Состав приграничных танковых группировок сторон
Состав приграничных танковых группировок сторон
Сначала попробуем разобраться, каким количеством танков на 22 июня 1941 года располагал первый стратегический эшелон Красной Армии — то есть приграничные округа СССР (Ленинградский, Прибалтийский Особый, Западный Особый, Киевский Особый и Одесский). В своей книге «Великая танковая война» М. Барятинский пишет, что «к 22 июня 1941 года в войсках так называемых приграничных округов… насчитывалось 14 075 танков и САУ (включая танкетки, малые плавающие и телеуправляемые танки). Из этого количества к 1-й категории относилось 2356 танков, ко 2-й — 8854. Считая процент небоеспособных танков 2-й категории равным 30 % (М. Барятинский не потрудился объяснить, с какой стати мы должны так считать. — Прим. авт.), получаем 6197 танков. В итоге можно утверждать, что в приграничных военных округах имелось 8553 боеготовых советских танка. Налицо превосходство Красной Армии в танках над Вермахтом в два раза!» (с. 186). В другой своей работе — «Танки Второй мировой» — М. Барятинский, правда, «берет свои слова обратно»: «В западных приграничных военных окруrax (с учетом Ленинградского военного округа), — пишет он, — насчитывался 13 981 танк, из которых 83,4 % были боеготовыми» (с. 204). Нетрудно прикинуть, что 83,4 % от 13 981 — это 11 660 боеготовых машин. Кстати, обе упомянутые книги, имеющиеся в моем распоряжении, изданы в 2009 году. Поди, разберись… Я тем не менее склонен больше верить последней цифре — 11 660 боеготовых машин. Несколько позже поясню, почему.
В книге «Красная Армия в 1941 году» Р. Иринархов, ссылаясь, в частности, на М. Коломийца («Броня на колесах», 2007, с. 296), подсказывает общее число танков в приграничных округах — 12 872, из которых 10 540 были боеспособными. На следующей странице он упоминает и другие цифры. Так, цитируя Военно-исторический журнал (1991, № 4, с. 36), российский историк сообщает, что к началу войны в приграничных округах насчитывалось 14 200 танков и САУ (включая 508 КВ и 1,024 Т-34). Уже упоминавшийся австрийский историк Хайнц Магенхаймер в статье «Стратегия Советского Союза: наступательная, оборонительная, превентивная?» говорит о том, что «Генеральный штаб с одобрения Сталина сосредоточил в Западной России (включая резервы) 23 армии с 14 500 танками» (сборник «Правда Виктора Суворова-2», с. 114).
М. Солонин в книге «22 июня. Анатомия катастрофы» сообщает: «Последняя предвоенная «Ведомость наличия и технического состояния боевых машин по состоянию на 1 июня 1941 г.» (ЦАМО, ф. 38, оп. 11353, д.924, л. 135–138, д. 909, л. 2—18) свидетельствует, что на вооружении войск пяти западных приграничных округов числилось (не считая устаревших и выведенных из состава боевых частей танкеток Т-27) 12 782 танка, из которых «годными к использованию по прямому назначению» (1-й и 2-й категорий, то есть «новыми» и «вполне исправными») были 10 540 танков — 82,5 % всего парка. В частности, в Киевском ОВО… числилось 5465 танков, из них к 1 — й и 2-й категориям отнесено 4788 единиц (87,6 %)» (с. 328). Ссылаясь на «Статистический сборник № 1», Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик дают несколько иные цифры. Они, в частности, сообщают, что на 1 июня в пяти приграничных округах имелся 13 701 танк всех типов (12 765 танков и 936 танкеток), из которых 11 003 относились к 1-й и 2-й категориям — то есть были полностью годными к использованию («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 442–443).
