Заключение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заключение

Чем закончить биографию? Вопросом: удалось ли герою достичь целей, которые ставил перед собой? Вступая в Красную армию, Жуков хотел служить своей стране, советскому строю и правящей партии. Ему это удалось. Кроме того, он способствовал спасению родины и существовавшего режима. Да, цена победы оказалась страшной. Но цена поражения была бы еще страшней. Имелась ли у него такая цель, как превращение Красной армии в современный, то есть автономный институт? Да, на сей счет не может быть никаких сомнений. Не поняв, что главным препятствием для достижения этой цели является плотный контроль партии над армией, Жуков разбил голову об это препятствие. Здесь он потерпел поражение.

Еще один вопрос: место его героя в истории. В российской истории, как мы уже говорили, Жуков стоит в одном ряду с Суворовым и Кутузовым. Это единственный военачальник советского периода, о котором русский народ будет еще долго хранить память, точно так же, как хранит память о Суворове, погребенном в Александро-Невской лавре Санкт-Петербурга, и Кутузове, чей кенотаф находится перед Бородинской панорамой в Москве.

Гораздо более интересен вопрос о месте Жукова в военной истории.

Если речь идет о том, чтобы определить место маршала в истории Великой Отечественной войны, то ответ прост. Ни один из советских военачальников высшего ранга не может быть поставлен в один ряд с Жуковым. В 1939–1940 годах он единственный советский генерал, в чьем активе была крупная победа на Халхин-Голе; в то же самое время Тимошенко и Мерецков, не говоря уже о Ворошилове, добились весьма скромных успехов в Финляндии. В 1941 году, будучи начальником Генштаба, он сохранил хладнокровие при разгроме, равных которому в истории было крайне мало. Если в первые дни он ничего не мог сделать, даже усугублял ситуацию, уступив насаждавшемуся в Красной армии стремлению к наступлению, то, по крайней мере, раньше всех понял, что происходит и что следует делать в данной ситуации, как в оперативном, так и в стратегическом плане. Он также первым осознал необходимость сокращения командных инстанций всех уровней, чтобы решить проблему нехватки офицерских кадров, и увидел слабое развитие средств связи. Он успешно действовал под Ельней и Ленинградом, вдохнув отвагу в бойцов и командиров, в то время как командующие на других направлениях либо потерпели поражение (Павлов, Кузнецов), либо не добились успеха (Тимошенко). В октябре Конев и Еременко, выставляемые в качестве его соперников, опозорились под Вязьмой и Брянском. Когда у многих опустились руки, Жуков исправил ситуацию, ставшую катастрофической в результате этих поражений, вернул веру в свои силы разбитой армии и растерявшемуся партаппарату. Он восстановил фронт, потом руководил оборонительным сражением, измотавшим противника, отступая шаг за шагом и контратакуя при каждой возможности. С поразительным хладнокровием, когда неприятель стоял на подступах к столице, он накапливал силы, вопреки давлению Сталина и угрозам Молотова. Наконец ему удалось провести успешное контрнаступление с армией, которая по своему типу была скорее армией Первой мировой войны, в которой лыж было больше, чем танковых траков. Он был первым военачальником, кто в полевом сражении нанес поражение германской армии и ее лучшим военачальникам: Боку, Гудериану, Гёпнеру, Рейнхардту… В советской армии ему не было соперников.

