5

5

Военный трибунал в годы войны был не менее страшной организацией, чем Смерш. А в комплексе, в той самой трехэлементной системе карательных органов, и еще более страшной. Судите сами…

«По положению о военных трибуналах от 22 июня 1941 г. подсудность дел различным звеньям системы военных трибуналов, как и прежде, зависела от должностного положения обвиняемых военнослужащих, — рассказывает Н.А. Петухов в книге “История военных судов России”. — Так, военным трибуналам при дивизиях были подсудны дела военнослужащих от рядового до командира роты включительно и приравненных к нему по служебному положению лиц; военным трибуналам при корпусах—до командира батальона включительно и ему соответствующих лиц; военным трибуналам при армиях (флотилиях) — до помощника командира полка включительно и ему соответствующих лиц; военным трибуналам при военных округах, фронтах и флотах — до командира неотдельной бригады включительно и ему соответствующих лиц (ст. 10).

Положение устанавливало ускоренный и упрощенный порядок рассмотрения дела, с ограничением ряда процессуальных гарантий подсудимого. Военным трибуналам предоставлялось право рассматривать дела по истечении 24 часов после вручения обвинительного заключения, дела рассматривались в составе трех постоянных судей, т.е. без привлечения народных заседателей (ст. 11,12). В дальнейшем Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1942 г. к участию в судебных заседаниях вновь были допущены народные заседатели, выделяемые политорганами или командованием.

В ст. 14 Положения о военных трибуналах было указано, что приговоры военных трибуналов, действующих в местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий, обжалованию в кассационном порядке не подлежат и могут быть отменены или изменены лишь в надзорном порядке. Право надзора, кроме Военной коллегии Верховного суда СССР, было предоставлено военным трибуналам округов, фронтов и флагов, что способствовало быстрому реагированию в судебном порядке на случаи вынесения ошибочных решений нижестоящими военными трибуналами и обеспечению, таким образом, законности в их деятельности.

Положение о военных трибуналах от 22 июня 1941 г. устанавливало особый порядок приостановления исполнения приговоров с высшей мерой наказания — расстрелом (ст. 15—16).

В силу ст. 15 Положения военные советы округов, фронтов и армий (флотов, флотилий), а также командующие фронтами, армиями и округами (флотами и флотилиями) имели право приостанавливать исполнение приговоров о высшей мере наказания (расстрелом) с одновременным сообщением по телеграфу Председателю Военной коллегии Верховного суда СССР, а также Главному военному прокурору Красной Армии и Главному прокурору Военно-Морского Флота СССР (по принадлежности) своего мнения об этом — для дальнейшего направления дела.

О приговоре к расстрелу названным должностным лицам сообщал немедленно по телеграфу военный трибунал, постановивший этот приговор. В случае неполучения в течение 72 часов с момента вручения телеграммы адресату телеграфного сообщения от того, кому оно было послано, такой приговор приводился в исполнение.

Аналогичные меры содержались в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 13 июля 1941 г. “О предоставлении военным советам армий и командирам корпусов права утверждения приговоров военных трибуналов к высшей мере наказания”.

Остальные приговоры военных трибуналов вступали в законную силу с момента их провозглашения и немедленно приводились в исполнение».

Существенно добавляет этот рассказ научная статья «Деятельность военных трибуналов во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.» М.Р. Чарыева. Вот что он пишет:

«В годы войны были резко сокращены сроки производства по уголовным делам. Они составляли от одного до трех дней, включая приведение приговора в исполнение. В военных трибуналах дела надлежало начинать через 24 часа после вручения копии обвинительного заключения. Этому способствовало немалое число документов, которые обязывали рассматривать и разрешать дела в сокращенные сроки (к примеру, Приказ Наркомата юстиции от 29 июня 1941 г. № 106 “О перестройке работы судебных органов и органов юстиции на военный лад”, требовавший усилить быстроту судебного воздействия). Большинство дел рассматривалось без защитника. При таком положении исключалось участие в деле прокурора, его функцию выполнял трибунал. Было упразднено право кассационного обжалования.

В Директиве наркома юстиции и Прокурора СССР от 31 июля 1942 г. № 1096 предполагалось: действия командиров, комиссаров и политработников, привлеченных за самовольное отступление с боевой позиции, квалифицировать по п. “б” ст. 58.1 Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине, совершенная военнослужащим, наказание — расстрел); пропаганду дальнейшего отступления частей РККА квалифицировать по ч.2 ст. 58.10 Уголовного кодекса РСФСР (контрреволюционная пропаганда и агитация, основное наказание — расстрел)».

