«Средиземное море»

«Средиземное море»

Это доказательство впечатляюще подтверждается при ознакомлении с так называемыми «Оперативными докладами главнокомандующего Кригсмарине Гитлеру», сохранившимися полностью и доступными в виде книги с комментариями. Изучение этих протоколов в контексте принятых мер по демобилизации выявляет довольно четкий профиль соображений Гитлера в отношении продолжения войны. В соответствии с записью об оперативном докладе от 21 мая 1940 года — то есть во время Западной кампании — Гитлер высказывается, отвечая на вопрос Редера, в пользу долгосрочного планирования войны подводных лодок и дает указание:

«(…) После завершения главных операций во Франции распорядиться о перенесении центра тяжести (вооружения) на программу подводных лодок и Юнкерс Ju88»[340].

Уже 4 июня 1940 года Редер отмечает:

«Фюрер разъясняет цель: после подавления Франции сокращение армии, демобилизация всех старших возрастов, квалифицированных рабочих. Фокусирование на воздухе и флоте»[341].

Примечательно в этой связи, что имевшиеся производственные мощности военной промышленности не предполагалось увеличить. Эти очевидные факты и документы доказывают — при условии объективной оценки — что утверждение, будто Гитлер разработал «поэтапный план» завоевания «жизненного пространства», несостоятельно[342]. У Гитлера не было никакого плана вообще, разве только назвать «планом» цель добиться по возможности неуязвимой позиции для рейха в Центральной Европе. Как раз ввиду этой цели, ее — можно лишь повторить — он хотел осуществить мирными средствами, он был бы обязан, как я уже указывал, разработать четкое планирование и координацию материальных ресурсов рейха. Это он упустил.

6 сентября 1940 года в Берлине состоялось совещание между Гитлером, Редером и Йодлем. Оно детально протоколировано и подкрепляется докладной запиской Штаба руководства морской войной «Война против Англии в случае отказа от операции “Морской лев”». Решающий раздел этого документа, составленный и подписанный Редером, приводится здесь ввиду его важности дословно, в нем говорится:

(…)

4. Соображения Штаба руководства морской войной в отношении дальнейших возможностей ведения войны против Англии в дополнение к или вместо операции «Морской лев»:

Решающее стратегическое значение для итало-германского ведения войны в Средиземном море: ГИБРАЛТАР — СУЭЦКИЙ КАНАЛ.

Устранение Англии из Средиземноморья — решающее значение контроля над Средиземноморьем для позиции Центральных держав в Юго-Восточной Европе, Малой Азии, Аравии, Египта и африканском регионе — обеспечение неограниченных источников сырья — создание новой стратегически-благоприятной основы для дальнейших действий против Британской империи — решающие трудности для британского ввоза из Южной Атлантики в случае падения форта Гибралтара;

— приготовления к этой операции, являющейся не «промежуточной акцией», но ОСНОВНОЙ ОПЕРАЦИЕЙ ПРОТИВ АНГЛИИ, должны начаться немедленно, с тем чтобы они были завершены ДО ВМЕШАТЕЛЬСТВА США. Фюрер это приказывает[343].

Докладная записка Штаба руководства морской войной, убедительно представляющая важность овладения Средиземным морем для «центральных держав» — как видно из рукописной пометки в документе, — была изложена Редером устно.

В протоколе оперативного доклада от 6 сентября впервые упоминается «Проблема S» («S» = Советский Союз). Однако решающим фрагментом является запись Редера, что Гитлер приказывает подготовку к захвату Гибралтара, рассматривавшемуся в качестве основной операции. Следует признать маловероятным, что Гитлер хотел одновременно провести обе операции — Гибралтар / Средиземноморье и Советский Союз — сверх того, еще и после сокращения армии до 35 дивизий, поскольку expressis verbis и при его согласии устанавливается, что за «Морской лев» и «Проблему S» одновременно взяться невозможно. Подготовка в Генеральном штабе к войне с Советским Союзом не означает, особенно с учетом частичной демобилизации армии, что Гитлер в тот момент принял окончательное решение напасть на Советский Союз. В протоколе оперативного доклада от 14 сентября 1940 года[344] Редер фиксирует как вывод из обсуждения между Гитлером и Редером воздушных налетов на Лондон, что они не планируются в качестве мер устрашения:

«Воздушные налеты на Лондон вновь необходимо продолжить при расширении атакуемых объектов за счет военных и жизненно важных для мегаполиса целей. Терроризирующие налеты в качестве крайнего средства давления определенно остаются про запас[345].

