Садисты и богатыри
Садисты и богатыри
Первый удар немецких войск пришелся на Бельгию, причиной тому было ее неудачное географическое положение между Францией и Германией. Бельгийский король Альберт I информировал Вильгельма II, что его страна будет придерживаться нейтралитета. Бельгия была признана нейтральным государством еще трактатом 1839 года, который подписала и Пруссия. Но 2 августа Берлин ультимативно потребовал права свободного прохода для своих войск через бельгийскую территорию. Ночью правительство в Брюсселе отвергло ультиматум.
3 августа Германия объявила войну Франции. Лондон предложил Берлину уважать бельгийский нейтралитет. Но немецкие войска уже вторглись на территорию Бельгии. Они не ожидали сопротивления, но гарнизон Льежа сражался отчаянно.
Немецкие артиллеристы сокрушали бельгийские укрепления мощными пушками. От выстрелов «Большой Берты» – 420-мм орудия, самого крупного на тот момент калибра, названного в честь внучки основателя оружейного концерна Альфреда Круппа, – земля дрожала и вылетали оконные стекла. Бельгийские форты были разрушены, немногие выжившие обгорели.
Германская армия наступала, и одиннадцать миллионов французов и бельгийцев оказались в оккупации. Немцы обиженно заявляли, что в них стреляет мирное население, а это нарушение правил. Грозили: мирное население будет наказано. На самом деле никаких снайперов в гражданской одежде не существовало – от немцев отстреливались разрозненные группы французских и бельгийских солдат, пробиравшиеся к своим.
Множество войн велось в истории – по разным причинам. Война, разразившаяся в Европе летом 1914 года, была бессмысленной; чтобы ее оправдать, противостоящие стороны сразу же попытались придать ей идеологическое измерение. Первая мировая – время неограниченного мифотворчества: с одной стороны, живописались зверства, которые творят враги-садисты, с другой – воспевалось благородство собственных чудо-богатырей в армейских шинелях.
В странах Антанты рассказывали, что немецкие солдаты, захватив Бельгию, закалывали штыками детей, а в самой Германии открылась фабрика, на которой из трупов делают колбасу. Население Бельгии составляло семь миллионов, из них полтора миллиона бежало от наступавших немецких войск.
Французы печатали фотографии сожженных церквей. «Солдаты кайзера, – писала парижская газета, – исполняют свое разрушительное дело с удовольствием и изощренностью лютых и бессердечных дикарей». Все немецкое оказалось под запретом. Баха и Бетховена не исполняли. В школах не изучался немецкий язык.
В Соединенных Штатах «франкфуртеры», сосиски, названные в честь немецкого города Франкфурт, переименовали в «сосиски свободы». И знаменитые бутерброды перестали называть «гамбургерами», поскольку это слово напоминало о другом немецком городе – Гамбурге!
Пропаганда союзников возмущалась мерзкими преступлениями «гуннов». В странах Антанты громили магазины и рестораны, принадлежавшие немцам. Один британский публицист призывал своих читателей: «Если вы, сидя в ресторане, обнаружили, что обслуживающий вас официант – немец, выплесните суп прямо в его грязную рожу».
Молодой писатель Илья Эренбург писал из Франции 19 июля 1915 года поэту Максимилиану Волошину: «Читаю Petit Nicois. Вчера была передовая статья на тему о запахах немцев. Автор уверяет, что немки издают особый, невыносимый запах и что в школе парты, на которых сидели немцы, приходится сжигать».
Врага рисовали нелепым и жалким. Это помогало солдатам преодолеть страх, исполниться уверенностью в собственном превосходстве над неприятелем. Или же, напротив, врага наделяли дьявольскими чертами, дабы пробудить ненависть.
Немцы были во власти паранойи. Писали, что придется выбить из французов «шовинизм и национальное высокомерие». Из уст в уста передавались рассказы о том, что французы отрезают немцам уши и носы. Значит, никакой пощады врагу! Старались террором запугать мирное население. Несколько сот бельгийцев казнили. Расстрельные команды кололи тела штыками, проверяя, мертв ли. Трупы сбрасывали в реку. 180 тысяч бельгийцев бежали в Англию. Они рассказали о варварстве бошей. Французские католики именовали немецкую армию «армией Люцифера».
Известный американский журналист Гаррисон Солсбери был тогда мальчиком: «Я верил всем придуманным англичанами рассказам о жестокостях немцев – о монашенках, которых привязывали вместо языков к колоколам, об отрубленных руках маленьких девочек – за то, что они кидали камнями в немецких солдат… В письме от тетушки Сью из Парижа сообщалось об отравленных шоколадках, и мне было велено никогда не брать шоколад у незнакомых людей на улице. Тетушка Сью писала отцу, что немецкие шпионы зарылись так глубоко, что потребуются годы для их обезвреживания».
