Если нет своей агентуры…

Если нет своей агентуры…

Тихоокеанская эскадра российского флота, блокированная японцами в Порт-Артуре, бездействовала, несмотря на то что шел четвертый месяц Русско-японской войны. В связи с этим в апреле 1904 г. было решено направить ей на выручку (с Балтики на Дальний Восток) 2-ю Тихоокеанскую эскадру под командованием адмирала З.П. Рождественского.

Предстоящий поход широко обсуждался отечественной и зарубежной прессой. Большинство газет полагали, что Япония и ее союзница Англия не останутся равнодушными к отправке столь значительного подкрепления осажденным и обязательно предпримут меры для создания препятствий переходу эскадры на театр военных действий (ТВД). И они были правы: с целью деморализации русских моряков японская разведка подготовила и успешно провела психологическую диверсионную акцию.

С помощью целенаправленной работы со СМИ в сознание экипажей 2-й Тихоокеанской эскадры вселялось чувство тревоги, страха перед происками «коварного врага». Пресса настойчиво муссировала слухи о планируемых ночных нападениях на русские корабли японских миноносцев и подводных лодок уже в водах Балтийского и Северного морей, о возможности минирования узких проходов и закупорки фарватеров затоплением судов. Все эти панические газетные предположения на фоне изнуренной круглосуточной работы экипажей по превращению недостроенных и старых кораблей в боевые единицы пагубно отражалось на психологическом состоянии личного состава команд. Морские офицеры, прибывшие в Петербург из блокированного Порт-Артура, с удивлением отмечали повышенную нервозность в экипажах. Подобного не наблюдалось даже среди моряков Тихоокеанской эскадры, воевавших в тяжелейших условиях морской блокады.

В документе Главного морского штаба от 4 августа 1904 г. значилось: «.Полученные сведения о готовящихся покушениях японцев на 2-ю Тихоокеанскую эскадру заставляют ожидать, что неприятель будет предпринимать попытки не допустить ее уход или нанести столь тяжкие повреждения, что уход ее будет отложен на более или менее продолжительный срок. Вследствие этого необходимо приложить все усилия, чтобы обеспечить безопасный выход 2-й эскадры из Балтийских вод, для чего полагалось бы теперь же организовать охрану ее в самых широких размерах. Расходы на проведение означенных выше мер отнести на военный фонд». По существу впервые в истории российского флота планировалась широкомасштабная операция по агентурному обеспечению перехода эскадры кораблей флота по определенному маршруту.

В сентябре 1904 г. русской полиции удалось арестовать по подозрению в шпионаже двух японских агентов — служащих петербургской пароходной компании Потемкина, японцев по национальности. Как выяснилось в ходе следствия, оба они были капитан-лейтенантами японского императорского военно-морского флота и занимались добыванием и передачей для правительства Японии сведений об эскадре адмирала Рождественского.

Разведывательная информация передавалась в японское посольство в Петербурге, которое, в свою очередь, по каналам дипломатической почты пересылало ее по двум адресам: в посольство в Берлине и в Токио. Берлинская почта предназначалась для японского капитан-лейтенанта, путешествующего по Европе.

Отсутствие в системе Морского министерства России необходимых агентурных источников заставило его по этому поводу срочно вступить в переговоры с Департаментом полиции Министерства внутренних дел. Их успеху способствовали два обстоятельства:

— во-первых, департамент длительное время занимался на флоте политическим сыском и имел среди его личного состава обширную сеть осведомителей;

— во-вторых, на эту операцию был выделен полумиллионный кредит, который полностью переходил полицейскому ведомству в случае его согласия на ее осуществление.

В конечном итоге Департамент полиции обязался предоставить для агентурной разведки флота свой заграничный аппарат с секретными сотрудниками. Однако здесь следует отметить, что качество полицейской агентуры было очень низким. Это связано с тем, что ряд секретных сотрудников вербовался охранным отделением из числа революционеров, ставших таковыми случайно и не имевших твердых политических убеждений. Некоторые из них, запуганные карами и угрозами, только за одно свое освобождение из-под ареста соглашались на все. Одному из таких агентов директор Департамента полиции А.А. Лопухин и поручил дело организации охраны агентурными методами пути следования 2-й Тихоокеанской эскадры в датских, шведско-норвежских водах и на северном побережье Германии. Им оказался заведующий берлинской русской политической агентурой коллежский советник A.M. Гартинг.

