22. Япония: вопреки судьбе

22. Япония: вопреки судьбе

Война необыкновенно расточительна, потому что большая часть усилий, которые прилагают противоборствующие стороны, оказываются бесполезными, а цена этих усилий – человеческие жизни. Историкам легко выделить не только битвы, но и целые кампании, которые не стоило начинать, потому что их результат уже был предопределен чередой событий в другом месте. Большие усилия и человеческие жертвы вносят лишь небольшой вклад в окончательную победу. Но, когда большие силы уже собраны и развернуты, их используют почти наверняка. Пока противник отказывается признавать поражение, считается постыдным, если армия просто стоит на своих позициях, а бомбы лежат на складах. К концу 1944 г. военно-морские силы США полностью господствовали в Тихом океане. Блокада гарантированно вела к распаду военной машины противника, полностью зависевшего от импорта топлива и сырья; американским подводным лодкам удалось затянуть удавку на шее Японии, добившись того, чего подводному флоту Германии не удалось сделать с Великобританией. Военная история знает лишь несколько случаев, когда столь значительных результатов удавалось достичь такими малыми силами: 16 000 человек, что составляло 1,6 % от всей численности флота, а количество лодок, одновременно находящихся в походе, никогда не превышало пятидесяти. Американские подводные лодки обеспечили 55 % потерь всех военных грузов Японии, потопив 1300 судов общим водоизмещением более 6 млн тонн; самая обильная жатва истребления пришлась на октябрь 1944 г., когда они пустили на дно 322 265 тонн груза. Хотя после этого потери Японии снизились, это произошло лишь потому, что по морю отправлялось мало груза, который могли потопить американцы: валовой импорт Японии упал на 40 %.

Удивительно, что страна Хирохито начала войну, зная, насколько важны и уязвимы ее морские маршруты снабжения, и не уделив серьезного внимания защите торговых караванов; режим Токио строил огромные военные корабли для объединенного флота, а количество новых судов сопровождения было недопустимо малым. В технике противолодочной борьбы Япония серьезно отставала от других участников войны. Возможности японских радаров и бортового противолодочного оборудования были настолько низки, что американские подводные лодки нередко могли двигаться в надводном положении при свете дня.

В то время как Германия потеряла 781 подводную лодку, а Япония – 128, императорскому флоту Японии удалось потопить лишь 41 американскую подводную лодку, еще шесть затонули в результате аварии. Американские подводники несли потери, сопоставимые с потерями среди экипажей самолетов: погибал почти каждый четвертый, но результаты, которых они достигли, были настолько важны, что такие жертвы были более чем оправданными. Капиталовложения США в промышленные ресурсы для постройки подводных лодок составляли малую часть огромных сумм, щедро тратившихся на бомбардировщики B-29 Superfortress, которые с опозданием начали участвовать в боях, а вклад подводного флота в победу был гораздо значительнее.

Японские островные гарнизоны оказались изолированы, лишены мобильности, им угрожал голод. Солдат на Бугенвиле 14 сентября 1944 г. писал: «Старая дружба заканчивается, когда солдаты голодают. Каждый солдат старается утолить только свой собственный голод. Это гораздо страшнее, чем отражение атак противника. В наших рядах идет жестокая война. Неужели наши духовные силы упали до такой степени?»¹ Американское господство в воздухе и на море лишало Японию какой-либо возможности провести эффективный стратегический контрудар. У японских солдат, матросов и летчиков все еще оставалось немало возможностей, чтобы храбро погибнуть, неся страдания и смерть недругам и угнетенным подданным своей империи. Но судьба страны была решена.

У союзников не имелось оправданной необходимости начинать крупные наземные операции в Юго-Восточной Азии или, если уж об этом зашла речь, на Филиппинах. Если бы они просто продолжили морскую блокаду и бомбардировки с воздуха, японцы вскоре начали бы голодать, а их лишенная нефти военная машина оказалась бы бессильна. Однако из-за природы войны, демократии и мировой геополитики это «со временем» многих не устраивало. Весной 1944 г. все считали, что силы союзников должны наступать на японцев везде, где только возможно. Британцы два года сражались с ними на северо-восточной границе Индии, не добившись значительных успехов, но теперь наконец появились ресурсы, включая большое количество американских военно-транспортных самолетов, что позволило начать наступление с подавляющим превосходством.

Черчилль выступал против наземной операции для захвата Бирмы, генерал Стилвелл («Уксусный Джо») горько жаловался Маршаллу в июле 1944 г. на то, что «[британцы] просто не хотят воевать в Бирме или восстановить коммуникации с Китаем». Так оно и было. «В настоящее время Индия не является базой, пригодной для начала крупномасштабных операций, – утверждалось в совместном англо-американском отчете весной 1944 г. – Транспортная система страны уже перегружена, политическая ситуация – неудовлетворительна, а экономическое положение – сомнительно»². В этом документе говорилось, что Австралия предлагает гораздо более благоприятные возможности для базирования войск. Солдаты Британской империи постоянно терпели неудачи в ходе боевых действий в джунглях; Черчилль склонялся к идее высадки морского десанта в Южной Бирме, ниже Рангуна, или, еще лучше, на северной оконечности Суматры для захвата плацдарма, с которого можно было начать наступление на Малайю.

Однако Вашингтон отказался обеспечить морскую перевозку десанта просто для того, чтобы дать возможность Британии – как Рузвельт и его начальники штабов видели это – отбить у захватчика свои восточные владения. Американцы уже не очень старались подсластить предложенную Черчиллю пилюлю и не скрывали своих намерений определять дальнейший ход войны на Востоке. Представитель США, прибывший с визитом в Лондон, прямо заявил: «Теперь наша очередь вести игру в Азии»³. Американцы потребовали провести наземное наступление на Северную Бирму с целью открыть путь из Индии в Китай, контролируемый Чан Кайши.