Это средство давления, как отмечает Редер, должно быть использовано только в ответ на английские налеты подобного рода. 4 ноября 1940 года[346] прошло совещание между начальником Штаба руководства морской войной (оперативный отдел) контр-адмиралом Фрике и шефом оперативного отдела ОКВ генералом Альфредом Йодлем. В протоколе совещания под пунктом 4 значится буквально:

«ГИБРАЛТАР: Фюрер полон решимости как можно скорее осуществить захват Гибралтара. Франко, по-видимому, готов в течение ближайшего времени вступить в войну на стороне Германии — вермахт (генштаб) уже принял решение о подготовке к отправке необходимых войсковых частей. Фюрер приказал: немедленное начало отправки разведывательных команд численностью приблизительно в 50 офицеров в Испанию. Немедленная переброска войск для операции «Гибралтар» на франко-испанскую границу. От Испании требуется предоставить дорогу для передвижения немецких войск»[347].

Дальше следуют более подробные характеристики действий против Гибралтара и вытекающие из них очередные выводы. Далее следует отметить приведенное в протоколе совещания указание Йодля о том, что подготовка к «некоему восточному случаю» и к «операции «Морской лев» в начале года» должна, согласно указанию Гитлера, производиться по-прежнему. Гитлер все еще был уверен в том, что ему открыты все варианты. Это является доказательством в пользу того, что «восточный случай», то есть война с Россией, не пользовался приоритетом, будучи лишь одной из нескольких возможностей продолжения войны.

Если принять к сведению данные оперативных докладов Редера о том, в какой степени подготовка к «Морскому льву» поглощала материальные и людские ресурсы германской военной экономики, быстро становится понятным, что в случае подготовки к «Морскому льву» речь шла не просто об отвлекающем маневре. Гитлер хотел держать для себя открытыми все возможности борьбы с Британской империей. Еще 3 декабря 1940 года[348] Редер отмечает в протоколе после оперативного доклада у Гитлера дословно:

«Дальнейшие шаги против Англии должны иметь целью облегчение положения Италии и очистку Средиземного моря:

а) захват Гибралтара, который будет означать для Англии очень сильную потерю престижа; тем самым овладение контролем над Западным Средиземноморьем; затем, если необходимо, наступление в Восточном Средиземноморье; фюрер с этим согласен (…).

Следует еще заметить, что на совещании между Йодлем и адмиралом Фрике 4 ноября обсуждалось необходимое вмешательство Германии в войну против Греции на стороне Италии. В протоколе заседания недвусмысленно упомянуто:

«Нейтралитет России ожидается. В ближайшие дни обсуждение следующих отсюда вопросов с Молотовым».

Записи ясно указывают на то, что война против Великобритании имела для Гитлера первенствующее значение. Еще один приказ фюрера, отданный 20 декабря 1940 года, требует, отложив в сторону потребности сухопутной армии, подчинить все персональные меры в ближайшее время задачам вооружения Кригсмарине и Люфтваффе в качестве условия ведения войны против Англии. Гитлер все еще следовал плану взятия Гибралтара, несмотря на то что переговоры с Франко в Андае прошли неудовлетворительно. Лишь 27 декабря 1940 года Гитлер дает понять, что он пока не верит во вступление Испании в войну на стороне Германии. После того как ранее было установлено решительное ухудшение итальянской позиции в Средиземном море — Гитлер говорит о «тотальном отсутствии руководства» в Италии — значение Гибралтара для войны против Англии снова становится предметом обсуждения:

ОТСЮДА ВЫВОД: Захват Гибралтара имеет большое значение для дальнейшего немецкого ведения войны. ВОЕННОЕ ТРЕБОВАНИЕ СКОРЕЙШЕГО ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ «ФЕЛИКСА» (кодовое название операции «Гибралтар») ОСТАЕТСЯ. Реакция фюрера: полностью совпадающее мнение относительно важности оккупации Гибралтара. Но временно Франко не готов, потому что не может решиться и дает водить себя за нос обещаниями Англии в отношении снабжения. (…) Фюрер попытается еще раз через министра иностранных дел оказать влияние на Франко при посредстве испанского посла[349].

