Про выпивку

Про выпивку

Почти у всех ветеранов есть фронтовые истории, связанные с выпивкой. У кого смешные, но чаще всего грустные. Все признают, что в Польше и Германии было очень много случаев отравлений техническим спиртом. В том числе и у меня один подчиненный ослеп.

Еще когда я был взводным, взяли мы небольшой город почти на самой границе с Германией. И мне поставили задачу – занять оборону в районе железнодорожной станции.

Я пошел первым, за мной еще два танка. Когда вышли к вокзалу, ставлю одному задачу – занять позицию справа от станции! Второму – слева! А сам занял позицию около станции, но предупредил их: «После подойду к вам, и определим сектора обстрелов». Но не успел еще разобраться у себя, как прибегает заряжающий экипажа, того, что справа. С большущими глазами: «Товарищ лейтенант, у нас командир ослеп!» – «Как ослеп?» – «Вот так! Глаза белые, стоит, держится за крыло и говорит, что ничего не видит». Побежали вместе туда.

Младший лейтенант Алексей Мелихов (февраль 1945 г.)

Прибегаем, смотрю, действительно… Младший лейтенант Алексей Мелихов стоит, в глазах все бело, но я сразу понял: «Что хватанул?» – «Да, какое-то спиртное.» – «Да когда ж ты успел?! Танк же еще даже позицию не занял!» Рассказывает, что заглянул в какой-то домишко и в коридоре там увидел бутылку. Открыл, запах почувствовал и сделал всего несколько глотков. Ну чего, ругать бесполезно. Вот служба его и закончилась, хотя он у нас совсем недолго пробыл.

Назначил командиром наводчика, но ясно же, что лейтенанта надо немедленно вывозить в госпиталь. Пошел к своему танку, только собрался идти к следующему, как оттуда прибегает один с такими же глазами: «Танк утонул!» Я даже не понял вначале: «Как утонул?!» Ведь кругом никаких озер не видно.

Оказывается, там находился бассейн, по всей видимости, противопожарный. Причем он оказался без всякого ограждения. Ведь командир экипажа шел впереди, а танк за ним. Но если бы он при глазах и разуме был, разве нельзя определить, что ты идешь не по земле, а по льду? А он только прошел, и танк за ним сразу бум… Глыбой льда командира бьет сзади и сразу насмерть. Вода хлынула, и механик с радистом не успели выбраться, в общем, в живых остался только заряжающий, который сидел на башне. Когда мы подошли, вода доходила до середины башни. Тут же выкопали могилу и ребят похоронили.

Пошел с докладом к ротному: «Надо вывозить его!» Он назначил своего командира на этот танк: «Вывози и немедленно возвращайся обратно!»

Но чем закончилась история с Мелиховым, так и не знаю. Больше мы не встречались. Зато встречал другого. Незадолго до этого произошел такой эпизод.

В ходе боев в населенном пункте вроде как Першидруга шли по дамбе. Километра три по ней промчались, справа-слева стояли дома, но на той окраине немцы нас встретили с огоньком, и пришлось отходить. Уходили на большой скорости, в это время слышали какой-то взрыв, но не обратили внимание. А оказывается, немцы нас запустили, мост взорвали, и мы оказались в ловушке. Ночью же дело было. И первый танк из другого взвода с ходу загремел туда и перевернулся. Всех придавило снарядами, и мы их вытаскивали, отправили в госпиталь.

И уже в Наро-Фоминске где-то в 47-м году, как-то вечером, только заступил дежурным по полку, вижу с дежурным сержантом идет человек в гражданском. Несколько припадая на протез, и все ближе и ближе. И еще на расстоянии я его узнал. Командир того самого экипажа, который мы тогда вытаскивали. И он меня узнал… Оказывается, живет в Курске и решил навестить родную часть. Вот такая встреча.

Но раз уж я затронул тему выпивки, то что бы хотел особо отметить. Сейчас слишком много разговоров про эти «наркомовские» сто граммов, мол, приучали наш народ к пьянству. Но совсем недавно я специально изучал эту тему, поэтому хочу внести ясность.

Оказывается, в течение войны было издано восемь постановлений по поводу выдачи нормы спиртного на фронте. Впервые Комитет обороны издал приказ про эти «сто граммов» еще в октябре 41-го. Но сразу был определен срок, когда выдавали спиртное – с октября по 1 мая. А уже в конце 43-го был подписан приказ, что выдавать их непосредственно перед выполнением боевой задачи и только тем, кто непосредственно задействован. А к концу войны этот круг еще более сузили и водку почти не выдавали. Скажу за себя. За все время на фронте я помню лишь считаное количество раз, когда нам выдавали водку. А сейчас некоторые деятели утверждают, что многие стали пьяницами именно на фронте, потому что там каждый день выдавали. Да черта лысого! Лично я получал максимум десять раз. Все остальное – трофеи. Но я не пил и всегда отдавал экипажу. Был момент, когда нас оказалось двое непьющих, значит, остальные двойную норму получают.

Сержант Гаврилюк, наводчик орудия Т-34-85. Январь – март 1945 г.