К середине 1942 года у него появились конкуренты. Ватутин и Рокоссовский стали командующими армиями, Василевский фактически возглавил Генеральный штаб. Летом Жуков не самым лучшим образом проявил себя под Ржевом, но ведь в то же время на юге другие генералы действовали не просто хуже, чем он, а катастрофически плохо. Ему и Василевскому принадлежит заслуга гениального плана «Уран», но, проводя операцию «Марс», он снова потерпел неудачу под Ржевом. В 1943 году он убедил Сталина принять решение, приведшее к победе под Курском, хотя обратил на себя внимание Сталина Рокоссовский, отличившийся в этой битве своими успешными действиями. В 1944 году Ватутин погиб, Рокоссовский и Конев блестяще командовали фронтами, но Жуков в том же качестве действовал на Украине не хуже их. Хотя ему не удалось удержать в окружении и уничтожить немецкую I танковую армию, эту неудачу с ним должен разделить Конев, который к тому же полностью провалил вторжение в Румынию. Его вклад в разработку операции «Багратион», после которой немецкая армия на Восточном фронте так и не смогла оправиться, так же значителен, как Антонова, преемника Василевского в Генштабе, и Рокоссовского. В 1945 году Жуков, Конев и Рокоссовский блестяще командовали тремя основными фронтами. Два генерала и будущих маршала, действовавшие южнее, Малиновский и Толбухин, стали командующими фронтами в 1943 году. Их успехи не могут сравниться с победами членов первой тройки, успех в Венгрии достался им дорогой ценой. Малиновский, правда, очень успешно действовал в 1945 году в Маньчжурии. Он же был единственным теоретиком среди вышеупомянутых командующих фронтами, включая и Жукова.

У каждого из этих военачальников был свой стиль. Рокоссовский был мастером маневра, его планы были изящными, он был наиболее «немецким» из советских командующих. Ватутин обладал храбростью, возможно даже излишней; также для него характерно неумение организовать работу подчиненных и желание все делать самому. Стиль Конева больше всего похож на стиль Жукова: его тоже отличали простота замысла, скрупулезность в сборе разведданных о противнике, тщательность подготовки операции, упорство в достижении результата. Но ни он, ни Рокоссовский не командовали одновременно несколькими фронтами, в отличие от Жукова. Что касается Василевского, это был исключительно талантливый организатор, штабист, превосходно чувствовавший себя в кабинете, среди карт и планов, но он не любил запаха пороха. Он успешно командовал войсками на поле боя только при условии, что при нем были компетентные командующие фронтами, как под Сталинградом, так и позднее в Маньчжурии. И Жуков находился на высших командных должностях дольше, чем любой из его коллег. Успех его действий трижды за войну имел решающее значение: под Москвой, под Сталинградом и под Курском, то есть в трех крупнейших битвах этой войны. И это не считая того, что он по 1943 год оставался главным военным советником Сталина. С какой стороны не подходи к проблеме, ни один красный маршал не может соперничать с ним по важности одержанных успехов.

Является ли Жуков величайшим полководцем в русской истории? Сравнения его с генералиссимусом Суворовым и фельдмаршалом Кутузовым бессмысленны, настолько сильно военное дело изменилось с конца XVIII века по середину XX. Качества, необходимые полководцам этих разных эпох, тоже весьма сильно различались. И если сказать, что Жуков обладал энергичностью и гипернаступательным духом Суворова или что он, как Кутузов, обладал стратегическим мышлением, это никак не поможет разрешить вопрос. Тем не менее у Жукова с Кутузовым есть еще одно общее обстоятельство, которое способствовало созданию «жуковского мифа»: оба они выиграли «отечественную войну», в которой России приходилось сражаться с теоретически более сильным противником. Как и фельдмаршал Александра I, Жуков может носить двойной титул: спасителя России и победителя мощной военной машины: первый – Великой армии, второй – вермахта.

