События ускоряются

События ускоряются

Эскадрилья теперь имела полную численность – 28 Мессершмиттов Bf-109G-2 и весь необходимый личный состав. Мы уже выяснили, что наши новые лошадки заслуживают только похвалы, и я был совершенно уверен, что в их кабины должны сесть наши лучшие летчики. Кроме трех командиров звеньев Пиве Эрве, Куйе Лахтела и Олли Пухакка, которые были выдающимися пилотами по любым меркам и опытными воинами, все остальные летчики также были смелыми людьми и прекрасно владели техникой. Однако, что самое важное, они унаследовали от своих предков развитой охотничий инстинкт. Они были хороши сами по себе, а как команда, так и просто великолепны, я не мог желать большей чести, чем командовать таким подразделением. В результате я оказался самым молодым командиром эскадрильи во всех финских ВВС и понял, что судьба более чем добра ко мне.

С того момента, как HLeLv 34 была полностью укомплектована, события понеслись галопом. Судя по всему, командование очень высоко оценивало наши возможности, потому что взвалило на наши плечи огромную ношу. Мы прикрывали участок длиной около 400 километров и все города от Ханко на западе до Карельского полуострова на востоке. Поэтому мы были вынуждены разбросать силы мелкими группами по множеству аэродромов и в результате почти никогда не имели в бою численного преимущества. Это не имело особого значения, когда нам приходилось иметь дело с группами истребителей, вылетевшими на охоту, но когда требовалось перехватить бомбардировщики, нам не хватало сил, чтобы справиться с истребителями сопровождения. Поэтому нам оставалось надеяться, что удача будет прикрывать нас сверху, пока мы атакуем бомбардировщики.

Основная часть эскадрильи, штаб вместе со 2-м и 3-м звеньями, находилась непосредственно под моим командованием в Утти и прикрывала район от Карельского полуострова до Порвоо. Первое звено Пиве Эрви было отправлено в Мальми, чтобы служить ядром ПВО столицы.

Через несколько дней после нашего возвращения в Финляндию Иваны начали наращивать активность своей авиации в неслыханных ранее масштабах. Весна уступила место лету, и ночи сократились до пары часов сумерек, вынудив нас находиться в состоянии готовности круглые сутки. В 03.00, еще до того как птицы начали свое пение, мы стояли рядом со своими Мерсу среди сосен на краю аэродрома, и только в 22.00 мы могли отправиться по койкам. Но даже эти несколько часов мы были вынуждены дремать, «приоткрыв один глаз», так как, несмотря на наши неоднократные обращения в штаб полка, наш аэродром не получил ни одной зенитки. Если бы Иваны узнали о нашей уязвимости, внезапная атака с бреющего в сумерках могла застать нас врасплох и уничтожить все наши самолеты на земле. Поэтому каждый день несколько пилотов сидели в кабинах истребителей и ждали, словно кошки у мышиной норки, чтобы при необходимости немедленно взлететь.

В первые три дня наступления, с 19-го по 21 мая, мы участвовали в десятке жестоких схваток над заливом, и счет эскадрильи быстро рос. Лично я добавил 3 победы к этому счету, в том числе один новейший истребитель Лавочкин Ла-5. Теперь они начали встречаться в больших количествах. Впервые на фронте Ла-5 появился осенью прошлого года под Сталинградом. Хотя самолет оставался примерно тем же, что ЛаГГ-3, установка новой 14-цилиндровой двухрядной звезды М-82 Ф дала резкое улучшение летных характеристик, что стало причиной нашего серьезного беспокойства. Высокая скороподъемность и отличная маневренность сделали Ла-5 грозным противником на малых высотах, редко можно было встретить его выше 4500 метров. И мы очень быстро выяснили, что бессмысленно драться с Ла-5 на виражах.

