БА, ДА ТОЖ ИЗВЕСТНЫЙ ВСЕЙ ОДЕССЕ ФЕЛЬДМАН!
БА, ДА ТОЖ ИЗВЕСТНЫЙ ВСЕЙ ОДЕССЕ ФЕЛЬДМАН!
И в этот самый напряжённый для города момент туда приходит «Потёмкин». Вечером 14 июня броненосец в сопровождении миноносца пришёл в Одессу и стал на внешнем рейде. В тот же вечер миноноска зашла во внутреннюю гавань за водой. Портовый надзиратель сделал запрос о командире и цели прихода. Матросы ответили, что пришли с Тендры, а командир съехал на берег. Почему соврали? Думаю, что от трусости. Ситуация в Одессе была для них ещё неясной, и Матюшенко боялся реакции местных властей. По приходу на берег были отправлены лазутчики, и к утру ситуация в городе более-менее стала понятной. И тогда решено было действовать.
Утром 15 июня на «Потёмкине» были подняты флаги расцвечивания. Матросы украсили броненосец революционными лозунгами. Около 6 часов утра к Новому молу подошли миноноска № 267, паровой катер и шлюпка с «Потёмкина». Они доставили на берег тело Г.Н. Вакуленчука, почётный караул и делегацию матросов (всего около 40 человек).
Вакуленчука положили на Новом молу с запиской на груди. «Почтеннейшая публика! Г.г. одесситы, перед вами лежит труп зверски убитого старшим офицером броненосца „Князь Потёмкин Таврический“ матроса Вакуленчука, за то, что он осмелился заявить, что борщ никуда не годится. Товарищи, осеним себя крестным знамением и постоим за себя. Смерть угнетателям, смерть вампирам, да здравствует свобода… Команда броненосца „Князь Потёмкин Таврический“». Уже в самой записке было полное враньё относительно Вакуленчука, у которого, как мы уже знаем, никаких претензий в отношении плохого борща никогда не было. Но какое это уже имело теперь значение? Труп убитого матроса должен был призвать к неповиновению властям теперь уже население Одессы. Умиляет и почти цирковое обращение — «почтеннейшая публика», но, как говорится, как могли, так и написали.
Б.И. Гаврилов своей книге «В борьбе за свободу» пишет:
«Как только делегация ушла в город, казаки и полиция попытались разогнать потёмкинцев, охранявших тело Вакуленчука. Рабочие, находившиеся в порту, сообщили об этом на броненосец. Судовая комиссия распорядилась приготовиться открыть огонь по казакам из корабельных орудий. На фок-мачте „Потёмкина“ взвился боевой красный вымпел. Матросы почётного караула крикнули рабочим, что броненосец открывает огонь. Этого было достаточно, чтобы казаки и полиция покинули порт.
Для предупреждения подобных инцидентов в будущем комиссия „Потёмкина“ направила французскому консулу заявление и попросила передать его городским властям Одессы. В заявлении говорилось: „Почтеннейшая публика города Одессы! Командой броненосца "Князь Потёмкин Таврический" сегодня, 15 июня, было с корабля свезено мёртвое тело, которое и было передано в распоряжение рабочей партии для предания земле по обычному обряду. После чего, пройдя несколько времени, была прислана этими рабочими на корабль шлюпка, что и заявила: стражу, стоящую у мёртвого тела, казаки разогнали. Тело оставлено без надзора Команда броненосца просит публику города Одессы: 1) не делать препятствия в погребении матроса с корабля; 2) учредить общее со стороны публики наблюдение над правилами; требовать от полиции, а также и казаков прекратить свои напрасные набеги, почему это всё бесполезно; 3) не противодействовать доставлению необходимых продуктов для команды броненосца рабочей партией; 4) команда просит публику города Одессы о выполнении всех перечисленных выше требований. В случае, если во всём этом будет отказано, то команда должна будет прибегнуть к следующим мерам: будет произведена по городу орудийная стрельба изо всех орудий. Почему команда предупреждает публику и, в случае возникновения стрельбы, просит удалиться из города тех, которые не желают участвовать в противодействии. Кроме того, нам ожидается помощь из Севастополя для этой цели — несколько броненосцев, и тогда будет хуже“.