Чан Кайши отказался ввести в бой свои войска для развития успеха, пока британские войска не начнут наступление из Ассама. Великобритания неохотно приняла требования американцев, хотя и Черчилль, и его командующий на театре военных действий генерал-лейтенант Уильям Слим признавали, что при любом исходе кампании вклад Четырнадцатой армии в поражение Японии слишком мал по сравнению с Тихоокеанской кампанией Америки. Первоначальный план союзников на 1944 г. предполагал, что две дивизии Слима развернут новое наступление в Араканском прибрежном районе; две индийские дивизии начнут разведку боем из Ассама в Северную Бирму, а в это время Стилвелл разовьет натиск на юг из Китая, чтобы взять Мьичину и разблокировать Бирманское шоссе. Последнюю операцию планировалось проводить при поддержке расширенной группировки чиндитов численностью шесть бригад, которые намеревались перебросить по воздуху в Северную Бирму в тыл японских войск, а затем организовать их снабжение силами американской военно-транспортной авиации.

Но, когда союзники начали концентрировать войска, противник предвосхитил их намерения: две японские дивизии пошли в наступление в Аракане и связали британские силы, а затем начали масштабное наступление вглубь Ассама с целью взятия Импхала. Эта операция отличалась крайней самонадеянностью, особенно если учесть численность развернутых против них индийских и британских войск. Не имея превосходства в воздухе, всего лишь с несколькими танками и орудиями, японцы совершали безумный шаг: отправили свою пехоту за сотни километров по труднопроходимому ландшафту штурмовать позиции Слима. Японское наступление дало англичанам возможность, которая им раньше никогда не выпадала: воевать на подготовленных позициях, с мощной артиллерией, при поддержке бронетанковых частей и авиации.

Наступающие в Аракане были остановлены и разгромлены настолько быстро и на такой обширной территории, что Слим смог перебросить по воздуху часть своих войск в северо-восточном направлении, чтобы усилить защиту Импхала и Кохимы, важнейших транспортных узлов, удаленных друг от друга на 160 км. Сражения, произошедшие там весной 1944 г., были самыми ожесточенными за всю войну на британском восточном фронте. Погодные условия в Ассаме и Бирме были так же ужасны, как на Тихом океане, к этому добавлялась опасность гористой местности: еще до того, как солдаты шли в бой с противником, простые переходы по крутым склонам изматывали их почти до предела. «Физические нагрузки, которые приходилось испытывать, трудно даже осознать»⁴, – вспоминал офицер связи 1-го батальона Королевского Норфолкского полка лейтенант Сэм Хорнор.

«Сочетание жары, влажности, высоты и склонов почти на всей территории превращает жизнь в сущий ад даже для самых выносливых. Ты с усилием вдыхаешь, и тебе мерещится, что воздух просто не идет в легкие, ты стараешься шагать вверх по склону, пока не понимаешь, что у тебя не ноги, а спички, ты постоянно вытираешь глаза от заливающего их соленого пота. Потом ты вдруг замечаешь, что сердце колотится так сильно, что оно вроде сейчас разорвется… Затем, невзирая на тысячу причин умереть от сердечного приступа, ты выползаешь на вершину холма, и оказывается, что это лишь гребень, а настоящая вершина далеко впереди… Ты забываешь о японцах, ты забываешь о времени, ты забываешь голод и жажду. Все, о чем ты думаешь, – это о следующем привале».

Горнист Берт Мей говорил о Кохиме: «Это была просто вонючая дыра. Все растения мертвые… Пиявки немедленно впивались в любую открытую часть тела. Ты брал горящую сигарету, прижигал ей хвост, и – шлеп! – она отваливалась»⁵. В течение нескольких недель с начала наступления японцев (7 марта) стрелка весов качалась в неопределенности. Японцы окружили позиции Слима. В Динапуре, за Кохимой, где располагались воинские склады, началась паника. Лейтенант Тревор Хайетт из Дорсетского полка позже говорил: «Ничего хуже не придумаешь, чем база снабжения, охваченная истерикой. Все, кто там служил, никогда не думали, что им придется по-настоящему воевать, все они просто мечтали о том, чтобы куда-нибудь сбежать. “Бери все, что хочешь, – говорили они. – Если есть время, распишись вот тут”»⁶. Затем подтянулась пехота и вступила в бой. Каждый день происходили яростные столкновения с применением стрелкового оружия и гранат в ближнем бою, потому что японцы атаковали снова и снова.

Бывший теннисный корт окружного комиссара стал центром борьбы за Кохиму: лишь несколько метров отделяли позиции Королевского Западно-Кентского полка от позиций их противника. «Мы расстреливали их на теннисном корте, мы уничтожали их гранатами на этом теннисном корте, – рассказывал командир роты Джон Уинстенли. – Мы держались, потому что у меня была постоянная радиосвязь с артиллеристами, а японцы, казалось, никак не могли придумать что-то новое, чтобы ошеломить нас. Пока они строились, они кричали по-английски: “Сдавайтесь!”.. Это был самый подходящий момент вызвать на них артиллерийский и минометный огонь… Они вели себя как идиоты и снова, и снова повторяли свою дурацкую ошибку. До этого мы сражались с японцами в Аракане и помнили, как они закалывали штыками раненых и пленных… Для нас они лишились права считаться людьми, и мы считали их паразитами, которых нужно истребить. Это было важно, ведь мы по натуре мирные люди, но, если нас разозлить, мы очень хорошо деремся»⁷.

