре, потому что у немцев никакого движения не было, и у нас не стало. Мы стояли днем, а солдаты стояли ночью, днем спали. И вот мы с Марусей Чигвинцевой поставили винтовки в амбразуру и наблюдали за немецкой обороной. И вот я наблюдала в свою очередь (потому что глаза устают), и вот Маруся говорит: «Давай я теперь встану». И она встала, а солнечный день был, и видно, она шевельнула линзу. Только встала — выстрел, и она упала. Ой, как я заплакала! 200 метров немец был от нас. Я кричала на всю траншею, солдаты выбежали: «Тише, тише, сейчас откроют минометный огонь!» Ну, где там тише. Это — первая моя подруга. Мы до вечера сидели, и я все плакала. Потом мы ее похоронили. Я помню, цветов было много полевых. Под Оршей это было, 3-й Белорусский…

ЮЛИЯ ЖУКОВА:

…И вот мы на передовой. Длинная, глубиной почти в человеческий рост, траншея, повсюду оборудованы огневые точки и наблюдательные пункты, от траншеи в тыл ведут такие же глубокие ходы сообщения. Между нашими и немецкими позициями — нейтральная полоса. А немцы — вот они, почти рядом, и их хорошо видно через оптический прицел винтовки. Иногда над бруствером проплывет каска — в одну, в другую сторону. По вечерам слышно, как на стороне противника поют, играют на губных гармошках. Там шла своя жизнь.

Сложно описать, что я испытала, впервые попав на передовые позиции. Это и некоторое возбуждение, приподнятость, но и неуверенность, и ожидание чего-то необычного, и страх, конечно. Тогда, на первых порах, я, например, испытывала страх больше не перед немцами, а оттого, что точило меня сомнение: вдруг не сумею, не справлюсь, оплошаю, стану посмешищем. Настоящий страх перед врагом пришел позднее, когда мы вплотную столкнулись с ним, начали ходить на задания, участвовать в боевых действиях. Но постепенно удалось преодолеть все сомнения и страхи. Правильнее сказать, мы научились как бы отрешаться от страха, не позволять ему угнетать наши чувства и волю…

Еще до наступления Нового года состоялось мое боевое крещение, я уничтожила первого немца. Было это так. Мы с моей напарницей в очередной раз вышли на задание. Поскольку опыта у нас еще не было, то нам не разрешали выходить за пределы линии обороны, мы должны были находиться в траншее, изучать оборону противника, засекать огневые точки, следить за передвижениями фрицев, определять цели для последующего их поражения. Стрелять разрешалось лишь в исключительных случаях и только наверняка.

В тот день наша вахта на передовой затянулась, мы уже замерзли и устали, но не уходили. Вдруг вижу: прямо против того места, где мы находились, по траншее, ведущей из тыла на передовую, в полный рост, не пригибаясь, идет немец. Этот участок передовой противника был открытым, все просматривалось, как на ладони, поэтому немцы торопились пройти его быстрее и пригибаясь пониже. А этот — или только что прибывший, или бесшабашный какой-то — шел во весь рост, не торопясь. Принимаю решение: стрелять! Задержав дыхание, тщательно прицеливаюсь, плавно нажимаю на спусковой крючок. Немец нелепо взмахивает руками и как-то боком валится вниз. Подождав немного, мы с напарницей уходим, договорившись с солдатами, что они понаблюдают за тем немцем. На следующий день они рассказали, что долго наблюдали за ним, но он не поднялся. Очевидно, я попала в цель. Доложили командиру. Вечером выстроили все отделение, мне объявили благодарность.

Сложные чувства обуревали меня в тот день. С одной стороны я была рада, что открыла боевой счет. С другой стороны, когда убиваешь человека, даже если это враг, то становится не по себе. Помню, весь вечер меня слегка подташнивало, знобило, думать об убитом не хотелось.