Все эти 3 дня мы видели русские корабли рядом с островом Лавенсаари, но русские зенитчики неправильно оценивали нашу скорость, поэтому, к счастью для нас, плотная стена разрывов, которую они ставили при каждом нашем появлении, неизменно оказывалась позади наших стремительно несущихся Мерсу. Только 21 мая наша эскадрилья сбила 10 Ил-2, ЛаГГ-3 и «Чаек», но и мы понесли первые потери. Накануне, когда лейтенант Эско Руотсила возвращался из вылета к острову Сескар, он был подбит. Его истребитель тащил за собой хвост дыма и постепенно терял высоту, видели, как он, находясь на высоте около 50 метров, внезапно рухнул в воду, унеся пилота с собой. На следующий день в 15.28 во время тяжелого боя с большой группой русских истребителей лейтенант Тауно Сааласти протаранил «Чайку», после чего сцепившиеся истребители вместе упали в воду западнее Лавенсаари.

31 мая нас посетил командующий ПВО генерал-лейтенант Лундквист, который прибыл, чтобы познакомиться с нашими методами операций. Во время визита он сообщил мне, что подполковник Магнуссон, мой бывший командир, принял полк у подполковника Нуотио, и эта перестановка означает ряд изменений для HLeLv 34. Пиве Эрви сдает командование первым звеном и переводится в штаб полка. Его место должен занять Лассе Лехтонен. Наш офицер разведки и мой адъютант, который, несмотря на юный возраст, обладал талантами коммерсанта и дипломата, также покидают эскадрилью.

Еще одним результатом визита генерала стало прибытие подразделения зениток. Чтобы обеспечить им более широкие секторы обстрела и одновременно позволить нашим Мерсу пользоваться поперечной летной полосой, я приказал срубить несколько сотен деревьев. Я чувствовал себя настоящим варваром, но я был вынужден сделать это, чтобы повысить наши шансы на выживание, а потому все было оправдано. На этот раз третье звено было отправлено в Мальми в порядке ротации, а первое вернулось в Утти. Во время перелета Поке Покела, Ману Франтила и Ойппа Туоминен натолкнулись на большую группу Иванов южнее Котка и сбили не менее 6 вражеских самолетов. Мерсу Туоминена был поврежден, когда пролетал сквозь обломки сбитого Пе-2, в результате пилот был вынужден сесть на воду возле берега острова Сомерс. Летчик добрался до берега вплавь. Кстати, Ойппа стал первым финским пилотом, награжденным Крестом Маннергейма. Позднее его самолет был поднят и отремонтирован.

Перехват русских высотных двухмоторных разведчиков был исключительно трудной задачей. Эти самолеты, Пе-2 и Дуглас А-2, обычно взлетали задолго до рассвета, и наши посты СНИС редко успевали предупредить нас вовремя, чтобы мы успели взлететь и набрать высоту. Один из таких эпизодов имел место 17 июня. Утро было ясным и совершенно безоблачным, стрелка часов еще не добралась до 03.00, когда пост в Лахти сообщил, что видит один бомбардировщик, летящий на восток на высоте 9000 метров. Едва мы получили предупреждение, как заметили прямо над базой крошечную точку. Мы в это время проверяли и запускали моторы, поэтому фельдфебель Лаури Ютила немедленно взлетел и устремился в погоню.

Возле Яаски, примерно в 150 километрах от базы, Мерсу Лаури догнал русского на высоте 8000 метров. Последующий бой был виден с одного из наших постов, и русский самолет вскоре рухнул, волоча за собой растрепанный хвост черного дыма. Но, судя по всему, противник дрался до последнего, потому что истребитель Лаури пошел вертикально вниз и разбился на маленькой полянке среди елей. Ошметки пилота и обломки самолета разлетелись на большое расстояние.

Хотя Утти находился всего в 50 километрах от залива, это добавляло целых 5 минут к времени полета, которые означали разницу между успехом и провалом. Поэтому на окраине города Котка началось строительство новой взлетной полосы в лесу Кюми. Время от времени я наведывался туда, чтобы посмотреть, как идут работы, и решил, что, судя по всему, полеты можно будет начать в августе. Перевод эскадрильи задерживался. К этому моменту было ясно, что мы не можем прикрывать восточную часть Финского залива из Утти, поэтому первое звено было отправлено в Суулаярви, а на главной базе осталось только второе звено.

