XV. Восстание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XV. Восстание

Наше командование дало нам знать, что в ресторане на площади Фиуме каждый вечер собираются фашистские предатели и немцы. Нанести удар по этому логову было бы лучшим ответом на фашистские репрессии, достигшие в Милане своего апогея 10–12 декабря, когда город посетил главный виновник горя и нищеты нашего народа[30].

Милан стал местом, куда стекались самые отъявленные бандиты и преступники, удравшие из освобожденных от немцев областей страны. Все эти представители преступного мира нашли себе пристанище в рядах фашистских организаций, пытаясь превратить Милан в центр спекуляции и разных темных сделок.

Это отребье, которому «дуче» устроил смотр, чтобы немножко подбодрить его и заставить продолжать борьбу, реквизировало лучшие миланские клубы, кафе, рестораны, превратив их в места кутежей и разгула.

Одним из таких мест был ресторан на площади Фиуме, который посетили… миланские гаписты.

Минарди и Ольга по договоренности с Пеллегрини принесли на Корсо Венеция ящик, который подготовили мы с техником, передали его мне и ушли.

Я остался один почти у самого входа в ресторан. Мимо меня непрерывно снуют взад и вперед немцы, итальянские фашисты, унтер-офицеры и офицеры, входящие и выходящие из ресторана. Из зала до меня доносятся звуки модной песенки. В дверях два немца ссорятся с итальянским фашистом. Из долетавших до меня слов я понял, что причиной их спора является женщина. Все трое изрядно подвыпили. Их скандал привлекает внимание любопытных. Я воспользовался толкотней, чтобы проскользнуть за их спинами в зал и поставить ящик. Вдруг я чувствую, что кто-то меня хватает за руку: отскакиваю в сторону, готовый оказать сопротивление. Оказывается пьяный немец. Он еле держится на ногах и хватается за меня и за все окружающие предметы, чтобы не упасть. Немец бормочет что-то на ломаном итальянском языке.

— Я прибыть… война… — и выражает свое мнение о ней довольно неприличным прилагательным.

У входа спор все еще продолжается. Резким толчком я освобождаюсь от пьяного немца. Пора уходить. Через несколько минут страшной силы взрыв известил меня, что операция прошла успешно.

* * *

Таков был ответ патриотического Милана, Милана «Пяти дней»[31], на жалкое хвастовство ораторов, выступавших в Оперном театре, ответ Милана, который сопротивляется и борется. Затем последовали новые операции.

Разведка нашей бригады обнаружила еще одно кафе, где собирались немецкие и фашистские офицеры.

Мы переживали трудный момент — у нас не хватало людей. Я был почти один. Саписты предпочитали оставаться в своих бригадах, группа молодых людей из Фронта молодежи, которая должна была перейти в ГАП, была после одной операции раскрыта и арестована. Восемь из этих юношей были расстреляны в лагере Джуриати.

Кафе, о котором шла речь, всегда было полно посетителей. Здесь нельзя уже действовать, как в прошлый раз. Надо придумать что-нибудь новое. Враг настороже, даже в местах развлечений стояли часовые.

Мы изготовили для бомбы ящик, очень похожий на футляр аккордеона. План операции уже созрел у меня в голове. В середине января мы решили приступить к его осуществлению. Пасмурный серый день. Времени около половины шестого. Мы с техником подходим к кафе; в двери непрерывно входят и выходят люди. Входим и мы.

На плече я чувствую тяжесть «аккордеона» и легкое прикосновение уже зажженного фитиля. Нам надо спешить. Проходим к стойке. Я опускаю свою ношу на пол. Никем не замеченные, мы выходим мимо часовых, окидывающих нас безразличным взглядом. Едва мы успели сделать несколько шагов, как «аккордеон» — мощная бомба — со страшным грохотом взорвался. Около десятка фашистских офицеров и солдат было убито и столько же ранено.

* * *

Итало Бузетто (Франко) и Луиджи Грасси (Марчелло) — секретарь миланской федерации компартии — созвали совещание, чтобы обсудить вопрос, как усилить работу гапистов. Совещание проходило в подвале церкви на улице Аргонне, арендованном одним патриотом. После общего обзора обстановки Марчелло обещает приложить все усилия, чтобы улучшить и расширить деятельность гапистов. Совещание закончилось в 11 часов 30 минут.

Когда мы собрались расходиться, то обнаружилось, что кто-то снаружи закрыл дверь на засов. Мы попытались высадить дверь, но, несмотря на внушительный вес Марчелло, нам это не удалось. К счастью, мы нашли пробойник и молоток и, повозившись около получаса, выломали дверь и ушли Оказалось, что это сделал пономарь — увидев, что дверь не закрыта на засов, он закрыл ее. Посмеявшись, мы разошлись каждый в свою сторону.