Потом это прошло. Столько довелось увидеть зла, сотворенного фашистами, что я не испытывала уже никакой жалости к тем, кого убивала. Страшно признаться, но уничтожение немцев стало просто делом, обязанностью, которую надо было выполнять хорошо. В противном случае они убьют тебя…

АЛЕКСАНДРА НАЗАРКИНА (Медведева):

…Помню, как убила своего первого фашиста. Вместе с напарницей заняли наши снайперские позиции, наблюдали за немцами, обнаружили пулеметчика. Я прицелилась и выстрелила. Попала или нет — неизвестно. Но когда вернулись в подразделение, то уже все знали, что я уничтожила врага. Об этом сообщил артиллерийский наблюдатель. Он увидел в свой перископ, как был убит вражеский пулеметчик. Все радовались, спешили ко мне с поздравлениями. А я плакала потому, что убила человека…

Мне, обычной девушке, было очень трудно осваиваться на фронте и стрелять в людей, хотя я и понимала, что стреляю по врагам. Вскоре в моем сознании произошел перелом. Видя людское горе и кровь родной земли, я поняла, что не может быть жалости к лютому захватчику. За уничтожение первых десяти гитлеровцев меня наградили медалью «За отвагу»…

Осень 1944 года. Шли тяжелые бои в Польше. На одном участке появился снайпер, мы стали нести ощутимые потери, погибли командир, разведчик, многие связисты. Поступил приказ: «Уничтожить снайпера!»

На выполнение задания отправились втроем: Нина Исаева, Лена Акулова и я. Устроились на позициях и начали бронебойно-зажигательными пулями стрелять по крышам домов. Соломенные крыши загорелись. Немцы стали выбираться из домов со своими пулеметами и минометами. А мы стреляем и стреляем. Так увлеклись, что забыли об осторожности. И немецкий снайпер засек нас. Метким выстрелом он попал Нине Исаевой прямо в глаз. К счастью, она осталась жива, но потеряла глаз и зрение у нее существенно ухудшилось.

Мы сосредоточились на наблюдении. Скоро снайперскую засаду обнаружили и немца расстреляли, а еще — несколько огневых точек с пулеметами. Задание выполнили полностью. За эту успешную операцию я была награждена орденом Славы III степени и продолжала воевать. Когда война закончилась, на моем счету уже было 43 немца. Меня наградили орденом Славы II степени…

МАРИЯ КАТАЕВА (Бондаренко):

…Помню первого убитого врага. Немолодой мужчина. Когда нажимала на спусковой крючок, никаких эмоций не ощущала. После выстрела стала плакать, скорее даже рыдала. Долго плакала, размазывая слезы по грязным щекам. Знаете, отчего я так разревелась? Первой мыслью было: где-то дети страдают, папу ждут, а я его убила. Нам с собой давали по 40 грамм спирта для смелости. Выпила его залпом, горло обожгло, но в голове прояснилось. Больше никогда не плакала после того, как убивала врага. И больше никогда не пила спиртное… Войну кончила в Германии, боевой счет — 28 фашистов. Награды: медаль «За отвагу» в январе 1945 года, орден Славы III и II степени в марте и апреле 1945 года.

АНТОНИНА КОТЛЯРОВА (Захарова):

…Вот мы ходили на «охоту» с Ольгой Важениной. Днем выбирали позицию, перед рассветом ее занимали и уже вели «охоту». Конечно, в основном выбирали позицию так, чтобы не изменить рельефа местности, чтобы немец не знал, что здесь, прямо перед нашими окопами, кто-то находится. Притом на фронте всегда получалось так, что наши позиции на голом месте, а немец всегда в лесу, в кустах.

Тут я еще должна сказать, что учеба — это одно. В школе, там много чего дают, но когда приехали на фронт, тут все по-другому. И мы, конечно, в амбразуры сунулись, чтобы посмотреть, а как там немец? И в этот первый день у нас убило девушку-ленинградку. Она всю блокаду была в Ленинграде, и в первый день приезда, когда она сунулась в амбразуру, ей пуля рикошетом попала в глаз. Так что наша служба на войне началась с похорон.

