МЯТЕЖ, КАК ЭТО БЫЛО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
МЯТЕЖ, КАК ЭТО БЫЛО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Итак, в воскресенье 12 июня 1905 года новейший эскадренный броненосец Черноморского флота «Князь Потёмкин-Таврический» вышел на учебные стрельбы из Севастополя в Тендровский залив в сопровождении миноносца № 267. За день до этого на корабле произошло сразу два тревожных события. Во-первых, сразу 50 матросов под разными предлогами обратились к командованию с просьбой списать их с броненосца. Вероятно, они знали о подготовке восстания и не желали в нём участвовать. Во-вторых, кто-то из них предупредил командира анонимным письмом о планируемом мятеже и называл имена руководителей. Однако командир броненосца капитан 1-го ранга Голиков почему-то оставил оба эти происшествия без должного внимания.
13 июня 1905 года эскадренный броненосец «Князь Потёмкин-Таврический» в сопровождении миноносца № 267 прибыл к Тендровской косе для проведения опытных стрельб в присутствии прибывшей из Петербурга комиссии. Корабль был недавно спущен на воду, и необходимо было проверить качество новых орудий. Кроме этого команда «Потёмкина» в основном состояла из новобранцев и молодых матросов с других кораблей. Старослужащих, прослуживших на флоте более пяти лет, было всего около ста человек.
Историк Р.М. Мельников так описывал в своей книге «Броненосец „Потёмкин“» события, предшествующие мятежу: «12 июня 1905 года „Потёмкин“ снялся с бочки на большом Севастопольском рейде и, обогнув Константиновскую батарею, проложил курс на север. На левом траверзе корабля держался назначенный в распоряжение командира броненосца маленький 77-тонный миноносец № 267, давно уже, как и его собратья постройки 80-х годов, использовавшийся для посыльной службы. Командовал им „по совместительству“ единственный на борту офицер лейтенант барон Клодт фон Юргенсбург, артиллерийский офицер „Потёмкина“… В 7 часов утра в понедельник 13 июня, обогнув справа длинную песчаную косу, корабли отдали якоря в пустынной Тендровской бухте. Уже оборудованная после зимы навигационными знаками бухта должна была вскоре заполниться кораблями Практической эскадры, которая, подобно полкам, уходившим из казарм на лето в полевые лагеря, перебиралась с началом кампании для учений на удалённый от городских соблазнов и закрытый с моря удобный тендровский рейд. Высланный вперёд „Потёмкин“ должен был до прихода эскадры успеть выполнить задуманные МТК опытные стрельбы с целью определить эффективность действия снарядов при падении в воду вблизи борта корабля. Для участия в стрельбах на корабль прибыли специально командированные из Петербурга начальник артиллерийской чертёжной МТК полковник И.А. Шульц и член комиссии морских артиллерийских опытов лейтенант Григорьев.
Днём миноносец № 267, приняв мичмана Макарова, артельщика и буфетчика броненосца, ушёл за провизией в Одессу, а командир Е.Н. Голиков, полковник И.А. Шульц и несколько офицеров отправились на берег для осмотра бетонных укреплений и рыбного завода. С управляющим заводом командир договорился о сетях для коллективной рыбной ловли — испытанного и безотказного средства отдыха и развлечения матросов, позволявшего на время забыть о тяготах службы, а заодно и отвлечь от опасных мыслей.
Между тем покинувший в 21 час Одессу экипаж миноносца № 267 был весь во власти тревожной обстановки в городе, охваченном широкой политической стачкой, вот-вот грозившей перерасти в вооружённое восстание. Доставленные на тихий тендровский рейд известия о массовых избиениях и расстрелах забастовщиков в Одессе, о первых разгоревшихся схватках рабочих с полицией быстро распространились среди матросов. Общее возбуждение охватило корабль. Достаточно было самого незначительного повода и решительного призыва к действию, чтобы пламя восстания охватило корабль».