Делегации матросов удалось установить связь с Одесским комитетом РСДРП, но разыскать консула они не смогли и, купив свежей провизии для экипажа, вернулись в порт. Интересно отметить, что при покупке провизии матросы честно расплатились по векселю, оставленному накануне мичманом А.Н. Макаровым в уплату за мясо, послужившее поводом к восстанию.
Портовые рабочие помогли матросам доставить провизию на восставший броненосец. Они по своей инициативе захватили портовые катера и под руководством прибывшего на берег А.Н. Матюшенко переправили провизию на „Потёмкин“. Туда же матросы пригласили и приказчиков из тех магазинов, где брали провизию, и сделали им дополнительные заказы.
Одновременно одесские большевики, члены стачечного комитета Пересыпского района братья Г.П. и Ф.П. Ачкановы, также по приглашению матросов прибыли на броненосец и рассказали о положении в городе. По просьбе восставших Ф.П. Ачканов дополнительно связался с Одесским большевистским комитетом.
Стачечный комитет Пересыпи выделил десять делегатов для организации снабжения „Потёмкина“ углём. Делегаты указали матросам на пришедший из Мариуполя угольщик „Эмеранс“, который разгружался у пристани угольной набережной Потёмкинцы решили реквизировать груз „Эмеранса“ для нужд революции. По их требованию выгрузка была немедленно прекращена. Потёмкинцы и делегаты стачечного комитета обратились к рабочим с просьбой помочь перегрузить уголь на броненосец. Рабочие с радостью согласились. Около 300 грузчиков поднялись на борт „Эмеранса“ и помогли завести буксир на миноноску № 267. В 12 часов 30 минут угольщик и миноноска № 267 подошли к „Потёмкину“. Бывший матрос „Эмеранса“ В. Бабий вспоминал: „Это была поистине символическая встреча. Многие рабочие и матросы обнимались и целовались, обещая поддерживать друг друга в революционной борьбе“».
На самом деле целованием и обещаниями братской любви и дружбы взаимоотношения потёмкинцев с рабочими и закончились. Заметим, что ближе к вечеру, когда в порту начался пожар, матросы почётного караула, бросив тело Вакуленчука на молу, вернулись на броненосец, как говорится, мёртвому всё одно, а заботиться надо о живых.
Едва «Потёмкин» бросил якорь на одесском рейде, матюшенковцы сразу же приступили к захвату стоящих в порту судов. Уже около 10 часов утра миноносец, сопровождаемый паровым катером с вооружёнными матросами, захватил гружённый углём купеческий пароход «Эмеранс», с которого на броненосец перегрузили 15 тысяч пудов угля. В этот же день с утра на броненосец повалила публика. Тёмные личности прямо с лодок кричали антиправительственные лозунги, призывая идти и убивать представителей власти. Матросы ораторов слушали, но на борт не пускали. Странное исключение было сделано только двум господам, которые уверенно подплыли на ялике к трапу и столь же уверенно поднялись по нему по трапу на палубу. Там их уже явно ждали. Прибывшие оказались членами еврейской революционной партии Бунда: Абрам Березовский, назвавшийся «товарищем Кириллом», Константин Фельдман, назвавшийся студентом «Ивановым». Отныне именно им было велено руководить мятежным броненосцем.
Переодевшись в матроса и став, таким образом, настоящим «братком», Фельдман при помощи Матюшенко собрал команду и объявил: на берегу идёт восстание против правительства; армия готова к нему присоединиться и ожидает только сигнала с «Потёмкина». Всё это было полным враньём. Никакого народного восстания в Одессе не было. В это время толпы пьяных уголовников ждали ночи, чтобы начать новые поджоги, грабежи и убийства, и армия вовсе не жаждала к ним присоединиться. Враньё, впрочем, имело далеко идущие цели. Прибывшие бундовцы призвали потёмкинцев помочь восставшим пролетариям… бомбардировкой Одессы из всех орудий броненосца. То же самое требовали и «товарищ Кирилл» с Матюшенко. Вне всяких сомнений, что Фельдман с Березовским прибыли на «Потёмкин», уже имея задание о расстреле беззащитного города. Это была самая настоящая чудовищная провокация, имевшая целью залить Одессу кровью, свалив затем всё на официальные власти. «Надо немедленно заставить матросов высадить десант, вместе с рабочими взять город и основать республику в Одессе, — писал впоследствии в воспоминаниях Фельдман. — Нужно было спешить к броненосцу. Не было времени сноситься с организациями, и я решил действовать за своей личной ответственностью».