Серьезная нехватка запасных частей и оборудования начала мешать полетам. Сначала мы получили лишь один комплект ремонтного оборудования, а так как эскадрилья действовала с трех разных баз, наши механики просто не могли разорваться на части. Например, у нас имелся только один специальный ключ для снятия втулки винта. Если он требовался в Суулаярви, его нужно было забрать из Мальми, расположенного в 270 километрах к западу, доставить туда, а потом отправить по воздуху обратно в Мальми. Бывали времена, когда наши истребители стояли на земле из-за нехватки нескольких жизненно важных мелочей. Наконец после нескольких обращений в германскую центральную базу снабжения в Пори мы получили некоторые нужные вещи, но остальные приходилось делать самим.

Наш старший техник и старший механик обучались на курсах в Германии, но здесь столкнулись с почти неразрешимыми задачами. Лишь работая круглые сутки с помощью двух механиков люфтваффе, Дорра и Кайзера, им удавалось поддерживать силы эскадрильи на приемлемом уровне. Мы не получили наземных радиостанций для работы с рациями FuG VII, которые стояли на Мерсу. По странной случайности нам подошли трофейные русские рации РСБ, хотя они обладали сомнительной надежностью и хрипели, как простуженные. Сами истребители, великолепные с точки зрения характеристик, начали страдать от неисправностей, вызванных спешкой производства военного времени. Имели место два случая, когда моторы DB-605 Мессершмиттов, летевших с крейсерской скоростью, просто загорелись, вынудив пилотов прыгать с парашютом!

Мы почти постоянно находились в кабинах наших Мерсу либо во время вылета, либо ожидая приказа на вылет, поэтому короткое лето пролетело незаметно. Мы научились практически не спать, а 2 августа наконец-то перевели самолеты на новую полосу возле Котка. Сама полоса имела длину около 2 километров, но была очень узкой, и ее окружали высокие деревья. Командный пункт и казарма еще строились, однако контрольная вышка, столовая, сауна и укрытия для самолетов уже были готовы. Поэтому мы не слишком горевали, покинув гарнизон Утти.

Три звена эскадрильи были разбросаны по трем базам, обычно мы летали парой или двумя парами, поэтому никогда не имели численного превосходства над противником в случае стычки. Тем не менее, количество побед эскадрильи устойчиво росло. 20 августа Куйе Лахтела, который только перевел свое звено из Суулаярви в Мальми в порядке ротации, сбил Ил-2. Его ведомый Ойппа тоже сбил штурмовик, первое звено, действовавшее из Суулаярви, добавило еще два. Наше второе звено, перебравшееся на новую полосу, сбило не менее 9 самолетов. Но и мы понесли потери, в первом звене был сбит лейтенант Терво, отважный пилот, одержавший несколько побед. Он погиб возле Лавенсаари.

11 сентября стало для эскадрильи памятным днем. Эрик Лили и Туре Маттила сбили по вражескому истребителю, а Йоссе Линфорс – бомбардировщик. В результате выяснилось, что мы за 5 месяцев действий в составе новой эскадрильи уничтожили 100 самолетов. Это дало нам повод устроить шумный праздник, в котором участвовали буквально все. На короткое время за стаканом немецкого шнапса мы забыли о неприятных сторонах войны. Зато на следующее утро, несмотря на гудящие головы, мы распечатали свою вторую сотню, уничтожив высотный разведчик Дуглас А-20.

Снова пришла осень. Листва начала опадать, а над Финским заливом все чаще висели тучи, и плохая погода заметно снизила активность обоих противников. Иногда в промежутках между вылетами на перехват мы получали задание сопровождать тихоходный и неуклюжий Ju-52/m, на котором была установлена большая индукционная петля, запитанная от вспомогательного мотора. Самолет занимался тралением магнитных мин на фарватерах Орренгрунда. Ухудшение погоды позволило нам наконец отоспаться за все лето. Чтобы сохранить форму, мы снова начали бегать кроссы и обшаривали подлесок в поисках грибов, чтобы разнообразить наши унылые трапезы.