И еще одно существенное дополнение в рассказе М. Делаграмматика:

«Хотя на фронте было затишье, Особый отдел, прокуратура и военный трибунал без дела не сидели. Последний рассматривал преимущественно дела по обвинению в дезертирстве, членовредительстве (самострелы), должностных преступлениях и др. Больше всего, пожалуй, было дел о дезертирстве (193—7, п. 2 УК РСФСР).

Рассмотрение уголовных дел требует неукоснительного соблюдения советских законов, установленных Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР и других республик, — так нас учили в академии. Однако на практике допускались грубые нарушения и упрощения, санкционированные сверху. Например, копия обвинительного заключения подсудимому не вручалась за сутки до судебного заседания, как того требовало законодательство, а ему всего лишь объявлялось обвинительное заключение, подчас даже прямо в день судебного заседания. На типографских бланках было уже напечатано: “Обвинительное заключение мне объявлено” (дата); вручать этот документ в руки подсудимому запрещалось — грубейшее нарушение закона. Чаще всего свидетели по делу в суд не вызывались, что мотивировалось их участием в боевых действиях; суд ограничивался оглашением показаний на предварительном следствии.

По советскому процессуальному праву подсудимый может отказаться от показаний в суде, но судьи обычно уговаривали, чтобы он давал показания и своим чистосердечным признанием облегчил бы свою участь. А на самом деле это нужно было для обвинительного приговора.

Подсудимому не разъяснялось, что его последнее слово временем не ограничено. Предоставляя ему последнее слово, судья только спрашивал: “Что вы просите от суда?” Этим грубо попиралось право подсудимого.

Низкий теоретический уровень военных судей, их плохое образование, не говоря даже об отсутствии юридического, как у многих партийных выдвиженцев, невежественных и полуграмотных, судей и прокуроров, отражались на качестве предварительного следствия и судебного следствия, отчего страдала справедливость.

И все же объективности ради надо сказать, что в 1942—1946 годах военные трибуналы лютовали менее, чем в конце 30-х: жизни осужденных были нужны фронту, это во-первых. А во-вторых, как уже неоднократно было замечено, война несколько потеснила сталинщину. Из 994 300 осужденных военными трибуналами во время войны в отношении почти 400 тысяч осужденных исполнение приговора было отсрочено до окончания военных действий, и они были направлены на фронт в составе штрафных подразделений».

«“Труды и дни” трибунальцев были напрямую связаны с обстановкой на фронте: жестокость карательной политики определялась поражениями и успехами: при нашем отступлении военные трибуналы выносили жесткие приговоры и патронов не жалели», — добавляет к сказанному бывший судебный секретарь военного трибунала.

К слову сказать, председателем военного трибунала 1-го Украинского фронта был полковник юстиции Григорий Якимович Подойницын. Начал войну в звании диввоенюриста и в должности председателя военного трибунала 28-й армии. Характеризует этого человека такой эпизод 1941 года:

«Во время выхода группы войск 28 Армии из вражеского окружения в августе месяце… в районе д. Коски на р. Остер в ночь с 5 на 6 августа организовал группу красноармейцев в 20—25 чел., проник в тыл немцев и из засады напал на колонну войск (впоследствии оказался штаб полка), разогнал всю группу, которая оставила 3 орудия, штабной автомобиль и S мотоциклов.

На одну из захваченных машин с орудийной установкой посадил красноармейцев, повел наступление на дер. Муринку, на полном ходу ворвался в деревню давя машиной бежавших в панике фрицев» (ЦАМО. Ф. 33. Оп. 682524. Д. 8. Л. 164). За это боевое отличие в июле 1942 года Подойницын был награжден орденом Красной Звезды.

Военным прокурором 1-го Украинского фронта был полковник юстиции Борис Матвеевич Шавер. После окончания правового отделения (1930 г.) экономического факультета Иркутского университета прошел путь от члена окружного суда в Иркутске до начальника следственного отдела Прокуратуры РСФСР в 1940-м. В 1938 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Войну начал в должности заместителя военного прокурора армии. Далее был назначен заместителем военного прокурора Западного фронта. Дважды был ранен. Среди наград Б.М. Шавера три ордена Красного Знамени и два ордена Богдана Хмельницкого 1-й степени.

И первый, и второй, судя по всему, были людьми грамотными, являясь безусловными профессионалами в своем деле. Более того, и Подойницын, и Шавер были людьми смелыми. Однако система тех лет не могла не отразиться на мнении этих честных людей. Но это мое личное предположение…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.