ДОБРОДЕТЕЛЬ — ЗАЛОГ ПОБЕДЫ

ДОБРОДЕТЕЛЬ — ЗАЛОГ ПОБЕДЫ

«Нужное солдату полезно, а излишнее вводит в роскошь — мать своевольства».

Мысль, что Суворов в Наставлении постовым командирам разрешает грабеж, уподобляя солдат «возмутителям», следует отбросить. Русским было разрешено пользоваться имуществом противников, побежденных с оружием в руках, в то время как конфедераты грабили население. Мирным людям не было легче от того, что грабеж мятежники осуществляли под видом «реквизиций», которые генерал запрещал, предписывая «безденежно ничего не брать, опасаясь строго по силе законов взыскания».

Суворова возмущало, что шляхтичи продолжали грабить, даже покинув конфедерацию, «совсем разоряя диссидентские деревни… (и) не только деревни, но их церкви, не оставляя ни окон, ни лавок, также сбирая с них самовластно деньги, провиант и фураж» (Д I.178. Ср. 51). Не только диссиденты, но и католики, в том числе шляхтичи, не были защищены от произвола и даже убийства ничем, кроме русского штыка.

По случаям грабежей, которые случались в русских войсках, командование возбуждало уголовные дела. Особенно грешили казаки, которые довели Александра Васильевича до угрозы самого сурового в русской армии наказания шпицрутенами: толстыми прутьями, которые еще и вымачивались в соленой воде. Прогон сквозь строй, где товарищи наносили виновному от 100 до нескольких тысяч ударов шпицрутеном, как минимум отправлял несчастного в лазарет.

Обычно Суворов этого наказания даже не упоминал, но 24 июня 1770 г. сорвался и написал на все посты: «Доходят до меня жалобы, что казаки новоприбывшие чинят обывателям обиды и грабежи. Для чего им строго запрещается, чтоб отнюдь никто обывателям обид не чинил, что им на всех постах постовым командирам подтвердить. Если впредь услышаны будут какие жалобы, то виновные жестоко будут штрафованы шпицрутеном. А будучи в сражении, с лошадей для грабежа отнюдь не слезать» (Д I.127).

С возможным «лихоимством» был связан запрет поисковым командам останавливаться на панских дворах, откуда информация об отряде могла дойти до мятежников. «Вообще от шляхтичей, так и от протчих, никаких приманок не принимать… и бунтовщикам похлебства не чинить, под взысканием на господах постовых командирах. Сие строгое напоминание чиня, рекомендую трудолюбие, неутомленность и покорность всюду, ибо и Веденяпин не от чего иного сокрушение претерпел, как от его роскошных нравов» (Д I.120).

Разложение оккупационных войск (хорошо знакомое моим современникам по Афганистану) затронуло силы Суворова в упомянутом им поразительном случае с отрядом поручика Владимирского драгунского полка Веденяпина. Этот офицер, пишет Александр Васильевич, «к несчастью мне из Главной армии попался», — т.е. был прикомандирован из войск Румянцева, в которые пламенно мечтали попасть все храбрые офицеры! Уже это должно было Суворова насторожить. Но Александр Васильевич, располагая малыми силами, 28 сентября 1769 г. поставил Веденяпина с командой из 67 драгун на пост в местечке Красностав. Хотя формально Веденяпин подчинялся полковнику Траубенбергу, а не Суворову (Д I.45), тот усилил его пост солдатами Суздальского полка и взял на себя ответственность за него.

Поручик неплохо показал себя в деле, но 4 июня 1770 г. совершил самое страшное в глазах Суворова преступление: опозорил русское оружие поражением. Он «безрассудно и беспорядочно вступил в дело с мятежниками, разорил малолюдный эскадрон, погубил наших около пятидесяти человек и потерял одну чугунную пушку». Дело было так.