Когда погода была хорошей, то мы, кроме обычных полетов над заливом, выполняли полеты на юг, но сокращение светлого времени ограничивало нашу активность. Однажды ночью в Котка завыли сирены воздушной тревоги. До города было менее 10 километров, и мы все вскочили, но могли лишь следить за лучами прожекторов, обшаривающими ночное небо, и разрывами зенитных снарядов. Земля содрогалась от взрывов бомб, а мы только сжимали кулаки в бессильной ярости. Но человек быстро привыкает ко всем особенностям войны, привыкли и мы к ночным налетам, даже самая сильная бомбежка уже не могла нас разбудить.

Задули осенние ветры, а там и зима подкралась потихоньку. Новые бои увеличили наш счет, но мы сами тоже несли тяжелые и неожиданные потери. Во второй половине дня мы уже возвращались после боя, когда западнее Лавенсаари Мерсу, пилотируемый фельдфебелем Эркинхеймо, ветераном многих боев и очень умелым пилотом, вывалился из строя и спиралью пошел к воде. Самолет вроде бы управлялся, и мы вызывали пилота по радио, однако он не отвечал. Это было совершенно необъяснимо. Самолет не имел видимых повреждений, мотор работал ровно, но самолет не мог лететь сам по себе, нам оставалось лишь беспомощно следить, как «мессершмитт» валится в холодную черную воду. Пилот не сделал попытки покинуть кабину или выпустить шасси, он черкнул по волнам между островами Суурсаари и Тютасаари, выполнив просто идеальную посадку. Но пилот так и не покинул кабину, наконец хвост истребителя задрался вверх, и Мерсу ушел под воду. Я вызвал спасательный катер, который находился в 15 километрах от места аварии, но мы знали, что поиски ничего не дадут.

Шли недели, и температура постепенно снижалась. Финский залив замерз, и 1944 год начался с сильнейших метелей. Наши маленькие грузовички «Сису» не подходили для работы снегоочистителями, поэтому мы приспособили ножи к автобусу эскадрильи и нескольким гусеничным тягачам, которые одолжили у зенитчиков. В результате, работая день и ночь, мы сумели расчистить взлетную полосу. Несмотря на исключительные холода, наши Мерсу все время были готовы к взлету. Мы многому научились за прошедшие зимы, масляные баки были соединены с нагревателями, чтобы держать смазку жидкой. Вдобавок мы научились у немецких техников методике «холодного запуска», добавляя в масло 15 процентов бензина. Это позволяло мотору набрать полные обороты буквально за минуту. Эта минута тратилась на то, чтобы вытащить истребитель в конец взлетной полосы, и мы могли идти на взлет сразу после получения приказа, не тратя времени на прогрев мотора. Разумеется, взлет с холодным мотором, работающим на полных оборотах, вещь неприятная. Самолет сильно трясло, и ты начинал всерьез бояться вылететь из кабины, но после того, как мотор окончательно прогревался, тряска пропадала.

Мы уже почти 6 месяцев действовали с аэродрома в лесах Кюми и достаточно четко представляли свои перспективы. А они были совсем не радужными. Наша система холодного запуска была почти бесполезна. Иваны могли использовать для скрытного приближения всю территорию Финского залива и старательно избегали островов Сомерс и Суурсаари, поэтому мы слишком часто вообще не получали предупреждения о появлении вражеских самолетов. Донесения, которые к нам все-таки приходили, были ненадежными, звуколокаторы помогали мало, и в результате «противник» оказывался группой самолетов люфтваффе или вообще торпедными катерами! Информация о количестве самолетов и их высоте всегда была неточной, и реальных результатов мы добивались, лишь когда вылетали на перехват русских истребителей, стартовавших с базы на Лавенсаари. Русские бомбардировщики обычно летели к Лавенсаари, чтобы там встретиться с истребителями, и оттуда почти всегда летели по линии Суурсаари – Тютасаари, чтобы атаковать немецкие позиции на линии фронта в Эстонии или немецкие конвои в Финском заливе, и лишь не более 10 процентов атаковали Котка.