Гартинг A.M. начал свою карьеру в полиции секретным агентом в начале 1880-х гг. Во время учебы в Горном институте столицы Аркадий Михайлович Гартинг (в то время Авраам Михайлович (Мойшевич) Геккельман) примкнул к народовольцам и был вскоре арестован. В 1882 г. он стал агентом полиции: завербован руководителем политического сыска в России жандармским подполковником — инспектором Петербургского охранного отделения Г.П. Судейкиным. Офицер сыграл на личных качествах объекта (безмерное честолюбие, стремление к блестящей карьере и быстрому повышению по службе), объяснив ему, что все мечты могут быть им похоронены, если тот не согласится на тайное сотрудничество с правоохранительными органами. Так и «родился» законспирированный провокатор, агент охранки, сделавший сногсшибательную карьеру: стал впоследствии легальным статским генералом Министерства внутренних дел. Но об этом позже.

В конце 1880-х гг. по рекомендации охранного отделения Геккельман переводится в Дерптский университет, в студенческой среде добивается лидерства, возглавляет подпольный революционный антиправительственный кружок. Отличается активностью, показывает себя приверженцем крайних мнений, самых опасных планов и рискованных действий. При этом всегда добивается преждевременной развязки событий.

Члены подпольной организации по его указанию наладили активные связи с революционерами Петербурга, Москвы и Киева. В 1885 г. Геккельман выдал полиции наиболее активных членов кружка, а вместе с ними и глубоко законспирированную типографию молодой партии «Народная воля» в Дерите.

Заподозренный в предательстве, он с помощью охранки с паспортами на имя Абрама Ландезена (имея также в тайнике документы на фамилии Петровский, Бейер) срочно выезжает в Париж. В парижской эмигрантской среде его встретили с глубоким сочувствием и трогательной заботой, как одного из немногих революционеров, уцелевших во время массовых арестов в России. Вскоре он стал пользоваться неограниченным доверием у окружающих. Осведомленный охранным отделением о деятельности всех революционных кружков в Париже, провокатор возглавил работу политических террористических организаций. На сходках выступал всегда горячо и убежденно, подстрекал присутствующих к активному террору, сумел сплотить вокруг себя всех сторонников крайних мер. Он энергично настаивал на новом покушении на царя Александра III и дальнейшем развитии освободительного движения в России. Выдавая себя за состоятельного человека, на валютные средства, полученные от полиции, он финансирует создание во французской столице мастерской по изготовлению бомб, предназначенных для покушения на русского императора, визита которого ожидали во Франции.

28 мая 1890 г. он распределил весь запас изготовленных взрывных устройств по квартирам революционеров и по совету своих кураторов из Петербурга оповестил об этом французскую полицию. Утром 29 мая были арестованы 27 членов русской политической террористической организации. Впоследствии они предстали перед судом в Париже. Их защищал адвокат Александр Мильеран — будущий министр финансов Франции. Во время судового процесса он заявил, что его подзащитные стали жертвами гнусной провокации Абрама Ландезена — руководителя и идеолога организации. Защитник потребовал от суда немедленного ареста провокатора, но лишь 18 июня следователь подписал соответствующий ордер.

А тем временем агент в комфортабельной каюте первого класса следовал в Одессу. Между тем Сенским уголовным судом Парижа русские террористы были приговорены к трем годам тюремного заключения. Ландезен заочно осужден на пять лет тюрьмы.