Гитлер настаивал не на русской кампании, а на политическом сотрудничестве с СССР, как подчеркивает Штефан Шайль, цитируя его соответственно:

«Если Англия захочет продолжить войну, то будет предпринята попытка запрячь всех политически против Англии: Испанию, Италию, Россию»[350].

Создание предложенного отцом «континентального блока» являлось руководящим принципом политики Германии во второй половине 1940 года. Усилия, которые я, благодаря направлению в офицерскую школу в Брауншвейге, мог вновь наблюдать с ближайшего расстояния. Наше обучение в Брауншвейге длилось с мая 1940 года по март 1941 года. Благодаря этому у меня нередко имелась возможность посетить родителей в Берлине, на скором поезде езды было от силы два часа. На рождественский и новогодний праздники мы получили отпуск. Таким образом, я вновь имел возможность быть в курсе актуальной политики. Очень хорошо помню рассказы матери о взаимоотношениях с Испанией. Встреча Гитлера с Франко в Андае на испано-французской границе прошла в немецком смысле неудовлетворительно. Отец описывает в своих мемуарах, что Гитлер, выйдя из себя, вскочил в ходе переговоров с Франко и Серрано Суньером, когда Серрано Суньер, по выражению отца, слегка «неловко вмешался в разговор между Гитлером и Франко».

Мать рассказала мне во время моих посещений в Берлине: испанская позиция представляет загадку. Предварительные переговоры с Серрано Суньером явились многообещающими, в Андай поехали, собственно, для того, чтобы заключить пакт с Франко, который должен был скрепить присоединение к «оси». Заключение договора, однако, из-за требований Франко поначалу сорвалось. Он потребовал поставок в таком объеме и по таким спецификациям, которые не могли быть предоставлены немецкой стороной. Что или кто способствовал перемене взглядов Франко? Отец не смог найти разгадку, он был казнен ранее.

16 апреля 1940 года, то есть еще до Западной кампании, Серрано Суньер, испанский министр внутренних дел и свояк Франко, позже он стал министром иностранных дел, официально заявил немецкому послу в Мадриде, что Франко, так же, как и он сам, полностью возлагают надежду на немецкую победу в качестве гарантии «по сути само собой разумеющегося союза» с Германией. При этом особую роль играла перспектива изгнания англичан из Гибралтара. Также надеялись на приобретение Танжера[351]. 12 июня 1940 года Испания отказалась от «соблюдения строжайшего нейтралитета», провозглашенного Франко 5 сентября 1939 года, и объявила себя теперь «не воюющей». 14 июня Танжер был занят испанскими войсками под выкрики «Да здравствует испанский Танжер!» и «Гибралтар — Испании!». Затем, в декабре 1940 года, Франко вдруг окончательно решил не вступать в войну на стороне оси, и это после того, как еще в июле 1940 года заявлял в публичном выступлении:

«Два миллиона солдат готовы создать нацию, выковать империю; господство над Гибралтаром и расширение владений в Африке остаются долгом и миссией Испании!»[352]

Такие планы могли преследоваться и осуществиться, естественно, только на стороне держав оси.

В Берлине в последние пять лет перед войной работал английский корреспондент по имени Ян Колвин, представлявший в Берлине лондонскую газету «News Chronicle». Я уже говорил, что британцы, работающие за границей или имеющие иностранные связи, в то время зачастую трудились на Secret Service или даже принадлежали, естественно, тайно, к ее штатным сотрудникам. Так было и в случае с Колвином. Вероятно, он был относительно «high ranking» (высокого ранга), поскольку его выслушивал лично Черчилль, когда тот уже был премьер-министром. Черчилль упомянул его в своих мемуарах как «deeply in German affairs and making contacts of a secret nature with the German Generals» («глубокого знатока немецких дел и мастера установления контактов секретного характера с немецкими генералами»).