Поле боя вскоре превратилось в выжженную землю, почерневшую безжизненную пустыню, взрывы уничтожили всю растительность, кругом были воронки и окопы, валялись гирлянды разноцветных парашютов, на которых сбрасывались грузы, предназначенные для гарнизона. Зловоние смерти и разлагающейся плоти пропитывало все вокруг. «Мы отбивали их атаки каждый вечер, – вспоминал майор Фрэнки Бошелл, командир роты Беркширского полка, которая сменила роту Западно-Кентского полка. На второй вечер они начали атаковать в 19 часов, а последняя их атака пришлась на 4 часа утра. Они наступали волнами, как летят голуби в сезон охоты. Чаще всего им удавалось занять часть позиций нашего батальона, поэтому нам приходилось подниматься в контратаку»⁸. Его рота из 120 солдат потеряла половину в Кохиме, потери других подразделений оказались на том же уровне. Сержант Бен Маккрей писал: «Нервное напряжение было невыносимым. Ты мог сесть и рыдать в три ручья. Часто можно было видеть, как кто-то плачет, все были ужасно подавлены происходящим. Ты голоден, замерзаешь, промок до костей и думаешь: “Когда я наконец выберусь отсюда?” Никто не выбирался, это было невозможно»⁹. Сержант Берт Фитт забросал гранатами три блиндажа, а затем столкнулся с японцем и вдруг понял, что в его пулемете Bren кончились патроны. «Когда дело доходит до рукопашной схватки, ты понимаешь, что либо ты, либо тебя… Ты бросаешься вперед и надеешься на лучшее… Я въехал ему пулеметом прямо в лицо… Он еще падал, а я уже вцепился ему в горло… Мне удалось отомкнуть штык от его винтовки, и им я его прикончил»¹⁰.

В тех боях существовала очень тонкая грань между храбростью, которая вдохновляла окружающих, и бахвальством, которое многие презирали. Бойцы 1-го батальона Королевского Норфолкского полка не знали, как относиться к поведению своего помпезного командира, полковника Роберта Скотта. В самый разгар бойни Скотт воодушевленно обращался к своим стрелкам: «Ладно вам, парни, тут нечего бояться, вы лучше этих маленьких желтых ублюдков»¹¹. Когда ему поранил кожу на голове случайный осколок, он погрозил кулаком в сторону японских позиций и сказал: «Самый большой парень на нашей чертовой позиции, и даже по нему вы промахнулись! Если бы вы служили в моем чертовом батальоне, я снял бы с вас надбавку за квалификацию!» Капитан Майкл Фултон сказал знакомому офицеру: «Ну что, Сэм, пора и мне пойти и заслужить свой Военный крест»¹². Фултон побежал вперед, и через несколько секунд ему в голову попала пуля. В боях при Кохиме 1-й батальон Королевского Норфолкского полка потерял 11 офицеров и 79 сержантов и солдат убитыми и 13 офицеров и 150 сержантов и солдат – ранеными.

«Почти все японцы погибли, не пытаясь спастись бегством, – писал командир роты британского Пограничного полка после вечернего боя, который пришлось вести южнее, на Импхальской равнине. – Один горел на большой поляне, и его желтые конечности почернели и блестели, как у какого-то фантастического негра, другой, который смело шел в бой, убит и лежит в нелепой позе, из груди у него торчит штык, похожий на гигантскую стрелу, еще трое, уже раненные, бежали в спасительные заросли высокого бамбука шириной метров тридцать»¹³. Некоторые солдаты не смогли выдержать тяжести боев. «В тот день я впервые увидел, как дала трещину выдержка двоих бойцов, – записал тот же офицер после еще одной яростной стычки в районе Импхала. – Один капрал, двухметровый детина, весь день, съежившись, прятался в окопе, другой, из подкрепления, посреди ночи, когда было все спокойно, внезапно сорвался с места и побежал, а потом кто-то остановил его штыком».

Опустошительные артналеты, мощные действия бронетанковых подразделений и авиации постепенно уменьшили численность атакующих. Танк Lee-Grant съезжал по крутым террасам, почерневшим от многодневной бомбардировки, ради того, чтобы отбить обратно теннисный корт в Кохиме, и в упор стрелял в окопы, где прятались японцы. Командующий японскими войсками генерал Ренья Мутагучи начал наступление, не озаботившись путями поставок, а Королевские ВВС ежедневно совершали налеты на его линии снабжения. Вскоре в войсках, ведущих осаду, начался голод. 31 мая без приказа сверху командующий японскими войсками в районе Кохимы дал приказ к отступлению, которое переросло в паническое бегство. 18 июля Мутагучи, как многие до него, смирился с неизбежным: остатки японских сил, осаждавших Импхал, предприняли тяжелый, мучительный переход к реке Чиндуин; их мучил голод, изнурял серпантин горных дорог, атаковали самолеты и обстреливала пехота союзников, преследовавшая их по пятам.

Измученный японский солдат писал: «Под дождем было невозможно сидеть, и мы ненадолго засыпали стоя. Повсюду лежали тела наших товарищей, которые прокладывали нам путь по этой дороге, – распухшие от дождя и источавшие зловоние. Даже опираясь на палки, мы снова и снова падали среди трупов, споткнувшись о камень или о корень дерева, обнаженный дождем, а затем поднимались и из последних сил пытались сделать еще шаг, затем еще шаг»¹⁴. Результатом двух сражений в районе Импхала и Кохимы стало самое сокрушительное поражение, которое когда-либо терпела армия Японии: из 85 000 сражавшихся потери составили 53 000 человек. Из них 30 000 – невозвратные потери, причем в бою погибло не больше людей, чем от болезней и голода. Войска Мутагучи лишились всех танков, артиллерии и вьючных животных, и это была незаменимая потеря. Нигде еще на Тихоокеанском театре военных действий войска императора Хирохито не терпели столь тяжелого поражения.

