«Tyagatshi» против «Шлепперов»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Tyagatshi» против «Шлепперов»

Скажу честно: я не хотел касаться вопроса о тракторах. Прежде всего потому, что он относится к отдельной — «артиллерийской» — теме. Взяться за его обсуждение меня вынудили некоторые высказывания «антирезунистов», согласно которым выдуманная ими «тракторная проблема» якобы похоронила боеспособность механизированных корпусов Красной Армии в июне 1941 года. Начнем с цитаты из уже знакомой нам работы Л. Лопуховского и Б. Кавалерчика: «…Тогдашний начальник ГАБТУ РККА генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко был грамотным специалистом и дело свое знал на совесть. Потребность Красной Армии в тракторах на 15 июня 1941 г. он приводит в той же таблице, откуда Солонин позаимствовал и округлил цифру 33,7 тыс. тракторов. Она составляла 28 661 штуку для мирного времени и 60 778 — для военного» («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 483).

Как я понимаю, «округленная» цифра — это уже упоминавшиеся на страницах данного тома 34 тысячи тракторов и тягачей, имевшихся в Красной Армии в феврале 1941 года. Говорили мы и о другой цифре — около 45 тыс. тягачей и тракторов, находившихся «под знаменами» в июне того же года: ее подсказал В. Савин и подтверждают мои собственные подсчеты. Возникает логичный вопрос: если цифра мирного времени «по Федоренко» — 28 661, то каковой тогда являлась июньская циферка в 45 тысяч (+57 % к «мирной») — «полумирной» или «не до конца военной»? И о чем, на взгляд «антисуворовцев» Лопуховского и Кавалерчика, может свидетельствовать подобная интересная динамика — в полтора раза за три месяца?.. Наверняка ответят: «Лихорадочная подготовка к обороне». Той самой обороне, которой не заметили немцы?.. Но пойдем дальше…

«В докладе (Федоренко), — продолжают упомянутые авторы, — отмечается: «В числе общего наличия тракторов на 15.06.41 г. имеется 14 277 устаревших тракторов типа ЧТЗ-60, СТЗ-З и «Коммунар», которые подлежат изъятию, так как по своим техническим качествам не могут обеспечить боевой работы войсковых частей, особенно артиллерии» (там же). «Почему не могут обеспечить, — с несколько неуместным, на мой взгляд, высокомерием продолжают свою мысль Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик, — понятно каждому мало-мальски разбирающемуся в этом вопросе человеку: мешала недопустимо низкая скорость буксировки и невозможность перевозить вместе с орудием ни его боекомплект, ни расчет» (там же). Далее уважаемые авторы бичуют недалекого Солонина, наивно решившего, что 1,5–2 тягача на одно орудие вполне достаточно для его нормального боевого применения: «Солонин и не подозревает, — продолжают «нагнетать» указанные авторы, — что в артчастях надо было на чем-то возить 1–2 боекомплекта боеприпасов, приборы и различного рода принадлежности, а вместе с ними инженерное, вещевое и химическое имущество. Автомашин для этого не хватало» (там же).

Скажу честно: я в артиллерии не служил, а потому деталями «тракторного вопроса» не владею. С другой стороны, я все же провел в армии какое-то время и примерно знаю: боеспособность подразделения/части/соединения мало зависит от того, сколько пар сменного белья или запасных противогазов едут в обозе. Вполне можно обойтись в бою и без типографии дивизионной газеты (а также ее редакционного состава), передвижных душевых, походно-полевых жен и прочих командирских «трофеев», замполитовских урн для голосования и трибун для выступлений самих замполитов, а также много чего другого. Чуть выше я уже писал по поводу того, что 1,5–2 тягача на одну дивизионную или корпусную артсистему считалось вполне достаточным, например, в британской армии (степень моторизации которой, к слову, была значительно выше степени моторизации Вермахта). Так что поверить в то, что для нормальной боевой работы одного советского корпусного орудия требовались четыре тягача, а не полтора-два, я пока не могу. Впрочем, кто его знает: когда/если дойдет очередь до «артиллерийской» темы, изучу данный вопрос подробнее…

Пока же я хотел бы поговорить об «устарелости» и «тихоходности» предвоенных тягачей. Как обычно, пришлось создать соответствующий инструмент для работы — в данном случае Приложение № 4. Источниками для вводных данных послужили работы И. Фоллерта, В. Савина и информация с сайтов http://bronetehnika.narod.ru/ и http:/www.autogallery.org.ru/. Как всегда, это привело к достаточно любопытным выводам. Самый интересный тут же бросается в глаза: на 22 июня 1941 года гусеничных артиллерийских тягачей у Красной Армии было гораздо больше (почти на 19 %!), чем гусеничных и полугусеничных (ЗИС-42) машин на 9 мая 1945 года. Мало того, уже к концу июня 1941 года в Красной Армии имелось в два раза больше тягачей, чем в армии-победительнице в мае 45-го. Их было столько, что в итоге хватило двум армиям на четыре года войны: я, разумеется, говорю о десятках тысяч советских тягачей, которыми Красная Армия «поделилась» с Вермахтом летом — осенью 1941 года. Но вернемся к вопросу об «устарелости»…