Узнав о вторжении в Люблинский район отряда мятежников, поручик с отрядом в 70 драгун, мушкетер и артиллеристов с пушкой бросился ему наперерез и занял местечко Фрамполь. «В это местечко, — с гневом пишет Суворов, — вступил он того 4-го числа около полудня столь нерадиво, что возмутители, шедшие другой дорогой, близко от него, его усмотрели. Они были под командой их полковника Новицкого в числе меньше 300 коней, и можно ли поверить, чтоб Веденяпин с семидесятью человеками и пушкой их не разбил в мгновение ока! — Тем, которые от капитана Голяшева бежали и также почти капитана Дитмарна испугались!»

Капитан Голяшев уже заставил полковника Новицкого изменить маршрут и гнался за ним. Поразив конфедератов в деревне Старые Соли, он послал к Фрамполю в помощь Веденяпину капитана Китаева. Капитан Суздальского полка Дитмарн, по словам Суворова, стал портиться с момента, как полком (с 5 января 1770 г.) начал командовать полковник Штакельберг. Он не только «забыл» посылать отчеты об обстановке Суворову, но и сам не знал, в каких силах противник и что делают отряды с соседних постов. Он вообще полагал, что ловит восьмерых мятежников! «Удивительно, — писал Суворов, — что наш бывший исправный Дитмарн с десятью казаками вместо восьми мятежников наезжает на всю их большую шайку и… что о их множестве не уведомлен, не знает, откуда возмутители зашли, как с ними Голяшев… от него… миль от восьми до девяти дерется». Дитмарн получил от Суворова выговор, хотя он с десятью конниками прогнал всю шайку мятежников.

Всюду поражаемый Новицкий с 300 всадниками вылетел прямо на Фрамполь, где ему должен был прийти конец, «если бы недоведомым нам Божиим определением Веденяпин разума не потерял под Франполем». Поручик действительно явил миру чудо. Получив известие о приближении конфедератов от пикета казаков, он, «подхватя несколько драгун, которые ему первые в руки попались, бросился на них на палашах. Подскакав, опустил палаши и, выстреля из пистолета, поскакал назад. Следственно бунтовщики за ним и погнались, и наскакали на выбежавшую его, мало что в поле, расстроенную оставшуюся команду. Драгуны не успели сесть на лошадей, и их окружили. Так плоха их позиция была, что возмутители ссадили своих карабинер в ближний огород и из-за забора им стреляли в спину наповал. Они же, пребывая без движения и только отстреливаясь, отрезаны были спереди их гусарами, по крыльям их были сараи, которые, наконец, бунтовщики зажгли. Не предпринимая ни малого прорыва сквозь мятежников, так долго они беспутно стреляли, что были сами перестреляны, остальные с Веденяпиным сдались в плен. Этих считают около двадцати, сколько спаслось — верного рапорта еще не имею. Суздальского полка подпорутчик Лаптев сдаваться не хотел и убит с товарищами, Воронежского эскадрона порутчик Кузьмин спасся, израненный смертельно».

В этом невероятном трехчасовом бою, где русские солдаты вели себя, как неорганизованная шляхта, а драгуны и гусары Новицкого действовали четко, напрасно погиб герой Орехова граф Кастели. Оплошали даже суздальцы: молодой подпоручик Лаптев слишком поздно повел 15 солдат в штыки; перераненные бойцы не смогли прорваться, Лаптев и 8 солдат погибли, а остальные попали в плен. Суворов просто кричал «о распутности Веденяпина»; 2 июля 1770 г. он за нераспорядительность и трусость был отдан под суд вместе с бежавшим с поля боя поручиком Кузьминым (Д I.118).

Веденяпин был виновен, но Суворов признал в рапорте Веймарну, что его система предупреждения и взаимной поддержки постов, до того эффективная, не сработала. Генерал до последнего момента «почитал, что все тихо и в порядке». Офицеры Главной армии, ответственные за коммуникационную линию от Львова до Сандомира, не просто «пропустили», но, по словам Суворова, «почти напустили» бунтовщиков на его район. Командиры постов не имели связи и не знали, что происходит у них под носом; Дитмарн «не заметил» боя во Фрамполе в 6 верстах от себя! Бойцы капитана Голяшева подоспели к Фрамполю, когда конфедераты оттуда ушли, позаботившись о раненых и даже похоронив всех убитых!