В первые дни войны бельгийская армия, отступая, отошла в Антверпен. Немецкие войска одиннадцать дней осаждали город. Когда его все-таки взяли, немецкая газета «Кёльнише цайтунг» порадовала читателей: «В честь падения Антверпена и торжества нашей армии прозвучат колокола». Само собой разумелось, что колокола будут звонить немецкие и в Германии – в честь победы.
Но французская газета «Матэн» иначе истолковала это сообщение: «Согласно «Кёльнише цайтунг», служителей церкви города Антверпена заставили звонить в колокола, когда город был взят».
Информация «Матэн» не прошла незамеченной в редакции лондонской «Таймс». Сославшись на «Матэн», она написала: «Бельгийские священники отказались звонить в колокола в честь сдачи немцам Антверпена, после чего их лишили права служения».
Итальянская «Коррьера делла сера» заметила эту публикацию: «Британская «Таймс» сообщает, что несчастные священники, которые отказались звонить в колокола по случаю сдачи Антверпена, приговорены немцами к каторжным работам».
Теперь вновь выступила парижская «Матэн». Круг замкнулся. «Согласно «Коррьера делла сера», – негодуя, писали французские журналисты, – немецкие варвары, захватившие Антверпен, повесили несчастных священников на колоколах головой вниз, – как подвешивают настоящие языки колоколов. За их героический отказ звонить в колокола в честь сдачи города».
Несмотря на потерю близких, артиллерийские бомбардировки, первые авианалеты, сожженные дома, нехватку самого необходимого, большинство граждан до самого конца верили в правоту своей страны. В этой войне все считали, что обороняются от агрессора.
Одна из причин – искусная манипуляция людьми со стороны правительств, которые доказывали, что их дело правое. Правительства воюющих стран использовали весь имеющийся арсенал – плакаты, листовки, газеты, журналы, кинофильмы – для влияния на публику. Искали надежное орудие воздействия на умы и сердца.
К июню 1915 года британское бюро военной пропаганды выпустило книги, официальные документы, памфлеты и речи политиков тиражом в два с половиной миллионов экземпляров на семнадцати языках. Руководитель бюро пользовался советами таких мастеров слова, как Артур Конан Дойл и Редьярд Киплинг.
Стали очень популярны карикатуры. Иллюстрированные журналы процветали. Камеры еще были редкостью (кстати, солдаты охотно платили, чтобы их сфотографировали, – главным образом хотели послать снимок семье, дабы дома уверились, что их сын или муж еще жив). Но черно-белые снимки в журналах казались скучноватыми, а цветные карикатуры нравились, можно было посмеяться – над собственными политиками или над врагами. Издевки над противником, прямые оскорбления вождей противостоящего лагеря утешали.
Юный Владимир Маяковский к своим плакатам сочинял четверостишия:
Австрияки у Карпат
Поднимают благой мат.
Гнали всю Галицию
Шайку глуполицую.
Карикатуры стали оружием пропаганды. По ту сторону океана американские художники рисовали немцев чудовищными убийцами, которые угнетают малые страны Европы и творят невероятные преступления против мирного населения; тем самым они помогли США вступить в войну.
В сентябре 1916 года управляющий отделом печати МИД Александр Иосифович Лысаковский отправил письмо директору дипломатической канцелярии при Огавке Верховного главнокомандования Николаю Александровичу Базили: «Вследствие переданного Вами желания г-на начальника Штаба верховного главнокомандующего быть осведомленным о настроениях в заграничном общественном мнении путем доставления вырезок наиболее интересных статей, появляющихся в зарубежной печати, почитаю долгом представить справку о расходах, вызываемых просмотром газет для Дипломатической канцелярии при Штабе верховного главнокомандующего:
месячный гонорар вольнонаемному чтецу – 200 руб.
то же второму – 150 руб.
барышни для наклеек – 75 руб.
выписывание газет согласно списку – 300 руб.».
Телевидение еще не придумали. Радио и кинематограф не играли столь важной роли, как ныне. Хотя обе стороны снимали пропагандистские фильмы. Например, появилась лента о том, как немцы на оккупированных территориях расстреливают население, в том числе сестер милосердия. Когда фильм попал в Соединенные Штаты, он произвел сильное впечатление на американцев.