* * *

По сравнению с другими боевыми действиями операции гапистов отличались наибольшей дерзостью и увенчивались большим успехом. Кто же были гаписты? Это не были, как думают некоторые, герои-одиночки, совершавшие отчаянные и героические подвиги в борьбе один против ста, боровшиеся в отрыве от масс, смельчаки, подвиги которых могли заменить действия народных масс.

Отряды гапистов не были похожи на организации первых буржуазных революционеров, например, карбонариев 1848 года. То были малочисленные и изолированные группки сектантов, заговорщиков, оторванных от народа, без конкретных и конструктивных политических взглядов.

Действия гапистов не имели также ничего общего и со старым терроризмом народнического типа, движением заговорщиков-интеллигентов, вступивших на путь борьбы скорее под влиянием обуревавших их чувств, чем по глубоко осознанным убеждениям. Их деятельность была оторвана от борьбы, которую вел русский народ против деспотизма самодержавия.

Для нанесения удара гаписты каждый раз выбирали такой объект, что была очевидна прямая связь между действиями отрядов ГАП и освободительным движением всего народа, и эти их действия, принося ощутимые непосредственные результаты, имели важное моральное и материальное значение для всей борьбы в целом.

Гаписты сражались, совершали героические подвиги потому, что имели такого надежного, вдохновляющего их на подвиги руководителя, как могучая коммунистическая партия.

Гаписты были смелыми, выдержанными бойцами, убежденными в том, что враг должен быть уничтожен. Они показали, что мелкие группы, разбросанные в разных районах города, даже если они и плохо вооружены, могут наносить врагу чувствительные удары именно потому, что они связаны со всем народом.

В этой великой битве все нам служило орудием борьбы: и забастовка, и бомба, и пистолетный выстрел, и автоматная очередь, и подпольная газета, и уличная демонстрация.

21 января 1945 года исполнялась 24-я годовщина со дня основания Итальянской коммунистической партии — партии, показавшей себя вождем всего итальянского народа в борьбе против фашизма и немецких захватчиков, партии, организовавшей десятки партизанских бригад, неизменно шедшей в первых рядах борьбы.

В тот день на крышах заводов и домов развевались на солнце десятки красных флагов. В этот же день исполнялась годовщина смерти Ленина. Трудящиеся массы, весь народ достойно отметили эти две даты.

* * *

Мы сидели с Линой Сельветти на скамейке в парке и ждали связную, которая должна была прибыть из долины Вальтеллина. Лине не терпелось скорее увидеть свою подругу, потому что она уже более двух месяцев не получала известий из дому. Утро было серое, пасмурное, дул холодный ветер.

Чтобы скоротать время, мы рассказывали друг другу о себе.

Полная опасности, одинокая жизнь подпольщика, которой мы жили, располагала к откровенности, и мы поведали друг другу все самое сокровенное. Спокойно и бесстрастно Лина рассказывала мне о себе, о своем доме в горной деревушке, о том, как жили окружавшие ее люди, о их работе, их лишениях и борьбе. С грустью в голосе описывала она мне красоту своей родной долины.

Наконец пришла связная. Девушки радостно обнялись.

— Дома все живы-здоровы? — спросила Лина свою подругу.

— Для тебя у меня кое-что есть, — ответила та и передала ей маленький сверток. Девушка довольно улыбалась, видя, как глаза Лины засветились радостью. Они были подруги детства. Вместе ходили в школу и питали друг к другу большую и искреннюю дружбу, установившуюся в ранней юности. Они очень давно не виделись: их разлучили события 8 сентября. Радость их встречи удвоилась оттого, что обе они теперь боролись в рядах Сопротивления.

Связная принесла кое-что и для меня — толстый конверт. Мне сообщали, что завтра будет доставлено оружие, которое мы так ждали.

Лине захотелось немедленно развернуть свой сверток. В нем оказались вязаная фуфайка и шерстяные чулки. Это ей прислала мать; она сама все это связала для нее, для своей дочери, боровшейся за свободу. Тут же была маленькая записочка. Мать наказывала дочери беречь себя и посылала ей свое благословение. Меня взволновали эти простые, идущие от сердца слова матери, но я притворно подсмеивался над девушкой:

— Наверно, ты не рискнешь пойти гулять по Милану в этих шерстяных чулках!

Из парка мы вышли на площадь Фиуме. Связная рассказывает нам о себе. Крестьянам в долине Вальтеллина живется не сладко: они страдают от голода и нищеты.

— Еще девочкой, — говорит она, — я вынуждена была работать в поле, но все равно мы никогда не ели хлеба досыта. Я решила уйти в Милан и поступить в прислуги. Помню, как в первый день меня поразила разница между тем, что я увидела в доме у моих хозяев, и тем, что я видела в бедных домах своих односельчан. Жизнь моя в то время была нелегкой, ведь известно, что за жизнь у прислуги: сколько она ни работает, хозяйка все равно никогда довольна не бывает.