Этот Колвин написал после войны биографию адмирала Канариса. Одну из книг он снабдил названием «Master Spy» («Мастер-шпион»), представив в ней Канариса в качестве британского супершпиона. Подзаголовок гласит: «The incredible Story of Admiral Wilhelm Canaris, who, while Hitlers Chief of Intelligence, was a secret ally of the British». («Невероятная история адмирала Вильгельма Канариса, который, возглавляя разведку Гитлера, был тайным союзником англичан».) Колвин подробно сообщает о деятельности адмирала и его заместителя Остера вплоть до непрерывной передачи противнику военных секретов во время войны. Нас здесь интересует та роль, которую Канарис сыграл в германо-испанских отношениях, и то, в какой степени он повлиял на испанскую политику в отношении рейха. Колвин сообщает, что Серрано Суньера настигло в Риме послание адмирала Канариса, переданное Йозефом Мюллером («Оксензепп»)[353] (кличка, букв. «Бычий (в переносном смысле — тупой, тупица, дурак) Зепп», Зепп — уменьшительное от Йозеф. — Прим. перев.). В нем говорилось:

«Адмирал (Канарис) просит Вас сказать Франко, что он ни в коем случае не должен ввязывать Испанию в игру. Сейчас Вам может показаться, будто наша позиция сильнее. На самом деле она беспросветна и у нас мало надежды на победу в этой войне. Франко может быть уверен, что Гитлер не вторгнется в Испанию силой оружия»[354].

Серрано Суньер не мог описать в своих мемуарах подробности событий, касающихся объявленной прежде готовности Испании вступить в войну на стороне держав оси и последующего отказа от нее. Он, однако, возлагает на Канариса ответственность за «confusion» («замешательство, неразбериха, путаница»), царившую тогда в Берлине во всех вопросах, связанных с Испанией, и называет его «странной и тревожной личностью». Он описывает роль, сыгранную Канарисом, следующим образом:

«Адмирал Канарис, шеф немецкой тайной разведки, сыграл во всех этих вещах в высшей степени странную роль. Он часто ездил в Испанию и проводил у нас важные и сверхсекретные совещания, о которых Министерство иностранных дел не имело ни малейшего понятия»[355].

По Колвину, Серрано Суньер потребовал в переговорах с немецкой стороной, в частности, десять 38-см орудий, о которых он знал по слухам, что они немецкой стороной предоставлены быть не могут. 11 декабря в Мадриде Йодль должен был доложить Франко немецкий план захвата Гибралтара, которым, навстречу желанию испанцев, устанавливалось участие испанских войск в операции. Затем, однако, Гитлеру предложили поручить эту задачу Канарису, именно из-за его хороших связей в Испании[356]. В своих мемуарах Серрано Суньер размышляет о возможных последствиях вступления Испании в то время в войну:

«Более чем вероятно, что в тот момент такое решение Испании означало бы конец войны. Соединенные Штаты были в то время недееспособны. Сам Рузвельт, бывший гораздо большим реалистом, чем полагают некоторые, круто повернул бы руль своей внешней политики; ведь не напрасно же чувствами подавляющего большинства (американского народа) владел изоляционизм»[357].

Что означал новый нейтралитет Испании для Великобритании и, наоборот, для держав оси — кто должен был наилучшим образом знать и быть способным оценить это, как не Черчилль, писавший в воспоминаниях:

«Испания держала в руках ключ, с которым она могла бы положить конец всем британским начинаниям в Средиземном море, но никогда, даже в самые темные часы, она не заперла нам ворота»[358].

На первый взгляд возникает соблазн принять рассказ журналиста Колвина за шпионский роман, порожденный фантазией газетчика, однако Колвин был легитимирован лично Черчиллем в качестве выдающегося агента британской Secret Service. Подтверждение деятельности Канариса — британского «мастер-шпиона», как его именует Колвин, исходит и от гораздо более компетентной в этом смысле стороны. В так называемом «процессе Вильгельмштрассе» в Нюрнберге, где проходил обвиняемым Вайцзеккер, последний показал на допросе следующее (выдержка из официальных протоколов суда):

Военный суд номер IV, дело XI

Нюрнберг, Германия, 9 июня 1948 года

заседание с 13 часов 30 минут до 16 часов 45 минут

Страница 7989 немецкого протокола

Ответчик фон Вайцзеккер допрашивается как свидетель:

Вопрос: «Как Вы отнеслись к возникшему в это время плану нападения на Гибралтар?»

Ответ: «Во всяком случае, так, что примирение с Францией невозможно было брать в расчет одновременно с планом нападения на Гибралтар. Этот план по Гибралтару означал бы потянуть в пучину теперь также и Испанию. Мыслимо было либо выиграть Испанию в товарищи по оружию — либо заключить достойный мир с Францией; однако и то и другое вместе не пошло бы».