Вспоминает участник событий М.И. Лебедев: «…Одесская революционная организация посылает на „Потёмкин“ двух своих представителей т.т. „Кирилла“ (кличка) и Фельдмана, которым суждено сыграть впоследствии крупнейшую роль в событиях этих дней. На красном „Потёмкине“ избирается революционная комиссия для руководства оперативными действиями корабля и вообще для управления таковым. В состав комиссии вошли вышеуказанные т.т. „Кирилл“ и Фельдман, инженер-механик А. Коваленко (впоследствии оказался эсером. — В.Ш.)… Возглавлять комиссию, а также и корабль стал матрос Матюшенко».
Очень любопытное признание! На первый взгляд непонятно, почему вместо только что избранного у Тендровской косы комитета на «Потёмкине» с приходом в Одессу срочно назначается новый. Чем был плох первый и чем он отличался от второго? Дело в том, что первый комитет был составлен полностью из матросов «Потёмкина» и влияние там Матюшенко, видимо, всё же не было безграничным. По-видимому, в первом комитете были и люди Вакуленчука. Именно поэтому во втором комитете уже почти нет представителей команды, а уж «вакуленчуковцев» так точно, зато имеются одесские революционеры-сионисты, которых Матюшенко принял, как своих старых знакомых, с распростёртыми объятиями. Едва появившись на корабле, и «Кирилл» и Фельдман сразу же стали им командовать. Любопытна и оговорка Лебедева о «крупнейшей роли» в Одесских событиях всё тех же товарищей «Кирилла» и Фельдмана. Чем именно занималась на борту пригнанного в Одессу корабля эта парочка революционеров, в точности мы не знаем, но не верить на слово М.И. Лебедеву у нас оснований нет. Совершенно ясно одно, что с момента появления в Одесском порту «Потёмкин» и его команда стали марионетками в руках заправил Одесской смуты и беспрекословно исполняли все их указания.
А теперь представим себе: восставший корабль приходит в порт и там на его борт поднимаются две никому не известные личности, которые заявляют: «Мы пришли, чтобы вами командовать! Теперь мы тут главные, и вы все должны нас слушаться!» После этого команда безропотно подчиняется этим, невесть откуда взявшимся, субъектам и позволяет им делать с собой всё, что заблагорассудится.
Могло ли быть такое в действительности? Да никогда! Проходимцев бы в лучшем случае просто вышвырнули за борт! Тогда почему же товарищей «Кирилла» и Фельдмана не выбросили за борт, а встретили с распростёртыми объятиями и кто именно встретил? А встретили их с радостью потому, что всё было уже оговорено заранее. Приведя «Потёмкин» в Одессу, Матюшенко свою главную задачу уже выполнил и, встретив прибывших, с готовностью передал им бразды правления, оставшись при этих руководящих «товарищах» как представитель команды. Заметим, что по приходе «Потёмкина» пробраться на него пытались представители многих партий, но всех их сразу же заворачивали обратно, всех, кроме «Кирилла» и Фельдмана, власть которых на броненосце сразу же признали. Силы, спровоцировавшие мятеж на «Потёмкине», заранее рассчитывали, что приход мятежного броненосца в Одессу поможет им переломить ситуацию в городе в свою пользу и захватить Одессу. Но с самого начала восстания, всё пошло не так, как предполагалось.
В своих воспоминаниях Фельдман подробно рассказывает, как он случайно узнал о приходе броненосца в Одессу, как случайно приехал в порт в студенческой фуражке, как случайно попал в идущий на «Потёмкин» катер, в котором так же случайно познакомился с Матюшенко, как случайно оказался на броненосце и так же совершенно случайно попал на заседание судовой комиссии, в состав которой, к своему полному удивлению, сразу же и вошёл. В общем одна сплошная случайность. Увы, во всё это никак не верится. При всей своей политической наивности потёмкинцы, и в том числе Матюшенко, не были полными идиотами, чтобы назначать своим руководителем первого прискакавшего к ним одесского студента. На самом деле всё было решено заранее, и решено совсем иными людьми, а не Матюшенко с Фельдманом. Последние лишь выполнили в данном случае указание сверху.
