Глава 37 Выход из тени

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 37

Выход из тени

Ясным апрельским утром 1988 года заведующий бюро агентства печати «Новости» в Лондоне Виктор Федорович Орлик просматривал гранки очередного номера еженедельника «Совьет Уикли», газеты о событиях в Советском Союзе, которую АПН выпускало в Великобритании.

Дверь балкона его кабинета была раскрыта настежь, и в комнату доносились запахи цветущей зелени. Офис АПН располагался в доме номер три на улице Розари Гарденс, само название которой — Розовые сады — удачно сочеталось с весенней погодой и хорошим настроением хозяина кабинета. Виктор Орлик заканчивал совещание, когда в его комнате раздался телефонный звонок. Это был редактор лондонской «Дейли мэйл».

— Мистер Орлик, вы не видели новый английский фильм «Скандал»? — неожиданно спросил звонивший.

— Увы, на хождение в кино времени не хватает, — ответил озадаченный таким вопросом шеф бюро АПН.

— Я вам пришлю видеокассету. Посмотрите. Любопытный фильм. Там есть один персонаж. Некто по имени Юджин Айванофф. Он работал в советском посольстве в Лондоне в начале 60-х. Помогите нам найти его. Пусть ваши люди сделают с ним эксклюзивное интервью для моей газеты. Мы готовы заплатить хороший гонорар.

Виктор Федорович заинтересовался предложением лондонской «Мейл» и решил взяться за это дело. Хотя бы потому, что выполнение заявок местной прессы было одним из важнейших направлений работы бюро. Кроме того, посмотрев кинофильм, он понял, что сюжет будущего интервью может получиться весьма занятным.

На следующий день в Москву на Зубовский бульвар, где располагалась штаб-квартира агентства печати «Новости», пришел телекс от Виктора Орлика с заявкой от лондонской «Дейли мэйл». Московские редакторы недоумевали, где искать этого Иванова?

В конце концов, его нашли. К удивлению многих, в стенах этого самого агентства.

Корреспондент АПН взял небольшое интервью у Евгения Иванова. Фотограф сделал снимок. Материал был авиапочтой отправлен в Лондон и вскоре опубликован в «Дейли мэйл». Газета, как и обещала, заплатила Агентству приличный гонорар в несколько тысяч фунтов стерлингов. Иванов же получил от АПН по платежной ведомости тридцать рублей за данное им интервью.

Узнав о своей публикации в «Дейли Мейл» и выплаченном Агентству вознаграждении, бывший разведчик не смирился с откровенным грабежом. Он написал официальное письмо председателю правления АПН и добился перевода положенного ему гонорара из Лондона в Москву. Вскоре в его гараже появилась новенькая белоснежная «Волга».

Статья в лондонской «Мейл» наделала немало шума. Евгения Михайловича стали засыпать просьбами дать интервью. Он не отказывался — с выплатой гонораров задержек не было. В ближайшие месяцы последовали публикации об Иванове в «Московских новостях», сюжеты на английском телевидении, сделанные корреспондентом Би-би-си в Москве, интервью, подготовленные главной редакцией Западной Европы АПН для региональных средств массовой информации…

Издания, публиковавшие тогда интервью с Евгением Ивановым, были разные, но текст материалов — на удивление схожий, как под копирку. Капитан 1-го ранга в отставке в своих рассказах фактически ничего журналистам не сообщал. Он лишь отрицал, заявляя без обиняков:

— Шпионажем в Англии я не занимался, разведчиком никогда не был, работал военным дипломатом…

— С Кристиной Килер был знаком, но любовником ее не состоял…

И так далее и тому подобное в духе заявления ТАСС от 20 июня 1963 года.

Со времен «скандала века» минуло к тому времени почти три десятилетия. Но, как показал интерес к личности Евгения Иванова, дело военного министра Профьюмо не переставало волновать ни специалистов, ни простых смертных.

За прошедшие годы вышли мемуары многих его участников. Сразу после смерти доктора Уарда в 1963 году книгу воспоминаний «Стивен Уард рассказывает» выпустил его друг, известный журналист Варвик Чарльтон. В ней он подробно рассказал о жизни известного остеопата и художника, трагически ушедшего из жизни буквально за несколько недель до выхода в свет этой книги.

Несколько похожих друг на друга буклетов подготовила Кристина Килер. Первая из ее книжек — «Исповедь» — вышла в самый разгар скандала в июне 63-го. Затем последовали другие: «Скандал», «И ничего, кроме правды», «Секс-скандалы», «Наконец-то правда». Все они писались опытными журналистами на основе набросков или магнитофонных надиктовок, сделанных Кристиной. Каждая очередная книжица претендовала на истину в первой инстанции. Мисс Килер пыталась убедить читателей, что именно она знает о деле Профьюмо лучше всех и больше всех. Первые тиражи ее воспоминаний раскупались, как горячие пирожки в ненастный день. Но вскоре интерес к ее мемуарам поиссяк. Не истощился только интерес мисс Килер к гонорарам за свои книги. И она продолжила эпистолярное творчество, написав и опубликовав последний из своих опусов уже в новом тысячелетии.

В 1965 году закончил книгу своих воспоминаний редактор «Дейли телеграф» сэр Колин Кут. Она называлась «Редакционная статья. Мемуары Колина Кута». Делу Профьюмо в ней было уделено всего несколько строк. Автор подробно рассказал о своем богатом событиями жизненном пути. Книга сэра Колина заинтересовала немногих и после первого тиража более не переиздавалась.

Двумя сочинениями на тему все тех же исторических событий отметилась Мэнди Райс-Дэвис, одна из девушек в команде доктора Уарда и подружка Кристины Килер. В 1964 году вышла ее книга под названием «Доклад Мэнди». А пятнадцать лет спустя она издала свою автобиографию, озаглавленную «Мэнди».

