«Камбала», водка, лосось

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Камбала», водка, лосось

1970-е и начало 1980-х годов для сотрудников особых отделов КГБ СССР, осуществлявших контрразведывательную работу в Ракетных войсках стратегического назначения, выдались крайне напряженными. Две сверхдержавы, СССР и США, борясь за стратегическое превосходство в мире, вкладывали колоссальные материальные и интеллектуальные ресурсы в разработку и совершенствование ядерного оружия и носителей к нему.

В СССР шла напряженная работа по созданию межконтинентальных баллистических ракет третьего поколения. В Москве, Самаре, Красноярске, Днепропетровске, Киеве, Харькове и ряде других городов Советского Союза на так называемых закрытых предприятиях в обстановке строжайшей секретности бригады инженеров и рабочих самой высокой квалификации день и ночь, сменяя друг друга, воплощали конструкторскую мысль в «металл».

Наряду с «тяжелой» ракетой шахтного базирования, получившей на Западе устрашающее название «Сатана» и обладавшей колоссальной разрушительной силой, в РВСН готовились к поступлению два качественно новых боевых ракетных комплекса (БРК) — подвижный грунтовый «Тополь» и железнодорожный «Скальпель», названный так натовцами за точность попадания ракеты в цель. Оба обладали уникальными для своего времени возможностями и являлись последним словом техники.

Исключительная маневренность и компактность, простота и надежность в боевом управлении делали их практически неуязвимыми для средств поражения противника, а использование передовых разработок в области систем навигации позволяло производить пуски ракет в кратчайшие сроки и с любой точки маршрута боевого патрулирования. В случае применения противником ядерного оружия по стратегическим объектам на территории СССР баллистические ракеты «Тополь» и «Скальпель» в ответном ударе были способны нанести ему непоправимый ущерб. С вводом их в эксплуатацию советское военно-политическое руководство получало в свои руки грозное оружие возмездия.

Даже та отрывочная информация о проводившихся в СССР испытаниях нового ракетно-ядерного оружия, что поступала к спецслужбам США, вынуждала их активизировать разведывательную деятельность, а перед особыми отделами КГБ СССР, осуществлявшими контрразведывательную работу в частях РВСН, научных институтах и на полигонах, не существовало более приоритетной задачи, чем обеспечение сохранности секретов БРК.

Один из бывших руководителей военной контрразведки страны заместитель начальника 3-го Управления КГБ СССР генерал-лейтенант Юрий Алексеевич Николаев вспоминал о том времени: «В центре внимания чекистов-ракетчиков находились мероприятия, связанные с контрразведывательным обеспечением перевооружения ракетных войск на изделия третьего поколения, сопровождавшиеся их интенсивными летно-конструкторскими испытаниями и доработками. Суть их состояла в придании межконтинентальным баллистическим ракетам более мощной энергетики, оснащении кассетными боеголовками с индивидуальным наведением разделяющихся боевых частей на отдельные цели. Разрабатывались подвижные ракетные комплексы. Это была по существу новая страница в развитии советских стратегических вооружений… Планируя свою работу, мы исходили из того, что испытания новых систем ракетного вооружения, составляющих основу боевой мощи страны, неизбежно привлекут пристальное внимание американских спецслужб».

Именно тогда председатель КГБ СССР подписал приказ «О состоянии и мерах совершенствования контрразведывательной работы в Ракетных войсках стратегического назначения», в котором был определен комплекс организационных и оперативных мер, а также зоны ответственности 3-го и других управлений Комитета по защите РВСН от агентурной и технической разведки иностранных спецслужб…

В результате системного подхода и анализа информации о деятельности иностранных спецслужб, направленной на получение сведений об испытаниях ракетной техники и систем ПВО, в центральном аппарате 3-го управления обратили внимание на участившиеся полеты американских разведывательных самолетов типа «Орион» и РС-135 в нейтральных водах над Тихим океаном. На первом этапе их появление напрямую не увязывалось с проводимыми испытаниями БРК «Тополь», «Скальпель» и «Сатана» — в том районе находилось немало важных военных объектов, за которыми американская сторона могла вести наблюдение.

Однако время шло, а в особом отделе полигона Кура продолжали собирать информацию о разведывательных полетах американских РС-135. В отдельные дни, когда наиболее интенсивно проводились пуски ракет, в небе у берегов Камчатки, как правило, дежурило по нескольку пар воздушных разведчиков. Анализ статистики этих полетов уже не оставлял сомнений у руководителей особого отдела в том, что они напрямую связаны с испытательной деятельностью. Свои доводы они изложили в докладной записке, направленной в 3-е Управление КГБ СССР Там их посчитали обоснованными, и на полигон вылетел сотрудник центрального аппарата подполковник В. Служинин.

