Оставшиеся в живых

Оставшиеся в живых

Зданович и Коняхин свое путешествие завершили. Переместились в Душанбе и отмокали в батальоне связи. Вот-вот самолет увезет их в Москву. Но, как это бывает в фильмах, – вдруг! Граница зашевелилась. ЧП. А какое? Никто не может сказать. Они в Управление, а там говорят:

– У нас такое! Что даже вам туда нельзя!

Поехали на аэродром. В последний момент в машину прыгнул мужчина, тоже с камерой. Плотненький, добродушный, даже уютный какой-то.

– Романов. Юрий.

– Откуда вы, Юрий?

– CNN. Стрингер. Тоже из Москвы.

На аэродроме загружался санитарный борт. Командир экипажа о москвичах даже слышать не хотел.

– Это боевая ситуация, мне пассажиров не надо!

Зданович, скрипнув зубами, с угрозой пообещал:

– Сейчас тебе все скажут!

Через десять секунд из распахнутого окна домика дежурных экипажей был слышен его крик:

– Але! «Вагон»! Мне командующего, пожалуйста! Полковник Зданович! Из Москвы!

Здравия желаю! Это Зданович! Вы помните… Да-да, я! Нам необходимо вылететь в место осложнения обстановки! Да! Три человека! Так точно! Есть!!!

Играя желваками, он вернулся к пилоту.

– Слышал?!

– Да.

– Нужно тебя дополнительно связывать с генералом?

– Садитесь.

Уже в полете Коняхин склонился к Здановичу:

– Я думал все, не возьмут. Хорошо, генерал так отреагировал.

– Какой генерал? С ума сошел? Я там сам с собой разговаривал, хорошо в домике никого не было.

Хроникеров перебросили на поляну рядом с тринадцатой заставой «Йол». А там – муравейник. Пограничники, танкисты, пехота, вертолеты вьются. Посередине Масюк.

– Так, Басманов!!! Тебе – взять вот эти две горки!

– Есть.

– Вцепиться зубами, но держать!

– Есть.

Обвешанный оружием парень сосредоточенно покивал и быстро ушел.

– Связь с заставой не появилась?!

– Никак нет!

– Так, давайте, саперы, вперед!

Оказывается, на двенадцатой заставе уже который час шел бой. Нападение.

И моджахеды, и таджикские боевики. Сколько их? Неизвестно. Много. Сначала Масюк пытался высадить ближе к обороняющимся своих десантников. Не удалось. Вертолеты к заставе подойти не могли, их обстреливали, окружающие высоты уже держал враг. Один вертолет боевики даже пытались затянуть на посадку, выходя на частоту авиации на русском языке. Пилоты быстро смекнули и послали боевиков подальше. Часть подмоги отправилась по горам, параллельно ущелью. Основные силы шли по дороге, постоянно снимая фугасы. Медленно двигались, очень медленно. Хроникеры не выключали свои камеры ни на минуту.

Ближе к вечеру у яблоневых садов кишлака Соригор навстречу колонне вышли человек тридцать оборванных, окровавленных пограничников. Все были с оружием. Увидев своих, они, как могли, построились. А Масюк уже командовал:

– Врача мне сюда! Мне нужен немедленно врач, вызывайте вертолет!

Лысый военный в выцветшем маскхалате, сильно заикаясь, доложил:

– Товарищ полковник, представляю вам личный состав двенадцатой пограничной заставы. Оставшиеся в живых находятся перед вами. Заместитель командира заставы лейтенант Мерзликин. Здравия желаю, товарищ полковник.

Масюк обнял его. Многие плакали. Раненых рассадили в теньке. Врачи срезали ножами их окровавленное тряпье и вязали бинты. Среди живых оказался тот самый Ваня из Липецка. Он тоже плакал. Его брат, начальник заставы Михаил Майборода, остался в окопах. Там многие остались.

На следующее утро оператор Романов склонился с камерой над одним из многих присыпанных пылью тел.

– Кто это?

Стоящий рядом офицер смотрел в сторону.

– А? Это… Патрон.

– Кто?

– Майборода.

Оглушенный накануне танковым выстрелом Романов никак не мог расслышать.

– Мальборо?

– Майборода. Михаил. Начальник этой заставы.