В 1990 году появилась монография о лорде Томасе Деннинге, Верховном третейском судье Великобритании, вышедшая из-под пера его друга Эдмунда Хьюарда. Доклад и расследование дела Профьюмо в этой книге не были главной темойт — лишь эпизодом. Основное внимание автор уделил биографии своего героя, вопросам юриспруденции и вкладу лорда Деннинга в развитие гражданского права.

По всему миру были опубликованы сотни статей о различных аспектах «скандала века». Вышли десятки монографий о социальных, политических и даже моральных аспектах дела Профьюмо с детальным его разбором и анализом. Наконец, в 1988 году по экранам с успехом прошла лента кинокомпании «Мирамакс», выпущенная британским режиссером Майклом Кейтоном-Джоунсом — «Скандал». Уарда играл Джон Херт, Кристину — Джоан Вэлли-Килмер, Иванова — Джером Краббе, а Профьюмо — Иан Маккеллен. Журнал «Мелодимейкер» назвал картину «шедевром», а «Фейс» — «лучшей английской лентой за десятилетия».

Не берусь оценивать кинематографические достоинства этой ленты. Замечу лишь, что сценарий картины изобиловал все теми же недостатками в описании событий и персонажей, связанных с делом Профьюмо, что и большинство посвященных ему публикаций. Ключевой персонаж «скандала» — Евгений Иванов — был абсолютно незнаком создателям фильма. Отсюда и досадные ошибки в разработке его образа сценаристом и режиссером.

Трудно сыграть роль человека, который вам плохо известен. Невозможно рассказать о его работе, если ничего о ней не знаешь. В результате Джером Краббе, исполнитель роли Евгения Иванова, был обречен на неизбежный провал. С подачи авторов фильма он сыграл не живой, а карикатурный образ весьма ограниченного и много пьющего человека. Получился персонаж, скорее заимствованный из дешевых комиксов, чем из реальной жизни.

Одной из несомненных удач фильма оказался, пожалуй, образ доктора Уарда, блестяще сыгранный талантливым английским актером Джоном Хертом.

— Внешне Уард и Херт совершенно непохожи, — говорил мне Евгений Михайлович. — Стивен был более привлекательным и импозантным мужчиной. Но его манеру, повадки и даже взгляд Джон Херт передал просто бесподобно.

После выхода на экраны фильма «Скандал» казалось, что интерес к делу Профьюмо, наконец, пойдет на спад. Получилось с точностью до наоборот. Кинокартина вновь раскрутила слегка подзабытый ворох интриг. Именно она побудила редактора лондонской «Мейл» начать поиски советского разведчика и заставила нарушить обет молчания главного персонажа «скандала века» — Евгения Иванова.

В западной прессе о Евгении Иванове распространялись самые баснословные слухи. Одна из подружек доктора Уарда, Илиа Сушенек (та самая, что не смогла очаровать нефтяного миллиардера Пола Гетти), утверждала, например, еще в 1970 году, что Иванов мертв. С этим мнением, впрочем, не все соглашались. В прессе мелькали сообщения, что по возвращении из Лондона русский разведчик был арестован, исключен из партии и отправлен в психушку.

Брайан Фримэнтл, известный английский журналист, писавший книги о разведке, в свою очередь, настаивал на том, что Евгений Иванов находится с секретной миссией в Японии, но под другим именем.

Кто-то из репортеров заявлял, что Иванов направлен на нелегальную работу в Египет.

Корреспондент лондонской «Дейли экспресс» Дэниель Макгрори утверждал, что Иванову присвоено звание Героя Советского Союза, что он живет в шикарных московских апартаментах и по-прежнему работает на военную разведку.

Всех, впрочем, перещеголяла Мэнди Райс-Дэвис, заявившая, что Евгений Иванов вынужден был бежать за рубеж и проживает теперь в Соединенных Штатах Америки.

Поток откровенной лжи и неуклюжих выдумок о себе отставной разведчик до поры терпел стоически. Это было непросто, хотя бы потому, что кое-кто из бывших его коллег был не прочь поиздеваться над ним и высмеять его перед друзьями.

— Зачем ты терпишь все эти издевательства? — заметил как-то Иванову его давний друг по работе в Норвегии и Великобритании Евгений Беляков. — К чему скрывать свою профессию, если сам давно на пенсии?

— Ты что, порядка не знаешь?! — воскликнул Евгений Михайлович. — За такое признание по головке не погладят.

— Если боишься, то зачем журналистам интервью даешь? — недоумевал Беляков.

— Начальство попросило. Сам понимаешь: перестройка, гласность, — оправдывался Иванов.

— Но притворяться-то зачем? Пеньковский засветил тебя еще в начале 60-х. Всем давно понятно, что ты из ГРУ ГеШа. Да и Килер о романе с тобой уже растрезвонила на весь свет. К чему упираться и доказывать обратное?

Этот разговор, состоявшийся незадолго до смерти Евгения Белякова, произвел впечатление на Иванова. Несмотря на терзавшие его сомнения, он решил рассказать правду о себе и своей работе. В известных рамках, конечно.

Когда в 1989 году в его адрес из Лондона поступило предложение написать книгу воспоминаний, Евгений Михайлович, обдумав все «за» и «против», не стал возражать.

Это предложение привез из Англии ваш покорный слуга. Во время одной из служебных командировок меня познакомили с лордом Джорджем Вайденфельдом. Он был владельцем крупного лондонского издательства «Вайденфельд и Николсон». Это издательство в течение многих лет специализировалось на выпуске документальной литературы, в том числе по истории разведывательных служб. Узнав, что я знаком с Ивановым, лорд Вайденфельд попросил меня передать Евгению Михайловичу деловое предложение от его издательства — написать книгу воспоминаний, делая в ней особый акцент на лондонский период своей жизни.

Просьбу эту я передал Иванову сразу по возвращении в Москву. Евгений Михайлович заинтересовался этой идеей и какое-то время ее обдумывал. Прошло несколько дней, и он предложил мне написать книгу, заказанную лордом Вайденфельдом, книгу о его жизни и работе.