После почти трех лет поражений на Востоке британцы наконец-то одержали победу, поднявшую их боевой дух. Им еще предстояла тяжелая кампания 1945 г. по освобождению Бирмы, осложненная очень длинными маршрутами снабжения, но Слим знал, что он сломал хребет японской армии в Юго-Восточной Азии, доказав, что он действительно самый способный и самый популярный британский войсковой командир этой войны. Что касается японцев, то Мутагучи никогда не надеялся завоевать Индию, но питал надежду, что появление Индийской национальной армии, сражающейся с британцами, может стать толчком к началу всеобщего восстания против британского правления. Однако же поведение ИНА дискредитировало ее, а победа в Ассаме и последующее наступление Слима в Бирму временно укрепили британскую власть в Индии. Стремление индийского народа к независимости не уменьшилось, но забастовки и уличные беспорядки утихли.

Важнейшие битвы 1944 г. происходили гораздо восточнее. Тем летом благодаря колоссальной концентрации ресурсов, особенно боевых кораблей и самолетов, на Тихоокеанском театре военных действий Америке удалось сомкнуть кольцо окружения вокруг Японии. Солдаты продолжали погибать, а суда идти ко дну, но в противостоянии США и Японии произошел коренной перелом. Главный корабельный старшина Роджер Бонд с авианосца Saratoga так описывал ситуацию: «Когда мы вышли в Тихий океан после… января 1944 г., события и ситуация существенно отличались от тех, что происходили раньше… Я уже не был бойцом группировки, которая проигрывала кампанию и которую теснил противник»¹⁵. Японцы все еще яростно сражались, но их везде отбрасывали.

На Бугенвиле, как и на многих других островах, солдаты Хирохито заплатили высокую цену за глупые, бесполезные атаки пехоты на укрепленные позиции обороняющихся. Один американец записал в марте 1944 г.: «Изуродованные тела солдат противника сгребали в кучи, в большинстве случаев они были так изувечены, что было невозможно подсчитать их потери. То тут, то там попадались оторванная нога, рука или кисть… Однажды на заграждении из колючей проволоки образовалась лестница из тел убитых японских солдат. Пять убитых солдат противника лежали друг на друге, в том порядке, в котором они один за другим пытались преодолеть заграждение, прячась за телами убитых, а потом, погибнув, становились частью этой баррикады. Дальше от периметра, там, где параллельно ему протекал небольшой ручей, лежали тела японцев, уничтоженных разрывами тысяч минометных снарядов: они, как страусы, прятали головы под любым предметом, который находили поблизости»¹⁶.

К 1944 г. Соединенные Штаты производили так много судов и самолетов, что оказалось возможным направить большие силы на Тихоокеанский театр военных действий. Выполнению доктрины «Германия – в первую очередь» всегда препятствовала значительно более сильная неприязнь американского народа к японцам и желание командования ВМС США победить в войне на Востоке. Пока на русском фронте еще решался исход противостояния, переключаться на японцев было преждевременно и опасно. Однако теперь стало ясно, что армии Сталина торжествуют победу, а вермахт доживает последние дни. Силы Эйзенхауэра в Европе были относительно велики, но недостаточны для того, чтобы в одиночку противостоять легионам Гитлера. Войска англичан и американцев были хорошо укомплектованы танками, пушками, автомобилями и самолетами, но им хронически не хватало пехоты. Кроме того, тихоокеанские кампании из-за их отдаленности поглощали огромные транспортные ресурсы союзников, непомерно большие по отношению к относительно скромной численности сражающихся войск.

Служба на Тихоокеанском театре военных действий отличалась от войны в Европе как небо от земли, прежде всего из-за географической изоляции. Пилот американской морской авиации Сэмюель Хайнс писал: «Здесь военная жизнь была всем, что у тебя есть: вокруг ни истории, ни памятников прошлого, ни городов, которые ты знал по книгам. Здесь не было ничего, что могло напомнить солдату о его прежней жизни, – ни цивилизации, ни баров, некуда пойти, и даже дезертировать было некуда»¹⁷. Солдаты, которым приходилось в течение многих месяцев жить под открытым небом в условиях тропического климата, теряли боеспособность из-за болезней и раздражения кожи, еще не успев столкнуться с противником. Морской пехотинец Фрейзер Уэст описал характерную проблему на Бугенвиле: «Это была не дизентерия… Это жуткая дождевая диарея, от плохой воды… очень быстро развивалась диарея… Конечно же, стресс тоже оказывал сильное воздействие. Раньше мы даже не знали значение слова “стресс”, но со временем мы хорошо поняли, что это такое»¹⁸.

Десантные операции в Тихоокеанском регионе стали рутиной, хотя очень опасной и требующей напряжения сил. Один американский солдат писал: «Даже при наилучших условиях этап выгрузки при десантной операции – это очень тяжелая и выматывающая работа. Когда же высокие волны обрушиваются на узкую полоску прибрежного подлеска джунглей, времени у вас только до заката, а сверху жарит ноябрьское солнце южных морей, такая задача становилась просто кошмарной пыткой. Рабочие группы из последних сил старались доставить боеприпасы, горючее, снаряжение, транспорт, паек и воду с кораблей на берег выше линии прилива. Командиры десантных групп лихорадочно искали для выгрузки сухой пятачок хоть несколько квадратных метров размером, а видели перед собой только огромное болото по всему берегу. Морские пчелы[23] и инженерные войска ломали головы и срывали спины, отчаянно пытаясь построить хоть какую-то дорогу до возвышенности, где можно поставить на стоянку транспорт, сложить горючее и боеприпасы. Но никакой возвышенности не было видно на тысячи метров вокруг – лишь несколько разбросанных заболоченных островков, окруженных воняющим, липким болотом. И час за часом катера ревели моторами и неслись к берегу, доверху набитые припасами»¹⁹.