Прибыв на броненосец, Фельдман, по его словам, увидел следующую картину: «Из первых же разговоров на корабле стало ясно, что положение тут не такое простое, каким оно казалось со стороны. Вместо ожидаемого энтузиазма мы встретили здесь серый приём и неопределённое настроение. Матросы как будто сами были удивлены своим делом, не свыклись ещё с новизной положения, не зная ещё, что делать, куда и с кем идти».
Вот как описывает Фельдман своё знакомство с командой «Потёмкина»: «В задних рядах кто-то крикнул: „Долой вольных!“ Это был сигнал, его подхватило несколько голосов в противоположном конце помещения. Шептуны были расставлены умело. Хор их голосов нарастал слаженно. Он увлекал за собой колеблющихся. Выкрики усиливались. Голоса ударялись о стальные стены и потолок батарейной палубы, отражались, неслись отовсюду. Помещение было слабо освещено. Создавалось впечатление, что вся команда против нас. Если „организованным“ не удастся отбить эту атаку, нам придётся покинуть корабль… Как ветром сдуло с Дымченко обычное выражение добродушия. Он стал похож на заправского унтер-офицера. Начальственно загремел его голос „Смирно!“» На этом вся матюшенковская демократия собственно и закончилась.
Проходит день, и снова команда поднимается против Фельдмана с Березовским Снова предоставим слово Фельдману: «Команда в массе своей была ещё политически неопытна и кондуктора искусно играли на её предрассудках. Когда кто-нибудь из членов „тройки“ (Матюшенко, Фельдман, Березовский. — В.Ш.) брал слово, они кричали: „Долой вольных!“» Разумеется, потом Фельдман пишет, как своими пламенными речами он пробудил любовь матросов к себе, но в это как-то не очень верится.
Судовая комиссия целыми днями заседает в адмиральском салоне. Заметим, что из адмиральского салона был сразу же выброшен за борт портрет Николая Второго, но портрет князя Потёмкина при этом остался на своём месте. Очевидно, ничего плохого в деятельности светлейшего революционеры для себя не усмотрели.
Интересно, что в своей книге Фельдман проговаривается о планах создания всё той же Южнорусской республики под эгидой Бунда, т. е. о фактическом расчленении России. Он пишет: «Занятый агитацией на корабле, я не присутствовал на совещании потёмкинской комиссии с приехавшими на корабль уполномоченными всех одесских социал-демократических организаций (большевики, меньшевики, Бунд). Когда я вошёл в адмиральскую, где происходило заседание, оно уже заканчивалось. Товарищи Афанасий и Наташа энергично призывали матросов захватить город. Наташа — пламенная большевичка Дальника — предложила следующий план. Броненосец высадит немедленно десант. Под его охраной тысячи рабочих, ожидавших матросов в порту, построятся в колонны и понесут тело Вакуленчука на кладбище через весь город. По дороге рабочие и матросы начнут братание с войсками. Соединёнными усилиями они захватят правительственные учреждения, арестуют одесские власти и провозгласят южно-русскую республику. Комиссия ответила отказом. „Количество матросов на корабле, — говорили члены комиссии, — строго соответствует его нуждам. Кроме того, в десант должны войти самые сознательные боевые матросы. Это неизбежно вызовет упадок духа команды, а может быть и потерю броненосца“».
Заметим, что за десант высказываются только понаехавшие на корабль революционеры всех толков. Из команды их поддерживает только один Матюшенко, все же остальные члены судовой комиссии против. Местные революционеры требовали от Матюшенко высадить в город десант 300–400 человек. Матюшенко поначалу был за десант, но потом резко поменял своё мнение и выступил против, ссылаясь на то, что на корабле должна была быть полная команда. Разумеется, слова Матюшенко просто отговорка. Но почему такой деятельный и всегда решительный Матюшенко вдруг отказался от активных действий на берегу, ради которых, собственно, и привёл броненосец в Одессу. Причина могла быть здесь только одна — Матюшенко совсем не был уверен в команде «Потёмкина», не без оснований полагая, что высаженный на берег десант сразу же разбежится в разные стороны и сдастся властям, после чего уже сдаваться придётся и самому кораблю. Количество преданных ему людей не превышало нескольких десятков, и если на корабле этим количеством сторонников ещё как-то можно было контролировать ситуацию, то в случае организации десанта это было уже невозможно.
