ВОЕННОЕ ИСКУССТВО

ВОЕННОЕ ИСКУССТВО

«Время кратко и драгоценно!»

Два дня спустя, 17 июня 1770 г., Суворов издал развернутый приказ бригаде о новой тактике боевых действий и обучению войск. «Господам штаб-офицерам, комендантам на постах и прочим офицерам» было предписано «в праздное время обучать на постах их команды… большим конным и пехотным и в несколько линий и частей маневрам, эволюциям и атакам с жестоким и поспешным нападением».

Солдатам следовало объяснять, как применять строй на разной — ровной, низкой и высокой, изрезанной, лесистой и болотистой — местности, показывая «преимущества в силе ударения холодным оружием коннице и пехоте, особо и совокупно… полагая за единственное правило, что хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, если не будут истекать от искусства (выделено мной. — Авт.), которое возрастает от испытаний при внушениях и затверждении каждому должности его».

Возмутители, писал Суворов, не выдерживают атаки, зато искусны в перестрелках и быстро перемещаются, «чего ради по их легким разбегам и пушечная стрельба мало действия имеет, тем меньше ружейная», разрешенная отныне только егерям и прицельно. (Напомню, что главным средством борьбы русской линейной пехоты до этого был неприцельный залповый огонь.) Мушкетерам, как и гренадерам, лучше «ломать возмутителей штыками. Кавалерии же стрелять вовсе не годится, а несравненно лучше палаш и копье, разве паче чаяния случилось бы достреливать в погоне, но и при сем лучше холодное оружие», ибо «время кратко и драгоценно», нельзя тратить его на заряжание.

Фактор времени «генерал Вперед» выдвинул как важное условие победы русских войск, в которых мгновенное решение принимал по ходу боя каждый офицер, унтер-офицер и даже солдат. От солдата не зря требовалось «понимать свой маневр», уметь заменить капрала, день за днем учить инструкции и приказы, что и как делать в той или иной ситуации. Русский отряд хоть в 8 человек мог наилучшим образом использовать фактор времени. А другие войска, например, прекрасно вымуштрованные австрийские — нет. Одни, получив приказ «В атаку!», выполняли его, быстро и умело применяясь к обстоятельствам, в стиле написанной Суворовым позже «Науки побеждать»: «В атаке не задерживай!» Другие регулярные армии все делали по приказам, значит — ждали их и тратили драгоценное время.

Предписания Суворова с 1770 г. помогали войскам наилучшим образом использовать фактор времени. Он приказал «пехоту, хотя скорому заряжению весьма приучать, также и скорой пальбе плутонгами, но весьма ей в памяти затверживать, что это делается для одной проворности… В деле, когда бы до того дошло, то хотя бы весьма скоро заряжать, но скоро стрелять отнюдь не надлежит, а верно целить, в лучших стрелять, что называется в утку, и пули напрасно не терять, особенно егерям, коим должность только в том и состоит. Что же говорится по неискусству подлого и большею частью робкого духа: “Пуля виноватого найдет”, — то это могло быть в нашем прежнем нерегулярстве, когда мы по-татарскому сражались куча против кучи и задние не имели места целить, (а поднимая) дула вверх, пускали беглой огонь. Рассудить можно, что какой неприятель бы то ни был, усмотри он хоть самый по виду жестокий, но малодейственный огонь, не чувствуя себе вреда, тем больше ободряется — из робкого становится смелым и в мгновение ока в опасность ввергает» самих горе-стрелков.

«Пушки в деле действуют сами по себе, и хотя артиллеристов скорому заряжанию и пальбе примером весьма приучать, но больше того знанию батарейного места», то есть выбору выгодной позиции, а также прицеливанию, «чтоб в истинном действии стреляли редко, но прицельно, знали бы качество их орудий и зарядов напрасно не расстреляли. Известно, по роду сражений с возмутителями, что пушечная пальба долго продолжаться не может, ибо когда они с самого начала вдруг ударом сломлены бывают, то хотя пехота в погоню по обстоятельствам следовать должна, но по их скорому бегству остается тогда почти только их доканчивать одной кавалерии. Следственно, артиллерия остается позади при пехоте или резерве».

«Когда же возмутители сами артиллерию имеют, — продолжает Суворов, — то главнокомандующим в атаках надлежит пехотой или кавалерией ее от них немедленно отнять и избавиться от ее вреда, отчего, как доказано при всех случаях, она (шайка конфедератов) в робость впадает и предается несказанному бегству». Это нетривиальное решение — немедленная атака на вражескую артиллерию с целью снижения потерь в своих рядах — стало постоянным требованием во всех диспозициях Суворова.

«Их пехота, когда бывает, — пишет генерал о конфедератах, — и малолюдна, и ничего не стоит; кавалерия какая бы то ни была ее должна изрубить или пригнать» в плен. «Их драгуны или карабинеры… только по платью и вооружению, в прочем — один сброд». «Их надлежит немедленно фронтом ломать и сильно рубить, а казакам, если случится, то с тыла и крыльев их колоть или разбирать в полон и отдавать в резерв. Затвердить нашей кавалерии весьма, что гусары их еще слабее иных, ибо сброд… пьянее прочих»; в основном «беглые венгерские крестьяне, которые… к одежде гусарской привыкли, ибо и крестьянская их такая же».

