Уволить и… вернуть!

Уволить и… вернуть!

В декабре 1938 года, вернувшись в Москву, Александр доложил о выполнении задания. Но вместо благодарности получил… приказ об увольнении из органов госбезопасности. Кадровики усмотрели, что на работу в ОГПУ – в мастера по ремонту лифтов – он был принят по рекомендации «врага народа» В. Л. Герсона, к тому времени уже арестованного.

Другой бы просто тихо порадовался, что легко отделался; времена, напомним еще раз, в стране были суровые. Однако Коротков пошел напролом. Он обжаловал свое увольнение в письме на имя наркома, всесильного Л. П. Берия.

В своем рапорте он довольно подробно описал, на какую должность и почему его рекомендовал Герсон, а также перечислил свои основные заслуги перед разведкой. В заключение он поручился также за преданность советской власти своей жены, тоже пострадавшей заодно с мужем, и попросил «пересмотреть решение о моем увольнении».

Рапорт дошел до Берии и около года пролежал в его личном сейфе. После этого нарком столь же внезапно, как и уволил, восстановил Короткова в должности. В конце 1939 года его вызвали на работу, вручили дипломатический паспорт и на два месяца отправили в командировку в Данию и Норвегию в качестве «дипкурьера» Центрального аппарата НКВД.

С заданием, суть которого в архивных документах не отражена, Коротков, очевидно, справился успешно, поскольку по возвращении был повышен в должности: стал заместителем начальника отделения и переведен из кандидатов в члены ВКП(б).

Тут надо, наверное, сказать, что перед войной в разведке, как и в Красной Армии, сложилось весьма тяжелое положение: лучшие люди были репрессированы, без связи осталась зарубежная агентура.

В итоге, например, в берлинской резидентуре у нас сложилась уникальная ситуация. В ней оставалось всего два человека, причем руководитель – Амаяк Кобулов – даже не владел немецким языком. Да и вообще его образование ограничивалось пятью классами школы и бухгалтерскими курсами. Зато он был младшим братом Богдана Кобулова, а тот ближайшим сподвижником самого Лаврентия Берии.

Впрочем, Лаврентий Павлович прекрасно знал цену этому «кадру». А потому, когда летом 1940 года было решено восстановить старую агентурную сеть в Германии и по возможности расширить ее, привлек к этому делу Короткова. Официально он был назначен заместителем Кобулова, но перед отъездом Берия дал понять Короткову, ставшему по документам Владимиром Петровичем Коротких, что тот может действовать самостоятельно и при необходимости выходить на связь с Центром напрямую, через голову своего непосредственного начальника.

Первое, что сделал Коротков по приезде, – восстановил связь с «Брайтенбахом» (сотрудником гестапо Леманом). Они сразу достигли взаимопонимания и провели несколько встреч, во время которых «Брайтенбах» передал копию доклада Гейдриха руководству рейха «О советской подрывной деятельности против Германии» и подробно описал реорганизацию немецких спецслужб, что позволило нашей разведке скорректировать свои действия.

После этого Коротков приступил к восстановлению других связей. Среди них были вошедшие в историю участники берлинской «Красной капеллы» Арвид Харнак («Балтиец», он же «Корсиканец»), Харро Шульце-Бойзен («Старшина), Адам Кукхов («Старик») и другие.

Для доклада начальству о проделанной работе Коротков был вызван в Москву, где он провел два месяца. А потом его снова направили в Берлин. Планировалось, что на сей раз командировка будет длительной. Однако она продлилась всего полгода – до начала Великой Отечественной войны.