Вместе с контрразведчиками особого отдела полигона и с техническими специалистами он проанализировал ситуацию, а также данные за предыдущие два года наблюдений за полетами американских разведывательных самолетов. В итоге был сделан вывод, что целью разведчиков являлся радиотехнический съем информации о количестве головных частей, имитирующих боевые блоки ракет, о траектории и точности их попадания в цель, о наличии ложных блоков и отличии их от настоящих, а также других характеристик.

Последующий, более тщательный контроль за полетами американских самолетов подтвердил эту версию и выявил еще одну важную особенность, которая буквально заставила контрразведчиков похолодеть. С завидным постоянством самолеты появлялись в районе барражирования за час-полтора до падения имитаторов головных частей на полигон Кура. Первая мысль, которая тогда возникла у Служилина и его коллег, состояла в том, что где-то в Генеральном или Главном штабе РВСН мог затаиться агент противника, сообщавший о времени запусков ракет с Байконура, Капустина Яра или Плесецка. Такая его информированность и оперативность в передаче информации американской разведке заставляла предположить, что, вероятнее всего, он находился в святая-святых военного ведомства — Генштабе.

Однако «тщательная проработка и чекистская оценка практики планирования и согласования пусков между министерствами, конструкторскими организациями, главным командованием РВСН и руководством полигонов, реальная динамика испытательных работ, существующий порядок принятия окончательных решений на пуски, а также других особенностей, связанных с подготовкой и осуществлением очередных запусков, давали основания не рассматривать агентурную версию утечки секретов. Она была нереальной. Скорее всего, имел место перехват информации техническим путем», — к такому выводу пришли генерал Николаев и его подчиненные.

Эту версию он доложил первому заместителю начальника 3-го управления генерал-лейтенанту Александру Ивановичу Матвееву. Опытный контрразведчик посчитал достаточно убедительными аргументы, изложенные в докладной записке: агентурным шпионажем здесь не пахло.

Значит, о сроках и времени пуска ракет американская разведка могла знать из радиоэлектронного перехвата телефонных разговоров, ведущихся военными и гражданскими специалистами по каналам засекречивающей аппаратуры связи. В силу своих конструктивных особенностей система ЗАС не обеспечивала гарантированную защиту передаваемой по ее каналам информации, а при тех технических возможностях, что имелись у американской разведки, ее расшифровка могла осуществляться в масштабах текущего времени и затем «выстреливаться» на спутник. Становилось понятно столь оперативное появление в районе полигона Кура разведывательных самолетов.

Но версия контрразведчиков об электронном характере утечки информации требовала физического подтверждения. Опираясь на проведенные специалистами лабораторные исследования, генерал Николаев и подполковник Служилин по указанию генерала Матвеева подготовили письменную информацию командованию РВСН. Изложенные в ней доводы и аргументы убедили главкома генерала армии Владимира Федоровича Толубко, а потом и руководство Генерального штаба в необходимости осуществления масштабных организационно-технических мер, направленных на выявление канала утечки секретных сведений и надежную его защиту.

Юрий Алексеевич вспоминал: «В соответствии с принятым решением выделенными офицерами-операторами Главного штаба с нашим участием был спланирован и проведен ряд экспериментов, суть которых сводилась к передаче на Куру обычным путем дезинформационных сведений о пусках, которых в действительности не было. Американцы прилетали как всегда. В других случаях, когда команды передавались только шифром, самолеты не появлялись. Это убеждало в том, что утечка происходит за счет линий связи, слабо защищенных аппаратурой временной стойкости. Однако ввиду большой протяженности линий связи поиск и обнаружение конкретного места съема информации затягивались».

Охота на американскую «Камбалу» — такое кодовое название получила операция — была взята на контроль руководством КГБ СССР В 3-м управлении в срочном порядке приступили к разработке оперативных и организационно-технических мер, направленных на ограничение возможностей американской разведки по получению информации об испытаниях ракет. Тем не менее, несмотря на то что значительная часть переговоров, связанных с подготовкой и проведением пусков, велась с помощью шифрованной связи, РС-135 по-прежнему, правда, уже не с такой частотой, как прежде, продолжали появляться в небе у Камчатки.

Временное прекращение пусков ракет привело бы к срыву программы поставки в РВСН ракетных комплексов — а ведь решение о постановке БРК на боевое дежурство в войска принималось в Политбюро ЦК КПСС. Возможностей закрыть небо от электронных щупальцев американской разведки непроницаемым щитом не имели ни военные, ни технические специалисты. Оставался единственный выход: как можно скорее отыскать «электронного жука», который снабжал информацией американскую разведку.