Самой важной тихоокеанской операцией 1944 г. стало занятие Марианских островов – ключа к внутреннему кольцу обороны Японии. Когда морская пехота американцев начала высадку на Сайпан, Тиньян и Гуам, Объединенный флот Японии выдвинулся навстречу наступавшим, навстречу величайшей в той войне битве авианосцев. «Судьба империи зависит от этого сражения», – заявил адмирал Соэму Тоёда 13 июня, когда его суда под командованием адмирала Дзисабуро Одзава шли навстречу кораблям Спрюэнса.

Но благодаря Ultra американцам в очередной раз стали известны планы противника. Японцы планировали нанести массированный удар подводными лодками и силами авиации наземного базирования и ослабить флот США перед главным сражением. Вместо этого 17 из 25 подводных лодок Тоёды были потоплены, а его аэродромы на Гуаме и Тиньяне уничтожены американскими бомбардировками.

Обе стороны развернули огромные силы, но у американцев был перевес над японцами примерно 2 к 1 на море и в воздухе: 956 самолетов против 473 японских, 15 авианосцев против 9 – в пять раз больше, чем силы США у острова Мидуэй. Когда Одзава засек суда Спрюэнса, он решил, что перехватил инициативу, и 19 июня в 8:30 начал авиаатаку. Но самолеты были вскоре обнаружены американским радаром, и адмиралу Марку Митшеру ушло срочное сообщение: «Большие телеги, азимут 265 градусов, 125 миль, высота 24 000». Его начальник штаба капитан Арли Берк позже вспоминал: «Это было как раз то, чего мы ждали, поэтому мы подняли все свои истребители, все наши силы»²⁰.

Дальше произошло то, что позже назвали «Большая Марианская охота на индеек»: из 373 самолетов Одзавы только 130 вернулись обратно, японской авиации не удалось причинить значительный ущерб американскому флоту. Еще 50 японских самолетов были сбиты над Гуамом. «[Японцы] были просто уничтожены, – рассказывал Берк. – Это было понятно из их переговоров по радио». В оперативном зале авианосца специалисты по радиоперехвату слушали радиообмен противника. Когда наконец японский офицер воздушного командного пункта управления авиацией мрачно запросил у своего командира разрешение на посадку, американский офицер радиоперехвата сказал: «Давайте собьем его». Берк ответил с жалостливой снисходительностью: «Нет, не надо его сбивать. Сегодня он принес больше пользы Соединенным Штатам, чем любой из нас. Пусть возвращается домой». Американские подводные лодки торпедировали флагманское судно Одзавы, новый авианосец Taiho и старый Shokaku. Этот успех обошелся американцам лишь в 29 потерянных самолетов; остальные суда Тоёды повернули назад.

Всю ночь авианосцы Митшера (Оперативное соединение № 58) на полном ходу преследовали отступающих японцев, а на следующий день после полудня американские самолеты-разведчики засекли флотилию Одзавы. Митшер принял смелое, авантюрное решение нанести удар с максимального удаления, зная, что его 216 самолетам придется возвращаться в темноте. Так велики были ресурсы США и так высоки были ставки, что адмирал мог пожертвовать всей своей палубной авиацией. Полные боевого азарта пилоты обнаружили японцев, одним из первых завидел их пилот пикирующего бомбардировщика Дон Льюис.

«Авианосец под нами выглядел большим, огромным, почти нереальным. На секунду я почувствовал огромную радость. Я часто мечтал о чем-то подобном. Потом я испугался сам себе. Где я вообще нахожусь? Наверное, я сошел с ума… Вдоль обоих бортов авианосца подо мной мигало множество красных точек… Он медленно поворачивал на левый борт. Он остановился. Что еще можно было желать? Я потянул рычаг сброса бомбы, почувствовал, что бомба оторвалась, и повернул обратно. У меня слезились глаза, болели уши, высотомер показывал 1500 футов. Небо представляло собой массу черно-белых клубов дыма, и в их гуще летели самолеты, в них попадал зенитный огонь, они загорались и падали в воду под нами. Странно, что человек может быть очарован даже такими ужасными сценами»²¹.

В ходе этого вылета американская авиация потопила еще один авианосец, Hiyu, и повредила два других; у японцев осталось 35 самолетов, сами они смогли уничтожить лишь 20 американских самолетов. Группировка Митшера потеряла еще 80 самолетов, у которых по пути назад кончилось топливо или которые разбились при попытке сесть на палубу в темноте, но большинство экипажей спаслось. Заводы США могли быстро изготовить новый самолет вместо утраченного, в то время как промышленность Японии уже не успевала восполнить потери Одзавы. Спрюэнса критиковали за выход из боя в этот момент, за утрату якобы существовавшей возможности завершить уничтожение отступающих японцев. Но он причинил огромный и невосполнимый ущерб флоту Тоёды, и не было нужды рисковать в опасных водах собственными кораблями и, возможно, успехом всей Марианской операции. В битве в Филиппинском море Спрюэнс продемонстрировал мудрость и проницательность, которые редко удавалось показать его коллеге и сопернику – «Быку» Хэлси. Сражение подтвердило, что по боевому мастерству, а также по мощи военно-морских сил американцы теперь полностью превосходят противника. До самого конца войны мастерство пилотов Японии постоянно снижалось, а иногда им просто недоставало храбрости. Американские самолеты морского базирования, особенно истребители Hellcat, господствовали в небе даже после того, как в японские войска стал поступать новый самолет, имевший сопоставимые характеристики.