Мы с Женей были знакомы уже немало лет и хорошо знали друг друга. Мне казалось, что книга воспоминаний — это интересный проект. Но многие мои коллеги по работе настойчиво отговаривали нас от этой идеи, зная, что мы собираемся ее писать без какого бы то ни было благословения сверху, по собственному разумению, а следовательно, на свой страх и риск. Наверное, они были правы, и нам еще предстояло в этом убедиться. Тем не менее, я согласился на предложение Евгения Михайловича. Мы с энтузиазмом взялись за работу.

В течение нескольких месяцев были записаны десятки магнитофонных кассет с рассказами Евгения Михайловича о его жизни и работе. Мы работали дома и за городом, в парке и служебном кабинете. Между нами было решено, что в книгу не войдут никакие материалы, связанные с секретной стороной работы Иванова.

Книга была написана очень быстро — всего за месяц: установленные издательством сроки поджимали. В конце декабря 1990 года рукопись на английском языке была готова. В ней не было государственных тайн и военных секретов. Книга просто и доходчиво, без ненужных недомолвок, рассказывала о судьбе капитана 1-го ранга и сотрудника советской военной разведки Евгения Михайловича Иванова. Текст будущей книги не показывался никому — его видели только двое соавторов.

В канун нового 1991 года Иванову, как ветерану войны, местные власти сделали презент — вручили продуктовую посылку из Германии. В посылке оказалось несколько коробков спичек и мыло… Поскольку горбачевская перестройка опустошила прилавки магазинов, приходилось радоваться и таким подаркам.

Издание книги воспоминаний за границей обещало поправить материальное положение отставного капитана 1-го ранга. Жить на одну только пенсию, которую быстро съедала набиравшая темп инфляция, становилось все труднее. Накопленные за годы работы и службы сбережения быстро обесценились. С надеждой Евгений Михайлович ждал новостей из Великобритании.

Нужно было ехать в Англию. Но служебных командировок в Лондон, которыми можно было бы воспользоваться, у меня, к сожалению, не предвиделось. Пришлось изыскивать другие возможности. Пообещав одному из английских изданий эксклюзивный материал, я добился от его руководства официального приглашения в Великобританию и в апреле 1991 года привез рукопись книги в Лондон. Сразу по прибытии отправился в издательство «Вайденфельд и Николсон» и вручил ее главному редактору для ознакомления.

Через неделю меня пригласил к себе на квартиру в Челси, директор издательства лорд Вайденфельд. То, что я услышал от него, оказалось неприятным сюрпризом.

— Я не могу опубликовать вашу книгу, господин Соколов, — неожиданно заявил он мне при встрече.

— Как же так, милорд? — удивился я. — Вы же сами заказали эту книгу. Разве не так?

— Я предложил ее написать, но не заказывал ее господину Иванову, — сурово заметил в ответ лорд Вайденфельд. — Иначе бы у нас с ним был подписан контракт.

Спорить с лордом было бесполезно. Иванов действительно не подписывал с ним никакого контракта.

— И все же, почему вы не хотите издавать эту книгу? Она, на ваш взгляд, неинтересна? — спросил я.

— Скорее наоборот. Она слишком интересна, — заметил издатель, — настолько интересна, что мне может не хватить денег, чтобы расплатиться с исками в связи с ее публикацией от весьма высокопоставленных особ этой страны, которых упоминает господин Иванов по ходу своих воспоминаний.

Лорд не мог не заметить, что я был обескуражен полученным ответом. Он медленно раскурил сигару и добавил:

— Поймите меня правильно, господин Соколов. Я не всесилен в этой стране. И не хочу на старости лет создавать себе такие проблемы.

Новость об отказе крупного лондонского издательства публиковать его книгу расстроила Иванова.

— Может быть, обратиться в другое издательство? — предложил он.

Это была здравая мысль. Но срок моего пребывания в Лондоне уже истек и нужно было лететь домой. В мае 1991 года, вернувшись к служебным делам, я подспудно начал готовить новую поездку в Лондон.

В Москву, тем временем, пришло жаркое лето 91-го года, самое памятное лето в судьбе страны, лето, круто изменившее всю нашу жизнь. Решительный шаг к переменам был сделан на выборах первого президента России 12 июня. Реформатору Борису Ельцину противостоял коммунист, бывший премьер-министр страны Николай Рыжков. Ельцин уверенно победил. Люди проголосовали против старой системы. За какое будущее были отданы голоса — никто тогда не знал. На выборах не было борьбы партий и политических программ. На них шло состязание личностей. В нем тогда Ельцину не было равных. Но своей политической и экономической программы новый президент не имел. И мало кто подозревал 12 июня 1991 года, что проголосовал за реставрацию капитализма в России, что КПСС потерпела сокрушительное поражение, но не желала сдаваться. Назревало неизбежное.

19 августа грянул путч. Старая партийная гвардия пошла в контрнаступление. Президент СССР Михаил Горбачев был отстранен от власти и изолирован в Крыму. В стране было введено чрезвычайное положение. В Москву вошли танки. Власть захватила хунта. Жизнь в стране перевернулась.

На борьбу с путчистами поднялся народ. Москвичи вышли на улицы. Город покрылся баррикадами. Хунте была объявлена народная война. И Хунта капитулировала. 21 августа стало известно об аресте членов ГКЧП. Попытка коммунистического переворота провалилась. Горбачев был освобожден из плена сторонниками Ельцина.

Парадокс — Президент Союза оказался обязан свободой и жизнью своему заклятому политическому врагу Президенту России. Для Горбачева возвращение в Москву из Фороса стало не только позорным фиаско его бесплодных планов сохранения Союза, но и унизительным завершением короткой политической карьеры первого и последнего Президента Советского Союза.