Итак, днём 13 июня ревизор мичман Макаров с баталёром Геращенко, с двумя артельщиками и двумя коками отправились на миноносце № 267 в Одессу для закупки провизии. Поскольку в Одессе в этот день уже началась забастовка, пришлось закупить 28 пудов мяса в частном магазине Коновалова. Мясо, хотя и не местного, а привозного убоя, было пригодно к употреблению, другого в охваченной беспорядками Одессе в тот момент просто не было. Затем мясо ещё более пяти часов пролежало в мешках на горячей палубе миноносца, который задержался в пути на два часа из-за столкновения с вышедшей в море без огней рыбачьей шаландой. Переданное на броненосец после трёх часов ночи мясо, по свидетельству вахтенного прапорщика Ястребцева, было с небольшим «запашком». Заметим, что в это время Голиков уже договорился не только об организации рыбалки для матросов, но и по доставке на корабль свежей рыбы, чтобы разнообразить матросский стол. Об этом факте историки постараются забыть, ещё бы, сатрап Голиков, «кормивший своих матросов червивым мясом», и вдруг такая забота о тех же матросах! Это никак не укладывалось в миф о «Потёмкине». Кроме этого отметим, что 13 июня был объявлен на корабле выходным днём и команда броненосца отдыхала. Матросы лишь посменно несли стояночную вахту у действующих механизмов, все же остальные загорали на палубе, спали, читали и ловили с борта рыбу. Никаких занятий, никаких издевательств и притеснений. Этот факт отмечен в вахтенном журнале броненосца. Что ж, не так уж и плохо служилось на эскадренном броненосце «Князь Потёмкин-Таврический».
В ночь на 14 июня часть привезённого мяса пошла на дневную варку борща для команды, а остальное подвесили в мешках на спардеке.
В 10 утра началось купание команды в море. После купания боцмана просвистели сигнал «К вину» и команда выстроилась на баке на традиционную чарку, за которой должен был последовать и обед. В это время вахтенному квартирмейстеру матросу Луцаеву кто-то из команды заметил, будто борщ сварен из плохого мяса. Как «кто-то из команды» мог заметить приготовление борща из некачественного мяса, непонятно. Кто хоть немного представляет себе организацию корабельной службы, знает, что доступ на камбуз на военном корабле весьма ограничен. Скорее всего вахтенного квартирмейстера известили бы о «плохом борще» в любом случае, так как решение на мятеж было уже принято.
Дисциплинированный Луцаев немедленно доложил информацию о борще на вахту, после чего висевшее на спардеке мясо было освидетельствовано в присутствии мичмана Макарова старшим судовым врачом Смирновым. Он нашёл его достаточно свежим, нуждающимся лишь в промывке рассолом для удаления замеченных на нём местами личинок домашней мухи: в жаркое время они легко появляются на всяком мясе. Никаких червей, как потом врали многочисленные историки, на мясе обнаружено НЕ БЫЛО!
О результатах освидетельствования доложили старшему офицеру, и тот распорядился выдавать команде обед. Но лишь только в камбузе началась раздача борща по бачкам, откуда ни возьмись появился минный машинный квартирмейстер Афанасий Матюшенко с несколькими подручными матросами и под угрозой избиения запретил бачковым разбирать бачки с борщом. Он-де сварен из червивого мяса! Бачковые, большинство которых составляли молодые матросы, разумеется, выполнили указание Матюшенко, так как знали, что связываться с ним далеко не безопасно.