В шляхетских хоругвях и в гусарах есть хорошие стрелки-наездники, прозванные «охотниками», — завершает характеристику противника Суворов. Но их искусство тщетно, потому что войскам ныне приказано в перестрелки «с мятежниками не вступать и как людей, так и время напрасно не терять, но делать скорый и сильный удар». А «тех наездников могут стрелять егеря, (хотя) и без того они всегда жертвой палаша и пик бывают» (Д I.128).

Палашом действовали тяжелые кавалеристы — карабинеры, пикой — казаки. Конницу, особенно стоявших с ним в Люблине карабинер, Александр Васильевич тренировал сам, хотя и понимал, что со своей щуплой фигурой, на маленькой лошадке выглядит среди рослых всадников на их крупных конях смешно, «по-арлекински».

Главной проблемой обучения регулярной кавалерии была езда строем. Атакуя четкой линией, по старому уставу в три, по румянцевскому «Обряду службы» — в две шеренги, карабинеры и более легкие драгуны сметали с поля боя любых иррегулярных наездников. Потеряв строй, они должны были собираться в полминуты, а не за несколько минут, как Суворову сличалось наблюдать. Пришлось генералу самому экзерцировать конников, особенно заездам в построение эскадрона из взводов, из эскадрона — во взводные порядки, в прямую, длинную и плотную линию, колено к колену.

«Атаке, рубке палашами я учил, хотя то арлекинская позитура, драгун — стоя, шагом, рысью, а потом вскачь делать карьер (самый быстрый аллюр лошади. — Авт.). Став на стремена, нагнувшись на конскую шею, (всадник) каждого рубит чрез его конскую голову[41]. Лошадь не боится блеска, он рубит низко пехоту, выше конницу. Прежде подлинной рубки привыкнет к отвесу палаша. Прошлый раз из всех тех, кого карабинеры рубили, большая часть ускакала раненые, а малосильных драгуны рубили наповал. Пистолет не бьет, а доканчивает. В погоне бунтовщики стреляют хорошо, и дай Бог! Недосуг им долго тем забавлятца, сверкает палаш! Карабин не на крюке, а в бушмете крепко к седлу привязан — он карабинеру» нужен, когда тот спешивается. Положение устава, что карабинера (как и драгуна) можно использовать в пешем строю, казалось Суворову упадническим: «Карабинер без лошади, как бочка без вина». Лошади, правда, часто были не обучены, состав их был в Польше ужасен: «посади лопаря на такую лошадь, как такого кавалериста на его оленя или на холмогорскую корову».

Столкнувшись с проблемами конницы, Суворов (в посланном Веймарну «Примечании для экзерцирования») пожалел даже нелюбимого им немца, гусарского полковника Древица: «Ему еще, как чужестранцу, выправлять моего тяжелее». Гусары и драгуны представлялись генералу лучшим видом войск в Польше: «Карабинеры всегда будут тяжелы против бунтовников».

Учебных проблем не было у Александра Васильевича с казаками: этих иррегулярных всадников он в атаке использовать запретил: «Казакам же, в каком бы то ни было генеральном деле, никогда не атаковать, но карабинерам — в поле, пехоте — в лесу и местах суровых и тесных; но пика их, по легкости лошади, служит только бегущему в крестец. Иное есть схватить малую партию»: нелепо тяжелой кавалерии гоняться за бегающей шляхтой …

Постскриптумом к этим мыслям, заложившим фундамент «Науки побеждать», стало письмо Александра Васильевича от 25 февраля 1771 г. на Пулавский пост, ротмистру 3-го кирасирского полка Вагнеру, который прислал эмоциональный рапорт о якобы огромных силах мятежников. «Как не стыдно, — укоряет генерал, — и на некоторое мое отсутствие голову потерять! Неужли… вы начинаете пить кофе и играть в тавлеи?»

Суворов предлагает ротмистру прогнать из его района отряды «грабителя бесчестного Пулавского, даже до его святотатственного места, где истинное на него наказание от Матери Божией последовать может»(т.е. до Ченстоховского монастыря, где засели мятежники). А не просить о «сикурсе» и «замучить моих карабинер, готовящихся на иные важнейшие предприятия». Генерал показывает, как важны на войне правильные слова, выражающие суть наступательной тактики:

«Сикурс есть слово ненадежной слабости, а резерв — склонности к мужественному нападению; опасность есть слово робкое и никогда, как и сикурс, слово чужестранное, да на русском языке… никогда не употребляемое и от меня заказанное, а на то служит — осторожность. А кто в воинском искусстве мудр, то над этим — предосторожность, а не торопливость. Свыше же резерва называется — усиление, то есть что и без него начальник войска по размеру его искусства и храбрости сильным быть себя почитает. Сикурс, опасность и протчие вообразительные во мнениях слова служат бабам, которые боятся с печи слезть, чтоб ноги не переломать, а ленивым, раскошным и тупозрячим для подлой обороны, которая, по конце, худая ли, добрая ли, рассказчиками также храброй называется» (понятия выделены мной. — Авт.).

Суворов советует Вагнеру обучать пехоту по образцу «моего известного Суздальского учреждения». С кавалерией у него достаточно сил для защиты Пулавского района от происков конфедератов. «Однако же, как бунтовников подлыми ни считайте, но никакого злодея уничтожать не должно, а оружие низложив, оказывать всякое благоволение. Мужайтесь и успокойтесь» (Д I.237).