Определить место Жукова в ряду великих военачальников Второй мировой войны задача более трудная. Претендентов много, а действовали они в очень разных военных системах. С 1939 по 1945 год Жуков занимал очень разные посты: командира корпуса, командующего фронтом и группой фронтов, начальника Генштаба и еще две должности, существовавшие только в Красной армии: заместителя Верховного главнокомандующего и представителя Ставки. Для каждого поста, каждой должности требовались свои качества, не всегда необходимые на другом. Прежде чем сравнивать Жукова с другими военачальниками Второй мировой, следует сказать, что сам его жизненный путь ставит его особняком от них. Он самоучка. Три класса начальной школы и несколько месяцев военных курсов весьма посредственного уровня дали ему не слишком большой багаж знаний, если сравнить его с образованием его противников и союзников. Манштейн, сын генерала, близкого к Гинденбургу, как и положено отпрыску прусского дворянского рода, получил основательное образование в кадетском корпусе. Макартур, тоже сын генерала, начальник военной академии Вест-Пойнт, также полностью принадлежал к военному истеблишменту. Монтгомери, внук крупного колониального администратора, учился в Сент-Пол’с Скул и Сандхерсте. Эти трое происходили из класса, привыкшего командовать. Зато у сына сапожника была возможность изучать самые оригинальные военные труды своего времени и лично общаться с их авторами: Свечиным, Триандафилловым, Иссерсоном, Тухачевским. Его военный опыт тоже был особым. В Первую мировую он воевал на подвижном восточном фронте, где проводились крупные наступательные операции; война здесь была совсем не похожа на ту позиционную окопную войну с почти неподвижной линией фронта, которая велась на Западе. Опыт четырех лет Гражданской войны в России, с использованием крупных кавалерийских соединений, перебрасываемых на огромные расстояния, с рейдами и контрповстанческими операциями, несравним с приобретенным Гудерианом, Монтгомери и Макартуром. Он, как и офицеры рейхсвера, но по другим причинам готовился к войне нового типа, а не к повторению той, что шла с 1914 по 1918 год.

Жуков служил в армии, не похожей ни на одну другую. Это был огромный и мощный, но при этом громоздкий и не слишком удобный инструмент, имевший свои источники силы и свои специфические слабости. Сила Красной армии заключалась в очень ранней мобилизации промышленности, в огромных людских ресурсах, в передовой военной доктрине и, начиная с 1942 года, в великолепном Генеральном штабе. Недостатки ее тоже были велики. Сверхполитизирован-ная, находящаяся под неослабевающим контролем единственной в стране политической партии и органов госбезопасности, она подчинялась суровому вождю, строго спрашивавшему с ее командиров за любые ошибки. Но это же было ее силой: как иначе заставить подчиняться неустойчивый рядовой состав? И слабостью: как в подобных условиях получить профессиональный офицерский корпус? Она вступила в войну совершенно дезорганизованной, особенно это относилось к ее офицерскому корпусу. Солдатская масса была расколота по национальному, социальному и политическому признакам. Такого не было ни в однородных армиях Соединенных Штатов и Соединенного Королевства, состоявших из солдат-граждан, ни в вермахте (по крайней мере, до 1943 года), сплоченном вокруг старых профессионалов прусско-германской школы и твердо верившем в своего фюрера. Армия, в которой служил Жуков, была разнородной, многонациональной, плохо обученной и недисциплинированной. Это была армия не преодолевшей свою техническую отсталость страны, в которой было мало специалистов, население которой находилось под воздействием крестьянской анархии. Был ли у Жукова выбор стиля руководства при таком «человеческом материале»? Мог ли он командовать иначе, чем страхом? В этом можно усомниться, пусть даже его темперамент и адаптация к сталинской системе способствовали принятию им такой системы управления.

Крупный военачальник XX века должен был обладать тремя достоинствами: традиционными профессиональными качествами полководца; четким пониманием природы современной войны; привилегированным доступом к политическому центру принятия решений.