Историк Ю. Кардашёв в своём труде «Буревестники» так описывает этот момент: «…Матросы удерживали друг друга за рукава. „Куда идёте, — говорили они товарищам, — есть борщ с червями“?» Вот так вот просто нежно удерживали «друг друга за рукава». Увы, на самом деле боевики Матюшенко кулаками отгоняли команду от обеденных баков. Часть команды уже начала есть, поэтому у них опрокидывали баки с борщом и пинками выгоняли наверх. Тех, кто всё же пытался есть, грозили выкинуть за борт. Составлялись списки «борщеедов», и Матюшенко грозил им расправой. Одному из таких бедолаг, посмевшему, вопреки приказу Матюшенко съесть свой борщ, кочегару М. Хандыге, удалось вскоре сбежать с «Потёмкина» по его приходе в Одессу. Он-то и рассказал первые подробности о мятеже на броненосце. Заметим, что те, кто поел свой борщ, но уже после захвата власти, были отнесены к категории надёжных. Позднее станет известно, что сам Матюшенко от себя ничего не придумал. Он действовал в точности с переданной ему из Одессы инструкцией, в которой упоминалось именно о червях в мясе как о самом лучшем поводе для возбуждения команды.
Затем Матюшенко с подручными вошли в батарейную палубу и запретили садящейся за обед команде опускать обеденные столы, после чего стали кулаками и пинками выгонять матросов из батарейной палубы. Молодые матросы привыкли повиноваться матросам, прослужившим на флоте несколько лет. И когда Матюшенко со своими сообщниками стал силой гнать всех из камбуза и батарейной палубы, часть команды (а это были в основном новобранцы), разбирая куски хлеба, потянулась на бак. Тех, кто пытался пообедать украдкой, били и гнали наверх.
После этого Матюшенко со своей братвой явился к вахтенному квартирмейстеру Луцаеву и заявил, что команда жалуется на недоброкачественность борща и есть его не желает. Это заявление через старшего офицера капитана 2-го ранга Гиляровского было немедленно доложено командиру броненосца капитану 1-го ранга Голикову. Тот вышел на шканцы, приказал играть сбор и вызвал судового врача Смирнова.
Когда команда собралась, Голиков разъяснил необоснованность её претензий и приказал тем, кто готов обедать, выйти из фронта. Практически вся команда вышла из фронта. Первым вышел пользовавшийся большим авторитетом кондуктор Вакуленчук. Отказников оказалось, по воспоминаниям очевидцев, человек тридцать — Матюшенко и его подручные. Вызвав караул, Голиков приказал арестовать их и отправить в карцер для последующего разбирательства Историк Ю. Кардашёв так описывает этот момент: «…Старший офицер И. Гиляровский решил, что если из строя выйдут все, то виновных не останется. „Караул, окружите их! Переписать их имена! — продолжал командовать он. — Остальным обедать!“»
Как только этот приказ прозвучал (потом историки выдумают, будто Голиков приказал расстреливать матросов), эти отказники по приказу Матюшенко внезапно бросились в батарейную палубу, стали там ломать оружейные пирамиды, разбирать винтовки и требовать патронов. За ними в батарейную палубу устремилась часть команды из строя.
Только тогда Голиков приказал караулу зарядить ружья, а находящимся на шканцах офицерам пересчитать всю оставшуюся в строю команду. В это время из батарейной палубы выбежал Матюшенко с криком: «Что вы, братцы, неужели в своих стрелять будете?» Разбив о палубу винтовку и бросив её в сторону командира, он, крикнув: «Смотри, Голиков, будешь завтра висеть на ноке», — снова скрылся в батарейную палубу. Голиков приказал старшему офицеру вместе с караулом спуститься и поймать Матюшенко.
Когда сторонники Матюшенко кинулись за оружием, капитан 1-го ранга Голиков крикнул в сторону батарейной палубы: «Кто не хочет участвовать с бунтовщиками, переходи ко мне!» Одновременно он распорядился дать сигнал общего сбора, а фельдфебелям вывести команду на ют.
Часть караула ещё оставалась верными командиру. Что касается Гиляровского, то он уже отвёл за башню Вакуленчука для разговора о прекращении беспорядков. На призыв командира корабля откликнулась большая часть матросов, которые двинулась в сторону командира.