Отмечу, что упомянутая ведомость не учитывала новейшие танки — Т-34, КВ и Т-40, поступившие в приграничные округа с 1 по 22 июня (таковых, напомню, было не менее 206 единиц), а также машины, которые успели отремонтировать за три предвоенных недели: я не могу заставить себя поверить в то, что ремонтом все это время вообще никто не занимался. Не учитывает ведомость от 1 июня и танки, переброшенные на запад из глубинных округов СССР. В частности, к началу войны на Украину (в район Изяслав, Бердичев, Шепетовка) был частично или полностью переброшен 5-й мехкорпус под командой генерал-майора И.П. Алексеенко, а это минимум 974 танка. Я, кстати, считаю, что при передислокации в западном направлении механизированные соединения Красной Армии брали с собой только боеготовые машины. Никакого смысла в том, чтобы везти через всю страну для участия в ожидавшейся всеми скорой войне полностью устаревшие или неисправные танки не было. Поэтому я склоняюсь к тому, что в отношении общего количества советских танков в приграничных округах на 22 июня ближе всего может быть цифра, включающая танки 5-го мехкорпуса — то есть порядка 15 174 единиц. Любопытно, что убежденные «антисуворовцы» Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик, считающие, что к 22 июня до приграничных округов добрались 1307 танков армий второго стратегического эшелона, пришли к еще большей цифре — 15 214 танков всех типов. А полностью исправных боевых машин соответственно там могло быть минимум 11 514, «по Терехову» (цифра, весьма близкая к 11 660, указанным М. Барятинским), или 12 597, «по Лопуховскому и Кавалерчику». Мои собственные подсчеты общего количества советских танков только в мехкорпусах, дислоцировавшихся в приграничных окруrax (с учетом перебрасывавшихся туда накануне войны машин «забытого» 5-го мехкорпуса — см. Приложение № 3), дают общую цифру в 12 628 танков, из которых 3111 находились на территории ЛВО и ПрибВО, 2537 — в ЗапОВО, 5996 — в КОВО и 984 — в ОдВО.
Тем не менее в том, что касается общего количества советских танков в приграничных округах на 22 июня 1941 года, я буду ориентироваться на достаточно консервативную цифру в 14 200 танков, упомянутую Р. Иринарховым со ссылкой на ВИЖ. Она, кстати, весьма близка к цифре в 13 981, указанной М. Барятинским. В том же, что касается общего количества исправных танков в западных военных округах на ту же дату, я буду исходить из 11 660 машин («по Барятинскому»), Подозреваю, что в будущем — когда историки таки досчитают все советские танки — обе цифры будут пересмотрены в сторону повышения. Вновь попробуем разбить общее число танков по типам. В скобочках я указываю источник данных.
Таблица № 6
Несколько пояснений относительно источников. Прежде всего, подобной таблички с подробной разбивкой я нигде не нашел, поэтому и пришлось составлять ее самому. По некоторым типам я использовал информацию, данную М. Барятинским в его книгах «Великая бронетанковая война» и «Танки Второй мировой». Подругам машинам — скажем, в отношении Т-28 и Т-35 — я предпочел ориентироваться на учетные ведомости, приведенные М. Коломийцем («Сухопутные линкоры Сталина»), и подсчеты Р. Иринархова («Киевский Особый»). Достаточно полезным инструментом оказалось и составленное мною Приложение № 3: в нем я обобщил все известные мне данные по численности тех или иных типов танков в советских мехкорпусах на 22 июня 1941 года. К сожалению, данные эти в основном почерпнуты из учетных ведомостей на 1 июня 1941 года. В отношении новейших плавающих танков Т-40 я использовал лишь цифру их наличия в Киевском Особом военном округе, упомянутую М. Барятинским. На самом деле этих танков в приграничных округах было, конечно, гораздо больше. К категории «прочие» (цифра-«затычка») как раз и относятся танки, по которым я не смог найти более или менее точную информацию. В нее, в частности, входят старые, но боеспособные МС-1, вооруженные 45-мм пушкой, которые незадолго до начала войны оказались в западных округах. В тех же 1619 «неопознанных» машинах числятся танкетки Т-27. По-видимому, как и Т-27, снятые с вооружения МС-1 использовались в качестве учебных машин или были переданы в распоряжение укрепрайонов.