Прежде всего полностью соглашусь с генералом Федоренко: при существовавшем в ту пору советском нормативе движения моторизованных воинских колонн в 10–15 км/ч (см.: «Разгадка 1941. Причины катастрофы», с. 141), тягачи ЧТЗ-60 (С-60) и СТЗ-З, по идее, не могли угнаться за танковыми и автомобильными колоннами мехкорпусов. К слову, у немцев норматив был такой же: 15 км/ч (см.: «Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 204). Максимальная скорость тягача С-60 — 6 км/ч, у дизельного варианта того же трактора С-65 — 6,95 км/ч (см. Приложение № 4). Кстати, производство последнего началось в 1937 году, и «устаревшим» его называть не совсем корректно. Тем более что его тоже не очень скоростные потомки — тягачи С-100 — служили в армиях Варшавского договора до начала 90-х годов XX века. Даже эта не очень «военная» скорость, впрочем, падала до совсем уж «крестьянских» 3–3,6 км/ч, если к С-60 или С-65 цепляли здоровенную 280-мм мортиру Бр-5, которую, ко всему прочему, приходилось тащить по снегу и грязи. Другой «крестьянин» — СТЗ-З (производство этого «устаревшего» трактора тоже началось в 1937 году) — в отличие от своего военного собрата СТЗ (НАТИ)-5 тоже резвостью не отличался и с прицепленной тяжелой корпусной артсистемой разгонялся в колонне максимум до 4,5 км/ч. В общем, в первом приближении получается сплошной стыд и позор. Но не будем торопиться и рассмотрим все имеющиеся факты.

Упомянутый норматив в 10–15 км/ч более или менее уверенно выполняли тягачи СТЗ-5 (10–14 км/ч при движении в колонне, в зависимости от состояния дорог), С-2 (10–15 км/ч), «Коминтерн» (12–16 км/ч), «Ворошиловец» (13–18 км/ч) и «Комсомолец» (15–20 км/ч). И это неудивительно: «Коминтерн» был сделан на базе среднего танка Т-12, на «Ворошиловце» стоял танковый дизель В-2 (почти такой же, как на Т-34), а «Комсомолец» «произошел» от плавающих танков Т-38 и, по сути, являлся танкеткой (и аналогом английского тягача/транспортера Universal Carreer, производившегося в больших количествах в ходе войны). К началу войны в Красной Армии указанных выше моделей — условно «скоростных» — тягачей числилось порядка 12 450 единиц. Это число включало примерно 5539 тех тягачей, что годились для перевозки тяжелых и сверхтяжелых орудий (13 % от общего числа тягачей и тракторов, составлявшего, напомню, около 45 000). Правда, если к этой цифре добавить танкетки Т-27 и прочие танкетки, захваченные в Польше и Прибалтике, то число «скоростных» машин могло бы значительно вырасти — думаю, на 1–2 тысячи. Но поскольку точных данных на этот счет у меня не имеется, то и гадать не буду… «Недопустимо мало», — скажут в отношении 12,5 тысячи. Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик. И это будет чистой правдой. Но ведь у немцев-то быстроходных полугусеничных машин имелось примерно столько же…

В. Савин подсказывает, что всего к июню 1941 года в Германии было выпущено около 15 500 тягачей этих типов. По его же данным и информации И. Фоллерта, в СССР к началу войны было произведено примерно 14 400 специализированных («скоростных») гусеничных артиллерийских тракторов (не считая попавших в противотанковую артиллерию танкеток Т-27). Я составил небольшую табличку примерного соответствия произведенной до 22 июня германской и советской специализированной техники:

Таблица № 10

Нетрудно заметить, что «по-хорошему» для перевозки тяжелых артсистем годилось лишь около 7400 из выпущенных в рейхе до 22 июня 1941 года полугусеничных машин. В СССР до германского вторжения произвели примерно 6600 скоростных гусеничных тягачей, способных транспортировать дивизионные пушки, корпусные гаубицы и артиллерию РГК со скоростью 10–15 км/ч. Если же учесть, что «выпущено всего» далеко не обязательно означало «было в наличии в войсках», то похоже, что в плане возможностей скоростной перевозки тяжелых орудий между Вермахтом и РККА наблюдался приблизительный паритет. То же самое, кстати, можно сказать и о легких тягачах: ведь примерными аналогами германских 1-тонных Sd.Kfz 10 и 3-тонных Sd.Kfz 11 (всего произведено около 8000) являлись советские 2-тонные «Комсомольцы» (всего выпущено 7780) и танкетки Т-27, которые тоже использовались (к сожалению, в неизвестном мне количестве) для перевозки противотанковых пушек.

Хочу отдельно отметить замечательную энерговооруженность германской полугусеничной техники: от 14–18 л.с. на тонну веса у тяжелых и средних тягачей до феноменальных 29–30 л.с./т у легких 1-тонных и 3-тонных машин. Советская (да и американская) техника данной категории значительно уступала немецкой по этому показателю. Примерно на том же уровне находились лишь «Ворошиловец» с танковым дизелем В-2 (24,2 л.с./т), легкий «Комсомолец» (14,5 л.с./т) и американский М5 (15,2 л.с./т). Правда, несмотря на это, по проходимости тягачи Вермахта значительно уступали гусеничным тракторам Красной Армии, что и подтверждает Й. Фоллерт. «Огромное количество советской техники, — пишет немецкий историк, — попало в руки немцев. Тысячи захваченных тракторов («Beuteschlepper») стали весьма желанным трофеем для германских артиллерийских и тыловых частей, так как их прекрасные возможности при движении вне дорог часто значительно превосходили соответствующие возможности немецких полугусеничных тягачей того времени» («Tyagatshi», перевод с английского здесь и далее мой, с. 23).