«Это был решительный и страшный момент, — признаётся в своих мемуарах Матюшенко. Дело шло о жизни и смерти либо командующих офицеров, либо команды (?). Если бы офицеры остались в живых, они могли бы повернуть всё дело в свою пользу, восстание за народную свободу было бы проиграно и команда попала бы под расстрел». Под словом «команда» вдохновитель мятежа в данном случае подразумевает себя и своих сторонников.
И вот именно тогда прозвучали несколько выстрелов в эту толпу. Несколько человек, были убиты и ранены. Позднее эти выстрелы пытались свалить на офицеров корабля. Однако фамилии конкретно стрелявших офицеров почему-то никогда никем не называются. Но зачем же было Голикову и офицерам стрелять в матросов, которые откликнулись на призыв командира? По всей видимости, несколько провокационных выстрелов в толпу произвели сторонники Матюшенко, захватившие к этому времени винтовки у матросов караула. Выстрелы и падающие товарищи произвели на команду жуткое впечатление, и вся матросская масса сразу же бросилась врассыпную в нижние помещения.
Вскоре наверху остались в основном подручные Матюшенко и офицеры, после чего и началась расправа над последними. В это время со спардека также раздались ружейные выстрелы. Это подручные Матюшенко прицельными выстрелами убили лейтенанта Неупокоева и часового у кормового флага. Мятеж начался! Находившиеся на шканцах матросы в панике бросились к люку адмиральского помещения, куда спустился командир Голиков. Другие стали бросаться за борт, пытаясь вплавь добраться до стоявшего за кормой миноносца. По ним сразу же стали стрелять «матюшенковцы», убив лейтенанта Григорьева, прапорщика Ливенцова и несколько матросов. Потом мятежники обвинят в их гибели офицеров. Есть сведения, что по людям в воде в азарте стреляли даже из 47-мм пушки.
Далее описание событий разнится. По одной из версий, в это время капитан 2-го ранга Гиляровский, спасаясь от пуль, с тремя оставшимися рядом с ним матросами караула попытался уйти под прикрытие башни. Но из батарейной палубы якобы выскочил матрос Вакуленчук с винтовкой в руках. Заметив целившегося в него Вакуленчука, Гиляровский выхватил из рук караульного винтовку и выстрелил в матроса. Раненый Вакуленчук отбежал к борту и, потеряв равновесие, упал в воду. В это время со спардека раздался новый залп, которым был убит Гиляровский.
Позднее мы ещё поговорим о весьма странных обстоятельствах почти одновременной гибели Гиляровского и Вакуленчука.
Тем временем заговорщики, вооружённые винтовками, стали собираться на шканцах, ободряя команду и уговаривая её продолжать бунт. После этого началась кровавая расправа над офицерами, о которой мы ниже поговорим отдельно. Когда часть офицеров была зверски убита, а остальные раненые и избитые заперты в одной из кают, Матюшенко стал полновластным хозяином корабля.
Так как командовать броненосцем он не мог, Матюшенко назначил прапорщика Алексеева командиром броненосца, кондуктора Мурзака — старшим офицером, кондуктора Шопоренко — артиллерийским офицером, квартирмейстеров Волгина и Коровенского — вахтенными начальниками. Общее «политическое» руководство взялся осуществлять, разумеется, сам Матюшенко.
Всё происшедшее на «Потёмкине», разумеется, заметил вахтенный стоявшего у «Потёмкина» за кормой миноносца № 267 (миноносец помимо номера имел ещё и собственное название «Измаил»). Вахтенный немедленно доложил командиру Клодту, что на броненосце происходит бунт. Выскочив наверх и убедившись в правильности доклада, лейтенант Клодт решил сняться с якоря и уйти от броненосца. Но выбрать якорь не удалось: по миноносцу стали стрелять с броненосца из винтовок, а потом из 47- и 75-мм орудий. Лейтенант Клодт, не желая подвергать миноносец обстрелу, отправился на броненосец. Здесь он увидел новоиспечённого командира Алексеева и толпу матросов, которые предложили ему исполнять обязанности старшего офицера. Клодт решительно отказался. Тогда с него сорвали погоны, избили и связали. В версии советских историков эти события были представлены по-иному: дескать, команда миноносца, увидев происходящее на броненосце, сама примкнула к бунтовщикам. На самом деле миноносец был попросту захвачен под прицелом направленных на него орудий броненосца.