Три долгих года прожила девушка в прислугах и каждый день со слезами на глазах вспоминала о своей деревне, о своих родных. Старалась скопить немного денег, но так и не смогла, хотя работала день и ночь. А когда она заболела, ее отправили обратно в деревню. Теперь она была больше не нужна; а на то, что за эти три года она подорвала себе здоровье, хозяевам было наплевать. Она вернулась домой; горный воздух сделал свое дело: она поправилась.

Никаких перспектив, нищета и страдания — такой удел ждал многих итальянских девушек.

Потом наступили события 8 сентября. Девушка встала в ряды борцов Сопротивления.

— Теперь я счастлива, — сказала она, заканчивая свой рассказ, — счастлива тем, что я тоже вношу свои скромный вклад в нашу борьбу.

Было время обеда, у меня назначено свидание с Франко и Клоккиатти (Уго). Мы расстались. Больше я никогда не встречал эту девушку и ничего о ней не слыхал.

Может быть, какой-нибудь камень в горах Вальтеллина хранит память об итальянской девушке, отдавшей жизнь за свободу родины.

В конце января в фашистских газетах появилось сообщение о том, что миланский военный трибунал на чрезвычайном заседании приговорил к смертной казни девять гапистов. В их числе был Кампеджи, товарищ, заменявший меня на посту командира бригады в то время, когда я был в Валь Олона. На вопрос председателя трибунала, участвовал ли он в операциях гапистов, Кампеджи ответил:

— Я не только участвовал в них, я их подготавливал и руководил ими.

А на вопрос: «Что вы бы стали делать, если бы вас выпустили на свободу?» — он ответил:

— Продолжал бы делать то, что делал раньше.

Когда был зачитан приговор, ему предложили подписать прошение о помиловании. На это Кампеджи ответил:

— Пусть о помиловании просит Муссолини, ему это очень скоро понадобится.

После того как им был зачитан приговор, молодых гапистов привели обратно в тюрьму. Входя в свои камеры, они пели патриотические песни.

На заре 2 февраля 1945 года по безлюдным улицам Милана, мимо мрачных зданий университетского городка, ехали на велосипедах спешившие на работу рабочие. Их догнала большая крытая машина, похожая на ремонтный фургон, которая направлялась по дороге за город. Вдруг в этот ранний утренний час раздались звуки песни. До слуха рабочих донеслись даже слова этой песни, песни, о которой давно боялись даже вспоминать. Они услыхали, как в фургоне пели хором «Бандьера Росса»[32]. Назавтра рабочие узнали, что там находились их товарищи, пять гапистов, которые с песней шли на расстрел.

Они шли на смерть, оставляя рабочим, всем честным людям, вместо завещания слова этой песни.

Луиджи Кампеджи, Оливьеро Вольпонес, Витторио Рести, Северино Мантовани, Франко Манделли были убиты фашистскими палачами. Пусть они погибли, но великие идеалы свободы и справедливости, за которые они боролись, будут жить вечно.

* * *

В тот же час на аэродроме в Аркоре были расстреляны другие пять героев-гапистов: Эмилио Череда, Пьерино Коломбо, Альдо Мотта, Ренато Пеллегата, Луиджи Ронки. Еще пять патриотов погибли от рук фашистских бандитов. Склоним наши знамена над их прахом и поклянемся отомстить врагу за их смерть — таков был ответ тех, кто продолжал сражаться.

В тот же день командование партизанских отрядов приказало отрядам САП и ГАП нанести ответный удар. Саписты совершили налеты одновременно на 20 казарм фашистов. На площади Фиренце гаписты убили капитана и двух других фашистов.

3 февраля 1945 года такая же участь постигла немецкого фельдфебеля и итальянского сержанта — фашиста из Аффори, шпиона и палача. Их казнили гаписты из отряда «Вальтер».

Новая группа бойцов, только что влившаяся в состав бригады, пустила под откос поезд.

3 февраля отряд «Вальтер», ранее переданный в бригаду САП, вернулся в состав ГАП и за период с 5 по 10 февраля уничтожил пять грузовиков и убил двух немцев.

Командование между тем сообщило нам, что в траттории «Золотой Лев» на проспекте Гарибальди устроена столовая для «политического» отдела фашистской бригады «Мути», расквартированного в помещении школы на улице Скьяппарелли. Траттория сообщалась внутренним ходом с казармой.

По полученным нами сведениям, несколько дней тому назад в казарму были привезены ящики с боеприпасами. Фашисты намеревались превратить казарму в настоящую крепость.

Мы разработали план операции. Минарди, Ольга и Пеллегрини ломали голову над тем, какой избрать метод действий. Я вместе с четырьмя гапистами побывал на месте операции, чтобы уточнить, как попасть в зал траттории и как заложить мину.

Вечером 4 февраля под командованием Франчи гаписты Альбино Росси и Альбино Трекки, входившие ранее в состав III дивизии «Алиотта» (район Ольтрепо Павезе), и Лина Сельветти подошли к намеченному объекту.