Мы не имели достаточного количества истребителей, чтобы наладить постоянное патрулирование в воздухе. Самое большое количество истребителей, которое мы могли собрать для защиты Котка, равнялось 10, но слишком часто многие из них стояли на земле, ремонтируясь. Поэтому нам часто приходилось гадать, с какой же стороны последует атака на Котка, вдобавок требовалось в этот момент не заходить на посадку для дозаправки или вообще сидеть на земле, заправляясь. Можно сказать, что наша оборона напоминала слепого боксера, который пытается нанести удар противнику. Чаще всего мы узнавали о появлении противника над Котка по вою сирен и пальбе зениток.

Несмотря на мои категорические протесты, Куйе Лахтела, командир второго звена и один из лучших пилотов, был переведен в эскадрилью HLeLv 32, летавшую на Кертис «Хок 75 А», и 12 февраля он принял командование этой эскадрильей. За неделю до этого, 6 февраля, Хельсинки, который ранее подвергался только дневным налетам, стал мишенью одного из самых сильных ночных налетов за всю войну. Не менее сильные налеты на столицу были проведены 16 и 26 февраля, русские использовали в трех налетах около 1000 самолетов, несколько сот гражданских лиц погибли или были ранены. На следующее утро после последней из этих атак я вылетел в Мальми для инспекции второго звена и чтобы встретиться с нашим медиком подполковником Лейри. Меня давно мучил жестокий насморк, от которого я не мог избавиться. Нос был заложен, но я отказался от радикальных методов, которые предлагал доктор, и плюнул на запрет летать, вечером вернувшись на свой аэродром. Через неделю я прочистил носовые пазухи гораздо более радикальным способом, чем мог представить себе доктор.

6 марта была 26-я годовщина создания финских ВВС, и после страшно холодной зимы поднялось солнце над горизонтом, предвещая исключительно ясный день. В полдень мы вылетели на перехват, но не нашли противника, а когда уже завершили заправку, я услышал по радио переговоры большого числа русских пилотов, собравшихся на Лавенсаари. 5 наших Мерсу были готовы к взлету, мы помчались по летной полосе и направились на юг, чтобы перехватить русских, которые еще строились над Лавенсаари. На этот раз у нас было достаточно времени, и когда мы пролетали мимо Ховинсаари, с командного пункта поступило сообщение, что 39 самолетов летят севернее Суурсаари на высоте 5000 метров.

Я включил лампочку подсветки прицела, нацепил кислородную маску, и мы начали набирать высоту. Видимость была великолепной, и мы легко заметили 27 серебристых бомбардировщиков, их полированные крылья сверкали на солнце. Над бомбардировщиками крутились 12 истребителей сопровождения. Весь строй начал пологое пикирование в направлении Котка. У нас было слишком мало сил, поэтому мы были вынуждены атаковать бомбардировщики, не обращая внимания на истребители.

Косси Кархила летел справа от меня, а Онни Паронен слева, Пампса Мюллюля и Антти Тани прикрывали сзади. Мы зашли на строй противника со стороны солнца и атаковали его. Сняв пушку с предохранителя, я передал по радио: «Здесь Эркка. Атакую третьего слева Ивана!» Новенький Пе-2 рос у меня на прицеле. За 200 метров хвостовой стрелок начал поливать меня свинцом, но я не открывал огонь, пока дистанция не сократилась до 100 метров. 20-мм пушка и пара 7,9-мм пулеметов Мерсу обрушили снаряды и пули на фюзеляж и мотор моей жертвы. Когда я пролетал мимо, правый мотор Пе-2 начал дымить, и у него совершенно неожиданно вывалилась одна нога шасси. Самолет перевернулся на спину и разбился в море северо-западнее Хаапасаари.