Традиционные качества полководца, думаем, хорошо известны. Глазомер, правильная оценка обстановки, серьезная подготовка, организационные способности, энергичность, храбрость, воля, личное присутствие, стальные нервы – список этот каждый дополняет его по своему разумению. Жуков обладал ими всеми. Некоторыми в очень большой степени: его воля к победе была непреклонной, он с маниакальной скрупулезностью относился к подготовке операций, никому не позволял оказывать на него влияние, а его уверенность в себе доходила до самоуверенности. Он отличался на всех уровнях: тактическом, оперативном, стратегическом, логистическом. В числе его достоинств следует упомянуть решительность и умение сосредоточить силы, четкое понимание цели и способность пойти на риск, очень хорошо просчитанный. Он великолепно владел практическими элементами оперативного искусства: эшелонирование сил на тактическом и оперативном уровнях, взаимодействие различных родов войск, прорыв тактической обороны противника, ввод в него мобильных сил и развитие его в глубину. Упреки его полководческого стиля в отсутствии изящности основываются на значении, придававшемся им «артиллерийскому бою», и использовании танков не для систематического окружения противника, а для рассечения его расположения. В 1942 году Жуков проводил операции на глубину 150–200 км, в 1944-м – на глубину 400 км, а в 1945-м – на 500 км. Да, у него не найти изящных тактических приемов того же Манштейна. Его манера грубее, как и его армия, но зачастую она гораздо эффективнее. Справедливости ради следует отметить, что он не всегда умел использовать созданные им же самим ситуации и способностью оценивать свои возможности не превосходил Манштейна.

Жуков понимал современную войну одновременно как полную мобилизацию сил народа и государства и как длительный процесс, как серию операций, выгрызающих стратегическое пространство противника. Организации тыла и снабжению войск он придавал первостепенное значение, гораздо большее, чем придавали этому вопросу его противники, немцы, и его коллеги, например Ватутин, хотя тот часто простирал заботы об этом даже слишком далеко.

Наконец, он имел прямой доступ к Сталину и умел заставить прислушиваться к своему мнению. Его откровенность, серьезность, строгость в одежде, отказ от алкоголя и курения нравились хозяину Кремля, который терпеть не мог расхлябанность и поэтому особенно ценил строгость своего маршала в вопросах дисциплины. В июле 1941 года Жукову удавалось убеждать Верховного главнокомандующего в своей правоте по таким вопросам, как приоритет московского направления и полная перестройка армии с целью облегчения и упрощения ее организации. В 1942-м он добился увеличения срока, отведенного на подготовку операции «Уран» – контрнаступления под Сталинградом. В следующем году убедил скептически настроенного Сталина перейти к обороне под Курском, а в 1944-м – выбрать в качестве главного направление Минск – Варшава – Берлин. Следует отметить, что с 1942 года он был не один: Василевский поддерживал его во всем, что обеспечивало не явное, но постоянное давление на Сталина. Этот тандем представляет собой уникальное явление в военной истории, если не считать того, который, правда, на другом уровне, образовывали Маршалл и Эйзенхауэр. С 1941 по 1944 год Жуков, будучи начальником Генштаба, а затем заместителем Верховного главнокомандующего и близким соратником Василевского, являлся одним из немногих людей, помимо Сталина, кто имел достаточно полное и точное представление о людских и материальных ресурсах СССР. Тот же Манштейн мало что знал об общем положении рейха, и это, возможно, сыграло не последнюю роль в его ошибочной убежденности в превосходстве вермахта над Красной армией.

Посмотрим теперь на военачальников союзников – может, среди них найдется хоть один, который превосходит Жукова? Но он командовал крупными объединениями намного дольше, чем любой из них. Монтгомери стал играть важную роль только после сражения при Эль-Аламейне, то есть незадолго до окружения Паулюса в Сталинграде: Жуков к тому времени имел уже трехлетний опыт войны и под началом у него бывало до 11 армий одновременно. Как и Жуков, «Монти» являлся сторонником тщательного планирования операции, скрупулезной подготовки к ней, терпеливого накапливания сил. Как и Жуков, он не слишком ладил со своими подчиненными и равными по положению военачальниками и в конце концов остался в полном одиночестве. У него было ясное понимание стратегической ситуации, но ему не хватало решительности, из-за чего он упустил много благоприятных случаев. Король позиционного сражения, он не умел использовать свои успехи, показал неспособность к импровизации и в конце концов оказался непригодным к маневренной войне. Паттон стал командующим армией лишь в июле 1943 года, а крупные операции провел только в Нормандии, на Мозеле и в Германии. Не имел он и того влияния на общий ход войны, какое было у Жукова. Однако с советскими генералами его роднят дерзкая смелость, воля к победе, грубость в обращении с ленивыми и бездарными подчиненными. Эйзенхауэр прекрасно проявил себя как военный лидер коалиции – Жукову такая задача не досталась – и проявил незаурядный политический талант, которого у советского маршала не было. Но он всегда командовал войсками из штабов и никогда на поле боя. Судя по его способности сплачивать и воодушевлять коалицию, он был в равной степени и дипломатом, и полководцем. Он единственный, о ком можно сказать, что его влияние на ход Второй мировой войны сопоставимо с влиянием на нее Жукова. Дуглас Макартур вне игры: он командовал лишь в Азии. Тем не менее у него есть общая черта с Жуковым: потерпев поражение в начале войны, он сумел разгромить противника после долгой серии блестяще проведенных операций.