Но победа в море вблизи Марианских островов не могла предотвратить кровавые сражения на берегу. Первой целью морских пехотинцев стал Сайпан; его длина более 22 км и наличие возвышенностей позволили японцам развернуть эшелонированную оборону гарнизона численностью 32 000 человек. 15 июня, когда 77 000 американских морских пехотинцев вброд вышли на берег, их встретил пулеметный и артиллерийский огонь, от которого они потеряли 4000 убитыми за первые двое суток. Штабисты предполагали, что битва продлится три дня, но взятие острова заняло три недели: обороняющихся приходилось выкуривать из бункеров, продвигаясь в глубину обороны метр за метром. Для поддержки морской пехоты в бой была введена дивизия сухопутных сил; после безуспешной попытки занять густо заросшую лесом позицию противника, которую солдаты мрачно окрестили «Гребень пурпурных сердец», ее командир был отправлен в отставку. Но день за днем, пока сотни тысяч их соотечественников вели такое же яростное сражение в Нормандии, американские войска медленно пробивали себе путь вглубь острова.

Ночью с 6 на 7 июля 3000 японцев, чувствуя приближение конца войны, с криками «Банзай!» устремились в бессмысленное, самоубийственное наступление, в ходе которого после яростного ближнего боя их скосил кинжальный огонь американцев. «У нас почти не было оружия, – рассказал один из немногих оставшихся в живых, флотский казначей Нода Мицухару. – У некоторых были только лопаты, у других – палки»²². Один американский офицер сказал по этому поводу: «Это напомнило мне сцену из старых фильмов, в которой показано безумно несущееся стадо. Камера находится в углублении в земле, и вы видите, что стадо несется на нее, а потом животные перепрыгивают через нее и несутся дальше. А вот японцы все не кончались и не кончались. Я уже и не надеялся, что они вообще кончатся»²³.

Мицухару лежал перед американскими позициями с двумя пулями в животе и увидел группу своих товарищей, которые ползли к нему. Один поднял гранату и позвал: «Эй ты, моряк! Не пойдешь с нами?» Потом раненый услышал крик: «Да здравствует император!» – а затем прогремел взрыв. «Несколько солдат разорвало на куски, взрыв разметал во все стороны частицы их плоти… их головы были размозжены, валил густой дым». Сам Мицухару выжил, и его взяли в плен. 9 июля организованное сопротивление на острове было подавлено, но еще долгие недели маленькие отряды оставшихся в живых японцев продолжали нападать на американцев. Довольно много солдат и гражданских жителей (последние – частично по принуждению) совершили самоубийство, спрыгнув с утесов вблизи Марпи-Пойнт.

21 июля американцы начали высадку на Гуаме, более крупном острове около 55 км длиной; это было жизненно важной задачей, потому что там находился единственный надежный источник водоснабжения в гряде Марианских островов, а также лучшая гавань. Длительное сопротивление японского гарнизона численностью 19 000 человек на Сайпане дало японцам время на постройку мощных береговых укреплений, но американцы перед высадкой провели очень длительный и эффективный огневой налет, сочетавший бомбардировку с воздуха и артобстрел с кораблей. На острове воцарился полный хаос: организованное сопротивление скоро прекратилось, хотя для начала масштабной программы американцев по строительству летного поля потребовалось еще три недели на подавление отдельных опорных пунктов и установление контроля над островом. В реальности на Гуаме пехотинцам пришлось продолжать патрулирование и вступать в стычки с небольшими группами японских солдат до самого конца войны.

24 июля морская пехота высадилась на третьем важном острове Марианских островов: небольшом острове Тиньян. Командовал ей генерал-лейтенант Холланд Смит, эта операция считается самой успешной высадкой морского десанта в кампании. Организованное сопротивление было подавлено за 12 дней, хотя, как обычно, оставшиеся в живых японские солдаты отказались сдаться.

«Нигде раньше я не встречал наиболее характерного примера поведения японца, чем около взлетно-посадочной полосы на закате»²⁴, – писал корреспондент Time Роберт Шеррод.

«Я выкапывал для себя стрелковую ячейку на ночь, когда один солдат крикнул: “Там япошка под бревнами!” Офицер охраны командного пункта сомневался, но он дал несколько фугасных гранат солдату и приказал ему уничтожить япошку. Потом из ямы резко просвистела японская пуля, и из-под бревен выскочил тощий маленький человечек полтора метра ростом и стал угрожать нам штыком. Один из американских бойцов бросил гранату, и она оглушила японца. Он с трудом поднялся, направил штык себе в живот и попытался распороть его традиционным движением харакири. Ему не удалось выпустить себе кишки. Кто-то пристрелил япошку из карабина. Но, как все японцы, он не сразу помер. Даже после того как в него попали четыре пули, он поднялся на одно колено. Тогда один американец выстрелил ему в голову».

Тысячи таких инцидентов помогают понять, почему американские морские пехотинцы и солдаты, сражавшиеся на Тихоокеанском театре военных действий, считали солдат противника смертельно опасными дикими животными.

Информированные японцы знали, что острова Японии, на которых миллионы зданий были построены из дерева и бумаги, теперь могли подвергнуться бомбардировкам; после захвата аэродромов на Марианских островах города Японии оказались в пределах досягаемости американских бомбардировщиков. Прибрежные сражения показали, что готовность японских солдат к самопожертвованию могла дорого обойтись американцам при каждой их победе, но огневая мощь наступающих была непреодолима. Подводные лодки Нимица наносили колоссальный урон торговому флоту Японии, что делало нежизнеспособной страну, зависящую от импорта. Сочетание морской блокады и бомбардировок с воздуха обеспечивали поражение Японии, даже если американские сухопутные силы не стали бы продвигаться далее. Но японское правительство предпочло продолжать сопротивление: непреклонные милитаристы, которые диктовали политику Токио, считали, что если им удастся показать американцам, что цена вторжения на территорию Японии будет непомерно высока, то можно еще рассчитывать на переговоры и сохранить по крайней мере завоеванные территории в Китае.