В этих целях в 3-м управлении была создана оперативная группа во главе с генералом Николаевым. Впереди ее ждала кропотливая, требующая большого терпения и выдержки работа. С помощью технических специалистов контрразведчикам предстояло обследовать десятки тысяч километров линий связи — от Плесецка до Байконура, Капустина Яра и до Куры. Не просто обследовать, а буквально процедить каждый метр кабельных линий, чтобы отыскать электронную «закладку» американской разведки, которая «скачивала» передаваемую информацию и потом «выстреливала» ее на спутник.

Эта работа дополнительно осложнялась еще и тем, что, как отмечал Юрий Алексеевич: «На некоторых участках линий связи проложенных кабелей не имелось, ввиду чего применялись радиорелейные вставки, где информация реально могла перехватываться с помощью спутника. Нельзя было исключать и непосредственного подключения где-либо к кабелю, особенно на подводном его участке, на дне Охотского моря».

День за днем, километр за километром оперативно-технические группы тщательно обследовали линии связи. Мимо их внимания не проходила ни одна подозрительная мелочь — радиоэлектронная закладка могла быть закамуфлирована под что угодно. Ею мог оказаться обыкновенный пенек, поставленный вблизи пункта ретрансляции или усиления сигнала. Кстати, один такой «радиоэлектронный пенек» незадолго до этого был обнаружен в Подмосковье, вблизи пункта боевого управления системой ПВО.

С особой тщательностью поисковые группы обследовали каналы связи в европейской части страны, в районах, открытых для посещения иностранцами. В штабе розыска электронной закладки обоснованно полагали, что именно там было наиболее вероятно ее нахождение: проведенное в спецлабораториях исследование подмосковного «пенька» показало, что его установка и последующее техническое обслуживание требовало специфических и глубоких знаний. Выполнение такой задачи где-нибудь в Омской или Иркутской областях вряд ли было по силам даже самому подготовленному агенту — ее могли решить только специалисты, имевшиеся в посольстве США в Москве.

Такой вывод специалистов, подкрепленный оперативной практикой самих контрразведчиков, позволил значительно сузить район поиска. Основываясь на нем, группа генерала Николаева подняла из архива данные на все поездки сотрудников американского посольства — в первую очередь тех, кто подозревался в проведении разведывательной деятельности, — совершенные за последние два года на территории СССР Путем сопоставительного анализа маршрутов их движения и прохождения каналов связи были выделены те места, где они пересекались…

Казалось бы, такой подход являлся наиболее оптимальным, но ожидаемого результата он не принес. Европейская часть страны оказалась «чистой» от американских «жучков». По мере того как направление поиска все дальше смещалось на восток, у Юрия Алексеевича и его подчиненных все меньше оставалось надежды на удачное завершение этой операции. Пессимисты грешили на то, что «закладку» проморгали, предлагали вернуться в исходное положение и все повторить сначала. Оптимисты не теряли надежды и стояли на том, что не следует шарахаться из стороны в сторону, а необходимо последовательно продолжать дальнейший поиск.

В конце сентября 1981 года поисковые группы вышли на берег Охотского моря, по дну которого пролегал последний участок магистрального кабеля связи. Стояла глубокая осень. Холодные дожди сменялись шквалистыми ветрами и свирепыми штормами. В этих условиях предстояло обследовать участок дна протяженностью в несколько сот километров — от пункта Оха-Ола вблизи Магадана и до Усть-Хайрюзово на Камчатке.

К работам были привлечены значительные силы и средства: специальные суда Краснознаменного Тихоокенского флота и ряда гражданских организаций, имевших в своем распоряжении гидролокаторы, телевизионные системы и другие средства подводного оптического и акустического обнаружения. Наряду с ними задействовались специальные автономные глубоководные аппараты, а также опытные водолазы из отряда гидронавтов.

Наступившие холода и непогода зачастую вынуждали контрразведчиков, военных моряков и гражданских специалистов трудиться в условиях, связанных с риском для жизни. И чем меньше оставалось километров необследованной кабельной линии, тем труднее становилось работать. С севера все чаще налетали снежные заряды, принося леденящее дыхание близкой зимы, штормящее море лишь на короткое время позволяло заглядывать в свои глубины…

С утра 20 октября 1981 года с материка подул ветер и разогнал низко нависшие над морем тучи. К девяти часам проглянуло тусклое осеннее солнце, горизонт прояснился. На борту кабельного судна Тихоокеанского флота «Тавда» все пришло в движение. Команда и отряд гидронавтов спешили воспользоваться погодным «окном» и обследовать один из последних участков кабельной линии, находившийся в нейтральных водах.

