ГЕНЕРАЛИССИМУС
ГЕНЕРАЛИССИМУС
«Это много для другого, а ему мало».
Павел I
Для подвига Суворова Павел I, по словам Ростопчина, не находил достойной награды. Жалуя полководцу высшее воинское звание генералиссимуса, государь сказал Ростопчину: «Это много для другого, а ему мало, ему быть ангелом!»{181}. Впервые в русской истории император распорядился отлить прижизненный памятник генералиссимусу и установить его против фасада Михайловского дворца{182}.
Крепкие слова рапорта полководца о походе, императорских рескриптов о присвоении Суворову титула князя Италийского и звания генералиссимуса, о награждении генералов, офицеров и всех рядовых его армии, совершившей невозможное, разбили жалкие потуги неверных союзников принизить славу русского оружия{183}. «Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов Отечества, — гласил рескрипт Павла I, — недоставало вам одного рода славы — преодолеть и самую природу. Но вы и над нею одержали ныне верх… Награждая вас по мере признательности Моей и ставя на высший уровень, чести и геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков»{184}.
Итальянским и Швейцарским походами Суворов утвердил за собой славу величайшего полководца в мировой истории. Никогда столь блистательные победы не одерживались таким минимальным количеством сил, над столь сильным противником, с максимальным сохранением людей. Даже измена союзников не смогла уничтожить крохотную русскую армию, взявшуюся определить судьбу Европы. Но стратегическая задача победы над революционной Францией не была решена. Подвиги ради славы были Суворову чужды. Жертвы, принесенные русскими, как выяснилось, во имя корыстных интересов неверных союзников, представлялись ему напрасными. В октябре 1799 г. полководец должен был одновременно решать две задачи: сохранить русские войска, брошенные австрийцами в Швейцарии, и спасти союзников от самоубийства, использовав любую возможность победоносного продолжения и завершения войны.
Простояв трое суток в Фельдкирхене, Суворов 3 октября доложил императору, что поддержке союзниками наступления на Винтертур «ни малейшего упования не предвидится». При наличии у русских в сумме 20 тысяч пехоты, «неприятель втрое сильнее», находится на квартирах и хорошо обеспечен. В этой ситуации «о наступательных операциях мыслить не должно». Не получая снабжения в Швейцарии, русские должны покинуть страну, стать на зимние квартиры, «укомплектоваться людьми, лошадьми и военной амуницией, одеться, обуться и поправить наши изнуренные силы для открытия новой кампании» (Д IV. 401).
Из Фельдкирхена армия Суворова двинулась на соединение с корпусом Римского-Корсакова вокруг Боденского озера, обходя его с востока, длинным, но безопасным путем, вместо стремительной атаки на французов по западной стороне (Д IV. 402). 5 октября эрцгерцог Карл уведомил Суворова о своей готовности наступать. Суворов немедленно изъявил согласие перейти в наступление, «с полной уверенностью и на обещанное вами продовольствие» (Д IV. 404). На следующий день, не получив снабжения и сведений о наступлении союзников, он уведомил эрцгерцога, что встает для обеспечения войск на квартиры в районе городка Линдау (на юго-восточном берегу Боденского озера). Однако готов поддержать австрийцев, если понадобится (Д IV. 405). 7 октября он дал войскам диспозицию на расквартирование, уведомив об этом императора Франца I (Д IV. 406, 407).
Донесение Суворова Павлу I от 9 октября приоткрывает завесу дипломатичности полководца, который, по его словам, не надеялся на реальную помощь австрийцев в решении главной задачи: «завоевать всю Швейцарию». Без этого наступление превратится в «бесплодные демонстрации». Вопрос о дальнейших действиях полководец поставил на совете генералов своей армии и прибывшего, наконец, корпуса Римского-Корсакова. «Генералитет весь единогласно решил, что кроме предательства, ни на какую помощь от цесарцев нет надежды, чего ради наступательную операцию не производить». Для приведения войск в порядок было решено отвести их на правый берег Рейна, хотя эрцгерцог Карл «не устыдился» требовать, чтобы русские охраняли австрийскую границу со Швейцарией (Д IV. 411; ср. 419).
8 записке для себя Суворов определил предложение эрцгерцога поддержать решительное наступление русских всего 16-ю батальонами, да еще без указания времени их выступления, как «предательство». Измену Вены полководец связывал с тайной работой французской дипломатии. Он слышал, что Париж перевел в Вену 1 млн. ливров «для изгнания россиян за Альпы», и предвидел, что при заключении мира Директория превратится в «диктаторию», жалуя Берлину и Вене европейские страны за Польшу. Останется привлечь шведов, подкупить турок, и — в наступление на Ригу, Смоленск, Киев… (Д IV. 434).
По дипломатическим каналам, через Ростопчина, Суворов пытался вызволить из Швейцарии 800 раненых, оставленных там на милость французов. Вместе с ними русские оставили 800 тяжело раненных французов, тащить которых через горы означало — погубить. На это число офицеров и солдат он просил пополнить его войска, а корпус Римского-Корсакова — на 5891 человека{185}. Успешное продолжение войны зависело также от обмундирования и снабжение войск (Д IV. 408, 410), а главное — требовало установления единоначалия Суворова над союзниками, как было в Италии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.