Получивший в октябре 1917-го народную поддержку благодаря лживым посулам мира, хлеба и земли, установленный штыками и навязанный террором, большевистский режим просуществовал в России почти три четверти века, но рухнул всего за три августовских дня в 92-м без единого выстрела. И никто не встал на его защиту.

Страна вступала в новую эру своей истории. Казалось, не до книги теперь — были дела поважнее. Но Иванов надеялся на меня, ждал выхода в свет своих мемуаров. И я не имел права его подводить.

В ноябре 1991 года я снова оказался в Лондоне и энергично взялся за поиск подходящего издательства. Из Москвы, тем временем, приходили тревожные новости. СССР рушился на глазах. Бывшие союзные республики одна за другой объявляли о своей независимости и выходе из СССР. Шел парад суверенитетов.

Накануне рождества волею судеб я оказался в небольшом лондонском издательстве «Блейк Хардбэкс». Мой друг, журналист «Дейли Миррор» Барри Уигмор знал его директора Джона Блейка и предложил мне обратиться именно к нему. В издательстве книгу приняли без долгих словопрений. Предложили неплохой контракт. Я отправил экземпляр контракта, подписанного английской стороной, экспресс-почтой в Москву Евгению Михайловичу Иванову. Ожидая ответа, самому мне пришлось встречать новый, 1992-й, год в Англии.

Я воспользовался новогодним приглашением и отправился в Рединг, где находился дом моего друга и «крестника» мемуаров Иванова. Барри Уигмор был любимым репортером медиамагната Роберта Максвелла, трагическая смерть которого стала темой номер один английских СМИ в конце 1991 года. После гибели Максвелла оказалось, что его компания — на грани банкротства. Более того, пенсионный фонд журналистов его медиаимперии, как выяснилось, был пуст. Для многих моих коллег по перу в Великобритании, в том числе и Барри Уигмора, наступили нелегкие времена. Новогодний праздник получился невеселым для нас обоих.

У праздничной елки мы пожелали друг другу счастья в новом 1992 году.

Подписанный Ивановым контракт вернулся в Лондон в день православного рождества.

В середине января в «Блейк Хардбэкс» началась практическая работа над изданием книги. Через три месяца воспоминания бывшего разведчика должны были поступить в книжные магазины Лондона. Герой книги был доволен.

Перед тем как издательство приступило к работе с рукописью, я рассказал его молодому хозяину Джону Блейку о моей прошлогодней встрече с лордом Вайденфельдом и высказанных им опасениях. Джордж Вайденфельд был опытным бизнесменом и политиком. Долгие годы он работал с премьер-министром Гарольдом Вильсоном. Считался одной из крупных фигур в лейбористской партии Великобритании. По слухам, он был связан не только с британской разведкой «МИ-6», но и с израильским Моссадом. Это был «хитрый лис», и с его мнением нельзя было не считаться. Но Джон Блейк был полон оптимизма.

— Не беспокойтесь, господин Соколов, — уверял он меня, — с книгой все будет о-кей.

Забегая вперед, замечу, что мистер Блейк переоценил свои возможности.

Когда в январе 1992 года я вернулся домой, государства, в котором мне довелось родиться и прожить больше четырех десятков лет, уже не существовало. Жизнь менялась на глазах, и далеко не к лучшему. Деньги и сбережения обесценились. Прилавки магазинов опустели. Продуктов питания не хватало. Положение в стране было катастрофическое.

В феврале в Москву приехали братья Дэвид и Джон Блейки. Дэвид возглавлял крупный издательский дом «Дипломатик груп», выпускавший справочную литературу и каталоги, в том числе для европейского парламента и других структур Европейского союза. Его младший брат Джон был нашим издателем и руководил «дочкой» «Дипломатик груп» — небольшим издательством «Блейк Хардбэкс». Оно публиковало самую различную литературу в жанре «нон-фикшн», то есть документальную прозу — от кулинарных книг до воспоминаний знаменитостей.

Ни Дэвид, ни Джон ранее в России не были. Мы с Евгением Михайловичем стали их гидами. Показали Москву. Город в ту мрачную зиму 1992 года производил удручающее впечатление. Плохое освещение. Мрачные улицы. Грязь, которую никто не убирал и едва скрывал черный снег. Серые озабоченные лица людей. Торговые толкучки в самом центре города.

Чтобы скрасить впечатление, мы сводили гостей в ресторан теперь уже не существующей гостиницы «Россия». Вид из окна был замечательный: Спасская башня и собор Василия Блаженного во всей их первозданной красоте. Картина же на нашем столе в одном из лучших ресторанов столицы поистине удручала. Зимой 92-го, кроме водки, консервов и черного хлеба, заказать на праздничный ужин в «России» было практически нечего.

Евгений Михайлович, тем не менее, не давал унывать ни себе, ни гостям. На своей «Волге» он прокатил их с ветерком по улицам столицы, демонстрируя по пути следования ее главные достопримечательности. Зима в тот год стояла крепкая, с морозцем и ветерком, снежными заносами на обледенелых дорогах. Отставной военный разведчик показал английским гостям настоящее зимнее ралли, на скорости и льду ведя машину по лабиринту темных московских улиц. Братья Блейки были безмерно счастливы, когда выбрались, наконец, из ивановской «Волги» живыми и невредимыми.

За оставшиеся два месяца до выхода мемуаров Иванову предстояло принять в Москве еще три группы англичан, задействованных в рекламе книги.

В марте к нам пожаловал дуэт спецкоров от еженедельника «Санди таймс» — репортер и фотограф. Газета взялась за «сериализацию» книги, то есть получила право на публикацию в двух своих выпусках отдельных выдержек из нее, а также эксклюзивного интервью с авторами. Англичане без лишних слов взялись за дело. Фотограф быстро отснял несколько пленок. Репортер записал пару кассет с ответами на его вопросы. И первая бригада без промедлений отбыла на родину.