Когда я первого фрица убила, вернулась в подразделение, то ко мне пришел журналист, хотел взять интервью. Чего уж я говорила, не знаю, но я ни в тот день, ни на следующий ни есть, ни пить не могла… Я знала, что он — фашист, что они напали на нашу страну, они убивали, жгли, вешали наших, но все-таки это — человек. Такое состояние, что… Второго когда убила, тоже было ужасное состояние. Почему? Потому, что я в оптический прицел видела его: молодой офицер. Он смотрел вроде бы на меня, и вдруг я его убила. Но это же человек! В общем, состояние ужасное. А потом уже чувства как-то притупились. Убивала — вроде бы так положено… Закончила войну сержантом, командиром отделения девушек-снайперов при 143-й стрелковой дивизии, награждена орденом Славы III степени в феврале 1945 года…

ЛИДИЯ ГУДОВАНЦЕВА:

…Июль 1943 года. Мы, четыре девчонки, выпускницы Центральной женской школы снайперской подготовки, Саша Кузьмина, Тося Федорова, Зина Ягодкина и я, едем не Северо-Западный фронт… Все четверо попали в 23-ю гвардейскую стрелковую дивизию. И вот мы в траншеях…

Первые дни наблюдали за вражеской обороной, изучали местность, подготавливали для себя ориентиры. Очень помогли нам разведчики. Они показали, откуда лучше выползать в нейтральную зону, где от опушки леса в свои основные траншеи ходят фрицы, как к себе домой. Посоветовали поломать им этот маршрут.

Чудесный летний день. Еще сыро и как бы туман, но это — утреннее испарение от болотистой почвы. Вдвоем с напарницей Сашей Кузьминой отправились на первую «охоту». Выползли, тщательно замаскировались, приняли изготовку и замерли. Впереди притаился враг. От усиленного напряжения слезились глаза. Тут начало припекать солнце. Мы — без единого движения. Нас облепил рой комаров и мелкой мошкары. Свет был не мил! Мучали они невыносимо, а отогнать нельзя. Только отдуваешься, чтоб в глаза не попадали. А утро — прелесть: солнышко, птички чирикают в этой утренней, совсем нефронтовой тишине. Даже не верилось, что война.

Внезапно на опушке леса показался немец и направился к своей обороне. Дистанция до опушки метров 400, а до траншей — всего 70 метров. В руке у него большой, ярко сверкающий на солнце чайник, за спиной ранец. Значит, несет завтрак своим. Я дала ему пройти метров двести до опушки и выстрелила. Гитлеровец упал.

И минуты не прошло — забегали фашисты в своих укрытиях, засуетились и начали палить из пулеметов, винтовок по нашим траншеям. Мы с Сашей залегли в стыке обороны двух наших батальонов, откуда хорошо просматривался угол вражеских траншей и даже дверь землянки.

Хотелось брать их на мушку и бить, бить! Но, увы! Выдержка, терпение у снайпера в первую очередь.

Почти до вечера мы наблюдали за участком. При заходе солнца от опушки леса короткими перебежками побежал немец и шлепнулся около убитого. Но что он делает? Пристальнее всмотревшись в оптический прицел, мы увидели, что на ноги убитого он надел петлю веревки, которая тянулась к опушке. По его сигналу ногами вперед убитого потащили в лес. Сам же немец полз с ним рядом по-пластунски. Но убитого так быстро волокли, что этот не успевал, отставал. Саша Кузьмина взяла его на мушку, и все было кончено. До темноты мы пролежали в засаде, а гитлеровцы тем временем нещадно палили по нашей обороне из минометов в отместку за двоих убитых. Но и наши не оставались в долгу.

Когда мы явились в землянку командира роты для доклада, все, кто был там, покатились со смеху. Нас это несколько смутило. Старший лейтенант Дмитриев тут же одернул солдат, подал нам маленькое зеркальце и мягко сказал: «Не тушуйтесь, посмотрите на себя, и посмеемся вместе». Мы пришли в ужас. Вместо лиц у нас — сине-багровые рожи со щелочками взамен глаз. Вот так жестоко обработали нас комары и мошкара. Невольно, взглянув друг на друга, начали смеяться. От радости за открытый боевой счет мести фрицам, и за эти чудо-лица наши, да за то счастье, что мы среди своих, живы и невредимы.