Пока морская пехота сражалась за Марианские острова, на юго-западе Тихоокеанского театра военных действий США вели намного более спорную кампанию. Генерал Дуглас Макартур, главнокомандующий в этом регионе, был одержим идеей сыграть роль освободителя 17 млн жителей Филиппин, где он провел долгие годы. Бывший командующий сухопутными силами, имевший на родине влиятельных друзей правых убеждений, в 1944 г. Макартур подумывал о том, чтобы выставить на президентских выборах свою кандидатуру против Рузвельта, и оставил эту идею, только когда стало ясно, что он не добьется ни выдвижения от республиканцев, ни тем более победы над тогдашним хозяином Белого дома. Он оставался очень значительной фигурой, начальники штабов находились под его влиянием, а пропаганда подняла его популярность на такую высоту, что уволить его было практически невозможно, несмотря на допущенные им грубые промахи.

Штабисты ВМС утверждали, что после захвата американцами авиабаз на Марианских островах можно было просто оставить большую японскую группировку на Филиппинах изнемогать в безнадежности, пока американские силы атаковали бы Иводзиму, Окинаву, а затем собственно Японские острова. Изучалась возможность проведения ограниченных операций для захвата некоторых аэродромов и гаваней на Филиппинах, но то, что произошло на самом деле, принципиально отличалось от этих планов и предположений. Макартур решил очистить от противника весь архипелаг и приступил к выполнению своего замысла. Хотя он не получил официальной санкции комитета начальников штабов на выполнение этой задачи, в Вашингтоне не было никого, кто имел бы достаточно веса или проницательности, чтобы остановить его. В записке Макартуру Маршалл однажды предупредил: «Помните, ВМС – на нашей стороне», – но верховный главнокомандующий на Юго-Западном Тихоокеанском ТВД прислушиваться не стал.

В сентябре 1944 г. авианосцы Третьего флота адмирала Хэлси, находившиеся вблизи Южных Филиппин, разгромили остатки ВВС Японии. Лишь 12-го числа американцы совершили 2400 боевых вылетов и уничтожили 200 вражеских самолетов в небе и на земле. Нимиц и Макартур договорились, что до высадки сухопутных сил на Филиппинах необходимо занять укрепленный остров Пелелиу. 15 сентября солдаты 1-й дивизии морской пехоты при мощной поддержке авиации и боевых кораблей начали высадку десанта: японский гарнизон численностью 10 000 человек при поддержке орудий, установленных в мощных укреплениях, оказывал упорное сопротивление. Последовавшая кампания, в которой также участвовала дивизия сухопутных сил США, оказалась кошмаром. Необходимо было тратить огромные количества боеприпасов и сил, чтобы, бункер за бункером, продвигаться вглубь обороны противника. Позже подсчитали, что на одного уничтоженного оборонявшегося японца американцам пришлось выпустить 1500 артиллерийских снарядов. Японцы, как всегда, сражались почти до последнего: прежде чем 24 ноября командующий гарнизона Пелелиу полковник Кунио Накагава совершил самоубийство, потери американцев составили 1950 человек. Битва небольшого масштаба проходила яростно и имела сомнительную ценность для общей стратегии США. Она просто еще раз подтвердила, что взятие передовых тихоокеанских баз Японии будет нелегкой задачей.

20 октября 1944 г. четыре дивизии сухопутных сил начали высадку на острове Лейте в центре архипелага Филиппин. Они встретили слабое сопротивление, и после полудня плацдарм высадки сочли достаточно безопасным для того, чтобы Макартур самолично вышел на берег и произнес высокопарную речь освободителя, которая транслировалась по радио.

Однако после этого американским солдатам пришлось столкнуться с тяжелыми испытаниями: сражаться в грязи, под дождем с упорно сопротивлявшимися японцами. Штаб Макартура проигнорировал предупреждения специалистов инженерных войск о том, что Лейте не подходит для обустройства аэродрома, и авиационная поддержка американских войск теперь полностью зависела от палубной авиации флота. Полковник Боннер Феллерс, офицер по связям с общественностью штаба Макартура, был известен тем, что в 1942 г. ежедневно отправлял из Каира радиограммы о действиях и планах англичан, которые перехватывал Роммель. В этот раз Феллерс снова оконфузился, так как несколько раз объявлял о победе на Лейте, пока солдаты Макартура все еще вели смертельный бой.

Неделя за неделей, месяц за месяцем погода и горы, насекомые и огонь противника, истощение и болота изматывали пехотинцев на острове. «Они утратили всякое представление о пройденном пути; внизу под ними все расплылось, затянулось туманной дымкой, и они забыли, как мучительно было преодолевать тот или иной отрезок пути, – писал Норман Мейлер, служивший на Филиппинах, передавая вымышленному патрулю в своем романе собственные печальные воспоминания. – Как ватага пьяниц, они шли, шатаясь из стороны в сторону, с опущенной головой, с повисшими вдоль тела руками… Плечи стерты ремнями, под болтавшимися патронташами появились кровоподтеки, винтовки били по бедрам, и на них образовались мозоли… Точно так же, как [носильщики], они забыли обо всем и больше уже не думали о себе, перестали воспринимать себя. Они были лишь сосудами, до краев наполненными страданием»²⁵.