Судя по фотографиям, в ту пору можно было часто наблюдать следующую картину: германский полугусеничный тягач тянет пушку, а советский тихоходный «колхозник», в свою очередь, вытягивает из грязи и «немца», и буксируемое им орудие. Как оказалось, при всех своих достоинствах, немецкие вездеходы все же не были приспособлены к советским дорогам (или, вернее, к тому, что ими называлось). Преимущество в энерговооруженности и скорости часто сходило на нет при первом же хорошем ливне, превращавшем грунтовые дороги СССР в море грязи. Именно по этой причине немцы решили, что им не хватит даже «красноармейского привета» — десятков тысяч трофейных советских тягачей. В 1942 году они спешно разработали и запустили в громадную (по их масштабам) серию гусеничный 3-тонный трактор «Ост» («Восток»), Несмотря на его относительно низкую скорость (20–30 км/ч против 50–60 км/ч у полугусеничных машин), немцы совершенно правильно (но с большим опозданием) рассудили, что в России действует парадоксальное правило: «Тише едешь — дальше будешь».

Интересно посмотреть и на то, что происходило в плане моторизации артиллерии Красной Армии после страшных поражений 1941 года. «Потери в технике, — пишет Й. Фоллерт, — были колоссальными. По грубой оценке, потери в тягачах составили до 50 %! После того как советское Главное командование пришло в себя, было принято решение сфокусировать весь оставшийся индустриальный потенциал на производстве танков. Выпуск тракторов пришлось прекратить. История советских артиллерийских тягачей началась в 1924 году с импровизированного использования в качестве таковых тракторов «Коммунар». Ее продолжили сельскохозяйственные тракторы С-60 и С-65. Полная механизация Красной Армии должна была завершиться внедрением новейших типов машин — вроде «Ворошиловца», но история советских гусеничных тягачей практически закончилась в 1942 году. Несмотря на более позднюю попытку возродить производство военных тракторов в 1943 году, большая часть остававшихся на службе тягачей представляла собой технику, которая смогла пережить германское нападение 1941 года. В ходе последних битв за рейх в районе Берлина весной 1945 года советская артиллерия полностью господствовала на поле боя. В то же время тягачи, которые перевозили эти орудия, являлись все теми же ветеранами периода поздних 30-х и начала 40-х годов» (там же, с. 17). Вот тебе и на! Оказывается, что в течение четырех лет Красная Армия пользовалась преимущественно «остатками былой роскоши»! И ничего, как-то обошлись: «советская артиллерия полностью господствовала на поле боя»… Интересно, в 42-м генерал Федоренко тоже писал бумаги — просил «изъять» «устаревшие» С-60 и СТЗ-З? Или угомонился и теперь уже тихо благодарил судьбу за то, что немцы не отобрали и вторую половину тихоходных «колхозников»?..

Пару слов о том, как Вермахт воспользовался неожиданным, но пришедшимся весьма кстати подарком Красной Армии. Прежде всего остановимся на том, как обычно распределялась военная добыча. В немецкой армии (как, впрочем, и во всех остальных) существовали два пути распределения трофеев и постановки их на вооружение. Часть захваченного германские части и соединения сдавали централизованной трофейной службе. Тыловики оценивали и испытывали те или иные образцы чешской, французской, британской или «большевистской» техники и вооружения, принимали решение об их военной ценности, присваивали официальные обозначения, производили, если считали нужным, те или иные модификации, а затем организованным порядком распределяли принятые на вооружение образцы по соединениям и частям. Пожалуй, не меньшая часть трофеев до централизованной службы не доходила и ставилась на вооружение «явочным порядком». «Помимо «официально» зарегистрированных и принятых на вооружение трофейных транспортных средств, — пишет Фоллерт, — германские части использовали ту технику, которую захватили непосредственно в ходе боевых действий» (там же, с. 23).

Иными словами, во многих случаях немцы предпочитали не докладывать о привалившем им счастье, а использовали советские трактора (а также танки, автоматическое оружие, полевые кухни и многое другое) «напрямую». Такую технику применяли до той поры, пока она не выходила из строя или не заканчивались трофейные же запчасти/боеприпасы. Как замечает Фоллерт, порой тыловые службы войсковых частей Вермахта ремонтировали и переделывали советские тягачи «с удивительным — принимая во внимание общую ситуацию — вниманием к деталям и знанием дела» (там же). Подчеркнем: в ходе войны немцы применяли десятки захваченных советских самолетов, сотни орудий и танков, тысячи автомобилей. Трактора же они использовали десятками тысяч. Думаю, не будет преувеличением сказать, что трофейные гусеничные тягачи советского производства в первые годы войны сыграли весьма важную роль в вопросе повышения общей мобильности боевых частей Вермахта (особенно тяжелой артиллерии, которая до этого применяла почти исключительно конную тягу) и его тыловых служб. Коротко остановимся на истории использования отдельных моделей.