С немецкой стороны все крупные военачальники, кроме Роммеля, прославились на Восточном фронте. Роммель был превосходным тактиком, но часто упускал из виду оперативную цель, поскольку ему было неизвестно понятие «операция» с ее ритмом, паузами, критическим моментом и связью с последующей. О стратегии он не имел ни малейшего представления. Взгляд его был острым, но смотрел он недалеко. Часто он вел себя как азартный игрок, не умеющий вовремя остановиться и закрепить свои победы. Жуков же никогда не гонялся за блестящим тактическим успехом. Гудериан похож на Роммеля, хотя отличался большим размахом. Ему удалось отчасти предугадать природу будущей войны и ту важную роль, которую в ней предстояло сыграть танковым войскам. Если он обеспечил успех Французской кампании 1940 года своим умением не подчиниться приказу – еще одно качество немецких генералов, немыслимое в Красной армии,  – он никогда не командовал ничем больше армии, да и то на протяжении всего нескольких месяцев. Его полководческий стиль – чисто немецкий: главным понятием для него была храбрость, и это приводило к ненужному риску, а в итоге, как сказал о Манштейне Сталин, к «авантюризму». На посту начальника Генерального штаба сухопутных сил (ОКХ) с июля 1944 по март 1945 года он действовал неудачно, а отсутствие у него реализма во взглядах на исход войны граничило со слепотой.

Манштейн был наиболее талантливым из «генералов дьявола». Он был отличным тактиком, что доказал, командуя корпусом во Французской кампании, а затем летом 1941 года на ленинградском направлении. Он превосходно проявил себя и на штабной работе. Его шедевром в этой области стал план «Гельб» («Желтый»), повергнувший Францию в 1940 году. Командуя с сентября 1941 по сентябрь 1942 года армией, он отличился в Крыму. В дальнейшем он на протяжении полутора лет командовал группой армий «Юг». Ему не удалось спасти окруженную в Сталинграде VI армию, но он сумел вывести из трудной ситуации группу армий А, углубившуюся на Кавказ. Его контрнаступление на Харьков в феврале-марте 1943 года получило незаслуженно высокую оценку. Потери, нанесенные им советским войскам, были невелики, при том что превосходство в технике очень значительно. Но его хладнокровие в ходе отступления декабря 1942 – февраля 1943 года поражает. Под Курском, несмотря на его позднейшие заявления, он не смог разбить Ватутина. С интеллектуальной точки зрения Манштейн был антиконформистом. Жуков в своих воспоминаниях назвал его «одним из способнейших и волевых полководцев немецко-фашистских войск». Атаковать внезапно, нанести удар там, где никто не ждет, вопреки всякой логике,  – таким был его стиль и его сильные стороны. Этот свой стиль он проявил и разрабатывая план «Гельб», и на поле боя, когда успешно наступал в Крыму в мае 1942 и когда в декабре 1942 бросился на помощь окруженному Паулюсу по наиболее длинному пути (и потерпел неудачу), наконец, на Днестре, когда переиграл Жукова, выводя I танковую армию на запад, а не на юг. Манштейн, так же как Жуков, был полководцем наступления, но более дерзким, более хитрым и лучше владевшим искусством маневра. Его можно сравнить с Ли, Жукова – с Грантом. (Американские полководцы времен Гражданской войны в США (1861–1865): Роберт Эдвард Ли (1807–1870), главнокомандующий армией южной Конфедерации; Улисс Симпсон Грант (1822–1885), главнокомандующий (с марта 1864) армией северян, впоследствии президент США.  – Пер.) К недостаткам Манштейна следует отнести то, что он, придерживаясь устаревшей концепции войны, постоянно искал решающего, генерального сражения, невозможного в современную эпоху. Этот мощный ум действительно не понимал советского военного искусства. С июля 1943 по март 1944 года он действовал на Украине, но ничего не сделал, только нанес несколько контрударов и отступил на 500 км, продолжая при этом доказывать Гитлеру, что войну еще можно выиграть «одним решающим ударом». Он так никогда и не признает глобального превосходства противника, и все ошибки свалит на фюрера. В отличие от Жукова он никогда не признает за собой ни единой ошибки. Гордыня, спесь, убежденность в собственном превосходстве и презрение к противнику – вот те недостатки, которые в итоге в значительной степени свели на нет его достоинства.