Вопрос: «Итак, по этой причине Вы не одобряли данный план?»

Ответ: «Это являлось причиной, почему я не одобрял его, но не единственной».

Вопрос: «Таким образом, у Вас были и другие причины?»

Ответ: «Собственно, у меня имелись лишь основания быть против него: военные, экономические и моральные. В военном отношении мы вовсе не имели избыточных сил, чтобы хоть в минимальной степени действенно оборонить протяженное побережье Испании. Дело для нас окончилось бы так же, как и испанский поход для Наполеона. Экономически мы были полностью неспособны удовлетворить даже и скромные требования Испании, которые нам были известны, обеспечить прокормление страны. И Испания была бы для нас не чем иным, как балластом, не говоря уже о моральной ответственности за эту страну, вышедшую из гражданской войны».

Вопрос: «Хотело ли войны само испанское правительство?»

Ответ: «Сам я не мог установить намерения испанского правительства вступить в то время в войну, хотя мне однажды и предоставилась возможность поговорить с министром иностранных дел Испании. Однако, на всякий случай, я прибег в ту пору с помощью Канариса к экстравагантным средствам. Для подстрекательства испанцев к войне Гитлер направил в Испанию именно адмирала Канариса, так как было известно, что Канарис имел там старые добрые связи. И я договорился с Канарисом, что вместо этого он должен дать испанцам хлебнуть неразведенного спирта, объяснив им верную катастрофу, в которую они неизбежно и неумолимо попали бы».

Вопрос: «Как Вы думаете, совет Канариса удержать Испанию от войны?»

Ответ: «Этого я не знаю, но я слышал “Да!”. Все, что я хочу сказать: “Совет, который он дал, являлся, безусловно, правильным”».

Свидетельство

Я, адвокат д-р Альфред Зайдль, подтверждаю соответствие вышеприведенной выписки из протокола заседания военного суда № IV, дело № XI от 9 июня 1948 года, подпись д-р Альфред Зайдль[359].

Показания Вайцзеккера в ходе «процесса Вильгельмштрассе» подтверждают высказывания агента Secret Service Колвина. Книга Колвина была впервые опубликована лишь в 1951 году; соответственно, Вайцзеккер, давая показания в Нюрнберге, ее не знал.

Из имеющихся данных и документов с большой очевидностью следует, что антирусский компонент в размышлениях Гитлера проявлялся тем сильнее, чем больше исчезала надежда побудить Великобританию к заключению мира. Одной из предпосылок к этому являлась, без сомнения, блокада Гибралтарского пролива, которая опять-таки без участия или, по крайней мере, доброжелательного попустительства со стороны Испании не представлялась возможной. Ни один ответственный государственный деятель не станет, однако, связывать судьбу своей страны с союзником, чьи высшие должностные лица и офицеры конспирируют против политики собственного правительства, чтобы за его спиной провалить ее. Таким образом, Франко, исходя из положения вещей, действовал вполне разумно, в конечном итоге уклонившись от немецких попыток завлечь его к вступлению в войну на стороне держав «оси».

О роли, которую Испания играла в размышлениях Гитлера по поводу продолжения войны, свидетельствует также дневниковая запись Хевеля, связного между Гитлером и его министром иностранных дел. Хевель заносит 14 февраля 1941 года:

«Телеграмма из Рима о встрече Муссолини — Франко. Отрицательно, как и ожидалось!»

Разговор между Муссолини и Франко представлял собой очередную попытку прозондировать позицию Франко, чтобы определить, имеется ли еще хоть какой-нибудь шанс побудить его присоединиться к «оси». Это сделало бы операцию «Феликс», то есть захват Гибралтара, все еще возможной. 29 и 30 мая Хевель вновь упоминает Испанию: «Ф» («фюрер»): «… С Гибралтаром нынче ничего не выйдет». Гитлер все еще рассматривал вариант захвата Гибралтара, хотя теперь и не в качестве основного. Его словесные выпады против Испании, записанные Хевелем, вполне передают впечатление, что «средиземноморской опции» в сравнении с нападением на Советский Союз он отдавал предпочтение[360].