Цареубийственная операция 1890 г. помогла провокатору не только отличиться, ной с подачи полиции приобрести известность в высших сферах Петербурга. Его «патриотический» поступок убедил царя, что, вскрыв коварные замыслы террористов, Ландезен спас ему жизнь. Провокатор выгодно женился на богатой бельгийке из Льежа, семье которой представился дипломатом с широкими полномочиями. Царь осыпал его всевозможными милостями и наградами, а при его крещении из иудейской в православную веру разрешил переменить фамилию. Он стал Аркадием Михайловичем Гартингом, коллежским советником, которому служба в качестве секретного агента была засчитана за государственную.

В 1902 г. в целях надзора за нелегально отправляющимися в Россию революционерами и переправкой в страну политической контрабанды в Берлине с согласия германского правительства учреждается самостоятельная агентура, службу которой возглавил фон Гартинг.

В июле 1904 г., облеченный особым доверием и чрезвычайными полномочиями, фон Гартинг с паспортом на имя Арнольд и полномочиями на бесконтрольное использование огромных кредитов для охраны эскадры прибывает в Копенгаген (Дания была выбрана основной базой для проведения операции ввиду преобладания в стране антияпонских настроений и ее территориальной близости к России). Арнольд развернул дело с исключительной широтой и желанием видеть всюду покушения и заговоры. В своем отчете об организации охраны пути следования 2-й Тихоокеанской эскадры в датских и шведско-норвежских водах, а также на северном побережье Германии он писал: «По прибытии 2 июля 1904 г. в Копенгаген немедленно приступил к изучению географического и этнографического положения стран, в коих надлежало мне вести предлагаемую агентурную организацию, обратив при этом внимание на существующее настроение к России местного населения, в особенности руководящих сфер. По сопоставлении особенностей подлежащих моему надзору местностей выяснилось, что наиболее центральным пунктом для руководства организации является Копенгаген. Имея постоянною и неотступною заботой не совершить каких-либо неосторожных действий, могущих вызвать нарушение нейтральности Дании, Швеции, Норвегии и Германии, а равно имея в виду, что в наибольшем общении с прибрежным населением находятся не полицейские власти, а элементы, занимающиеся морской торговлей, я приложил все старания заручиться их доверием и убедить принять участие в охране нашего флота, несмотря на то обстоятельство, что посланники в Копенгагене и Стокгольме не допускали мысли, что при существующем настроении общественного мнения в Дании, Швеции и Норвегии вряд ли удастся найти людей, готовых оказать содействие в моем деле».

Японская разведка тоже не дремала. Упомянутый выше японский капитан-лейтенант, путешествующий по Европе, находясь в Скагене, самом северном пункте Дании, получил почтой пакет с информацией из Берлина, которую успели передать через посольство агенты, арестованные в Петербурге в сентябре 1904 г. Она служила отправной точкой для планирования агентурных мероприятий по разведке русской эскадры на маршруте ее перехода.

После того как флот Рождественского прошел Скаген, датчане задержали «туриста», который отправлял в японское посольство в Берлине закодированные письма. Власти, заподозрив японца в шпионаже, арестовали его. Однако это существенно не повлияло на ход разведывательной операции: офицер успел создать эффективную сеть информаторов и организовать ее работу. Вдоль всего побережья Европы и Азии, во всех пунктах, куда корабли русского Балтийского флота заходили для пополнения запасов горючего и продовольствия, японцы имели своих шпионов. Эти люди немедленно сообщали в Токио о прибытии и убытии русских кораблей.

В то же время информация от Арнольда часто была сомнительной и противоречивой. Она будоражила воображение командиров боевых кораблей, дезориентировала их, мешала правильно оценить оперативную обстановку.

Сотрудник Главного морского штаба генерал В.А. Штенгер впоследствии вспоминал:

«При первом знакомстве с Гартингом он произвел на меня крайне отрицательное впечатление. Я определенно заявил сослуживцам, что этот чиновник в вицмундире не внушает доверия. Однако многие моего взгляда не разделяли. Апломб у Гартинга был очень большой, говорил он очень много и развивал всякие планы, как он поведет охрану. Вскоре он явился с готовым проектом, согласно которому организовал целую сеть постов по побережью Скагена, обслуживаемых местными жителями, за хорошие деньги, конечно, а сам находился во главе целой местной рыбачьей флотилии, которая должна была крейсировать на пути следования эскадры и сообщать ему о всем замеченном. Для поддержания своих планов он не упускал случая представлять нам все более страшные агентурные сведения, якобы им полученные. Денег он изводил уйму, уезжая в Швецию и организуя там охрану, как он нам объяснял; было ли это, однако, в действительности — сказать затрудняюсь.