Хладнокровное мужество противника заставило Суворова воздать похвалу Новицкому. Хотя прорыв в Литву не удался (русские уже надвигались со всех сторон), конфедераты с честью вернулись назад к Пулавскому. «Они потеряли под Франполем только от двадцати до тридцати человек, — писал Суворов, — раненых они своих имели с собою не больше». Во всей экспедиции русские отняли у Новицкого не более 150 человек, в т.ч. 7 пленными, «из которых велел я отдать одного их раненого гусара на волю в монастырь в Колбушеве», — констатировал Александр Васильевич.

Историю с Веденяпиным, которую многие командиры постарались бы замолчать, Суворов широко использовал как пример для воспитания войск. Он указал, что на посту Веденяпина было «больше обид» местному населению, чем обычно (П 9). Гонясь за противником, этот человек «роскошных ндравов» в деревне Старые Соли остановился в доме у шляхтича, у которого «в благодарность» за сведения о неприятеле отобрал коня. Во Фрамполе, вместо того, чтобы сразу расставить караулы, Веденяпин приказал бить кнутом евреев (явно вымогая взятку). Жадный и бессовестный человек, внушал подчиненным Суворов, должен был потерпеть поражение.

Подчеркнув глубину нравственного падения Веденяпина, Суворов противопоставил ему благородное поведение противника. После боя «возмутительский командир Новицкий похоронил убитых в своем присутствии человеколюбиво, также содержал пленных ласково, а раненых велел отвести в Люблин, еще им дал на дорогу два червонца; их было тринадцать и уже человека три умерло. Я велел отписать… к Пулавскому, чтобы если хочет, наших пленных отпустил, и что я ему столько же людей пришлю».

Нравственное превосходство давало победу. Путь к поражению лежал через «роскошества». В письме Веймарну «Примечания для экзерцирования» от 3 марта 1771 г. Суворов рисует картину повреждения нравов солдат в условиях, когда «есть кошелек — кофе у пана готов». «Командир в замке, на панском дворе, — иронизирует Александр Васильевич, — спрашивает шпионов, рассылает их, пишет рапорты, отдает приказы (не заботясь о секретности); рядовые по дворам пьют вино, пиво, едят готовое хорошее кушанье, за то еще им давай провиантские деньги. Нужное солдату полезно, а излишнее вводит в роскошь — мать своевольства[39]. (Выделено мной. — Авт.) Кажется, что на это только одно правило: когда их где потчевали, отрядным командирам тот день записывать и не выдавать им провиантских денег, чтоб не богатели или после не мотали. Лучше, когда заслужат, дать им царскую милость. А за пьяного — больно бить его унтер-офицера. У меня под Ландскороном таких пропало и убито трое» (Д I.243).

В бою за Ландскрону было переранено немало офицеров, которые в погоне за роскошью надели яркое шляхетское платье. Много офицеров перестреляли у Древица, впадавшего с полком в роскошества в Кракове. — «Чего лучше, как по сему гербу целить? Пример берут с них и рядовые, уже им и государева шляпа лоб жмет, уже подмышками и кафтан тесен!»

Рождение в войсках склонности к лихоимству и утрата армейской идентичности при общении с местными жителями, переходе на местную пищу и одежду, были, конечно, опасны. Но Суворов не был бы собой, если бы предлагал командующему русскими войсками в Речи Посполитой лишь меры охранительные. Напротив, случай с Веденяпиным он использовал для экстренного доведения до войск новых требований по атакующим действиям, основанных на опыте и убеждениях полководца, подкрепленных переменами в Главной армии, победоносно сражавшейся с турками.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.