Так, бронированные тягачи «Комсомолец» применялись Вермахтом не только для буксировки противотанковых пушек, но и как танкетки — «для выполнения полицейских функций» (там же, с. 110). Тягачи данного типа считались боевыми машинами и использовались почти исключительно в строевых частях (там же). На фото, помещенном на с. 124 книги Фоллерта, можно увидеть «Комсомольца», который тащит германскую тяжелую 150-мм гаубицу с передком (вес в походном положении 6,3 тонны). Как это удавалось делать машине, чей «официальный» максимальный буксируемый вес составлял 3 тонны, мне неизвестно…

Теперь о «колхознике» — дизельном С-65. «В целом, — продолжает свой рассказ Й. Фоллерт, — трактор С-65 нашел в Вермахте столь же широкое применение, что и в Красной Армии» (там же, с. 166). Обычно его использовали вместо лошадей в частях тяжелой артиллерии, а также в инженерных, строительных и тыловых войсках (там же). «Сталинец-65», — хвалит Фоллерт советский «Катерпиллер», — служил в Вермахте очень хорошо» (там же, с. 168). Судя по фотографиям из немецких архивов, С-65 буксировал 210-мм мортиры и 150-мм тяжелые полевые гаубицы s.F.H.18. В случае последних существует любопытная фотография, на которой советский «шлеппер» тащит сразу две гаубицы этого типа, да еще и прицеп «цугом» (там же, с. 182). Весь этот «поезд» весил никак не меньше 14 тонн. «Официальные» же пределы возможностей трактора — 10 тонн… Таскали «сталинцы» на службе у «германа» и «родные» орудия — скажем, брошенные Красной Армией корпусные 152-мм гаубицы МЛ-20. Судя по фотографиям, использовали «кароший» трактор и в самом Рейхе (там же, с. 171). На с. 174 книги Фоллерта есть еще более удивительное фото: на нем С-65 вытаскивает из грязи другую советскую боевую машину, попавшую на германскую службу, — Pz.747 (г) («в девичестве» — танк Т-34-76).

Специализированный артиллерийский тягач СТЗ-5 (военная версия гражданского СТЗ-З) оказался, по словам Фоллерта, «чрезвычайно надежной машиной с весьма широкой сферой применения» (там же, с. 220). Интересно, что в СССР эту модель производили на Сталинградском тракторном заводе вплоть до сентября 1942 года — пока на территории предприятия не начались бои. Общая цифра выпуска СТЗ-5 (СТЗ-НАТИ) составила 9944 единицы, что делает его наиболее массово производимой моделью советского специализированного артиллерийского тягача (там же, с. 221). Несмотря на то что, по оценке германского историка, не менее 50 % предвоенного парка этих машин было потеряно в 1941 году, многие из них «дожили до победы» и еще долго служили в Красной Армии после окончания войны, после чего были переданы в сельское хозяйство. По словам Фоллерта, немцы очень быстро оценили технические достоинства тягача и тысячи захваченных СТЗ-5 попали в боевые (обычно артиллерийские) части Вермахта. Тыловикам же он доставался редко. Учитывая поразительное внешнее сходство СТЗ-5 с разработанным для Восточного фронта артиллерийским тягачом «Ост» («Восток»), можно предположить, что именно советский «артиллеришлеппер» вдохновил немцев на разработку и массовое производство своих собственных машин подобного типа.

Пригодился Вермахту и другой «крестьянин» — СТЗ-З. «Прекрасное добавление к транспортному парку Вермахта» — так характеризует его Й. Фоллерт (там же, с. 206). Из-за сравнительно небольшого веса этот трактор применялся преимущественно тыловыми частями, но существует немало свидетельств его использования для буксировки средних и тяжелых артсистем — вроде все той же 150-мм тяжелой полевой гаубицы s.F.H.18. В целом, если говорить о немецких фотографиях советских тракторов и тягачей, использованных в книге Фоллерта, складывается впечатление, что на примерно 30 % из них изображена техника, брошенная Красной Армией. Иногда тягачи доставались немцам целыми колоннами — вместе с абсолютно невредимыми пушками и гаубицами. На других же 30 % фотографий советские трактора вытаскивают из грязи всевозможную немецкую технику или тянут за собой целые поезда не совладавших с главным сталинским оружием грузовиков, орудий и прицепов.

Больше всего немцев впечатлил захваченный ими в сравнительно небольшом количестве специализированный артиллерийский тягач «Ворошиловец». И немудрено! При боевом весе в 15,5 тонны и мощности двигателя (танковый дизель В-2 или карбюраторный М-17Т) в 375–400 л.с. «Ворошиловец» имел удельную мощность 24,2—25,8 л.с./т. Фактически энерговооруженность и скоростные характеристики этого тягача соответствовали параметрам британских крейсерских танков того времени. У самого распространенного советского тягача послевоенной поры МТ-ЛБ (появившегося на свет в конце 60-х и созданного на основе плавающего танка ПТ-76) тот же показатель составлял 20 л.с./т. Первый более или менее сопоставимый аналог у «Ворошиловца», производство которого началось в 1939 году, появился лишь в Америке (и то только в 1944 году): я имею в виду американский «скоростной трактор» Мб. Правда, будучи оснащенным двумя 193-сильными двигателями (общая мощность — 386 метрических л.с.: почти такая же, как у советского тягача), штатовский трактор весил вдвое больше советского аналога — 34,5 тонны. Соответственно и его удельная мощность была гораздо скромнее — 11,2 л.с./т. При этом обе машины выполняли одинаковую задачу — транспортировали артиллерию большой и особой мощности (преимущественно гаубицы и мортиры калибра свыше 200 мм) и эвакуировали с поля боя поврежденные средние и тяжелые танки. Выходит, что «Ворошиловец» — при его вполне «танковых» ТТХ — являлся чуть ли не самым «продвинутым» тяжелым (и в то же время скоростным) гусеничным тягачом Второй мировой войны. Как и другой замечательный тягач — СТЗ-5, — «Ворошиловец» производился в Сталинграде до осени 1942 года. Правда, всего их было выпущено до обидного мало: «каких-то» 1123 единицы (по советским меркам, практически «ничто»). С другой стороны, мне не дает покоя одна мысль: ведь столь же выдающимися (и даже лучшими) техническими параметрами обладали тысячи других гусеничных машин, состоявших на вооружении Красной Армии в середине 1941 года. Я, разумеется, имею в виду танки БТ. Когда я слышу очередное стенание о том, что советским мехкорпусам не хватало скоростных тягачей для перевозки своих тяжелых пушек и гаубиц, тут же напрашивается вопрос: а почему для этих целей не использовали танки?..