Судно медленно двинулось вперед. На экране монитора оператор наблюдал серо-унылую картину морского дна. Прошла минута, другая — и вдруг его внимание привлекли два размытых силуэта, выпадавших из общего рельефа. Они находились неподалеку от кабеля и напоминали обрезки труб большого диаметра. Старший оперуполномоченный особого отдела КГБ ТОФ капитан 3 ранга Васильев, стоя у монитора, наблюдал, как оператор, едва касаясь рукоятей, управлял манипулятором и метр за метром со всех сторон тщательно обследовал загадочные предметы. На экране они то росли, то уменьшались в размерах. Вскоре уже не было сомнений в их искусственном происхождении. Теперь оставалось ждать, что обнаружат водолазы.

Но предоставим слово Юрию Алексеевичу: «20 октября 1981 года кабельное судно КТОФ «Тавда» обнаружило в нейтральных водах, в 60 километрах от камчатского побережья, на глубине 84 метров автоматическое разведывательное устройство, названное «Камбалой». Находясь на некотором отдалении от нашего кабеля, оно было соединено с ним кабельными отводами с помощью захватывающих устройств, что обеспечивало индуктивным путем съем разведывательной информации и автоматическое отсоединение от кабеля в случае его подъема на поверхность. Со дна было поднято два больших идентичных цилиндрических металлических контейнера длиной 5,5 метра, диаметром 1,2 метра, весом около 7 тонн каждый, два малых цилиндра длиной 40 сантиметров, весом 15 килограммов, комплект антенн, четыре катушки с кабель-тросом длиной 150 метров и другие предметы».

За сухими строчками из воспоминаний генерала Николаева скрывалась колоссальная как в психологическом, так и в техническом плане работа. Эта «Камбала» носила девятый порядковый номер в американской стае, запущенной в Мировой океан, чтобы охотиться за чужими секретами и тайнами, и вполне могла иметь не один смертельно опасный сюрприз. Предыдущий такой «улов» обернулся трагедией: в период арабо-израильского конфликта на Ближнем Востоке в 1974 году на кабеле связи также была обнаружена аналогичная электронная закладка, при извлечении которой сработало взрывное устройство и погибли два человека…

Об этом хорошо помнили в оперативном штабе поисковой операции. Поэтому, когда улеглась первая радость от находки, перед руководством встал ряд сложнейших задач. Они носили не только технический характер, связанный с подъемом «находки» на борт «Тавды», но и требовали принятия особых мер по обеспечению безопасности и исключению человеческих жертв.

Утром, как только наладилась погода, под воду ушли водолазы — специалисты минно-взрывного дела. Они тщательно обследовали каждый сантиметр «Камбалы». На этот раз обошлось без опасных сюрпризов. Видимо, американцы были абсолютно уверены в том, что суперсовременная «радиоэлектронная рыба» окажется не по зубам советской контрразведке.

«Улов» превзошел все ожидания: мало того что спецслужбы США утратили возможность безнаказанного получения секретной информации, но ими был еще и понесен материальный ущерб в несколько сот миллионов долларов — такова была стоимость «начинки» «Камбалы». К тому же уникальное оборудование, в дальнейшем переданное в руки советских специалистов, существенно помогло им в ускорении работ по созданию аналогичных систем.

По воспоминаниям Юрия Алексеевича, для того времени «Камбала» была последним словом техники: «Устройство оказалось аппаратурой совершенно нового типа и включало в себя ядерную энергетическую установку со сроком службы до двадцати пяти лет, дополнительные аккумуляторы, электронную программированную систему обработки перехватываемых сообщений, сто двадцать магнитофонов по шестьдесят четыре записывающие дорожки, рассчитанные на сто двадцать пять суток непрерывной работы, гидроакустический маяк, предназначенный для наведения водолазов на себя с расстояния до пяти километров. На блоках имелась надпись: «Собственность правительства США», были пробиты серийные номера изделий, в частности цифра 9».

Эту потерю в американских спецслужбах долгое время связывали с переходом на сторону советской разведки дежурного офицера по связи в штабе командующего подводным флотом США Джона Уокера. Американским же разведчикам пришлось довольствоваться «хвостом лосося и бутылкой русской водки»: на дно Охотского моря вместо «Камбалы» опустилась наша «закладка» именно такого содержания — чтобы как-то подсластить им «горькую пилюлю».

Николай АБИН

Данный текст является ознакомительным фрагментом.