Любопытно и то, что во время обсуждения, высаживать десант или нет, в адмиральский салон вошёл представитель команды, который заявил, что команда категорически выступает против присутствия «вольных» на корабле и требует их удаления. Несолоно хлебавши, всей революционной братии пришлось убраться восвояси. Матюшенко удалось отстоять лишь двух, тех, кто изначально и был определён на восставший броненосец устроителями южно-русской республики — Фельдмана и Березовского.
Далее Фельдман с горечью отмечает: «Мы убеждали матросов сойти на берег и примкнуть к восставшему народу, но матросы отказывались покинуть корабль и сойти на берег, чтобы вместе с рабочими захватить город, повелеваясь своему сознанию». Матросы не поддались и уговорам Фельдмана стрелять по городу, а кроме этого воспротивились и поднятию красного флага на «Потёмкине».
В своих воспоминаниях Фельдман, как только может, открещивается от своего эсеровско-бундовского прошлого, выдавая себя даже не просто за социал-демократа, а за самого правоверного большевика. Он поносит своих однопартийщиков эсеров. Особенно смешна сцена, когда эсер Шестидесятый грозит утопить прибывшего на лодке представителя эсеров, заявляя, что он большевик. Если бы история сложилась так, что к власти в России пришли эсеры, книга Фельдмана, думается, выглядела бы по-иному, в ней герои эсеры изгоняли бы незадачливых большевиков.
Судовая комиссия «Потёмкина» вынесла решение никого больше не допускать на корабль. В результате не смогли попасть на него член Одесского большевистского комитета Хрусталёв и известный революционер-большевик Губельман (Ярославский). Они тоже торопились на броненосец, чтобы возглавить мятеж, но их опередили более предприимчивые. Фельдман оказался шустрее Губельмана. Лодку же, в которой плыл Губельман-Ярославский, обстреляли с «Потёмкина» из винтовок, таким образом Фельдман с Березовским боролись с конкурентами. Не испытывая более судьбу, будущий главный атеист СССР повернул восвояси.
«Решительное вмешательство „Потёмкина“ в разгоревшуюся борьбу могло обеспечить, — сетовал впоследствии большевик Губельман-Ярославский, — захват города в течение двух-трёх часов. Для этого было достаточно под прикрытием корабельной артиллерии высадить матросский десант и вооружить рабочих винтовками и револьверами из запасов „Потёмкина“. Захват полицейских участков и арсеналов мог дать оружие новым отрядам готовых к борьбе рабочих, и перед мощью и революционным энтузиазмом пролетарской армии не устояли бы ни казачьи отряды, ни немногочисленные ещё войска с их не оправившимся от растерянности начальством. Переход в руки восставших Одессы — крупнейшего и главного в Причерноморье портового и рабочего города, обеспечив решительную консолидацию сил на „Потёмкине“, содействовал бы и резкой активизации революционных сил на кораблях эскадры, которая неминуемо должна была бы присоединиться к „Потёмкину“».
Именно в это время подручный Матюшенко унтер-офицер Денисенко узнаёт, что на «Потёмкине» организуется заговор, теперь уже против революционных унтер-офицеров. Из воспоминаний машинного унтер-офицера С. Денисенко: «Матюшенко вошёл на корабль, ликуя (он ездил в город. — В.Ш.). Но на корабле уже „шептались“, часть команды собралась в кучу и сговаривалась о том, чтобы перебить унтер-офицеров и идти в Севастополь. Я сообщил об этом Матюшенко, и он, вызвав барабанщика, приказал бить сбор. Все собрались в носовой части корабля… „Кто не согласен, выходи!“» Зная Матюшенко, разумеется, никто не вышел. Первая волна недовольства команды была сбита, но, как оказалось, ненадолго.