В конце концов, история использования танков в роли бронированных тракторов достаточно богата примерами. С начала 30-х в Красной Армии служили тягачи Т-26Т на базе «Виккерс, 6-тонный», а с 1936 года — «комсомольцы», созданные на основе плавающих танков Т-38. Уже в ходе войны для эвакуации подбитых танков широко применялись тягачи на базе Т-34 (обычно со снятой башней). То же самое, кстати, делали и в других армиях мира: например, артиллерийский тягач/транспортер боеприпасов на основе «безбашенного» танка «пантера» производился в Германии. В Америке тамошний «скоростной трактор» М5 был сделан на базе легкого танка «Стюарт». В Великобритании в 30-х годах широко использовался артиллерийский тягач «Средний дракон» на базе все того же «Виккерс, 6-тонного», а в ходе войны для перевозки противотанковых 17-фунтовок (76-мм) приспособили «безбашенный» крейсерский танк «Крусейдер» — аналог все тех же советских БТ-5 и БТ-7. Так в чем же была проблема? Почему в случае крайней необходимости для перевозки советских орудий (причем практически всех типов) нельзя было использовать советские же танки?.. Мало их, что ли, было?! Лично у меня напрашивается только один ответ: использовать бронированные боевые машины для этих целей не стали, поскольку не посчитали необходимым. Советские танковые начальники вполне могли считать, что обойдутся и тем, что имелось.

На ту же мысль наталкивает история применения Красной Армией тракторов и специализированных тягачей уже после начала войны и катастрофических поражений 1941 года. Так, Й. Фоллерт подсказывает, что с июня 1941 года по сентябрь 1945 года в СССР по ленд-лизу было поставлено 7570 гусеничных тракторов (еще полтысячи утонули вместе с судами конвоев, которые были потоплены немецкими авиацией и флотом). В Приложении № 4 я попытался систематизировать информацию касательно указанной тракторной техники. Сразу бросается в глаза, что собственно специализированных артиллерийских тягачей в поставленной номенклатуре было очень мало — всего лишь 3 %: это 200 штук так называемых «скоростных тракторов» М5 (как уже упоминалось выше, эту машину создали на базе легкого танка «Стюарт»). Все остальные «катерпиллеры», «аллис-чалмерсы» и «харвестеры» — типичные сельскохозяйственные машины, являвшиеся весьма близкими аналогами советских С-60/65 и СТЗ-З. Правда, в Интернете мне попался текст одной из книг М. Барятинского, в которой он утверждает, что все эти машины были якобы модифицированы под военные нужды. Мол, «максимальные скорости их движения были повышены от 12 до 17 км/ч… Практически же средние скорости движения этих тракторов не превосходили 5–8 км/ч» («Танки ленд-лиза в бою»).

Всякое может быть… В конце концов, военный СТЗ-5 ездил в три раза быстрее своего гражданского аналога — СТЗ-З. Тем не менее насчет американских тракторов у меня имеются определенные сомнения. Прежде всего, я пока не нашел никаких упоминаний о столь серьезных модификациях тамошних «фермеров». И вообще не обнаружил каких-то следов специальных военных разновидностей сельхозтракторов США времен Второй мировой. Единственное имеющееся у меня подтверждение этого — инструкция по эксплуатации трактора Allis-Chalmers HD-10W, изданная Минобороны США в 1942 году (www.scribd.com/doc/ 17291503/TM-9787A-Heavy-Tractor-M1 — AllisChalmers-HD10W). В ней действительно говорится о том, что указанный трактор мог развивать максимальную скорость в 17,7 км (11 миль)/ч без груза по шоссе. В отсутствие данных о ТТХ чисто гражданской версии трактора (если действительно существовали две отдельные разновидности) я не могу сделать окончательного вывода относительно того, являлась ли упомянутая максимальная скорость результатом специально осуществленных конструктивных изменений или фермерский HD-10W изначально был столь «резвым». Так или иначе, максимальная скорость артиллерийского тягача — весьма относительный показатель: никого, в общем-то, не интересует, с какой максимальной скоростью можно покататься на пустой машине. Реальный интерес представляет информация о том, с какой скоростью в течение сравнительно долгого времени может двигаться та или иная модель трактора при буксировке артсистем и прицепов. А вот тут-то и оказывается, что упомянутая модель «Аллис-Чалмерса» оставалась откровенно «крестьянской». Инструкция, изданная Минобороны США, свидетельствует: на 2-й (условно «маршевой») передаче с грузом 5,5 тонны данный трактор развивал максимальную скорость в 4,2 км/ч. Эта нагрузка, заметим, значительно меньше походного веса орудий советского «корпусного дуплета» — 122-мм пушки образца 1931/37 г. и 152-мм гаубицы МЛ-20 образца 1937 г. (7,25 и 7,27 тонны соответственно). Можно предположить, что с большим буксируемым весом скорость HD-10W была бы еще меньше: скажем, порядка 3–3,5 км/ч. Таким образом, в плане своих боевых возможностей упомянутый американский «мобилизованный фермер» (иначе Минобороны США не ставило бы свой штамп на инструкции по его эксплуатации) ничем не отличался от советских аналогов — С-60/65 и «коммунаров» (60 л.с.).