Вот так мы получили боевое крещение, так начали истреблять непрошеных пришельцев на нашу родную землю. В тот день у нас с Зиной появилось по одной засечке на прикладе винтовки.

За два с половиной месяца на Северо-Западном фронте мы, девушки-снайперы, в условиях обороны уничтожили по 10–11 фрицев. За эти первые боевые успехи командование наградило нас: Тосю Федорову и Зину Ягодкину — медалью «За боевые заслуги», Сашу Кузьмину и меня — медалью «За отвагу». Мы с гордостью носили на своих гимнастерках эти боевые награды, а кроме того, — знак «Гвардия» и значок «Снайпер». Солдаты смотрели на нас с восхищением и радостью. А иногда, увидев нас в траншеях или в землянке, в шутку командовали: «Встать! Стеклышки идут!» Нас прозвали «стеклышками» из доброй зависти к оптическим прицелам, установленных на наших винтовках-«трехлинейках»…

Мне повезло. От Старой Руссы я с боями дошла до гитлеровского логова. Там на подступах к Берлину, 12 апреля 1945 года, для меня был последний бой… Личный снайперский счет — 76 фашистов, младший сержант 68-го стрелкового полка 23-й гвардейской дивизии, награждена орденами: Красной Звезды, Отечественной войны I степени, Славы III степени, две медали «За отвагу», медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».

ЛИДИЯ СИТКОВА:

…По дороге в полк мы считали, что, как приедем, сразу же боевую работу начнем. Но прошел день, другой, а дальше учебных стрельбищ нас не посылают. Мы — к командиру полка — жаловаться. А он говорит: «В снайперской школе вас, конечно, многому научили, но опыта вам, товарищи бойцы, видимо, пока не хватает. А уж если торопитесь на противника взглянуть, то пусть наши бывалые снайперы вам его покажут…» Тут же он вызвал сержанта Лавриненко и поручил ему нас.

На следующий день мне и еще двум девушкам выдали белые маскхалаты, и мы отправились в путь. По дороге сопровождающий объяснял, где можно идти в полный рост, а где надо пригнуться, где лучше перебежками, а где по-пластунски ползти. А места кругом такие, что даже от одних названий жутко становилось: «Черный перевал», «Долина смерти»…

Мы подошли к первой линии обороны. Лавриненко показал нам, какие участки он выбрал бы для снайперской засады, расставил нас, рассказал, как лучше уберечься от огня противника.

Помню, окопалась я в своей ячейке, жду. Совсем немного времени прошло, тут вижу, как немцы в своих траншеях зашевелились. Одна фигура мелькнула, другая, третья.

«Ну, — думаю, — повезло, первый выход за задание, даже не боевой, а ознакомительный выход, а я могу проявить себя, показать в деле».

Только эти мысли у меня в голове в тот момент и были. А все, чему в школе учили, и правила расчетов, и то, что целиться надо тщательно, не торопясь, все, что, казалось, назубок знала, вдруг куда-то улетучилось. Прицелилась я наскоро и выстрелила. И конечно, промахнулась.

Что тут началось после моего выстрела! Яростная стрельба со стороны вражеских окопов, заработали фашистские минометы. Мины, вздымая к небу комья земли, ложились совсем близко от нас…

Натерпелись мы, конечно, страха с непривычки. Помню, закрыла я уши ладонями, уткнулась головой в снег, а про себя «Мамочка!» кричу. Я-то думала, что ко всему готова. Хорошо, из-за грохота никто меня слышать не мог. Когда пальба кончилась, по условной команде собрались мы в безопасном месте. Обнимались, как после долгой разлуки. Все были целы и невредимы. Неплохой урок нам задали тогда немцы, на всю жизнь я его запомнила…

ТАТЬЯНА ШПАК (Никулина):

…В ноябре 1944 года мы были уже на 1-м Белорусском фронте… Наш батальон располагался в городе Модлин, недалеко от Варшавы. Не терпелось выйти на первую «охоту», доказать, что мы не зря окончили снайперскую школу. Наконец, с Машей Чернышовой по ходам сообщения мы добрались до нашей ячейки, которая была в дальнем окопе… Наша ячейка была тщательно замаскирована дерном: ничто не должно выделять нас на местности, ведь мы находимся на самом переднем крае, ближе нас к противнику нет никого.