Историк потёмкинских событий Б.И. Гаврилов в своей книге «В борьбе за свободу» пишет:
«Из группы обречённых раздались голоса: „Ваше высокоблагородие, не стреляйте, мы не бунтовщики!“ Все напряжённо ждали, что будет дальше. Зловещую тишину разорвал призыв А.Н. Матюшенко: „Братцы, что они делают с нашими товарищами? Забирай винтовки и патроны! Бей их, хамов!“
Революционные моряки с криками „ура!“ бросились на батарейную палубу и расхватали винтовки. Но патронов не было. Несколько обойм, спрятанных заранее за иконой Николая Угодника, разобрали моментально. Тогда машинный ученик П.И. Глаголев взломал замок оружейного погреба, а подручный хозяина трюмных отсеков Я. Медведев вынес оттуда патроны. В ответ на растерянный вопрос лейтенанта В.К. Тона: „Чего же вы хотите?“ — десятки гневных голосов грянули: „Свободы!“
На ходу заряжая винтовки, вооружённые матросы разъярённым потоком разлились по верхней палубе. В числе первых были машинисты А.С. Зиновьев и Ф.Я. Кашугин, минные машинисты Т.Г. Мартьянов, Н. Хохряков и И.П. Шестидесятый, кочегары В.А. Зиновьев и В.Б. Пригорницкий, плотник И.П. Кобцы, ложник К.Н. Савотченко, матросы С.Я. Гузь, А.Н. Заулошнов, А.П. Сыров, Н.С. Фурсаев, комендоры И.П. Задорожный и Ф.И. Пятаков.
Пытаясь остановить их, старший офицер И.И. Гиляровский кинулся к левому проходу с батарейной палубы. А.Н. Матюшенко ударил его прикладом по ноге. Испуганный Гиляровский метнулся к Е.Н. Голикову: „Что же это делается, Евгений Николаевич?! Что же это делается?!“
А.Н. Матюшенко метнул в командира штык, но не попал. Е.Н. Голиков приказал строевому квартирмейстеру А.Я. Денчику взять часть караула и собрать всех матросов, на которых можно положиться. Денчик отобрал восемь караульных, но не успели они двинуться с места, как раздались выстрелы.
Первый выстрел — в воздух — сделал трюмный В.З. Никишкин, а третьим был убит лейтенант Л.К. Неупокоев.
Матросы кричали караулу: „Братцы, не стреляйте, ведь все мы братья!“ Караул разбежался, но старший офицер И.И. Гиляровский успел взять у одного из караульных винтовку и укрыться за башней.
Услышав шум и крики, наверх выбежали обедавшие в кают-компании офицеры. Матросы Н.П. Рыжий и Е.Р. Бредихин перерезали провода в радиорубке, чтобы не дать им возможности сообщить о „бунте“ в Севастополь. Восставшие заняли важнейшие посты на корабле в соответствии с заранее намеченным планом.
В то время как революционные моряки бросились за оружием, часть команды, более 200 человек, преимущественно новобранцы, в растерянности металась по палубе. Их пытался хоть как-то организовать член одной из революционных групп Я.Л. Горбунов. Командир Е.Н. Голиков, ещё на что-то надеясь, приказал офицерам Д.П. Алексееву, Н.Я. Ливинцеву, А.Н. Макарову и Н.С. Ястребцову переписать фамилии не желающих бунтовать новобранцев, которых пытался поднять Горбунов. На миноноску он распорядился передать приказ подойти к „Потёмкину“. Но едва фельдфебель В.И. Михайленко начал передавать это распоряжение, послышался крик: „Кто семафорит, тот будет, как гадина, выброшен за борт!“ Е.Н. Голиков рассчитывал бежать на миноноске вместе с офицерами. Но было поздно. Офицеры стали бросаться за борт. За ними последовала часть несознательных матросов.