Вторая команда появилась в апреле и была более многочисленной. Ее направило телевидение Би-би-си, а точнее программа «Ньюзнайт». Эта обзорная получасовая программа новостей хорошо известна и достаточно популярна в Великобритании. Обычно она бывает посвящена какой-либо одной актуальной теме. В двадцатых числах апреля «Ньюзнайт» должна была рассказать своим зрителям о книге воспоминаний одного из главных персонажей «скандала века» Евгения Иванова. Чтобы обеспечить выполнение этой задачи, в Москве высадился целый британский десант. Прибыли телеоператоры и звукорежиссеры, продюсер программы и ее редактор.

Два дня Евгению Михайловичу пришлось позировать перед телекамерой и отвечать на вопросы телевизионщиков. Радости ему эта утомительная работа не доставляла. Зато порадовал гонорар, полученный за съемки.

Третьим рекламным мероприятием стала пресс-конференция для аккредитованных в Москве британских журналистов. Иванов в течение трех часов отвечал на вопросы репортеров.

Как после тридцати лет отсутствия разговорной практики Евгений Михайлович мог свободно изъясняться на английском языке, для меня было загадкой. У любого другого человека навык разговорной речи после столь длительного перерыва неизбежно теряется. Иванов же говорил по-английски без каких-либо заметных трудностей.

«Голый шпион» — именно так назвали нашу книгу в издательстве «Блейк Хардбэкс» — должен был поступить в продажу в лондонские магазины в понедельник 27 апреля 1992 года. За неделю до этого в киосках появился номер еженедельника «Санди таймс», посвященный книжной новинке. Затем в эфир на телеканале Би-би-си-2 вышла программа «Ньюзнайт», показавшая интервью с Евгением Ивановым, снятое в Москве.

Вскоре и в ведущих российских газетах — «Правде», «Известиях» и «Труде» — появились материалы их лондонских корреспондентов, посвященные выходящей в Англии книге воспоминаний советского военного разведчика.

Собкор «Труда» Павел Бурмистенко, в частности, отмечал в своей статье: «Мемуары Иванова написаны очень живо, увлекательно, в них масса интереснейших деталей и характеристик видных людей того времени. Хотелось бы надеяться, что с этими воспоминаниями познакомятся и наши читатели».

Успех у первых читателей авторов книги не обольщал. Мы знали цену своей работе и не обольщались по этому поводу. Книга, по нашему мнению, была поверхностной. Сорок коротких историй объемом в 9 печатных листов были написаны осторожно, без должной глубины. Многие известные нам факты намеренно обходились стороной. Некоторые события и имена «ретушировались». По-другому мы не могли — ведь книга писалась в советские времена. Кроме того, лондонские редакторы изменили название мемуаров и самостоятельно дописали некоторые фрагменты в книгу. Их вставки были нам вовсе не по душе, но приходилось с ними мириться. Читая лестные оценки в печати, Иванов пребывал в эйфории от триумфального дебюта книги.

Но за день до начала продажи книги произошел скандал. На свет божий всплыл судебный иск. Его подала супруга опального министра Профьюмо, бывшая кинозвезда Валери Хобсон.

— Этого не должно было произойти, — уверял нас с Ивановым издатель книги Джон Блейк. — За 30 лет Профьюмо не судился ни с одним издательством.

Наш самоуверенный издатель допустил очевидный промах. Зная суровость английских исковых законов, он должен был просчитать все возможные последствия публикации мемуаров Иванова. Мы с Евгением Михайловичем предлагали убрать из текста книги эпизоды, которые, по мнению юристов, могли поставить издателя и авторов книги под удар. Джон Блейк, в отличие от лорда Вайденфельда, был неопытен в таких делах и просчитался. Ошиблись и мы, излишне понадеявшись на устные заверения издателя.

За день до начала продаж книги весь ее тираж исчезает из магазинов. Причина? Иск Валери Хобсон, подавшей в суд на издательство, опубликовавшее книгу, и на газету «Санди таймс», поместившую отрывки из нее на своих страницах.

В судебном иске Валери Хобсон заявила, что тридцать лет назад Иванов не мог выкрасть документы из дома Профьюмо, потому что он никогда в нем не был.

— Я не угощала его чаем, не принимала в подарок водку и не позволяла ему копировать документы в кабинете мужа, — заявила возмущенная кинодива.

Эти слова Валери Хобсон напечатали практически все газеты страны. Честность автора мемуаров и правдивость книги, по сути дела, были поставлены под сомнение.

По действующим в стране исковым законам опровергнуть подобное заявление в суде могли лишь прямые и неопровержимые доказательства. Закон гласил, что в Англии не истец должен доказательно обосновать свои претензии к автору, а обвиняемый в дефамации обязан доказать свою правоту. Ни у издательства, ни у газеты таких доказательств не было.

Чтобы избежать штрафных санкций и ареста книги, издатели обращаются к Иванову:

— Докажите, что летом 61-го вы действительно были дома у Валери Хобсон.

— А как я могу это доказать?

— Нужно найти свидетелей этого визита.

— Но я не собирался посещать Нэш-хаус при свидетелях. Так что подтвердить этот факт просто некому.

— Тогда представьте фото— или киносъемку встречи.

— Откуда же ей взяться?!

— Тогда дела нам не выиграть.

— А если отыскать донесения из архивов ГРУ, свидетельствующие, что эти встречи имели место?

— Подобные материалы не могут быть признаны доказательными в английском суде.

Дело миссис Хобсон против господина Иванова оказалось для бывшей кинозвезды беспроигрышным. Ее слово безо всяких доказательств имело доказательную силу, а слово русского офицера даже при наличии оных — нет. Собственно, в суд Иванова и не приглашали. Да и приехать в Лондон бывший разведчик не мог, рискуя оказаться арестованным прямо в аэропорту по прибытии. Разбирались с редактором «Санди таймс» и директором издательства «Блейк Хардбэкс». Их и наказали. Закон есть закон!