Минарди и Ольга, ожидавшие их невдалеке, услышали грохот взрыва, а потом их подхватил поток бежавших людей. Они взглянули на часы:

— Но это же раньше времени! — вскрикнула Ольга.

Что мог означать этот преждевременный взрыв? Между тем примчались немцы и фашисты, и шум моторов смешался с грохотом выстрелов.

Я тоже услышал грохот взрыва и думал, что операция, как всегда, прошла удачно. Вечером в половине девятого, как было условлено, я отправился на свидание с Франчи на площадь Суза, но он не пришел; я с нетерпением ждал его до девяти часов.

* * *

На следующий день утром в семь часов я пошел к Минарди. Вид у него был серьезный и озабоченный. Он мне объяснил, что мина взорвалась раньше времени. К месту происшествия было невозможно приблизиться, так как все было блокировано. Минарди от одного солдата узнал, что мина взорвалась в трех метрах от зала. Вот почему мы услышали взрыв раньше времени.

— А что с ребятами? — спросил я с тревогой. Но Минарди тоже ничего не знал о их судьбе.

Днем я послал к родным Франчи. Они были обеспокоены его отсутствием, но ничего о нем не знали. Самое ужасное состояло в том, что и мы ничего не знали о судьбе четырех товарищей. Живы ли они?

6 февраля 1945 года я послал в морг одну коммунистку по имени Татьяна, которая знала в лицо Франчи и Лину.

Мы договорились с ней о встрече, и в одиннадцать часов я ждал ее на площади Гуарди. Вижу: идет она медленно, словно устала, и по ее виду я понял, что случилось что-то серьезное. Иду ей навстречу. Татьяна некоторое время молча смотрит на меня и потом говорит тихим голосом, будто сама боясь своих слов:

— Это ужасно! Я видела их обоих — и Франчи и девушку. Я не могла ошибиться, это они.

Понять причину этого ужасного несчастья мы никак не могли. Технический дефект? Шпион? А может быть, кто-нибудь, выстрелив, попал в мину, и произошел взрыв?

Как бы то ни было, а бесстрашные гаписты погибли на своем боевом посту, а как это случилось — для нас так и осталось тайной.

Они погибли как герои за свободу Италии, и итальянский народ не забудет их.

Лине Сельветти только исполнилось 24 года. В сентябрьские дни 1943 года она — одна из первых девушек — вступила в ряды партизан в долине Вальтеллина и сражалась в родных горах, которые так любила и хотела освободить от врага. Она участвовала в десятках операций. Смелая, безгранично преданная нашему делу, она своим примером вселяла в других уверенность и бесстрашие. Трагический случай оборвал героическую жизнь этой смелой молодой женщины.

Альбино Росси, доблестный боец дивизии «Алиотта». Он просил, чтобы его перевели в 3-ю бригаду ГАП, ибо, как он говорил, хотел сделать больше, чем до сих пор сделал. Во время этой операции он был тяжело ранен преждевременно взорвавшейся бомбой. С невероятной стойкостью переносил он ужасные боли. Умер спокойно. Перед смертью он сказал ухаживавшей за ним медицинской сестре, что рад отдать свою молодую жизнь за свободу и независимость родины.

Альбино Трекки — миланец, ему было 22 года. Он тоже добровольно просил перевести его из дивизии «Алиотта» в гаписты и отличился во многих боевых операциях.

Луиджи Франчи после событий 8 сентября помогал пленным англичанам бежать в Швейцарию, прятал гапистов, всячески помогал им, переправлял их в горы. Он тоже просил, чтобы ему дали возможность сделать больше, чем он сделал, ежедневно настаивал перед командованием о переводе его в отряд ГАП. Его просьба была удовлетворена. Перейдя в гаписты, он оказал нам большую помощь. Мы с ним сумели быстро найти помещение для мастерской, где изготовляли мины, гранаты, достать большое количество взрывчатых веществ и различного оружия. Но это его не удовлетворяло. Он хотел лично принять участие в операции против немецких и итальянских фашистов. 4 февраля он погиб, возглавляя группу своих боевых товарищей.

* * *

Несколько дней спустя я встретился с Пьетро Секкья. Я еще не успел произнести ни слова, как Секкья предупредил мою просьбу:

— Тебе нужны люди и оружие, — сказал он.

Мы с ним долго беседовали. После этого разговора я почувствовал прилив сил, почувствовал себя уверенней, готовым сделать все, что требует партия, все, что только будет необходимо.

В эти дни в бригаду влился один из отрядов 3-й бригады САП. В него входил: Брузо, Новелли, Ронкальоне, Романо, Джузеппе Коломбо, Чезаре Коломбо.

Новелли принял командование отрядом, а Брузо стал комиссаром отряда.

Фашистская «республика» в своих газетах и приказах непрерывно извергала на доблестных гапистов потоки желчи и грязи. Однако после хвастливой шумихи по поводу зверского убийства 2 февраля девяти патриотов фашистская печать вынуждена была признать, что, несмотря на расстрелы, силы Сопротивления стали активней, чем когда-либо прежде.