Теперь несколько статистических показателей. Во-первых, из получившейся таблички понятно, что «танкоубийцами» из общего числа в 14 200 танков являлось примерно 10 927 машин — или 77 %. Остальные были вооружены пулеметами, огнеметами и «короткими» пушками КТ-28. Во-вторых, можно сделать вывод о том, что к 22 июня 1941 года в приграничье оказалось около 57 % всех советских танков. Соответственно, даже после потери всей этой группировки у Красной Армии все равно осталось бы больше боевых машин, чем имелось во всем Третьем рейхе накануне вторжения. Пожалуй, можно добавить, что танков в распоряжении стремительно отступавшей Красной Армии даже во второй половине июля по-прежнему было больше, чем во всем остальном мире. И это — не учитывая продолжавшееся (и все увеличивавшееся) производство новейших танков — Т-34, КВ, Т-50 и пр. Интересно, что к началу войны в западных районах СССР оказалась лишь примерно половина основы советского танкового парка: примерно 39 % всех БТ и 52 % всех Т-26 по-прежнему оставалось в глубине страны — всего около 8243 вполне «приличных» танков. Там же находились и 579 КВ и Т-34—27 % от общего их количества на 22 июня 1941 года. Таким образом, даже после чудовищных поражений, понесенных Красной Армией в течение первых двух недель войны, танков в распоряжении советских генералов по-прежнему имелось в разы больше, чем у немцев. Их у СССР было столько, что превосходство в бронированных машинах сохранилось у Красной Армии даже в конце страшного 1941 года — после потери примерно 20 500 единиц бронетехники (см. «22 июня. Анатомия катастрофы», с. 339). М. Барятинский свидетельствует: «На 1 января 1942 года на советско-германском фронте соотношение танков составляло 1588:840 (1,9:1) в нашу пользу» («Танки СССР в бою. 1919–2009», с. 15). Отметим, что это соотношение не учитывает по-прежнему сохранявшееся качественное превосходство советской бронетехники, имевшееся за счет Т-34, КВ и Т-50. «Никогда, — продолжает М. Барятинский, — за все время Великой Отечественной войны немцы не имели превосходства над Красной Армией в целом» (там же). Одним словом, отнюдь не недостаток танков (а также самолетов и артсистем) обусловил позорные поражения лета 1941 года…
Теперь поговорим о том, сколько же германских танков зарычали моторами у пограничных столбов ранним утром 22 июня 1941 года. Как и следовало ожидать, разброс данных и в этом случае оказался впечатляющим. Скажем, Г. Гудериан считал, что в распоряжении Вермахта имелось 3200 танков («Воспоминания солдата», с. 193). Британский историк Крис Белами упоминает о 3330 немецких танках, находившихся на границе с СССР («Absolute War», с. 169). Большинство из них, по его выражению, имело «жалкое бронирование и вооружение» (там же, здесь и далее перевод с английского мой). Единственное упоминаемое им преимущество — отличные радиостанции на каждом танке (они стояли только на трети советских танков). Впрочем, насколько я могу судить по воспоминаниям германских танкистов и выводам М. Барятинского, он ошибается (как и Л. Лопуховский с Б. Кавалерчиком): радиостанции имелись далеко не на каждой немецкой машине, и танкистам Вермахта частенько приходилось пользоваться флажками и гелиографами (то есть сигналить друг другу солнечным зайчиком). Немецкий историк П. Карель упоминает 3580 «боевых бронированных машин» («Восточный фронт», книга 1, с. 11). Виктор Суворов, ссылаясь на книгу И. Шмелева «История танка» (М., 1996, с. 77), считает, что у немцев было в общей сложности 3602 танка и САУ («Святое дело», с. 314). Составители сборника «Канун и начало войны» пришли к цифре в 3582 танка (с. 352). Таких мнений я мог бы привести еще великое множество. Впрочем, нетрудно заметить, что «стрелка пляшет» в районе цифры 3600. Кто же прав?..