Остается Вальтер Модель. В карьере он не достиг уровня Жукова, поскольку только с 1944 года стал командующим группой армий. Но он, возможно, являлся лучшим германским генералом. Суровый и даже безжалостный, резкий со своими офицерами, изобретательный, дьявольски ловкий в обороне, он обладал ясным пониманием поставленных перед ним оперативных задач. С Жуковым его сближает умение драться до конца в самых безнадежных ситуациях, не думая ни о сдаче в плен, ни о выступлении против режима. Он был таким же убежденным национал-социалистом, преданным фюреру, как Жуков был твердым коммунистом, безусловно верным вождю. Он определенно одержал верх над Рокоссовским под Курском, дважды нанес поражение Жукову подо Ржевом и спас от полного разгрома армию после Орловской битвы (1943), группу армий в Прибалтике и на центральном участке фронта после катастрофической для немцев операции «Багратион». Всякий раз он умел вернуть храбрость разбитым войскам и найти силы для контратак, стабилизировавших ситуацию. К нему, как и к Жукову, подходит высказывание британского генерала О’Коннора: «Я не назову военачальника по-настоящему способным, пока он не сумел выправить ситуацию после тяжелого поражения и после продолжительного отступления». Ни одной армии, кроме Красной, не доводилось пережить сокрушительного поражения, после которого одержать столь полную победу. Жуков – единственный военачальник Второй мировой войны, причастный к тому и к другому.

Наш вывод прост: на Европейском театре Второй мировой войны было всего два выдающихся полководца – Дуайт Эйзенхауэр и Георгий Жуков. Эта невероятная пара разгромила вермахт. Видимо, осознание обоими их особой роли объясняет превосходные личные отношения между этими такими разными людьми. Предоставим заключительное слово Эйзенхауэрам. Отец, Дуайт, сказал о Жукове: «Я восхищен полководческим дарованием Жукова и его качествами как человека». И: «Объединенные Нации обязаны этому полководцу больше, нежели любому другому генералу». Сын, Джон, 23-летний лейтенант, был рядом с отцом в августе 1945 года во время его официального визита в СССР. В конце банкета, данного руководителями Ленинграда, Жуков попросил его произнести тост. Молодой человек сказал: «Я слышал, как вы славили лидеров союзных стран, маршалов, генералов, адмиралов и поднимали за них бокалы. А я хочу предложить тост за самого важного русского всей Второй мировой войны. Господа, прошу вас поднять бокалы за простого солдата Красной армии»[924]. Эхом этого тоста звучат «Воспоминания» Жукова. Они посвящены не ленинской партии и не Советскому государству, а «советскому солдату».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.