В различных «оперативных докладах» Редер неоднократно представлял возможности, которые открыл бы захват Гибралтара для немецкого ведения войны, отмечая полное одобрение Гитлера, а также приказы, уже изданные в этом смысле. Возможная блокада Гибралтарского пролива решила бы вопрос снабжения дополнительной операции против Суэцкого канала. Десантная операция против испанских побережий, раздутая Вайцзеккером на допросе в Нюрнберге, против интактного германского вермахта, не связанного в России и располагающего поддержкой испанских вооруженных сил, не имела бы никаких шансов на успех. Противоположное утверждение Вайцзеккера представляет собой призрачное оправдание его «экстравагантных» — как он это называет — действий за спиной своего правительства.

Господство «оси» в Средиземном море явилось бы серьезной угрозой для Британской империи и убедило бы, возможно, англичан уступить, тем более что Гитлер пошел бы им далеко навстречу. В любом случае, позиция держав оси была бы решительно укреплена, не в последнюю очередь, ввиду оперативных возможностей, открывавшихся в отношении нефтяных месторождений на Ближнем Востоке. А так дело дошло в Ираке лишь до слабого освободительного движения, которое не могло получить достаточную поддержку «оси» и окончилось провалом.

Когда на пороге 1941 года для Гитлера вновь встал вопрос, как следует продолжить войну, то изменившаяся ситуация в Испании обозначила решающий поворотный момент в его планах. Отец постоянно ломал голову о причинах, которые могли побудить Испанию отречься «от оси». Он не мог предвидеть, что роковое развитие, приведшее Гитлера в конечном итоге к решению о нападении на Советский Союз, вызвали, совместно с Канарисом, заговорщики вокруг его собственного госсекретаря. Посланник д-ра Пауль Шмидт (Отдел прессы и информации Министерства иностранных дел) вспоминает сценку в спецпоезде Гитлера после неудачных переговоров с Франко в Андае. Гитлер, неожиданно потребовав у Кейтеля и Йодля «карты России», провел в поезде интенсивное обсуждение с обоими генералами.

Еще раз о значении исторических источников: наряду с воспоминаниями и фактическими отчетами первостепенное значение имеют письменные источники «того времени», которые в любом случае должны были бы быть доступными для всех заинтересованных сторон. В дополнение к протоколам оперативных докладов, которые делали Гитлеру оба главнокомандующих Кригсмарине Редер и, позднее, Дениц, в нашем распоряжении имеется уже цитированный оригинал дневника Вальтера Хевеля 1941 года. Этот дневник имеет необычайную ценность потому, что он велся от случая к случаю и в ключевых словах, то есть, очевидно, записи от руки делались достаточно спонтанно и без какой-либо различимой тенденциозности.

Протоколы оперативных докладов относились к официальным документам Штаба руководства морской войной. Таким образом, они, когда это требовалось, находились в любое время в распоряжении Гитлера и других участников совещаний. Это ограничивало потенциальную «тенденциозность» протоколов. Конечно, они были написаны с точки зрения флота, однако как раз упомянутая издателем сдержанность Редера в отношении Гитлера делает записи очень ценными, особенно в тех местах, где Редер — как и в случае «Гибралтара» — неизменно отмечает согласие Гитлера.

Оба источника неоднократно свидетельствуют о том, что мысли Гитлера вращались лишь вокруг ведения войны против Великобритании, неважно, высказывал ли он свою точку зрения по поводу операции «Феликс», то есть Гибралтара, или на рубеже 1940–1941 годов в отношении кампании «S» («Барбаросса»): размышления неизменно сводятся к тому, как принудить Англию к миру.

Как мало решение о войне с Советским Союзом определялось «перспективой жизненного пространства», в очередной раз показывает запись Редера о конфиденциальном докладе Гитлеру 26 сентября 1940 года[361]. Сначала Редер просит «позволения доложить фюреру свое мнение о продолжении военных действий — также и в отношении выходящего за пределы его ведомства». Охарактеризовав Средиземноморье в качестве «как центра (британской) общей позиции» со ссылкой на сильные позиции англичан в восточной части Средиземного моря, он требует «решить средиземноморский вопрос в зимнем полугодии». Это означало по Редеру:

«ГИБРАЛТАР должен быть взят. (…) Суэцкий канал должен быть взят; сомневаюсь, что итальянцы могут сделать это в одиночку; отсюда необходима поддержка немецкими войсками. От Суэца необходимо продвижение через Палестину, Сирию до Турции. Как только мы это осуществим, Турция в нашей власти. В этом случае проблема России получает иной вид. Россия по сути боится Германии. Сомнительно, потребуется ли тогда выступление против Р. с севера. Вопрос о Дарданеллах. (…)».