Совсем рассвело, из бойниц отличный обзор. Впереди, примерно в 400–500 метрах, — вражеская траншея. Оттуда доносятся хлопки одиночных винтовочных выстрелов, пулеметные очереди. Осматриваем нейтральную полосу. Через оптический прицел в синеватой дымке отчетливо видны самые отдаленные цели. Кажется, что до них можно дотронуться рукой. На полоске бруствера различаю прорези бойниц, но они пусты. Глаза от напряжения устали, начинают слезиться. Опустили винтовки, даем отдых глазам. И снова смотрим, смотрим…

Незаметно пролетело время до обеда. Поели, и опять — в свою ячейку. Наблюдаем, но у противника никакого движения, будто враг чует, что за ним следят. Неожиданно что-то мелькнуло в одной из вражеских бойниц. Заметили обе, прицелились почти одновременно, но обе и опоздали. Однако держим на прицеле бойницы, расположенные недалеко друг от друга. Что-то там опять шевельнулось. Я стреляю первой. Маша говорит мне: «Убит!» Еще через несколько минут прибегает дежурный с наблюдательного пункта и поздравляет: «Открыла боевой счет!» К вечеру и Маше удалось убить фашиста…

* * *

Как свидетельствуют сами выпускницы, Центральная женская школа снайперской подготовки давала им прочные теоретические знания, прививала необходимые сверхметким стрелкам навыки, учила правилам суровой армейской жизни. Они приезжали на фронт вполне подготовленными бойцами. Однако затем вступали в действие другие факторы: особенности характера, умение владеть своими чувствами, стойкость, выдержка. Многое значила для снайпера и обычная военная удача. Кому-то из них везло, кому-то — не очень.

Первый выстрел по врагу для каждой явился серьезным экзаменом. Все-таки они были очень молодыми, и взросление их происходило на фронте постепенно, под пулями и снарядами, в атаках, снайперских засадах, переходах с одной позиции на другую. Экзамен они выдержали и свою лепту в победу над врагом внесли.

О подвигах снайперов из ЦЖШСП говорят награды, заслуженные ими.

В ноябре 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР для лиц рядового и сержантского состава Красной Армии был учрежден орден Славы трех степеней: первой (пятиконечная звезда, расстояние между противолежащими концами лучей — 46 мм, вся — из золота), второй (такая же звезда — но из серебра, круг на лицевой стороне — позолоченный) и третьей (вся звезда из серебра). Лента ордена — муаровая, оранжевого цвета с тремя черными продольными полосками — напоминала о старинном царском ордене Св. Георгия-Победоносца и его солдатском варианте — Знаке отличия Военного ордена. В статуте ордена Славы имелся пункт, прямо указывающий, для кого он предназначен: «из личного оружия меткой стрельбой уничтожил от 10 до 50 солдат и офицеров противника».

Орден Славы всех трех степеней заслужила только одна женщина-снайпер — Нина Павловна Петрова (1893–1945). Выпускницей Школы она, как известно, не была. Но 102 девушки, учившиеся в ней, эту награду (в основном орден Славы III степени. — А.Б.) получили. Из них 14 человек удостоились солдатского ордена дважды.

Вторую и третью степень ордена имели:

младший лейтенант В.И. Артамонова (Даниловцева)[3]за 89 уничтоженных фашистов;

младший сержант А.Н. Болтаева (Вяткина) — за 87;

старший сержант О.Ф. Бордашевская (Кисе) — за 108;

младший лейтенант Н.П. Белоброва (Миронова) — за 79;

старший сержант А.Е. Виноградова (Михайлова) — за 83;

старший сержант М.Г. Зубченко (Соловьева) — за 83;

сержант М.Д. Катаева (Бондаренко) — за 80;

старший сержант Л.М. Макарова — за 84;

старший сержант Р.Е. Шанина — за 76.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.