Пока наверху команда расправлялась с офицерами, кочегары и машинисты под руководством С.А. Денисенко и Е.К. Резниченко, выполняя план восстания, готовили корабль к походу. Машинные кондукторы не оказали восставшим никакого сопротивления. Специально выделенные матросы периодически информировали кочегаров и машинистов о ходе вооружённой борьбы на верхней палубе. Машинисты собирали разобранные накануне машины.
А тем временем старший инженер-механик подполковник Н.Я. Цветков пробрался в кочегарку. Он приказал хозяину трюмных отсеков К. Давиденко затопить пороховые погреба, так как по всему кораблю прошёл слух о готовящемся взрыве броненосца. С.А. Денисенко, появившийся в кочегарке вслед за Н.Я. Цветковым, сообщил кочегарам о ходе восстания, убедил их в ложности слуха о взрыве и велел разводить пары. Надёжные матросы встали на караульные посты у всех клапанов затопления.
В пылу борьбы потёмкинцы не обращали внимания на миноноску, стоявшую в десяти метрах по левому борту броненосца. Случайно с „Потёмкина“ заметили, что миноноска, до которой удалось доплыть некоторым офицерам, пытается сняться с якоря. По ней открыли стрельбу из винтовок. Несмотря на огонь, командир миноноски приказал выбрать якорный канат. Но канат захлестнулся на вьюшке. Командир попробовал оборвать его, дав задний ход, но безрезультатно. Для того чтобы не дать миноноске уйти, потёмкинцы сделали по ней три выстрела из 47-миллиметровой пушки. Один из снарядов пробил дымовую трубу. После этого с миноноски передали семафором: „Присоединяюсь к "Потёмкину"“.
По требованию потёмкинцев командир миноноски лейтенант П.М. Клодт фон Юргенсбург развернул её кормой к броненосцу, а затем на лодке отправился на „Потёмкин“. Восставшие предложили ему перейти на их сторону и исполнять обязанности старшего офицера. Но он отказался. Тогда с него сняли погоны и отвели под арест в кают-компанию „Потёмкина“.
После этого с броненосца на миноноску перешли два машиниста, два кочегара, рулевой и ещё около десяти вооружённых винтовками матросов. Караул арестовал офицеров и вернулся на броненосец. Но потёмкинские машинисты, кочегары и рулевой в дальнейшем почти постоянно находились на борту миноноски, заменив соответствующих специалистов. Вероятно, потёмкинцы не доверяли команде миноноски и поэтому держали на ней своих людей, которые не только стояли вахты и наблюдали за настроением команды, но также вели революционную агитацию».
После этого Матюшенко велел собрать «авторитетов», чтобы выслушать их предложения о дальнейших действиях. Некоторые предлагали тут же взорвать броненосец, другие — уходить в иностранный порт, третьи — идти с повинной в Севастополь. Затем слово взял сам Матюшенко и объявил, что броненосец пойдёт в Одессу, где его уже ждут восставшие рабочие. После этого на верхней палубе был собран митинг, где Матюшенко снова объявил о походе в Одессу, там же для руководства всеми делами была избрана корабельная комиссия, возглавил которую, разумеется, сам же Матюшенко.
Спустя пять часов после начала восстания «Потёмкин», бросив на произвол судьбы так и не законченные установкой щиты, снялся с якоря и взял курс на Одессу. На этом переходе мятежники выбрали из своей среды комиссию, которая должна была управлять всеми судовыми делами и корабельной кассой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.