Уголком глаза я заметил, как падают еще 4 бомбардировщика, охваченные пламенем, они потеряли управление и волочили за собой хвосты дыма, несколько парашютов качались в небе под ярким солнцем. Остальные Пе-2 повернули на обратный курс и пикировали в том направлении, откуда только что прилетели. Однако теперь сопровождавшие их Ла-5 оказались у нас за спиной, и мне пришлось резко уходить в сторону, когда рядом с кабиной пролетела пушечная трасса. Я положил Мерсу на крыло и завернул максимально крутой вираж. Один Ла-5 сразу попал мне на прицел, и снаряды моей пушки пропороли его от носа до хвоста. Куски русского истребителя полетели в разные стороны, и я уклонился, чтобы не налететь на них.

Теперь вокруг шли индивидуальные дуэли, а я заметил возле Сомерса одиночный Ла-5. Я быстро оглянулся и увидел, что в хвост моему Мерсу пристраивается другой Ла-5, но пока он был еще далеко. Поэтому у меня оставалось достаточно времени, чтобы сбить ничего не подозревающий Ла-5 впереди, прежде чем меня догонят. Через несколько секунд русский истребитель оказался у меня на прицеле, и моя пушка всадила несколько снарядов в его левое крыло с расстояния 50 метров. Моя цель начала маневрировать, и в этот момент я ощутил сильный удар в спину, одно из боковых окон фонаря разлетелось. Инстинктивно я попытался сжаться в комочек, чтобы целиком укрыться за бронеспинкой, одновременно я до отказа толкнул ручку управления, переворачивая Мерсу на спину. Оглянувшись, я заметил Ла-5, который всаживал в меня снаряд за снарядом.

Был только один способ отвязаться от назойливого русского, и я перевел Мерсу в вертикальное пике. Мой самолет понесся ко льду на скорости 180 м/с. Я держал ручку правой рукой, одновременно крутя левой колесо управления триммерами. У меня из носа хлынула теплая кровь, когда я пролетел вниз 4000 метров. Перед глазами все поплыло, и я начал терять сознание, когда начал выводить самолет из пике, молясь, чтобы мне хватило высоты. В 150 метрах надо льдом я все еще тянул ручку на себя изо всех сил, и самолет выровнялся, вдавив меня в сиденье. Стрелка бензомера уперлась в ноль, а снаряды Ла-5, похоже, изрядно покорежили мой Мерсу, так как рулевое управление было явно повреждено, рация представляла собой кучу хлама, и даже бронеспинка была пробита. Я понял, что мне в любой момент может грозить вынужденная посадка, но все-таки сумел дотянуть до аэродрома на последних каплях бензина. Я зарулил на стоянку, желая как можно быстрее зафиксировать свои 29-ю и 30-ю победы. Я выбрался из кабины, но, к моему страшному удивлению, товарищи схватили меня и засунули в машину, что-то крича про госпиталь. Сначала я никак не мог понять, что они делают, а затем до меня дошло: самолет изрешечен, а у меня все лицо и летный костюм в крови! Поэтому они и решили, что я ранен. В действительности же безумное пике прочистило мой нос, и проклятый насморк прошел.

В воздухе снова повеяло весной, снег быстро таял, и мы старались впитать как можно больше солнечного света. В апреле мы получили из Германии новые истребители – Мессершмитт Bf-109G-6, они имели более надежную рацию FuG 16 и более мощное вооружение. 7,9-мм пулеметы на них были заменены на 13-мм, а под крыльями была установлена пара гондол с дополнительными 20-мм пушками. В результате самолет значительно потерял в маневренности и стал неуклюжим, поэтому мы снимали крыльевые пушки. Однако крупнокалиберные пулеметы все равно заметно увеличили огневую мощь по сравнению Bf-109G-2.