В итоге книга была изъята из продажи и подвергнута цензуре. Главу о визите Иванова в дом Профьюмо надлежало из книги удалить. Судебные издержки возлагались на издательство «Блейк Хардбэкс» и газету «Санди таймс».

Госпожа Профьюмо защитила свою честь и достоинство.

Ну действительно, как могла она, достопочтенная леди, принимать в отсутствие мужа у себя дома красного шпиона с презентами в виде русской водки, да еще угощать его чаем? Это же нонсенс!

Получив информацию о событиях в Лондоне, Иванов был вне себя:

— Она знала, что я не смогу ничего доказать в суде! Поэтому и подала иск! Хитрая бестия! Я до этого суда даже добраться не имею возможности. Въезд в Англию мне уже тридцать лет как заказан.

Гневные тирады из уст Иванова не прекращались несколько дней. Подавленный и беспомощный, он долго не мог успокоиться и признать свое поражение.

Английская атака на книгу воспоминаний советского военного разведчика была, впрочем, делом весьма ординарным и совсем не исключительным. Известно немало случаев, когда мемуары, авторами которых выступали бывшие советские разведчики, до или после их выхода в свет были подвергнуты экзекуции в Великобритании.

Достаточно вспомнить книгу Джорджа Блейка «Нет другого выбора», вышедшую за два года до «Голого шпиона» в лондонском издательстве «Джонатан Кэйп». За нее автор не получил от издателей положенного ему вознаграждения, так как гонорар волею английских властей был арестован.

Бывшему британскому контрразведчику Питеру Райту местная цензура так и не дала разрешения на издание книги его воспоминаний «Ловец шпионов» на родине. Автор был вынужден публиковать ее в далекой Австралии.

Известна и более поздняя история с мемуарами сотрудника «МИ-6» Ричарда Томлинсона, который из-за запрета отечественных властей издал свою книгу на двух языках — английском и русском — не в Англии, а в России.

Не секрет, что на ура в Великобритании идут лишь книги перебежчиков типа Олега Гордиевского, Виктора Суворова (Резуна) или Василия Митрохина. Мемуары же бывших или нынешних врагов здесь, мягко говоря, не приветствуются. Словом, дуэль противоборствующих разведок продолжается. В том числе и в книжном бизнесе.

Апрельское решение лондонского суда оказалось не единственным потрясением для Евгения Иванова.

Майским утром 1992 года во двор дома номер десять на Хамовническом валу въехало несколько черных «Волг». Во дворе было безлюдно. Из автомашин вышло несколько человек. Один — в форме контр-адмирала, остальные — в штатском.

— Какой у него номер квартиры? — спросил мужчина в черном военно-морском кителе.

— Восемнадцать.

Толпа вошла в подъезд дома.

— Какой этаж?

— Кажется третий. Нет, четвертый. Точно четвертый, — не слишком уверенно ответил молодой человек в сером костюме.

— Вы останетесь внизу, — сухо приказал контр-адмирал.

Он вошел в кабину лифта и, поднявшись на четвертый этаж, нажал кнопку звонка квартиры номер 18.

— Кто здесь? — спросил хриплый мужской голос.

— Свои.

Дверь открылась. На пороге квартиры Евгения Михайловича Иванова стоял его бывший коллега по работе в Лондоне Иван Сакулькин.

Это был неожиданный визит. Иванов не приглашал к себе Сакулькина. Он вообще не видел его уже много лет. Бывшие сослуживцы, мягко говоря, недолюбливали друг друга.

— Я ненадолго. По делу, — заявил с порога нежданный гость.

— Заходи, если по делу, — выговорил Иванов, почувствовав недоброе в голосе контр-адмирала ГРУ.

Сакулькин уверенно прошел в комнату, быстро огляделся, убедился, что в доме никого нет и без приглашения сел в кресло у окна.

— Разговор есть, — мрачным тоном произнес человек в мундире.

— Я слушаю, — сказал Иванов.

Гость вынул из папки ксерокопии каких-то вырезок и выложил их на стол. Евгений Михайлович без труда узнал в этих вырезках последние публикации о нем в английских газетах.

— Как ты посмел? — угрожающе начал контр-адмирал. — Кто тебе разрешил?! Ты что, присягу позабыл?!

— Это ты присягу забыл. И твой генерал Изотов. Я присяги никогда не нарушал.

Иванов откинулся на спинку кресла и тупо уставился в сторону от гостя, давая понять, что не желает с ним разговаривать. Контр-адмирал, будто не замечая этого, еще долго разглагольствовал о долге, дисциплине и чести. Затем пытался уличить Иванова во лжи.

— Ты же сам писал в отчете, что никаких интимных отношений с Килер у тебя не было. И в «Московских новостях» год назад утверждал то же самое, — возмущался Сакулькин.

Иванов наградил гостя унылым, бесконечно равнодушным взглядом и не сказал ни слова. Молчание Иванова прямо-таки выводило гостя из себя.

— Не хочешь со мной разговаривать? — зло пророкотал Сакулькин. — Как знаешь!

Гость встал из-за стола и направился к двери.

— Ты — конченый человек, Иванов, — ядовито прошипел он на прощанье.

Евгений Михайлович не проронил ни слова. Он вышел в прихожую и открыл дверь.

— Я уйду своим ходом, а тебя отсюда ногами вперед вынесут, — добавил Сакулькин и хлопнул дверью.

Проводив гостя, Иванов позвонил мне. Через полчаса я сидел в том же кресле напротив Евгения Михайловича, где недавно восседал Сакулькин. На столе стояли пустой стакан и выпитая бутылка водки. Рассказав обо всем, Иванов спокойно, почти равнодушно, но с очевидной обреченностью в голосе выговорил:

— Теперь мне конец.

Я пытался разуверить его, что-то эмоционально объяснял, что-то самоуверенно доказывал. Иванов меня не слушал. Он достал еще одну бутылку «белой», наполнил водкой опустевший стакан и, не закусывая, молча залпом выпил его до дна.