Думаю, что прав каждый — но по-своему. Обусловлено же это, скорее всего, разными методиками подсчетов. Скажем, когда Г. Гудериан говорит о 3200 машинах, то он, как мне представляется, пишет чистую правду, имея в виду исключительно боеспособные машины, имевшиеся в четырех танковых группах. Скорее всего, он не включал в свою цифру не числившиеся в Панцерваффе самоходные орудия и огнеметные танки. Не исключаю, что кто-то считал и танковые дивизии, находившиеся в резерве. В связи с этим подчеркну: «История Второй мировой войны» сообщает, что в первом стратегическом эшелоне. Вермахта находилось 17 танковых и 13 моторизованных дивизий (том 3, с. 441). М. Солонин приводит данные по четырем танковым группам: согласно его информации, 17 танковых дивизий, входивших в их состав, имели в целом 3266 боевых машин («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 465). Правда, обобщив данные нескольких источников, я пришел к несколько большей цифре — 3297 танков. Вдобавок в распоряжении армейских групп (аналоги советских фронтовых объединений) Вермахта имелись проданные им самоходные артиллерийские установки и 114 огнеметных танков. По самоходкам разных типов цифры тоже разнятся: от 250 до 444. Последнюю приводит А. Лобанов («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 329). От нее я и буду отталкиваться в дальнейшем. Наконец, в Карелии имелся отдельный танковый батальон, оснащенный трофейными французскими танками Н35/39 и S35 «Сомуа» (там же, с. 345). В итоге получилась примерно следующая разбивка по типам в отношении бронетехники Вермахта на Восточном фронте на 22 июня 1941 года. В скобках указаны источники.
Таблица № 7
Итого: максимум 3356 танков, 444 САУ и 114 огнеметных машин — в общем же 3914 единиц бронетехники. Сделаем выводы. Прежде всего, 1110 боевых машин (28 %) армии вторжения приходились на Pz.I и Pz.II, а также на «командирские» танки. По своим боевым возможностям они были примерно эквивалентны советским танкеткам Т-27 и малым плавающим танкам Т-37А/Т-38 /Т-40. 772 машины (20 %) — это чешские танки Pz.35(t) и Pz.38(t), близкими аналогами которых являлись легкие «устаревшие» советские танки Т-26. Основу ударного кулака Вермахта составляли 976 Pz.III (25 %), примерно соответствовавшие советским «устаревшим» БТ-5, БТ-7 и БТ-7М (те уступали лишь в бронировании). Из них максимум 712 танков имели 50-мм пушки и имели хоть какие-то шансы при столкновении «один на один» с советскими Т-34 и модернизированными Т-28Э. С тяжелым КВ не мог справиться ни один германский «панцер», даже при стрельбе в упор. Только довольно малочисленные Pz.IV (439 штук, или 11 %) попадали в категорию средних танков. Правда, они были бесполезны в борьбе с советскими тяжелыми, средними и зачастую даже легкими танками из-за короткоствольного 75-мм орудия, предназначенного для поддержки пехоты.
Если даже один из вышеупомянутых советских средних или тяжелых танков ставился в удачное для засады место, он мог истребить порой десятки более легких машин Вермахта, расстреливая их с безопасной для себя дистанции. Общее количество «танкоубийц» в составе армии вторжения, таким образом, равнялось максимум 1975, или ровно 50 %. Позволю себе напомнить, что в советской приграничной группировке на долю «танкоубийц» приходилось минимум 10 927 машин — или 77 %. Соотношение — 5,5:1 в пользу СССР. В целом же, напомню, Красная Армия располагала в приграничных округах минимум 14 200 танками против 3914 танков и САУ у немцев. Общее соотношение — 3,6:1 в пользу СССР. Даже если исходить из того, что все 3914 боевых машин германской армии вторжения являлись полностью исправными (а я, признаться, в это верю мало) и что количество исправных танков СССР в западных округах составляло 11 660 машин («по Барятинскому»), соотношение все равно 3:1 в пользу Красной Армии. Замечу также, что даже неисправный танк, превращенный в неподвижную огневую точку и поставленный в удачно выбранном месте, — это весьма грозный противник для наступающего противника. Так или иначе, понятно: на 22 июня 1941 года в советском приграничье на каждый боеготовый немецкий танк и самоходку приходилось никак не меньше трех исправных советских танков. При этом советская бронетанковая группировка обладала подавляющим качественным превосходством за счет высокой доли «танкоубийц» и «суперкиллеров» — Т-34 и КВ.