17 февраля я и Джанкарло выполняли важное задание: мы должны были казнить одного фашистского главаря, который жил на улице Вентитре Марцо. В семь часов вечера мы были на месте. Время шло, а фашист не возвращался домой. Кругом стояла мертвая тишина. Придет или нет? Вот уже восемь, а его все нет. Что делать?

— Лучше подождем, — говорю я Джанкарло.

Стоим настороже, готовые к нападению и к защите. В половине девятого нам приходится уйти. Ничего не поделаешь.

23 февраля 1945 года исполняется 27-я годовщина создания Красной Армии, армии, знамена которой развеваются над всей территорией Советского Союза, полностью освобожденной от немецких гиен, годовщина армии, идущей победоносно на Берлин.

Великий пример Советской Армии и народов Советского Союза, уверенность в их неминуемой победе еще больше усиливали стремление нашего народа освободить свою родину.

В этот день, в то время как в Москве гремели артиллерийские залпы салюта в честь громящей врага героической Советской Армии, миланские гаписты совершили нападение на патруль в Аффори и застрелили одного немца в центре города.

На миланских заводах проходили многочисленные демонстрации трудящихся, на заводских трубах развевались красные флаги, повсюду проходили митинги, стены были покрыты лозунгами, прославлявшими героические подвиги Советской Армии. Тысячи трудящихся прекратили работу и вышли на улицы, требуя мира.

28 февраля трое гапистов, ловко обманув бдительность часовых, заложили мину на линии железной дороги Милан — Турин около Аффори и надолго прервали движение.

* * *

Март 1945 года. День освобождения приближается. Народ все активнее участвует в борьбе. Повсеместно партизаны перешли в наступление.

«Народ Италии, пробил час расплаты! Изгоним из страны немцев, покараем предателей-фашистов! В бой за свободу и независимость Родины!» — таков был призыв Комитета национального освобождения.

Италия вставала на борьбу за свое освобождение, и заслуга в этом принадлежала прежде всего тем людям, которые в течение более 20 лет подвергались преследованиям, томились в тюрьмах, находились в изгнании. Эти люди никогда не прекращали борьбы против фашизма и первыми подняли знамя единства в борьбе за национальное освобождение. Такие люди, как Луиджи Лонго и Пьетро Секкья, были душой, главными руководителями партизанского движения. Такие люди, как Артуро Коломби, Джанкарло Пайетта, Пратолонго, Амеидола, Никола, Леоне и многие другие, всегда шли в первых рядах борцов против фашистского режима, за свободу и независимость нашей страны.

С каждым днем для народных масс становилось все яснее, что вооруженное восстание — это единственное средство покончить с режимом угнетения, голода и нищеты, с кровавым режимом арестов и расстрелов.

Забастовки и демонстрации в защиту личной безопасности граждан, с требованием хлеба и необходимых средств к жизни постепенно начинают происходить во всей миланской провинции и во всех областях оккупированной Италии. Все громче звучит лозунг: «Уничтожить немецких оккупантов и фашистов!»

На некоторых предприятиях фашистские главари делают попытки выступить перед рабочими, произносят речи, стремясь запугать трудящихся, но их прерывают возгласы: «Смерть фашизму! Вон немцев! Долой войну!»

Делегации предъявляют администрации требования рабочих. Фашистские главари пытаются говорить, но тщетно. Их вновь прерывают такие же угрожающие крики.

Рабочие объединены, имеют подпольные комитеты. Они вносят свой вклад в общую борьбу за освобождение Италии. Крестьяне, несмотря на фашистские репрессии, помогают партизанам.

Всюду, как в городах, так и в сельских районах, граждане различных политических убеждений — рабочие, представители интеллигенции, крестьяне — объединяются и создают Комитеты освобождения, в которые входят по 5–6 человек, и вместе борются против оккупантов и предателей.

События подтвердили, что прав оказался тот, кто с самого начала верил в народ, в его волю бороться за свое освобождение, в его политические и военные способности, необходимые для того, чтобы организовать патриотическую войну и довести ее, несмотря на нехватку оружия и жестокость врага, до победного конца.

Однажды утром мне сообщают о гибели Куриэля. Эта весть быстро облетела весь Милан и другие города. Куриэля — основателя Фронта молодежи — больше нет в живых. Его смерть — тяжелый удар для всей демократической молодежи. Убили Куриэля — стойкого борца, редактора газет «Ла ностра Лотта» и «Унита», создателя Фронта молодежи, любимого командира, отдавшего свою жизнь во имя жизни народа. Убили гарибальдийца, который после 8 сентября указал путь к объединению молодежи, призвал ее бороться в рядах Фронта молодежи за лучшее будущее.

Убили талантливого ученого, славу и надежду Италии. Куриэль, антифашист с 1935 года, возглавлял оппозиционное фашизму студенческое движение и в 1939 году был сослан в Вентотене. В период правления Бадольо он был освобожден и сразу же занял свое место в борьбе. Он пал от руки врагов накануне освобождения.