В конце войны механиком у меня был Сомов Паша, сравнительно молодой, и он совсем немножко выпивал. А вот наводчик Гаврилюк был стреляный мужичок. Бывший председатель колхоза из Сибири. Так вот когда только объявляли, что сегодня выдадут водку, то он от возбуждения прямо из танка выскакивал и не знал, куда себя деть. Сразу начинал ладоши тереть. Я его спрашиваю: «Ваня, ну чего ты все время трешь?» – «Чего-то руки мерзнут…» – «Ничего, сейчас заряжающий принесет и прогреетесь».

Но я понимал, для него это событие, а для меня нет. Я и сейчас только по праздникам позволяю себе по 40–50 граммов водки. А пива вообще в жизни не пил.

К сожалению, сейчас стало модным выставлять ситуацию так, мол, в Красной Армии было поголовное пьянство.

Но на самом деле дисциплина была на очень высоком уровне, так что в бой пьяным у нас никто не ходил. Нет, не исключено, конечно, но лично я такого почти не видел. Лишь один эпизод сейчас вспоминается, но там и не в бою это случилось. Дело было так.

К Катовице мы подошли, действуя в передовом отряде. Уже видели город и по всему должны были первыми в него ворваться. Но на пути к нему проходила насыпь, а виадук оказался завален подобием баррикады. Стояла там какая-то пушчонка или нет, не помню уже. Во всяком случае, с ходу атаковать мы не решились. Потому что незадолго до этого вот так же наскочили на зенитную батарею, и она нам один танк подожгла. Но мы сразу дали заднюю и больше никого не потеряли.

Решили разобраться, кто пойдет первым, и вообще, как поступить. Ведь дело шло к вечеру, а ворвемся, уже и ночь наступит. А что такое ночью, почти без автоматчиков в городе… Причем даже карты не имели. На ощупь шли. Как говорят на войне – «на шорох». И пока разговор вели, вдруг слышим гул. Вроде немцы не стреляют, то есть сравнительно тихо, но гул человеческий. Кто-то глянул, а справа вдоль окраины этого города к нам движется агромаднейшая, но даже не толпа, а масса народа. Туда-сюда, обсуждаем и невольно посматриваем в ту сторону. И когда они совсем близко подошли, вот тут я впервые увидел людей из концлагеря. Одеты кто во что: кто в полосатом, кто полураздетые, кто в чем. И мужчины, и женщины, и подростки, и каких только там национальностей нет. Танки наши окружили. Кто броню целует, кто плачет, кто на нас накидывается от радости. Это длилось сколько-то времени, но все не заканчивается.

Ротный спрашивает: «Что будем делать?» А чего тут думать, ясно, надо их в тыл направить. Тогда Сергей Васильевич встал на танк: «Поздравляем вас с освобождением и встречей с воинами Красной армии!» Он любитель был поговорить. И уже в конце говорит: «Идите в этом направлении, там вас встретят! Там войны нет, давайте туда!» Но не тут-то было. Все это в шуме-гаме, его голоса и так не слышно, а тут еще кто понимает, кто не понимает. В общем, он уже и ругаться начал. Говорю ему: «Чего ругаться-то? Давайте бабахнем из пушки, они все упадут, и после этого вы дадите им команду, куда идти».

Дали команду наводчику, тот поднял пушку вверх, как бабахнул, вся толпа сразу попадала… Потом головы поднимают, встают, и начинается та же песня. Кто между собой обнимаются, на танки лезут, но тут они все-таки услышали команду: «Идите туда! А нам боевую задачу надо выполнять». Наконец пошли, но их же несколько тысяч, и все идут, идут, идут, и нам все машут и машут. Кто руками, кто флажками каких-то государств.

А несколько наших, троих точно помню, стоят и не уходят:

– Товарищ командир, возьмите нас с собой, мы хотим воевать!

Причем говорят:

– Как в город войдем, мы оружие сами добудем!

А один храбрится:

– Я с морской пехоты!

– Садитесь!

В общем, Семенов пошел первым на этот виадук. Мы по нему пару залпов маханули, все там поперемешали, и он с ходу все нагромождения пробил. Влетели в город, захватили два квартала и встали в круговую оборону. По радио пытаемся доложить: «Срочно пришлите подкрепление, у нас всего семь танков!» И вот тут мой Сергей Васильевич на радостях уже перебрал. Чувствую, не те команды уже подает. Пришлось его в танк уложить и за него приказы отдавать.

В итоге ничего мы так и не связались, но часа через три неожиданно пехота появилась. Причем во главе с генералом – командиром дивизии. А ротного уже привели в порядок. И холодной водой отмачивали, и уши терли… В общем, когда он с генералом разговаривал, я присутствовал. Генерал говорит: «Ну, будем считать, что мы ворвались первыми!» А Сергей Васильевич возражает: «Кто мыто?! А мы кто такие?!» – «Ну и вы тоже!» И потом я слышал, что начальство этот момент уточняло, кому отдать пальму первенства. Не знаю, правда, как договорились, но за взятие Катовиц у нас двух человек, ротного и одного взводного – Петра Семенова, представили на Героя. Правда, звание получил только Сергей Васильевич, а Семенову вручили орден Ленина[12].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.