Мы получали Bf-109G-6 маленькими партиями, и когда они прибывали, то мы передавали наши Bf-109G-2 эскадрилье HLeLv 24. Снова по нам ударила нехватка запасных частей, так как почти все, что мы сумели накопить, не подходило для новых машин, поэтому запасы тоже ушли в HLeLv 24. Перегонка новых истребителей из Германии легла тяжелым грузом на плечи немногих имевшихся летчиков, и те, кто оставался на аэродромах, были вынуждены дежурить круглыми сутками.

По мере приближения лета мы все раньше забирались в кабины истребителей, чтобы начать дежурство. 17 мая в 04.00 мы, как обычно нагруженные парашютами и ярко-желтыми спасательными жилетами, шли от командного пункта к самолетам, сунув полетные карты в наколенный карман. Потом я улегся под крыло моего нового Мерсу за номером МТ-417, ожидая, что будет дальше. Первые лучи солнца засверкали на стеклах кабины. Только в 10.29 в Котка печально завыли сирены, и тогда мы попрыгали в открытые окна и побежали к истребителям. Через несколько секунд 6 DB-605 А ожили, и по ушам ударил рев мощных моторов. Мы начали выруливать на полосу, а механики старались удержаться на ногах под напором струй воздуха от винтов.

Я понесся по летной полосе и как только оторвался от земли, сразу убрал шасси, круто пойдя вверх. Шлем застегивать пришлось одной левой рукой, одновременно подтягивая ремни парашюта и защелкивая привязные ремни, так как ничего этого раньше я сделать просто не успел. Пока я поднимался в нежно-голубое небо, с командного пункта сообщили, что 27 бомбардировщиков и 15 истребителей приближаются к Котка с юга на высоте 2000 метров. Сразу после этого небо впереди расцветили разрывы зенитных снарядов. Олли Пухакка летел, но остальные Мерсу немного отстали.

Мы полетели прямо на огневую завесу, поставленную нашими зенитчиками, чтобы атаковать бомбардировщики снизу. Мы надеялись, что они не ожидают появления перехватчиков с этой стороны. Мы сбили не менее 7 бомбардировщиков, причем 3 пришлись на долю Олли, а большинство уцелевших побросали свои бомбы в море. Мы так стремительно оказались среди бомбардировщиков, и они повалились, словно кегли. Поэтому истребители прикрытия не сразу сообразили, что происходит, а когда они наконец пошли в атаку, мы сумели добавить к нашему счету еще 3 русских. 10 побед за один вылет – это действительно нечто, мы потеряли только один самолет, который совершил вынужденную посадку на воду, причем пилот был спасен нашей канонеркой.

Однако на следующий день мы потеряли пилота, это был один из новичков эскадрильи лейтенант Лахти, который разбился в лесу возле Утти во время ознакомительного полета.

Действовать становилось все труднее, так как в результате наших успехов русские постоянно увеличивали число истребителей сопровождения, которые теперь летели выше и ниже бомбардировщиков. Это вынуждало нас с боем прорываться к цели, если мы намеревались атаковать их. Я благодарил счастливую звезду за то, что Иваны пока не догадались высылать группу истребителей для обстрела нашей базы перед налетом. Если бы они атаковали нас в тот момент, когда группа Мерсу только взлетала, у нас не осталось бы никаких шансов. Русские думали более чем странно. Допросы пленных показали, что Иваны не только прекрасно знали местоположение базы, но знали и о том, что у нас было мало истребителей.

Время от времени вражеские корабли в заливе давали нам великолепную цель для атак, поэтому в мае и июне я обучил 10 пилотов искусству пикирования. Мы установили под крыльями «мессершмиттов» держатели для 50-кг бомб, которые сбрасывали с малой высоты, пикируя под углом 45 градусов. Мы использовали мишень 15 на 25 метров и постоянно добивались 3 попаданий из 4 сброшенных бомб. Мы очень хотели атаковать корабли, однако командование, которое не желало терять драгоценные истребители, необходимые для защиты городов и военных объектов, категорически отказалось дать разрешение на подобные атаки, и от затеи пришлось отказаться.