«Воспоминание о погибших друзьях наполняет наши сердца не только печалью, но и гордостью. Призыв к борьбе, который каждый патриот слышит в своем обливающемся кровью сердце при виде Италии, стонущей под пятой фашистских убийц, звучит особенно громко, когда он исходит от тех, кто отдал за наше дело свою жизнь. Бороться за освобождение до полной победы, стараться сделать как можно больше, страстно и неустанно стремиться к свободной жизни для себя и для всей Италии, хотеть и достигнуть этого, значит, воздвигнуть в их честь лучший памятник».

Эти строки написал Куриэль за несколько дней до своей гибели.

В первых числах марта я встретился с товарищем Альберганти. Он только что прибыл из Эмилии, чтобы возглавить миланскую федерацию коммунистической партии. Свидание состоялось на улице Сан Мартино. Точно в назначенный час мы были на месте, радостно, по-братски обнимаем друг друга.

Это была наша первая встреча после того, как нас освободили из ссылки. В начале разговора мы вспомнили хорошие и плохие дни в Вентотене, но нам некогда было предаваться воспоминаниям. Нас опять ждала работа. Мы проанализировали результаты борьбы отрядов ГАП.

— Надо активизировать и расширить действия гапистов, — сказал Альберганти.

Мы с ним медленно прогуливались. Альберганти кратко обрисовал военную и политическую обстановку, в нескольких словах охарактеризовал положение гитлеровской армии, разваливавшейся под ударами Советской Армии и армий союзников.

— От чудовищной военной машины, которая захватила и обескровила всю Европу, — говорит он мне, — скоро останутся лишь жалкие обломки, разбитые, потрепанные дивизии. Несмотря на призывы гестапо не сдаваться, в результате поражения весь политический и военный аппарат нацизма распадается. Горделивая столица национал-социализма, откуда Гитлер мечтал поработить Европу и весь мир, уже слышит у своих ворот гул орудий. День краха приближается.

Было уже поздно. Мы обмениваемся рукопожатием и расходимся. Каждый идет исполнять свой долг.

Через несколько дней Пеллегрини, который поддерживал связь с Минарди, сообщил нам об одном месте, где собирались немцы. Нельзя было упускать времени. Командование требовало, чтобы операция была проведена. На следующий день гаписты, сопровождаемые Минарди, были в указанном месте. Выбрав удобный момент, они заложили взрывчатку, и через три минуты произошел взрыв. Девять немецких офицеров и много солдат были убиты. Такая же участь постигла и немало их друзей — итальянских фашистов.

* * *

8 марта — Международный женский день. Какой огромный вклад внесли наши женщины и девушки в борьбу с фашизмом, какой героизм проявили они в этой борьбе!

Группы защиты женщины с каждым днем привлекали и мобилизовывали все больше итальянских женщин не только для оказания помощи партизанам и их семьям, но и для непосредственного участия в боевых операциях. Женщины одними из первых поднялись на борьбу во время мощных забастовок в марте 1943 года.

Из Групп защиты женщины вышли наши лучшие гапистки, наши лучшие связные. Женщины приобретали все более важную роль в великой армии освобождения.

С каждым днем мы все ясней чувствовали, что надвигается какое-то новое, важное событие. Всюду, как в горах, так и в городах, партизаны переходили в наступление и освобождали населенные пункты и целые районы. Среди рабочих ширится недовольство, учащаются забастовки. Их борьба, их открытые выступления против голода, за хлеб все чаще встречают действенную поддержку со стороны отрядов САП и ГАП.

Гаписты, саписты и партизанские отряды, действующие в горах, проводят операции по захвату продовольствия, обмундирования на складах противника. Затем это все распределяется среди беднейших слоев населения.

Под охраной гапистов и сапистов проводятся летучие митинги перед уходом рабочих с заводов. Все говорят о приближении вооруженного восстания. Планы разгрома немцев и фашистов, чувствующих, что скоро им придет конец, находят среди жителей Милана самую энергичную поддержку.

* * *

Однажды утром, в один из этих напряженных дней, я находился в районе Порта Романа около одного продовольственного магазина. Длинная очередь, большинство женщины, стоит часами, чтобы получить немного макарон. Многие женщины держат за руку или на руках детей. Они терпеливо ждут, чтобы купить немного еды для своих детей и мужей.

Вдоль очереди прохаживается немец, он насмешливо улыбается. Женщины смотрят на него ненавидящими, полными презрения глазами. Вдруг кто-то из них кричит:

— Убийцы! Близок час расплаты!

Немец спускает на автомате предохранитель, но десятки, сотни глаз смотрят на него с ненавистью, сотни женщин про себя повторяют те же слова. Немец понял и не осмелился исполнить свою угрозу. Он бормочет что-то и пытается снова улыбнуться.