В сентябре 1992 года в свет вышел очередной номер газеты «Совершенно секретно» с пространной статьей контр-адмирала Сакулькина. Возмущенный автор отказывался верить написанному в книге воспоминаний Иванова.

В качестве доказательства Сакулькин привел материалы об Иванове, помещенные в английской прессе. Например, лондонская «Экспресс» в статье Даниеля Макгрори, опубликованной еще в июне 1990 года (то есть за два года до выхода в свет «Голого шпиона»), утверждала, что Иванов якобы признался одному из своих старых лондонских друзей в том, что был ключевой фигурой в «портлендском» шпионском кольце.

Естественно, Иванов таких признаний не делал, и делать не мог. Хотя бы потому, что «портлендское дело» давно всем досконально известно, ГРУ к нему никакого отношения не имеет. Ключевую роль в нем играла нелегальная лондонская резидентура КГБ во главе с Кононом Трофимовичем Молодым и его коллегами — блестящими советскими нелегалами Питером и Хелен Крогерами.

Ставить в упрек Иванову то, что написано журналистом, с которым он даже не был знаком, — ход ловкий, но неубедительный. Вряд ли кто способен поверить в то, что Иванов решил примерить на себя роль Гордона Лонсдейла и заработать славу столь нечестным путем. Скорее всего, автор статьи в лондонской «Экспресс», смешав правду с нехитрой выдумкой, стремился дискредитировать советского разведчика, приписав ему ложные высказывания.

В этой ситуации контр-адмиралу Сакулькину, как бывшему разведчику, стоило бы не ставить под сомнение правдивость своего коллеги, а задуматься о честности лондонского газетчика. Судите сами о его информированности по заключительной части статьи. Мистер Макгрори, подводя итог написанному, заявил в завершение, что Иванов-де «не собирается отказываться от трубки и виски — немногих удовольствий, оставшихся в жизни отставного Героя Советского Союза».

Комментарии, как говорится, излишни. Иванов никогда не курил трубку. Пить виски ему не по карману. А звание героя ему никто не присуждал.

Еще более странными и наивными оказались ссылки Сакулькина на материалы об Иванове, выпущенные из стен агентства печати «Новости». Да, Евгений Михайлович их визировал. Это факт. Но написаны они были до его решения о работе над книгой своих воспоминаний. Более того, именно эти публикации АПН заставили Иванова рассказать, наконец, правду о своей жизни и работе.

Любому здравомыслящему человеку понятно, что официальное пропагандистское ведомство Советского Союза, коим являлось агентство печати «Новости», не могло писать о связи Иванова с Килер, о порноколлекции Бэрона Нэйхума, дневнике «Четверг-клуба» и прочих деталях секс-шпионажа. Главный выпуск АПН мог дать добро лишь тому материалу, в котором Иванов заявлял, что он работал военным дипломатом, а не разведчиком, что с Кристиной Килер он был знаком, но в интимной связи с ней не мог быть замешан и т. д. и т. п.

Автор этих строк не один год проработал в АПН и не понаслышке знаком с практиковавшимися в советский период методами так называемой информационно-пропагандистской работы на Запад.

Это журналистское вранье — как свое, так и иностранное — окончательно запутало контр-адмирала Сакулькина. Вопреки всякой логике его авторство он приписал Евгению Иванову.

Процитирую один пассаж из статьи Сакулькина. Он, по замыслу автора, очевидно, должен был показать всю глубину морального падения капитана 1-го ранга — подчеркнуть предательство Иванова по отношению к самому близкому человеку и этим, может быть, завоевать расположение женской аудитории: «Не хочу копаться в чужом грязном белье и рассуждать о том, что было, а чего не было. Сам факт полного отрицания, а затем откровенного признания своих любовных похождений лично у меня вызвал глубокую неприязнь к человеку, нанесшему моральную травму своей жене — исключительно порядочной и честной женщине, ее родственникам, знакомым и близким».

Таким образом, в ход Сакулькин пустил все, о чем смог додуматься. Только по прочтении статьи очевидно, что автором руководило не сочувствие к Майе Горкиной — он просто использовал факт супружеской неверности. Возможно, понимая, что всего этого недостаточно, автор статьи в «Совсекретно» поместил в конце своего опуса пространные выдержки из несекретных архивных материалов ГРУ. Они, на его взгляд, должны были полностью и окончательно дискредитировать отставного капитана 1-го ранга.

В одном из них, датированном 25 июня 1963 года, от имени Евгения Михайловича Иванова, в частности, говорилось: «…Личного общения с ней (то есть с Кристиной Килер) у меня не было… Я не знал даже, в какой части города она живет».

Опираясь на это заявление Иванова, автор статьи в «Совсекретно» фактически уличал его во лжи. При этом контр-адмирал Сакулькин не стал объяснять, почему Иванов не мог говорить правду 30 лет назад, чтобы не противоречить официальной позиции советского правительства, изложенной в заявлении ТАСС от 20 июня 1963 года. Из того правительственного заявления следовало, что Иванов не занимался в Великобритании никакой противоправной деятельностью, направленной на дискредитацию государственных устоев этой страны.

Поскольку доказательств такой деятельности у английских властей не было, задача советской стороны заметно упрощалась. Следовало лишь «предать забвению» работу Иванова по сбору компромата и дискредитации ключевых фигур британского истеблишмента. Словом, Кремль делал все возможное, чтобы опровергнуть обвинения Лондона. Ведь английский премьер-министр Гарольд Макмиллан настаивал, что СССР вмешивается во внутренние дела Великобритании, и деятельность Евгения Иванова — тому пример.

— Мне пришлось спасать свою шкуру, — утверждал отставной разведчик. — Расскажи я тогда правду о своей связи с Кристиной Килер, и меня тут же выбросили бы на свалку. Об операции ГРУ, связанной с Профьюмо, вообще было лучше не вспоминать. Таков был приказ начальства.