Там же — в Интернете — я нашел и отсканированные оригиналы отчетов об испытаниях тракторов, которые уже в течение многих десятков лет проводятся в США университетом штата Небраска (http://www.tractordata.com/ farmtractors). Из отчетов следует, что с такой же скоростью — 3,3–4 км/ч — (и со сравнимым грузом) в течение десяти часов на 2-й передаче могли двигаться и другие поставлявшиеся в СССР тягачи. Поскольку все использованные при испытаниях «маршевые» нагрузки (3–6,9 тонны) были меньше веса советских корпусных артсистем (около 7,3 тонны), то «боевая» скорость американских тракторов никак не могла превышать аналогичные показатели советских «военных крестьян» — уже знакомых нам С-60/65, «коммунаров» и СТЗ-З. Каким образом фермерский «Катерпиллер» D7 мог, по утверждению М. Барятинского, даже после якобы внесенных «военных» усовершенствований, двигаться со средней скоростью 6 км/ч, имея в качестве нагрузки 14-тонный прицеп (то есть эквивалент двух советских корпусных артсистем), лично мне непонятно. Особенно если вспомнить, что его тоже якобы модифицированный аналог — уже упоминавшийся «военный» «Аллис-Чалмерс» HD-10W — демонстрировал максимальную скорость в 4,2 км/ч при нагрузке в 5,5 тонны. Чему верить?.. Лично я склонен верить тому, что видел собственными глазами, то есть абсолютно непредвзятым американским отчетам об университетских испытаниях и руководству по эксплуатации, изданному Минобороны США.

Приходится сделать вывод: в ходе войны советских военных вполне устраивали «мирные» скорости имевшихся в их распоряжении средних (СТЗ-З) и тяжелых (С-60/65, «Коммунар») сельхозтракторов, использовавшихся для перевозки тяжелых орудий. Если бы дело обстояло иначе, то соответствующие модели советских специализированных тягачей продолжали бы производить гораздо большими сериями в течение войны, а в номенклатуре техники, поставляемой по ленд-лизу (и, соответственно, согласованной с советскими властями), было бы гораздо больше не тихоходных фермерских машин, а военных «скоростных тракторов» — М4, М5 и Мб, а также тяжелых колесных грузовиков «Мак», которые сами американцы обычно использовали для буксировки своих артсистем большой и особой мощности. Впрочем, когда им приходилось двигаться вне дорог, то военнослужащие армии США и корпуса морской пехоты не стеснялись использовать уже знакомых нам «фермеров»: в Интернете можно найти как минимум одну фотографию, на которой «Харвестер» TD-18 тащит 155-мм тяжелую пушку «Длинный Том» по одному из Соломоновых островов.

Мало того, Й. Фоллерт сообщает, что даже после окончания войны советская артиллерия не спешила отказываться от, казалось бы, дискредитировавших себя медлительных гусеничных «крестьян». Так, с 1946 года на смену дизельному трактору С-65 пришел С-80. Его характеристики: вес — 11,9 т; максимальный буксируемый вес — 8,8 т; мощность двигателя — 80 л.с.; максимальная скорость — 9,65 км/ч. От предшественника он отличался лишь повышенной мощностью двигателя. Эту модель, в свою очередь, начиная с 1958 года начал заменять трактор С-100: мощность двигателя — 90 л.с.; максимальная скорость — 7,6—10,2 км/ч. Понятно, что их «боевая» скорость с артсистемой в колонне не могла превышать все те же 3,5–4,5 км/ч. Лишь со временем на смену им пришли более «продвинутые» специализированные артиллерийские тягачи МТ-ЛБ. Но, скажем, в не самой технически отсталой армии ГДР прямые потомки С-65 активно использовались вплоть до начала 90-х годов XX века. Й. Фоллерт по этому поводу иронизирует: «Выходит, что «сталинцев» использовали две разные германские армии!» («Tyagatchi», с. 335). Пришлось ему сделать и другой парадоксальный вывод: несмотря на почтенный возраст и «крестьянское» происхождение, «устаревшие» С-65 и их прямые потомки служили «под знаменами» нескольких армий больше 60 лет!

Но как это было возможно? Каким образом в ходе «войны моторов» противоборствующим сторонам сходило с рук использование тяжелой механизированной артиллерии, передвигавшейся с «пехотной» скоростью — 3–4 км/ч? Почему советских военных устраивали тихоходные сельскохозяйственные трактора? Наконец, как тем же немцам удавалось столь долго побеждать самые сильные и моторизованные армии мира, используя для перевозки своей тяжелой артиллерии старых добрых коняк-ломовозов?.. Думаю, ответ надо искать в том, каким образом воюющие стороны применяли свои тяжелые орудия…

Еще в ходе Первой мировой войны стало понятно, что единственный действенный способ проламывания заблаговременно подготовленной глубоко эшелонированной обороны противника — это массированное использование тяжелой и сверхтяжелой артиллерии. На одной из самых впечатляющих фотографий той войны изображены десятки стоящих рядами английских тяжелых орудий, ведущих огонь по германским траншеям. Массированное применение тяжелой и сверхтяжелой артиллерии (а также пикирующих бомбардировщиков и штурмовиков) для преодоления укрепрайонов являлось одним из «азов» и советской концепции «глубокой операции». Правильность подобного подхода лишний раз продемонстрировал опыт преодоления линии Маннергейма в ходе «зимней войны». Тогда, несмотря на первоначальные неудачи, в очередной раз стало понятно: непреодолимой обороны не существует. А «секрет» ее проламывания заключается исключительно в тоннаже взрывчатки, израсходованной на единицу площади за единицу времени.