12 марта 1945 года. Семь часов двадцать минут утра. Я проверяю свои пистолеты и выхожу на улицу. Привратница подметает тротуар. Она, улыбаясь, приветствует меня словами:

— Желаю удачи.

Да, действительно, удача мне нужна.

Утро было холодное, небо свинцово-серое, пасмурное. Меня пробирает мелкая дрожь, поднимаю воротник пальто. Пройдя маленькую уличку, выхожу на широкую, обсаженную платанами улицу — Виале Кампания. Иду медленно, закуриваю сигарету, смотрю по сторонам. Какой-то майор в форме летчика выходит из роскошного дома, садится в машину и уезжает.

На углу улицы Марио Джурати на мгновение приостанавливаюсь. Все спокойно. На Корсо Вентитре Марцо меня ждет товарищ. Обмениваемся с ним коротким взглядом — мы без слов понимаем друг друга.

На остановке трамвая 35 я смешался с толпой рабочих завода Капрони. С грохотом подходит переполненный трамвай. Рабочие устремляются ему навстречу и берут его приступом. Я остаюсь на остановке, мысленно прощаюсь с ними: до скорой встречи!

На площади Гранди живет фашистский преступник Чезарини. Перед его домом прохаживаются взад и вперед два охранника и внимательно осматривают всех прохожих. Я остановился около магазина тканей и краем глаза наблюдаю за ними. Вот подходит разносчик газет и протягивает одному из них газету. Я возвращаюсь снова на трамвайную остановку на углу улицы Муджелло. Времени без десяти минут восемь. Мне кажется, что стрелки моих часов двигаются медленнее обычного. «Полковник» еще не появился. Восемь минут отношу за счет его привычки опаздывать. Восемь минут — пустяк, но мне они кажутся вечностью. Все мои мысли и чувства сосредоточены на одном — действовать. Я отдаю себе отчет в важности этой операции, думаю о деле, за которое мы боремся. Это вселяет в меня уверенность, желание преодолеть любое препятствие.

Но вот, наконец, из дома, за которым я издали наблюдаю, выходит мужчина. По обе стороны от него пристраиваются его телохранители, и все они направляются в мою сторону.

Я гашу сигарету, засовываю руки в карманы пальто и иду им навстречу. По мере того как я приближаюсь к ним, сердце у меня бьется все сильнее и сильнее. В голове проносится мысль о трехстах арестованных на заводе Капрони (почти все они или расстреляны, или погибли в концлагерях), о товарищах, которые борются и умирают в горах, о партии. От троицы меня отделяют всего несколько шагов. В серединке, с самоуверенным видом идет высокий плотный мужчина. Мои пальцы сжимают в карманах рукоятки пистолетов.

Вот я уже поравнялся с ним. Резко останавливаюсь и говорю Чезарини:

— Теперь не будешь больше угонять в Германию и убивать рабочих и патриотов! — и сразу стреляю одновременно из обоих пистолетов. «Полковник» падает на землю, а за ним один из его охранников.

Чезарини делает тщетное усилие достать пистолет. Второй его телохранитель остолбенел от неожиданности и страха. Потом он пытается сорвать с плеч автомат, но уже поздно — его настигают мои пули. Он падает на мостовую рядом с двумя другими.

Рабочие, проходившие группами по улице, бросаются на землю и не могут понять, что происходит. Потом раздается чей-то крик:

— Чезарини! Убили Чезарини!

В глазах рабочих сверкает радость, и когда я пробегаю мимо них, они мне аплодируют. Я останавливаюсь и кричу им:

— Итальянцы, рабочие, восставайте! Смерть нацизму и фашизму! Да здравствует свободная Италия!

Мой товарищ ожидал меня неподалеку, он посадил меня на свой велосипед, и мы помчались. Но едва мы успели проехать несколько метров, как путь нам преградил какой-то капитан. Он приказывает сдаться. Я спрыгнул с велосипеда и шепнул товарищу:

— Подожди минутку.

Выхватываю оба пистолета, они были разряжены, и кричу:

— Руки вверх!

Храбрый капитан сразу растерялся, бросил свой пистолет и удрал, как заяц. Я вскочил на велосипед, и мы поехали домой. В тот же день я доложил командованию: «Операция прошла успешно».

* * *

28 марта по призыву забастовочных комитетов забастовали все как один рабочие более чем на ста заводах. Немцы и фашисты пытались запугать рабочих. На заводы было послано несколько сот немецких солдат, но рабочие больше их не боятся. Они теперь хорошо понимают, что избавиться от них можно только путем борьбы.

Несмотря на режим террора, нищеты и голода, повсюду происходят демонстрации и митинги. Представители забастовочных комитетов выступают перед рабочими, призывая их бороться за увеличение мизерной зарплаты, против кровавого террора, против убийств лучших сынов Италии. Теперь операции отрядов САП и ГАП непрерывно следуют одна за другой.