— Мог ли Сакулькин не знать об этом? — спросил я Иванова.

— Думаю, что не мог, — ответил Евгений Михайлович.

Тем не менее, контр-адмирал взялся цитировать архивные свидетельства, которые не соответствовали действительности, и делать на их основании ложные выводы.

В своей злополучной статье в «Совсекретно» он не постеснялся обнародовать «официальную», по его мнению, оценку работы капитана 1-го ранга Иванова. Она, по его словам, фигурировала в докладах, направленных в Центр военно-морским атташе Посольства СССР в Великобритании капитаном 1-го ранга Сухоручкиным.

В одном из таких «докладов», в частности, говорилось: «Иванов работал весьма нецелеустремленно, с расчетом на внешний эффект… Основной причиной неуспеха Иванова является присущая ему неорганизованность, стремление решать поставленные задачи наскоком, без настойчивой, целеустремленной работы».

Если верить такой аттестации, то получается, что ГРУ направило в Лондон и годами держало у себя на службе плохо подготовленного для разведработы за рубежом офицера.

В заключительных строках своей статьи Иван Сакулькин утверждал: «Иванову было запрещено ведение агентурной и вербовочной работы». Данное резюме контр-адмирала можно перефразировать так: отставной разведчик был фактически простым статистом, ему никто из руководства ГРУ не доверял. Он был никто.

Берусь утверждать, что если кто-то из начальников слишком рьяно пытается доказать недоказуемое, то это неспроста. Бывшим руководителям Иванова его откровения — словно кость в горле. История бывшего военного разведчика о добытом им, но неиспользованном компромате — это упрек в адрес руководства ГРУ в Лондоне и Москве, свидетельство его косности и недальновидности. В первую очередь, эта оценка относится к военно-морскому атташе Константину Сухоручкину и его заместителю Ивану Сакулькину. Это они под разными предлогами запрещали Иванову работать с доктором Уардом и посещать супругу военного министра Профьюмо Валери Хобсон. Это они даже пальцем не пошевелили, чтобы дать ход полученному Ивановым компромату.

До выхода в свет в Лондоне «Голого шпиона» об этом знал лишь узкий круг лиц. Неожиданная публикация воспоминаний отставного разведчика сделала результаты работы Иванова широко известными. Контр-адмирал Сакулькин нашел выход из неудобного для него лично и его ведомства положения. Он обрушился на Иванова с обвинениями во лжи. Даже подкрепил свои доводы специально подобранными для этого архивными материалами.

Статья в «Совсекретно» была для Иванова словно выстрел в спину от своих же коллег по работе. Казалось, после полученных ударов с обеих сторон капитану 1-го ранга в отставке уже не подняться. Чужие называли его лгуном, свои — никчемной личностью, дилетантом в разведке, даже не заслуживающим доверия.

Дискредитированным оказался не только Иванов. Обструкции со стороны контр-адмирала Сакулькина подверглась и книга его воспоминаний. Ведь Иванов позволил себе без разрешения начальства рассказать о своей жизни, пусть даже оставив при этом нетронутыми государственные секреты. Такой поступок не мог остаться безнаказанным.

Почему в атаку на русского шпиона бросились в 1992 году англичане, было очевидно. Но почему за ветерана-разведчика не вступился никто из своих — оставалось непонятно.

Впрочем, непонятного в нашей жизни всегда хватало.

В январе 1993 года я побывал в гостях у генерал-полковника в отставке Владимира Ефимовича Семичастного. Несколько вечеров мы провели за долгими разговорами в его квартире в цековском доме на Малой Бронной. Темой разговоров был Иванов.

Вот как объяснял мне причины атаки на него бывший председатель КГБ СССР:

— Наша страна после развала СССР стала практически полным банкротом. Нынешняя власть выживает лишь за счет западных кредитов. Добрые отношения с Лондоном ей необходимы как воздух. Сакулькин дискредитировал Иванова, чтобы никакие откровения бывшего разведчика не смогли их омрачить.

Статья в газете «Совершенно секретно» больно ударила по Иванову. Его и без того не слишком крепкому здоровью был нанесен непоправимый урон, после которого он проживет всего несколько месяцев.

Пока Иванов в Москве переживал нападки в свой адрес, новый вариант книги, подвергнутый цензуре по решению суда, попал в лондонские магазины. Через год летом 1993 года вышло новое издание «Голого шпиона», на этот раз в мягкой обложке и с предисловием Кристины Килер. Тираж был быстро распродан.

Тем же летом были рассекречены некоторые документы из архивов британской контрразведки «МИ-5» и Федерального бюро расследования США. В этих архивных материалах подтверждались многие факты результативной работы Иванова в Великобритании.

Парадоксально, но факт: восстановлению доброго имени советского военного разведчика помогли не его братья по оружию, а те, против кого он вел тайную войну.

Весной 1993 года со мной связался Уилл Стюарт, московский корреспондент лондонской газеты «Дейли экспресс».

— Мы хотим предложить Иванову встретиться в Москве с Кристиной Килер, — сказал он. — Как ты думаешь, он согласится на такую встречу? Газета готова заплатить ему неплохой гонорар.

За ответом я отправился к Евгению Михайловичу. Настроение у него было, откровенно говоря, неважное. Казалось, он обозлился на весь белый свет: на коммунистическую партию, в которой состоял и которая довела страну «до ручки», на кремлевских руководителей, ограбивших народ, на чекистов, не сумевших отстоять безопасность великой державы.

Ему была ненавистна власть, ввергнувшая страну в пучину жесточайшего кризиса. Раздражали его и новоиспеченные демократы, отдавшие на заклание своим реформам целое поколение стариков-пенсионеров, оставив их без средств к существованию.

Иванов все еще был зол и на чету Профьюмо, которая выиграла у него суд, и на коллегу Сакулькина, который смешал его с грязью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.