Пока американцы мучительно прокладывали себе путь по острову Лейте, на море противник предпринял отчаянную попытку сорвать кампанию. Императорский флот Японии направил четыре скудно обеспеченных самолетами авианосца, которые должны были совершить отвлекающий маневр с севера и ценой своего почти неизбежного уничтожения заставить Третий флот Хэлси отойти с занятых позиций. Тем временем хорошо вооруженные японские части начали продвижение к заливу Лейте, где они планировали атаковать американскую десантную армаду и ее относительно слабую морскую группировку поддержки – Седьмой флот адмирала Томаса Кинкейда. Операция Sho-Go была изначально обречена: как ни старались изобретательные японцы внести хаос в ряды противника, стратегическое превосходство американцев было подавляющим. Но изменение японских шифров и радиомолчание их флота в море не позволили Хэлси и Кинкейду предвосхитить события. Только 24 октября была обнаружена мощная боевая эскадра под командованием вице-адмирала Такео Куриты, когда она входила в море Сибуян между островами Лусон, Панай и Лейте.

Американские подводные лодки быстро потопили два крейсера группировки, а силами палубной авиации Третьего флота был уничтожен огромный линейный корабль Musashi и повреждены другие суда. Курита отвернул, очевидно, признавая поражение. Импульсивный Хэлси, считая, что он прогнал японцев, после этого устремился на север со всей своей группой из 65 судов, преследуя авианосную группу-ловушку Одзавы, обнаруженную разведывательной авиацией.

Той ночью 24-го, пока Хэлси под всеми парами мчался к далекому горизонту, Седьмой флот вел собственное знаменитое сражение. Вторая японская эскадра была замечена на подходе в залив Лейте с юга, она шла по проливу Суригао. Для отражения нападения Кинкейд развернул старые линейные корабли огневой поддержки вместе с крейсерами, эскадренными миноносцами и торпедными катерами. Затем началась драматическая битва. В темноте, вскоре осветившейся вспышками пламени, американские торпедные катера причинили незначительный ущерб группе японских военных кораблей. Но незадолго до 4 часов утра торпеды эскадренного миноносца и огонь с радарной корректировкой из четырнадцатидюймовых и шестнадцатидюймовых орудий главного калибра основных кораблей Кинкейда отправили на дно японские линейные корабли Yamashiro и Fuso вместе с тремя кораблями сопровождения. Тяжелый крейсер Mogami и легкий крейсер Abukuma были также повреждены и позже потоплены американской авиацией. Оставшиеся на плаву корабли японской тактической группы развернулись; два тяжелых крейсера и пять эскадренных миноносцев поспешно отступили. Американцы потеряли лишь 39 человек убитыми, большинство – от огня своих войск в темноте. Это был не бой, а избиение: в действиях японцев проявились не только низкий уровень техники и артиллерийского дела, но и готовность к самоубийству. У боевой эскадры не было реальной перспективы пересечь узкий пролив Суригао и добиться существенного результата, разве что на их стороне оказался бы фактор внезапности, а ответные действия американцев были бы так же слабы, как двумя годами ранее при сходных обстоятельствах у острова Саво. Это исключалось. Японцы шли навстречу гибели и мужественно встретили ее.

Но один из самых замечательных и, несомненно, самых странных эпизодов военно-морских сражений в истории был еще впереди. В течение ночи японский линейный флот, потрепанный самолетами Хэлси, еще раз развернулся; затем двинулся на восток через пролив Сан-Бернардино, далее он направился на юг, к заливу Лейте, никем не обнаруженный даже после наступления рассвета и не встречая никакого сопротивления. Незадолго до семи утра шесть малых эскортных авианосцев и семь кораблей сопровождения оперативного соединения 77.4.3 контр-адмирала Клифтона Спрага, увековеченного радиопозывным Taffy 3, подоспели с позиций, которые они занимали до рассвета, как раздался взволнованный голос радиста противолодочного патрульного самолета, сообщавшего об обнаружении четырех японских линкоров, восьми крейсеров и эсминцах сопровождения на дистанции меньше 35 км.

С понятной несдержанностью Спраг воскликнул: «Этот сукин сын Хэлси оставил нас с голой задницей!» Его корабли, тихоходные плавучие платформы, обеспечивавшие авиационную поддержку войск Макартура, сражавшихся на берегу, изо всех сил пытались отойти на безопасную дистанцию и одновременно с них взлетали все самолеты, которые могли взлететь. Несмотря на это, японцы вскоре уже вели беглый огонь по группе Taffy 3.

Адмиралу Курите, командующему японской эскадрой, представилась возможность с легкостью уничтожить маленькую, очень слабую американскую тактическую группу. Эскадренные миноносцы и самолеты Спрага с необыкновенной храбростью наносили удар за ударом по противнику, но им не хватало численности и противокорабельных бомб. Линейные корабли Кинкейда оставались далеко на юге, на расстоянии многих часов полного хода, после ночной дуэли в проливе Суригао. Моряки и летчики эскортных авианосцев знали, что им одним придется отбивать нападение линейного флота противника. Многие пилоты показали чудеса доблести, хотя некоторые не выдержали напряжения, вызванного необходимостью совершать по несколько вылетов: один пилот вернулся на Manila Bay, но отказался совершать еще один вылет, третью за сегодня торпедную атаку. Капитан Фитцхью Ли вызвал молодого пилота на мостик. «Он был потрясен, ведь он только что видел, как сбивают его товарищей… У нас оставалась лишь одна торпеда… Другого пилота на борту корабля не было – наши все летали. Поэтому мы подвесили торпеду на его самолет, я прямо на мостике дал ему наставления, похлопал по спине и сказал: “Давай-ка, постарайся все сделать, как надо”. Он совершил третий вылет и остался жив»²⁶.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.