Вот как описывал действия Красной Армии в ходе типичного советского наступления бывший немецкий генерал-танкист Э. Раус:

«Уничтожение наших войск на передовой массированным артиллерийским огнем, сконцентрированным в отдельных точках обороны;

Нейтрализация или уничтожение нашей артиллерии с помощью массированного контрбатарейного огня и воздушных ударов;

Уничтожение наших штабов — вплоть до штабов армейского уровня — путем нанесения воздушных ударов и артиллерийского огня;

Препятствование сосредоточению наших резервов с помощью артиллерийских и воздушных налетов;

Удары по коммуникациям, ведущим к линии фронта — чтобы воспрепятствовать выдвижению резервов и подвозу боеприпасов;

Массированные танковые удары в глубину, что позволяло русским получить свободу маневра» («Panzer Operations», с. 276).

Как видим, введению в прорыв танковых армий должно было предшествовать уничтожение обороны немцев на всю ее глубину с помощью массированного огня артиллерии, налетов авиации и атак ударных пехотных частей в сопровождении тяжелых танков прорыва. Соответственно, для ведения массированного огня требовалась высочайшая (десятки и даже сотни стволов на километр фронта) концентрация артиллерии. Если в битве под Москвой в декабре 1941 года войска Западного фронта поддерживали «остатки былой роскоши» — 7985 орудий и минометов, то в Белорусской операции 1944 года — уже 31 679 артсистем. В последнем сражении войны — Берлинской операции — приняло участие 41600 орудий и минометов (по 200–400 стволов на 1 км фронта). Разумеется, немцы пытались использовать всяческие хитрости. По словам Рауса, иногда — угадав момент начала ожидавшейся артиллерийской подготовки — его войска успевали организованно отойти на запасные позиции. В таких случаях тысячи орудий и реактивных минометов, а также сотни самолетов часами перепахивали пустое место, а пехота и танки атакующих группировок Красной Армии, пройдя зону практически сплошного поражения, натыкались на нетронутую немецкую оборону. Правда, удавались эти тевтонские хитрости далеко не всегда: об этом, в частности, свидетельствует и сам исход войны. В конечном итоге все равно выяснилось, что «против лома нет приема»…

Понятно, что подготовка крупномасштабного наступления на заблаговременно организованную оборону сильного противника не могла быть делом часов или даже дней: на скрытое сосредоточение сотен стволов тяжелой артиллерии и подвоз десятков тысяч снарядов требовались недели. При этом то, с какой скоростью упомянутые артсистемы выдвигались в районы сосредоточения от железнодорожных станций — 3 км/ч или 32 км/ч, — особой роли не играло. Соглашаясь с В. Суворовым, я уже писал о том, что именно в этой заблаговременной концентрации огневой мощи для проведения грандиозной по своим масштабам артподготовки кроется секрет так называемых «полигонных стрельб», которые якобы собиралась осуществлять (никаких свидетельств проведения этих стрельб я пока не обнаружил) накануне войны тяжелая (и прикрывавшая ее зенитная) артиллерия многих советских соединений.

Если помните, некоторые советские генералы-мемуаристы жаловались, что орудия их соединений во второй половине июня неожиданно приказали отправить на приграничные полигоны (Львовский, Повурский, Брестский и пр.) для проведения каких-то «опытных» учений и стрельб. Некоторые военачальники гордо утверждали, что смогли «убедить» вышестоящее руководство не трогать их артсистемы или вернуть их с полигонов. Уверен: «убеждение» заключалось в приведении аргументов, свидетельствовавших о том, что применение тех или иных «органических» артполков было целесообразно не где-то «у соседей», а непосредственно в полосе предполагаемых действий того или иного стрелкового или механизированного корпуса. Это, кстати, вполне естественное поведение для любого командира любой части или соединения, всегда с понятным отвращением относящегося к любому — даже временному — посягательству на хотя бы часть его «хозяйства». Не надо забывать и о том, что многим командующим мехкорпусами и так пришлось в середине июня подчиниться приказам окружного (фронтового) начальства, согласно которым их автомашины оказались задействованы на перевозке к границе воинского имущества стрелковых корпусов «второй линии». А поскольку в том же направлении — к приграничным лесам — в ночь на 19 июня двинулись в преддверии скорого начала «событий» и их собственные дивизии, то командиры механизированных соединений не могли не испытывать по этому поводу вполне понятное раздражение. Тем сторонникам «традиционных» взглядов, которые по-прежнему пытаются объяснять упомянутую концентрацию корпусной артиллерии (и артиллерии РГК) на приграничных полигонах «дуростью» советских генералов, я предлагаю изучить то, как соответствующая подготовка к проведению стратегических наступательных операций проводилась в последующие периоды войны (а также в ходе «зимней войны» с финнами). Уверен: они обнаружат не так уж и много отличий. Одно из них будет заключаться в том, что про «полигонные учения» после 22 июня 1941 года нужда врать отпала…