Гартинг сообщал нам, что «тогда-то видел двух японских морских офицеров с чемоданом, в котором была мина; видел старый миноносец, видимо купленный и приспособленный японцами»; наконец появились новейшие японские миноносцы, и так далее — одно страшнее другого.

И хотя закрадывалось большое сомнение в справедливости его сведений, надо отдать ему должное: он умел хорошо придать всему оттенок правдоподобия, и так как проверить его не было никаких средств, то и приходилось поневоле все же с его сообщениями считаться. Нас, штабных, было очень мало, и выделять кого-либо на эту проверку в Швецию и Данию было невозможно; свободных офицеров вообще не было. да и, кроме того, такое специальное дело требовало особых людей. Приходилось мириться с положением и пользоваться крайне дорогими услугами присланного нам специалиста».

Содержание более ста человек агентуры Гартинга обходился России ежемесячно в 20 тысяч золотых рублей. Его «секретные» рыбацкие флотилии, вызывавшие саркастические реплики сотрудников Главного морского штаба, также регулярно оплачивались государством и стоили около 30 тысяч рублей в месяц. Целесообразность таких расходов нынешними специалистами морской агентурной разведки ставится под сомнение. Скорее всего, существовала система широкомасштабного разворовывания средств, и не только Гартингом, хотя он и был ключевой фигурой в их списании. Не исключено также, что полицейское ведомство львиную часть «чужих» денег использовало в своих узкокорыстных интересах, ведь с его тайного агента никто ранее поставленные ему задачи не снимал.

Охранка полностью доверяла своему руководителю операции. Престиж Гартинга в Министерстве внутренних дел был настолько велик, что представители высшей русской императорской дипломатии не рисковали вмешиваться в некоторые, по их мнению, сомнительные операции секретного агента или тем более заниматься перепроверкой его агентурной информации. Однако в связи с тем, что масштабы выплат превышали всякие разумные рамки, Департамент полиции вынужден был все же ограничить бурную коммерческую деятельность своего представителя по организации за границей в этот период собственной торговой фирмы по купле и перепродаже в Россию крупной партии военных кораблей «по выгодно дешевым ценам».

Отдельные донесения резидента по своему содержанию были дезинформацией и создавали на эскадре вице-адмирала З.П. Рождественского повышенную нервозность команд, доводя моряков до галлюцинаций, в виде видений воздушных шаров над кораблями или всплывающих средь бела дня подводных лодок. Командованию постоянно шли донесения о многочисленных минах, поставленных по ходу эскадры. Флагманский корабельный инженер Е.С. Политовский в начале похода писал домой: «Сегодня ночь опасная. Пойдем проливом. Опасаются нарваться на японские мины. Может быть, мин и не будет, но, принимая во внимание, что японские офицеры давно уже приехали в Швецию и, говорят, поклялись уничтожить нашу эскадру, надо опасаться.»

Личный состав отряда броненосцев эскадры, постоянно ориентированный потоком внешней и внутренней информации на происки японцев, в ночь на 9 октября 1904 г. в условиях крайне плохой видимости и дождя в районе Доггер-банки в Северном море принял мирные английские рыболовные суда из Гулля за японские миноносцы, открыл по ним беглый огонь из всех калибров, потопил два судна и повредил остальные. Реакция Англии на «гулльский инцидент» была резкой. Она, угрожая России войной, в ультимативной форме потребовала отстранить от командования весь высший офицерский состав эскадры во главе с З.П. Рождественским. Не исключено, что это в действительности была англо-японская совместная провокация, ставшая основной причиной эскалации конфликта. Война могла разразиться каждую минуту. Однако, учитывая растущее русско-германское сближение, Англия согласилась на передачу дела в специальный международный трибунал, что и было оформлено англо-русской декларацией от 25 ноября 1904 г. Конфликт завершился выплатой Россией денежного штрафа в сумме 65 тысяч фунтов стерлингов.