Когда лето было в разгаре, характер войны изменился. Утром 9 июня 1944 года началось генеральное наступление Красной армии на Карельском перешейке, русские войска атаковали при мощной артиллерийской поддержке и под прикрытием сотен самолетов. Начались жестокие бои, однако русские неожиданно усилили нажим вдоль побережья Финского залива, полностью дезорганизовав нашу оборону. На следующее утро я получил приказ собрать вместе все три звена и перелететь в Иммола, чтобы принять участие в сражении. Наш наземный персонал поспешно побросал в грузовики оборудование и запчасти и выехал на новую базу. Но наши истребители смогли вылететь туда только 12 июня из-за погодных условий.

В третий раз мне предстояло летать из Иммола, но теперь база просто бурлила. Четыре истребительные эскадрильи приготовились к бою, который, как оказалось, был началом конца.

Через 2 дня после прилета наша эскадрилья вступила в жестокие бои, которые развернулись над главной линией обороны, шедшей от Ваммелсуу через Куутерселка на Сииранмаки. Под нами разворачивались кровавые рукопашные схватки, линия фронта колебалась взад и вперед, позиции переходили из рук в руки. Наша группа из 12 самолетов получила задание сбить 2 аэростата, которые корректировали огонь русской артиллерии. Мы заметили их, но увидели также и десяток истребителей, которые должны были защищать аэростаты. Мы летели прямо навстречу русским истребителям, и я едва успел покачать крыльями, давая сигнал к атаке, прежде чем самолеты смешались в дикой свалке. Мои снаряды разорвали фюзеляж «Аэрокобры», которая возникла на прицеле. Когда расстояние между нами было не более трех длин самолета, мой противник завертелся, за ним потянулся шлейф бензина из пробитого бака и струйка дыма. Затем он пошел спиралью вниз и разбился на вспаханном поле возле дороги Кивеннава – Куутерселка.

Вместе с другим пилотом, который также сбил «Аэрокобру», я на полном газу пошел вверх на юго-запад, куда сместился эпицентр боя. Когда мы приблизились, из общей свалки выскочил истребитель Ла-5, волочивший за собой хвост черного дыма. Я поймал его на прицел, но, судя по всему, моя короткая очередь прошла мимо цели, так как русский резко пошел на снижение, стремясь побыстрее пересечь линию фронта. Непроизвольно он дал мне преимущество, так как если бы он заложил крутой вираж, я бы не смог поймать его. Зато теперь я погнался за противником. Я быстро настиг Ивана и уже был готов открыть огонь, как сообразил, что русский пилот не управляет самолетом. Похоже, моя первая очередь все-таки настигла цель, так как летчик не попытался покинуть кабину, когда Ла-6 врезался в деревья внизу.

Я теперь летел на малой высоте и видел на горизонте только один аэростат. Я не сомневался, что вокруг него расставлены зенитки, и чтобы использовать элемент внезапности, я зашел со стороны солнца. Передо мной раскинулся огромный Ленинград, а чуть справа виднелась крепость Кронштадт. Аэростат был закреплен возле Терийоки и держался на высоте около 600 метров. Я опустил нос своего Мерсу и начал пикировать на него. Хотя я не дал полный газ, очень быстро моя скорость достигла 600 км/ч, но стрельба по неподвижной цели не представляла никаких трудностей. Первая же моя очередь привела к тому, что из аэростата вылетел белый клубок дыма. Потом появился язычок пламени, и вскоре огонь охватил весь баллон, который начал падать. Корзина наблюдателей беспорядочно моталась из стороны в сторону.

Как только мы заправились, нас снова послали в район Сииранмаки – Куутерселка. Каждый вылет завершался тяжелым боем, у нас никогда не было недостатка в целях, так как повсюду мелькали русские истребители и штурмовики. Главной задачей было самому не превратиться в чью-нибудь мишень. К концу дня мы сбили 11 самолетов и 4 аэростата, потеряв только сержанта Саарни. Он не вернулся на базу и считался пропавшим без вести.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.