Следуют дальнейшие соображения Редера по поводу итальянской позиции в Восточной Африке с сильным акцентом на важности Северо-Западной Африки для немецкого и итальянского ведения войны и предупреждение о поддерживаемом США продвижении англичан к Дакару на помощь де Голлю. Затем Редер фиксирует мнение Гитлера в отношении своих соображений:

«Фюрер согласен с мыслями в принципе. После заключения альянса с Японией он сразу же хочет переговорить с дуче и, возможно, с Франко. (…)

Англия — США должны быть устранены из Северо-Западной Африки. Если Испания примет участие, то Канарские острова, возможно, также Азорские острова и Кабо-Верде должны быть предварительно защищены с помощью Люфтваффе.

Продвижение через Сирию будет также зависеть от отношения Франции, но, вероятно, вполне возможно, Италия будет ПРОТИВ уступки Дарданелл России. Россию он, однако, будет стремиться склонять к энергичному движению на юг — Персия, Индия — с тем, чтобы получить там выход к океану, который для России является более важным, чем позиции в Балтийском море.

Также и фюрер считает, что Россия больше боится мощи Германии; он считает, что Россия, например, не нападет на Финляндию в этом году. (…)».

Изложение Редера еще раз четко доказывает два наблюдения:

• Все стратегические размышления Гитлера развиваются под углом зрения принудить Англию к миру или привести рейх в такую сильную позицию, чтобы до британского правительства или парламента дошло, что мирный договор с рейхом на приемлемых условиях предпочтительнее продолжения войны.

• Отношения с Советским Союзом оцениваются исключительно в соответствии с политически-стратегическими критериями и, опять-таки, прежде всего с точки зрения британской «континентальной шпаги», то есть континентальной державы, которая может вступить в союз с англичанами против Германии.

Интересно, насколько Гитлер в беседе с Редером дополняет его концепцию. Все высказывания и, прежде всего, распоряжения Гитлера до конца декабря 1940 года четко показывают приоритет ведения войны против Англии и его готовность — в соответствии с предложениями Редера — сместить акценты на операции в Средиземном море. Отмененное в октябре сокращение армии можно правдоподобно объяснить, предположив, что и Гитлер, и Редер и армейское руководство, в конечном счете, колебались на деле приступить к операции «Морской лев», то есть к высадке в Англии. Все еще не завоеванное господство в воздухе, по крайней мере в районах предполагаемой переправы, и однозначная слабость германского флота против «Navy» могли явиться решающими причинами. Для далеко идущих планов в Северной Африке и на Ближнем Востоке, обсуждавшихся Гитлером и Редером 26 сентября, которые должны были включать операции в Северо-Западной Африке, не говоря уже об оперативном резерве, с тем чтобы предотвратить при необходимости десантную операцию англо-американских войск на франко-испано-португальском побережье, требовалась повторная мобилизация армии.

Гитлер полагал, что ему открыты все три варианта: «Морской лев», «Феликс» (Гибралтар) и «Барбаросса». «Морского льва» он остерегался из-за отсутствия превосходства в воздухе; опции «Феликс» его лишили немецкие заговорщики, о чем он еще не подозревал. Поэтому он ошибочно приписал Франко лакейство перед Англией. Тем самым его размышления все больше и больше концентрировались вокруг превентивного удара против Советского Союза.

Действия заговорщиков Вайцзеккера и Канариса, направленные на разрушение планов Гитлера полностью сосредоточиться на войне с Англией в Средиземном море и Северной Африке, безусловно не оправдывают его «игры ва-банк» — по-другому войну против России, как мы увидим, назвать невозможно. Канарису и Вайцзеккеру, чье «экстравагантное» (по выражению Вайцзеккера) вмешательство в испанские дела подтолкнуло Гитлера в этом направлении, придется, однако, принять упрек истории в решающем вкладе в разразившуюся катастрофу. Кейтель подтвердил это в своем наследии. Он не знал о показаниях Вайцзеккера, поскольку к этому времени был уже казнен[362].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.