Что происходило с советской тяжелой артиллерией после прорыва германской обороны? Присоединялась ли она к танковым колоннам, устремлявшимся по созданным «коридорам» в немецкие тылы? Скажу честно: пока я не нашел упоминаний о том, что тяжелые пушки и гаубицы следовали в боевых порядках танковых частей. Роль артиллерийского сопровождения, судя по воспоминаниям ветеранов-танкистов, отводилась самим танкам и самоходным артиллерийским установкам. По моим впечатлениям, в первой половине войны не пробовала угнаться за передовыми танковыми клиньями и германская тяжелая артиллерия, хотя зенитные и противотанковые пушки почти всегда входили в состав так называемых «боевых групп» (танковый или мотопехотный полк с подразделениями усиления). Собственно, именно в высочайшей мобильности «боевых групп» Вермахта (а также в прямо-таки авантюрной смелости командовавших ими офицеров) и заключался секрет их феноменальных успехов в первой половине Второй мировой войны. При столкновении с хорошо подготовленной обороной как немецкие, так и советские танковые и механизированные соединения (в 1943–1945 годах) предпочитали обойти опорные пункты стороной и оставить их «на потом» подоспевшим пехотным дивизиям и двигающейся вместе с ними тяжелой артиллерии. Отсюда и вполне достаточная «пехотная» скорость передвижения большинства артполков — 3–4 км/ч. Насколько я понимаю, задача сопровождения танковых и механизированных колонн дивизионами тяжелой артиллерии была решена лишь спустя десятки лет после окончания Второй мировой войны — когда на вооружении самых передовых армий мира появились тяжелые самоходные гаубицы, системы залпового огня и другие артсистемы.

Нельзя забывать и о том, что упоминавшийся выше норматив 1941 года — 15 км/ч — далеко не всегда соблюдался не только артполками, но также танковыми частями и соединениями. Вот что написали по поводу темпов продвижения советских танковых колонн во время «освободительного похода» в Польшу «антисуворовцы» Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик: «Средний темп продвижения передовых танковых бригад в полосе Белорусского фронта составил 40–60 км в сутки» («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 183). Если разделить указанные цифры на 24, то получится средняя скорость движения, равная 1,7–2,5 км/ч. Танковые части Украинского фронта двигались еще медленнее — «до 45 км» в сутки (1,9 км/ч). Заметим, что в данном случае речь идет о гораздо менее громоздких, чем танковые дивизии, формированиях — бригадах. Да и сопротивления со стороны польской армии почти не наблюдалось… В общем, если вернуться в начало главы и вспомнить утверждения тех же авторов о «недопустимо низкой скорости буксировки» советских сельскохозяйственных тракторов, то лично я воспринимаю их аргументы с еще большим недоверием.

В целом же хочу повторить некоторые выводы, сделанные на основании даже относительно короткого изучения вопроса об артиллерийских тягачах и тракторах Красной Армии:

1) техники данной категории в РККА вполне хватало даже до начала войны и проведения открытой фазы мобилизации. Мало того, 45 000 довоенных советских тракторов и тягачей хватило не только Красной Армии, но и армии немецкой, которой летом — осенью 1941 года досталась примерно половина тракторного парка Страны Советов. «Тихоходные» советские трактора, обладавшие, тем не менее, весьма высокой проходимостью по бездорожью и вполне приемлемой надежностью, оказали Вермахту незаменимую услугу, так как германский Генштаб не смог предугадать действительное, то есть совершенно отвратительное, состояние дорог в СССР;

2) даже если в автобронетанковых войсках Красной Армии не хватило бы скоростных специализированных тягачей для перевозки тяжелых орудий со скоростью 10–15 км/ч, в этом качестве — при желании и элементарной заблаговременной организационной и технической (приварить буксировочные узлы) подготовке — вполне можно было бы использовать советские же танки (прежде всего БТ);

3) последнее не делалось по той простой причине, что скромных скоростей гражданских тракторов было вполне достаточно как в начале войны, так и на ее завершающем этапе. Об этом, в частности, свидетельствуют номенклатура и ТТХ поставлявшейся по ленд-лизу американской тракторной техники, а также тот факт, что число скоростных тягачей для перевозки тяжелых артсистем в Красной Армии в июне 1941 года (около 5539 единиц) было немногим меньше, чем в мае 1945 года (около 6887 штук). Когда Й. Фоллерт указывает на то, что тихоходные «крестьяне» Красной Армии не смогли «убежать» от немцев из-за своей низкой скорости, он забывает о том, что точно так же не спаслись от «германа» и самые быстрые в мире танки БТ. Когда гражданские «шлепперы» оказывались прижатыми к глубокой реке вместе с быстроходными танками Красной Армии (сцена на одной из фотографий на с. 297 книги Фоллерта), и те и другие бросались совершенно одинаковым образом. Та же участь, напомню, постигла и тысячи оставленных на приграничных аэродромах советских самолетов: уж те-то точно летали быстрее немецких танков! Горы брошенной на побережье Ла-Манша британской военной техники (включая и весь предвоенный парк артиллерийских тягачей), а также немецкой на более поздних этапах войны — под Сталинградом и Уманью, в Северной Африке и возле Фалеза — также не имели ничего общего с ТТХ танков, тягачей и грузовиков. Скорее дело заключалось в стратегических просчетах тех или иных генералов, маршалов и фельдмаршалов;

4) уровень моторизации германской тяжелой артиллерии 22 июня 1941 года был значительно ниже уровня моторизации советской корпусной артиллерии. Большая часть немецких гаубиц перевозилась с помощью лошадей. Данная ситуация изменилась лишь после захвата десятков тысяч советских тракторов;

5) утверждения о том, что для перевозки одного орудия советского «корпусного дуплета» (122-мм пушки и 152-мм гаубицы) требовалось больше, чем 1,5–2 тягача, представляются мне необоснованными и неубедительными.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.