Глава 7. Охотник за шифрами
Глава 7. Охотник за шифрами
«Я получил 20 лет заключения и 5 лет ссылки (25 лет тоща еще не давали). Через 10 лет меня вызвали в Москву, якобы для подтверждения моих показаний… Был посажен на три года в «Сухановку» для пытки одиночеством. Там у меня начался тяжелый психоз, и я ослеп. После трехлетнего заключения в каменном мешке лечился в больнице при Бутырской тюрьме. Затем был отправлен в спецлагеря (Озерлаг в Тайшете и Камышлаг в Омске). Перенес два паралича. Как неизлечимый больной был в 1954 году досрочно освобожден, а в феврале 1956 года — реабилитирован…
Заключение не озлобило меня, но сделало более разумным и дальновидным.
А с другой стороны, с работой в разведке и с ИНО связаны лучшие годы моей жизни. Я горжусь ими, и от теперешних работников КГБ слышал слова: «Мы хотели бы быть такими, как вы. Вы — пример для нас». Я имею право гордиться сделанным!
Я рад, что вернулся в СССР, пусть на гибель, но сознательно вернулся, выполняя долг патриота. Я считаю, что прожил жизнь хорошую, и готов прожить ее так же еще раз».
(Из автобиографии разведчика-нелегала Д.А. Быстролетова, написанной 28 октября 1968 года.)
В 1929 году в советское полпредство в Берне пришел неизвестный человек и попросил дежурного дипломата связать его с военным атташе или с кем-нибудь другим, занимающимся «специальной работой». О визите странного посетителя дипломат немедленно известил резидента ОГПУ. Убедившись, что перед ним нужный человек, посетитель предложил резиденту купить у него итальянские шифры. Он сказал, что эти шифры при нем и, предъявив толстый портфель, добавил, что может оставить их до утра, чтобы его контрагенты убедились в их подлинности. Шифры он был готов продать за 200 тысяч швейцарских франков. Посетитель особо отметил, что по истечении срока действия шифров он за такую же сумму может достать новую серию. При этом ни своей фамилии, ни других данных о себе он не сообщил.
Резидент шифры взял и предложил незнакомцу зайти на другой день за ответом. Для себя он уже принял решение: шифры сфотографировать и вернуть посетителю, сказав, что они вызывают сомнение.
На следующий день незнакомцу был дан ответ, что его шифры — это фальшивка. Разгневанный, тот покинул полпредство, заявив, что его обманули. «Двести тысяч для полпредства — ничтожная сумма, — подчеркнул иностранец. — Но я, видимо, связался с нечестными людьми».
В Москву ушла победная реляция резидента, который сообщил, что сумел сэкономить на операции по добыче итальянских шифров двести тысяч швейцарских франков.[5]
Получив в августе 1931 года назначение на пост начальника внешней разведки, Артур Артузов сразу же ознакомился с «бернским делом» и дал указание в Берн и Рим разыскать незнакомца. Однако предпринятые поиски успехом не увенчались.
Между тем на основе полученных таким образом шифров была налажена дешифровка телеграмм итальянского МИД, которые стали докладываться Сталину, Молотову и Ворошилову. Но когда шифры изменились, поток информации о политике фашистской Италии иссяк. Теперь уже генсек распорядился предпринять меры для поиска источника. Этот приказ надлежало выполнить Артузову. Посоветовавшись с начальником отделения, курировавшего работу римской резидентуры, он решил поручить это дело разведчику-нелегалу «Андрею», который уже имел опыт вербовки шифровальщиков.
«Андрей», он же Дмитрий Александрович Быстролетов, родился 4 января 1901 года в селе Айборы Евпаторийского района Крыма в имении московского мецената Сергея Апполоновича Скирмунта и был незаконнорожденным сыном местной учительницы. По собственным предположениям, его отцом был граф Александр Николаевич Толстой, который некоторое время помогал семье материально. С 1904 по 1914 год Дмитрий жил в Петербурге, в аристократической семье графини де Корваль, где получил домашнее образование и воспитание.
В 1915–1917 годах Быстролетов обучался в Севастополе в Морском кадетском корпусе. В составе 2-го флотского экипажа принимал участие в десантных операциях на Турецком театре военных действий Первой мировой войны. В 1917 году поступил в мореходную школу в Анапе, летом плавал, а зимой учился. В 1919 году окончил одновременно выпускные классы мореходной школы и анапской гимназии. Сразу же был зачислен вольноопределяющимся морских сил Добровольческой армии Деникина. Плавал матросом на судах «Рион» и «Цесаревич Константин». Затем дезертировал и бежал в Турцию. Служил матросом на судах различных пароходных компаний. В 1920 году вернулся в Россию, приведя в составе команды парусник «Преподобный Сергий» в советский порт.
В 1921 году в поисках работы Быстролетов вновь нелегально выехал в Турцию и оказался в эмиграции. В Константинополе он с отличием окончил колледж для европейцев-христиан.
Вскоре Дмитрий переехал в Чехословакию и поступил на юридический факультет Украинского университета в Праге. Одновременно для того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, трудился грузчиком, плотником и даже гробовщиком. Все годы жизни в эмиграции его не покидала мысль о возвращении на Родину. В Украинском университете в Праге был создан «Союз студентов — граждан РСФСР», активным членом которого с 1923 года стал Дмитрий Быстролетов. Он выполнял обязанности секретаря «Союза студентов», получил советское гражданство.