Итальянские партизаны не сидят сложа руки в ожидании прихода союзных войск, они не дают передышки вражеским войскам. После массовых забастовок 28 марта Комитет национального освобождения Северной Италии в одном из своих сообщений выразил горячую похвалу «бастующим рабочим Милана, которые своей нынешней борьбой против фашистских душителей подготавливают теперь уже недалекое народное восстание, чтобы уничтожить нацизм и установить прогрессивную демократию».

В период с 25 марта по 5 апреля отряды гапистов наносят удары по немцам и фашистам. За это время было уничтожено большое количество грузовиков. В середине апреля наши гаписты под командованием Орси среди бела дня рассчитались с одним шпионом на улице Джан Галеаццо.

22 апреля по приказу командования был казнен один крупный промышленник, сотрудничавший с немцами. Четверо гапистов явились утром к нему на предприятие и заявили, что им срочно нужно поговорить с хозяином.

— Мы, — сказали они, — из политической полиции.

Вахтер проводил их, пригласил присесть. Они ждали хозяина минут пять. Потом открывается дверь, и он появляется на пороге. Гаписты разрядили в него свои пистолеты.

Этот промышленник был одним из руководящих деятелей фашистской «республики», по его вине многие рабочие были угнаны в Германию.

Вечером того же дня Джанкарло вместе с другим гапистом подстерегли и убили немца. Между тем всенародное восстание уже начинается. Сводки Корпуса добровольцев свободы[33] сообщали каждый день об освобождении партизанами городов, селений и целых горных долин. Фридрих Энгельс писал:

«…Раз восстание начато, тогда надо действовать с величайшей решительностью и переходить в наступление. Оборона есть смерть всякого вооруженного восстания… Надо захватить противника врасплох, пока его войска еще разрознены; надо ежедневно добиваться новых, хотя бы и небольших, успехов; надо удерживать моральный перевес, который дало тебе первое успешное движение восстающих; надо привлекать к себе те колеблющиеся элементы, которые всегда идут за более сильным и всегда становятся на более надежную сторону; надо принудить неприятеля к отступлению, раньше чем он мог собрать свои войска против тебя; одним словом, действуй по словам величайшего из известных до сих пор мастера революционной тактики, Дантона: смелость, смелость и еще раз смелость».

Восстание неудержимо ширилось, несмотря на массовое уничтожение патриотов в крематориях концлагерей.

Более того: каждый день в партизанские отряды приходили новые тысячи рабочих, крестьян — истинных итальянцев. Все понимали, что расстрелы, пытки и массовые убийства — свидетельство агонии нацистских и фашистских палачей, доказательство их бессилия.

* * *

Нам предстояло провести операцию против фашистов, засевших в казарме на улице Кадамоста.

Это было 23 апреля 1945 года. Для осуществления операции выделены Джанкарло и Мантовани. Они должны обстрелять из автоматов группу фашистов, толпящихся у ворот казармы, потом сесть на велосипеды и скрыться. Все шло хорошо, но когда Джанкарло стал уходить от преследования, у велосипеда лопнула цепь. Фашисты приближались, Джанкарло был ранен очередью из автомата.

Несмотря на тяжелые раны, он еще мог бежать, но понимал, что много ему не пробежать. Тогда он залег и открыл огонь из автомата по гнавшимся за ним фашистам. Потом он снова вскочил и побежал, но вновь почувствовал, что его покидают силы. Тогда он отказался от мысли о спасении и решил дорого продать свою жизнь. Он притворился убитым и стал ждать, когда приблизятся фашисты. В руке он крепко зажал гранату, и как только фашисты подошли, уверенные, что добыча не уйдет, метнул ее. Почти все фашисты были убиты. Джанкарло остался жив. Фашисты подняли и унесли его в свою казарму. Они хотели узнать, кто он, как его фамилия, где другие партизаны. Но он молчал. Фашисты пытались сыграть на его любви к своим близким, напоминали ему о семье. Один из фашистов сказал:

— Тебя ждет смерть, а ты молчишь. Ты не увидишь больше дорогих тебе людей.

Джанкарло произнес лишь одну фразу:

— Я сражаюсь против вас потому, что вы преступники. Я борюсь за то, чтобы освободить свою родину.

После трехчасового допроса, в течение которого он ужасно страдал от ран, его вынесли на улицу перед казармой, чтобы расстрелять. И когда взвод навел на него винтовки, Джанкарло крикнул:

— Да здравствуют итальянские партизаны! Товарищи, продолжайте борьбу!

Слава Джанкарло, навсегда ушедшему от нас накануне восстания! Мы продолжали борьбу. И утром 25 апреля, когда мы вышли на улицу, чтобы отправиться на очередную операцию, восстание уже началось.

В одном из домов на улице Ампер я вновь свиделся с Лонго, Секкья, Коломби, Альберганти, Вайа, Брамбилла, Вергани и другими любимыми итальянским народом руководителями, подготовившими и возглавившими победоносное восстание.