Согласно таблице из книги М. Солонина («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 465), немецкие танки распределялись примерно следующим образом (количество приданных танковым группам самоходок и огнеметных машин я даю «по Лобанову»):
4-я танковая группа Гепнера, входившая в группу армий «Север», включала 41-й танковый корпус с 390 танками (1-я и 6-я танковые дивизии) и 56-й танковый корпус с 212 танками (8-я танковая дивизия). Всего группа Гепнера насчитывала примерно 602 танка и 33 САУ. Итого: 635 единиц бронетехники;
3-я танковая группа Гота, входившая в группу армий «Центр», включала 39-й танковый корпус с 494 танками (7-я и 20-я танковые дивизии) и 57-й танковый корпус с 448 танками (12-я и 19-я танковые дивизии). Всего группа Гота насчитывала примерно 984 танка (включая 42 огнеметных) и 27 САУ. Итого: 1011 единиц бронетехники;
2-я танковая группа Гудериана, тоже входившая в группу армий «Центр», включала 47-й танковый корпус с 420 танками (17-я и 18-я танковые дивизии); 46-й танковый корпус с 182 танками (10-я танковая дивизия) и 24-й танковый корпус с 392 танками (3-я и 4-я танковые дивизии). Всего группа Гудериана насчитывала примерно 1036 танков (включая 42 огнеметных) и 75 САУ и, таким образом, была самой сильной по своему составу — 1111 единиц бронетехники;
1-я танковая группа Клейста, входившая в группу армий «Юг», включала 3-й танковый корпус с 296 танками (13-я и 14-я танковые дивизии); 48-й танковый корпус с 289 танками (11-я и 16-я танковые дивизии); 14-й танковый корпус со 143 танками (9-я танковая дивизия). Всего группа Клейста насчитывала примерно 758 танков (включая 30 огнеметных) и 105 САУ. Итого: 863 единицы бронетехники.
Вслед за М. Солониным я пишу «примерно», поскольку разные источники приводят несколько отличающиеся цифры: как и в случае численности танкового парка советских мехкорпусов, разброс может достигать 10–15 %. Понятно одно: в том, что касается оснащения бронетанковой техникой, немецкая танковая группа образца июня 1941 года, имея в среднем по 905 танков и САУ, была эквивалентна более или менее укомплектованному советскому механизированному корпусу. На этом дискуссию о якобы имевшем место количественном и качественном превосходстве Панцерваффе 22 июня 1941 года я считаю (по крайней мере, для себя) законченной. Судя по всему, эту сказку выдумали советские историки по заказу партийного руководства СССР для сокрытия агрессивных планов большевиков, а также для отвлечения внимания от истинных причин страшных поражений начального периода войны.