В 1905 г. вышла в свет книга В. Теплова «Происшествие в Северном море». Автор утверждает, что русская делегация в трибунале располагала неопровержимыми доказательствами о закупке японцами английских миноносцев, об их планах нападения на эскадру, но не могла предъявить на суде ни одного убедительного довода о присутствии у Доггер-банки японских кораблей. Попытки использовать в качестве доказательств агентурные данные Гартинга не увенчались успехом. Предполагалось под соответствующей легендой вызвать в качестве свидетелей команду шхуны «Эллен», якобы завербованную российским тайным агентом и, по его донесению, будто бы видевшую в море японские миноносцы. Однако из соображений конспирации директор Департамента полиции А.А. Лопухин 26 октября 1904 г. в этом отказывает.

10 ноября 1904 г. Департамент полиции уведомил Морское министерство о ходатайстве Гартинга распустить свою организацию, так как считает его миссию завершенной. Последнее ведомство с этим незамедлительно согласилось. Позже снова возник казус, связанный с работой полицейской агентуры: при проходе русских кораблей Суэцким каналом в Красное море их должны были сопровождать нанятые, и по сводкам, щедро оплаченные Департаментом полиции специальные суда охраны. Однако таковых почему-то на месте не оказалось.

Когда эскадра подходила к Японскому морю, японские рыбаки на более быстроходных судах, чем военные корабли, обогнали ее и предупредили свое командование о приближении русских.

14 (27) мая — 15 (28) мая 1905 г. в Цусимском сражении 2-я Тихоокеанскую эскадра под командованием вице-адмирала З.П. Рождественского была уничтожена японским флотом.

Что касается г-на коллежского советника Гартинга, то его миссия оценена очень высоко. Прибыв на Дальний Восток, Гартинг покинул эскадру. Сначала занимался организацией борьбы с японским шпионажем в Маньчжурии. Результат его деятельности был незначительным. Оказалось, что выделенные ему на эти цели средства были более чем скромными, по сравнению с суммами, которыми располагала японская разведка. Дальше, с целью зондажа верноподданнических чувств русской армии Гартинг путешествовал по суше, за что получил вознаграждение в 100 тысяч франков. Вскоре он стал статским советником фонГартингом, получил генеральский чин с титулом превосходительства, 10 тысяч рублей наградных за «морскую одиссею» и должность начальника всей русской тайной полиции за границей со штаб-квартирой в Париже. Под его началом была целая армия тайных (секретных) агентов, действующих в среде русской эмиграции зарубежной Европы. Ему назначили 36 тысяч франков жалованья, 100 тысяч франков наградных и 150 тысяч рублей в год на секретные расходы. В Брюсселе, на улице Иосифа Второго, он имел роскошный особняк. Не был обижен агент и наградами: как русскими орденами, так и французским орденом Почетного легиона.

Однако, находясь в зените славы, Гартинг в 1909 г. в Париже был опознан и разоблачен как провокатор русским публицистом, народовольцем, редактором журнала «Былое» В.Л. Бурцевым. Располагая неопровержимыми доказательствами, тот через прессу обратился к министру юстиции Франции с открытым письмом. Реакция премьер-министра Жоржа Клемансо была молниеносной и жесткой. Он категорически осудил действия агентов русской полиции в Париже, аннулировал решение правительства о награждении Гартинга орденом Почетного легиона и выдворил того за пределы страны. Действия французского премьера поддержали Бельгия, Англия и последовали его примеру, изгнав из своих стран известную спецслужбам их государств русскую агентуру. Дело Гартинга стало тяжелым ударом для российской тайной полиции.

На родине генерал с солидной пенсией в чине действительного статского советника был уволен в отставку. Вплоть до Февральской революции 1917 г. он частным образом сотрудничал с охранным отделением, оказывая тем самым услуги царскому, а затем и Временному правительству.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.