Несомненным неформальным лидером на корабле в тот момент был, разумеется, Афанасий Матюшенко. В ближайшее окружение Матюшенко на момент мятежа входили: Дымченко, Задорожный, Заулошев, Звенигородский, Кулик, Денисенко, Лычёв, Макаров, Мартыненко, Мартьянов, Никишкин, Резниченко, Самойленко и Шестидесятый. Но даже у ближайших сподвижников отношение к Матюшенко было неоднозначное. К Фельдман в своей книге отзывается о Матюшенко не слишком уважительно, называя представителем «незрелого бунтарского начала восстания». Самым же выдающимся из потёмкинцев Фельдман считал машинного квартирмейстера Степана Денисенко. Ему вторит в своих воспоминаниях и один из самых верных матюшенковцев И. Лычёв: «…В силу своей политической незрелости Матюшенко не мог стать подлинным вождём. Он ясно не представлял себе пути, по которому следовало вести революционный корабль. Вот почему Матюшенко, вместо того чтобы возглавить матросскую массу и смело повести корабль в бой, часто стушёвывался и шёл вслепую. Матюшенко терял присутствие духа, как только среди матросов замечался спад революционных настроений».
Не слишком удачным оказался и выбор членов судовой комиссии. Из воспоминаний И. Лычёва: «Судовая комиссия оказалась недостаточно способной организовать и сплотить всю команду в крепкую революционную силу. Между тем у нас на судне имелось немало отсталых матросов, лишь стихийно примкнувших к восстанию и готовых впасть в уныние при первой же неудаче. В наших рядах притаились предатели, по преимуществу боцманы и кондуктора, которых мы пощадили, вняв их униженным мольбам в момент захвата броненосца… Они лихорадочно развивали на корабле подрывную работу: сеяли неверие в успех восстания, распускали панические слухи, порочили членов судовой комиссии. Они доказывали колеблющимся, что только таким путём матросы добьются смягчения суровой кары, которая ожидает их после подавления восстания, а то, что оно будет подавлено, по утверждению гнусных предателей, не вызывало ни малейшего сомнения».
Что касается избранного командиром «Потёмкина» прапорщика по адмиралтейству Алексеева, то это был сугубо гражданский человек — штурман коммерческого флота, призванный на флот в связи с началом Русско-японской войны и с нетерпением ожидавший увольнения в запас. Об артиллерии, минном оружии и о военно-морской тактике он имел самое отдалённое представление. При этом даже в коммерческом флоте он никогда не командовал никаким судном, что уж тут говорить о новейшем броненосце. Единственное, что мог делать Алексеев, это перевести корабль из пункта «А» в пункт «Б».
Около 6 часов вечера на одесский рейд из Николаева пришло вспомогательное судно «Веха». Став на якорь, ничего не знавший о мятеже командир «Вехи» полковник корпуса флотских штурманов Эйхен прибыл на броненосец с рапортом. С него сразу сорвали погоны, потом избили, связали и посадили под арест. Затем на «Потёмкин» привезли остальных офицеров «Вехи» и судовую кассу. Матюшенко хотел учинить расправу над офицерами, но большинство команды этому воспротивилось. Из-за этого между сторонниками Матюшенко и остальной командой броненосца едва не произошло столкновение. Не решившись на открытое противостояние, Матюшенко вынужден был отступить. В тот же вечер оставшихся в живых офицеров «Потёмкина» и офицеров «Вехи» свезли на берег.
Присоединение «Вехи» на время успокоило команду, и на «Потёмкине» опять заговорили о десанте в город.
Б.И. Гаврилов в своей книге «В борьбе за свободу» пишет «Десант был бы вполне возможен даже при наличии имевшихся неблагоприятных условий. Высадке его мешали предательство одесских меньшевиков и нерешительность судовой комиссии, которая объясняется оторванностью её от борьбы рабочих Одессы. Последнее чрезвычайно важно, ибо настроение всей команды и тактика судовой комиссии резко изменились на следующий же день, 16 июня, под влиянием известий о событиях в городе, когда потёмкинцы приняли решение о бомбардировке и высадке десанта».
Однако, поразмыслив, потёмкинцы от высадки десанта отказались, в общем-то правильно поступив. Десантники из матросов, которые два или три раза стреляли из винтовок в учебных отрядах, были самые аховые, их бы просто перебили солдаты гарнизона. Это потёмкинцы и сами прекрасно понимали, а потому к идее десанта отнеслись отрицательно: одно дело сидеть под защитой брони и совсем иное лезть голой грудью под пули.
Тогда Матюшенко, Фельдман и Березовский изменили тактику и стали склонять остальных членов судовой комиссии на расстрел Одессы из пушек. Большинство членов комиссии не хотели и этого, но стрельба из орудий была всё же лучшей альтернативой, чем десант.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.