Отдельно остановлюсь на танках союзников Третьего рейха, сосредоточенных на границах с СССР 22 июня 1941 года. Как водится, данные источников сильно разнятся. Так, составители сборника «Канун и начало войны» насчитали 262 танка (с. 352). А. Лобанов считает, что таковых было 349: по-видимому, он добавил словацкие танки («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 330). Лично я считаю, что все эти боевые машины вообще неправильно учитывать в составе германской группировки вторжения по той простой причине, что 22 июня 1941 года они никуда не вторгались. Словакия, Финляндия и Венгрия объявили войну СССР соответственно 23, 26 и 27 июня. 22 июня войну Советскому Союзу объявила только Румыния. Впрочем, советские войска на ее территории оказались раньше, чем румынские на территории СССР. В первые дни войны румыны с «гостившими» у них германскими войсками никуда не торопились и границу не переходили, а вот войска Южного фронта СССР вели себя весьма активно и даже «освободили» несколько румынских населенных пунктов. Немецко-румынская группировка пересекла границу и перешла в наступление лишь 2 июля. Финляндия объявила войну Советскому Союзу после того, как почти полтысячи самолетов ВВС Красной Армии нанесли превентивные удары по объектам на финской территории. В этой связи интересно отметить, что США так и не объявили войну Финляндии: агрессором ее, несмотря на участие в боевых действиях на стороне Германии, там не считали. Англичане же объявили войну финнам лишь 6 декабря 1941 года. Так или иначе, до начала июля бронетанковыми войсками союзников Германии на территории Советского Союза даже не пахло. Исключение, возможно, составляли словацкие части, которые, согласно дневникам Гальдера, вступили в бой на правом фланге 17-й армии Вермахта (в районе Самбор) уже 29 июня 1941 года (том 3, книга 1, с. 63).
В этой связи полагаю, что учитывать в соотношении сил на 22 июня 1941 года бронетанковые части указанных стран некорректно. Если это делать, то надо считать и многие сотни абсолютно исправных советских танков, которые прибывали в приграничные округа (выехав задолго до начала войны) в течение последней недели июня. Например, 57-я отдельная танковая дивизия подполковника В.А. Мишулина прибыла из Забайкалья и разгрузилась в Шепетовке уже к 23 июня. В тот же день Мишулина с его дивизией там обнаружил (и, разумеется, приятно удивился такому сюрпризу) командарм -16 Лукин. В составе дивизии — 300 танков (В. Муратов, Ю. Городецкая (Лукина) «Командарм Лукин», с. 29). 24 июня в 21-й мехкорпус в Ленинградском военном округе прибыли два батальона (105 танков БТ, Т-34 и КВ), сформированных из инструкторов Академии бронетанковых и механизированных войск (Д.Д. Лелюшенко «Москва — Сталинград — Берлин — Прага», с. 14). При желании таких примеров можно найти множество. Но и двух, с моей точки зрения, вполне хватает: 405 советских танков 57-й дивизии Мишулина и батальонов Академии БМВ — это больше (и лучше), чем объединенные бронетанковые силы Финляндии, Румынии, Венгрии и Словакии вместе взятые.
Не стоит забывать и о том, а что, собственно, имелось на вооружении всей этой танковой «армады» сателлитов Германии. Пролистав еще раз книгу М. Барятинского «Танки Второй мировой» и заглянув в соответствующую таблицу в работе А. Лобанова «Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», я, в частности, выяснил, что в состав бронетанковых частей союзников рейха могли входить: 140 чешских LT35 (R-2) у Румынии; 57 чешских LT40 и LT35 у Словакии; 81 танк «Толди» (не очень надежная копия шведского легкого танка L60B) у Венгрии. Кроме того, у финнов остались 27 английских «Vickers, 6-тонный» (на них поставили нашу старую знакомую — «устаревшую» советскую 45-мм танковую пушку), 34 захваченных ими же у Красной Армии в ходе «зимней войны» танка Т-26, 6 советских огнеметных танков ХТ-26 и 4 советских же трехбашенных Т-28. История умалчивает (во всяком случае, пока) о доле боеготовых танков союзников Германии. Сомнительно, впрочем, что доля исправных машин в той же Румынии была выше, чем аналогичный показатель в Красной Армии. Терзают меня сомнения и в отношении финских трофеев: если запчастей к советским танкам не хватало в Советском Союзе, то откуда им было взяться в Финляндии?.. Учитывая разношерстность и незначительную численность всего этого грозного потенциала, вполне можно понять немцев, не возлагавших особых надежд на упомянутое подспорье Панцерваффе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.