Сегодня новости смотрят не выходя из дома. В Первую мировую, чтобы познакомиться с выпуском новостей, шли в кинотеатры. Это были часовые программы: новости, развлечения и путешествия – все вместе. Благодаря кинодокументалистам люди впервые смогли увидеть тех, о ком прежде только читали в газетах, сильных мира сего – монархов, политиков и генералов. Развлекательных сюжетов было больше, чем репортажей с поля боя. Кинокамеры были тяжелыми, с такими не набегаешься, поэтому их устанавливали в удобном месте и снимали парады, спортивные соревнования и королевские свадьбы.
После начала войны британский военный министр фельдмаршал лорд Гораций Герберт Китченер ввел цензуру: запретил снимать боевые действия и солдат в окопах. Такие же ограничения ввели и немцы. По мере того как война затягивалась и число жертв росло, обе стороны осознали пропагандистскую ценность кинохроники. В 1916 году британское командование организовало съемки битвы на Сомме. Фильм увидели двадцать миллионов зрителей. На следующий год британское правительство купило кинокомпанию, которая получила эксклюзивное право на съемки фронтовых операторов.
В январе 1916 года министр иностранных дел Сазонов обратился к начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Михаилу Васильевичу Алексееву:
«Широкое распространение, полученное кинематографом, выдвинуло его значение как весьма действительного способа воздействия на общественное мнение. Во вверенном мне министерстве возникло предположение использовать этот способ влияния на общественное мнение в наших интересах и, в первую очередь, применить его в Румынии, а затем в Швеции и в Соединенных Штатах.
Успешное распространение лент возможно при условии предоставления их владельцам кинематографов безвозмездно или за дешевую плату. Организация дела требует таким образом известного ассигнования. Имею честь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с просьбой о содействии скорейшему разрешению денежной стороны дела».
Но главную роль сыграли плакаты. Именно они сильнее всего влияли на простых людей. Они были повсюду – на станциях, на городских улицах, в автобусах. В каждой стране художники придерживались своего стиля и дизайна. Но одно было общим – стремление сплотить людей, поддержать их уверенность в собственной правоте и неминуемой победе. Не стеснялись пользоваться эмоциональным шантажом. В 1915 году выпустили плакат, на котором дети спрашивали отца: «Папа, а что ты делаешь для Великой войны?»
«Ты нужен своей стране!» – этот призыв военного министра лорда Китченера – один из самых ярких примеров военной пропаганды. Так же как плакат 1917 года американского художника Джеймса Монтгомери Флэгга, на котором Дядюшка Сэм указывает пальцем на зрителя и говорит: «Ты нужен мне для армии США»; это был призыв записываться добровольцем в вооруженные силы. Причем в образе Дядюшки Сэма художник изобразил самого себя. Плакат разошелся четырехмиллионным тиражом. Образ оказался настолько успешным, что использовался и во Вторую мировую.
При этом к живописцам относились с недоверием. Бдительные люди доносили в полицию на художников, подозревая в них немецких шпионов, которые рисуют объекты военного значения – укрепления, железнодорожные вокзалы и казармы. Мало того, всем казалось, что художники не заняты важным делом оборонного значения, отлынивают от общественного труда, не вносят своего вклада в общие усилия.
В Англии несколько известных художников были задержаны агентами Скотленд-Ярда, которые искренне считали их немецкими шпионами. В стране в первый месяц войны возбудили аж девять тысяч дел по обвинению в шпионаже! Но так много шпионов не бывает. В конечном счете осудили 29 человек. Остальные случаи были плодом возбужденного воображения.
За всю войну в Тауэре казнили одиннадцать шпионов. На рассвете 6 ноября 1914 года Карл Ханс Лоди, обер-лейтенант германской военно-морской разведки, был расстрелян в Тауэре за шпионаж в пользу кайзера. Первая казнь в Тауэре за сто лет. Вторым казнили другого пойманного агента – Карла Фредерика Мюллера, который писал донесения в Германию лимонным соком, чтобы цензор не смог прочитать.
Всего Германия направила в Англию 120 агентов, поймали 65. Первых шпионов судили открыто, это возбудило еще более сильные враждебные чувства среди англичан: значит, враги среди нас! Штат контрразведки МИ-5 был увеличен в несколько раз и достиг 844 человек. Во время войны создали и секретную разведывательную службу МИ-6.
Особо берегли шифры. В начале 1915 года министр иностранных дел Сазонов инструктировал все дипломатические представительства России: «Возникла настоятельная необходимость обставить в наших заграничных установлениях охрану секретнейших документов и ключей. Надлежит иметь в виду обеспечение этих материалов не столько от покражи, сколько от кратковременной выемки, особенно в ночное время, для снятия с них фотографии. Секретнейшие документы и шифры в наших посольствах и миссиях должны храниться в железных шкапах или безопасных комнатах. Шкапы или замки не должны быть ни германской, ни австрийской выделки, ни местного производства».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.