На активного студента обратила внимание советская разведка, и вскоре резидент ИНО ОГПУ в Праге Николай Григорьевич Самсонов стал давать Быстролетову отдельные поручения в области технической и экономической разведки, которые тот успешно выполнял. В апреле 1925 года в Москве состоялся 1-й Всесоюзный съезд пролетарского студенчества. Полпредство СССР в Праге командировало Быстролетова на съезд в качестве делегата — представителя зарубежного студенчества. Перед отъездом Дмитрия предупредили, что в Москве с ним будут говорить «очень важные лица». И действительно, такая беседа состоялась. С Быстролетовым встретились начальник Контрразведывательного отдела ОГПУ Артур Артузов и помощник начальника Иностранного отдела ОГПУ Михаил Горб, курировавший работу зарубежной агентуры. Впрочем, своих должностей они студенту не назвали. Убедившись, что молодой человек действительно располагает необходимыми положительными личными и деловыми качествами, представители ОГПУ сделали ему официальное предложение работать на советскую разведку.
В Прагу Быстролетов вернулся уже сотрудником Иностранного отдела. Он был принят на работу в советское торгпредство в качестве регистратора, затем стал экономистом информационного отдела. Работа в торгпредстве являлась легальным прикрытием его основной, разведывательной деятельности.
В своей автобиографии Дмитрий Александрович позже отмечал:
«С начала 1925 года я стал работать под руководством резидента в Праге, выполняя различные нелегальные задания. В апреле 1925 года моя работа в ОГПУ была оформлена: мне назначили месячный оклад, перевели на оперативное разведывательное направление, а для легализации устроили в торгпредство.
Я занимался сначала экономической разведкой, а затем, усвоив соответствующие приемы и технику, перешел к вербовке агентуры в посольствах, к получению диппереписки, к нахождению источников в МИД и к военно-технической разведке».
В 1928 году Быстролетов закончил обучение в университете и успешно защитил диплом по теме «Право и мировая торговля нефтью».
В период разведывательной работы в Чехословакии, выступая с нелегальных позиций, Дмитрий Быстролетов провел несколько ценных вербовок. Так, в 1927 году он успешно осуществил разработку секретарши французского посольства в Праге, которая имела доступ к секретной переписке своего посла, а также к шифрам внешнеполитического ведомства Франции. В дальнейшем «охота за шифрами» стала главным направлением деятельности разведчика.
Среди завербованных Быстролетовым лиц был также конструктор с завода «Шкода», крупнейшего чешского предприятия, выпускавшего военную продукцию. С помощью этого специалиста была, в частности, получена технология закаливания орудийных стволов крупного калибра.
Через сына одного из советников МИД Чехословакии Быстролетов получил протоколы заседаний коллегии министерства, а также сведения о центре подготовки офицеров разведки, которые должны были в дальнейшем работать в СССР. Слушателями центра являлись офицеры разведки из Англии, Франции, Италии и Швеции. Преподавал в нем бывший царский генерал Иностранцев.
За успешную работу в разведке руководство ИНО приняло решение направить Быстролетова в Москву на учебу в Академии внешней торговли. Однако жизнь распорядилась по-иному.
В середине 1930 года, незадолго до отъезда, поздним вечером к Дмитрию домой зашел резидент и… предложил ему переехать на работу в Берлин, на этот раз на положении нелегала — под чужой фамилией и с чужим паспортом. Он предупредил разведчика, что работа будет опасной и в случае провала может представить для него смертельную угрозу. Быстролетову были даны сутки на размышление. Но уже утром он ответил согласием. Инсценировав отъезд в Москву, он «исчез» по дороге и перешел на нелегальное положение. Отныне он стал разведчиком-нелегалом, действовавшим под оперативным псевдонимом «Андрей». У Быстролетова в период его работы в разведке было несколько оперативных псевдонимов, но мы в нашем повествовании упоминаем лишь один из них.
В Германию «Андрей» прибыл по греческому паспорту. Этот паспорт он получил в «вольном городе» Данциге у греческого консула, связанного с торговцами наркотиками. При этом разведчик разыграл сцену, призванную доказать консулу, что он якобы является участником международной группы торговцев наркотиками.
Получив паспорт, «Андрей» принял меры к организации прикрытия, которое оправдывало бы его пребывание в Германии. С этой целью советской разведкой в Голландии была создана фирма по оптовой торговле текстильными изделиями, одним из совладельцев которой стал «Андрей», и которая направляла на его имя в Германию денежные переводы и важные деловые документы. Разведчик-нелегал открыл текущий счет в Амстердамском банке и стал членом Торговой палаты. Коммерческое прикрытие позволяло разведчику совершать деловые поездки в различные европейские страны и успешно выполнять оперативные поручения Центра.
В Берлине «Андрей» возглавил одну из групп нелегалов-вербовщиков. Общее руководство нелегальными группами осуществлял заместитель нелегального резидента Борис Яковлевич Базаров, действовавший под оперативным псевдонимом «Кин».
Именно «Андрею» было поручено разыскать человека, который в 1929 году предложил резиденту ИНО в Берне итальянские шифры.
В оперативной переписке с Центром незнакомцу был дан псевдоним «Росси». Изучив скудные сведения на иностранца, «Андрей» сделал вывод о том, что он может быть итальянцем, причем не мелким служащим, а одним из руководителей шифровальной службы МИД Италии, либо связанным с кем-либо из членов итальянского правительства. На эту мысль разведчика натолкнуло то обстоятельство, что полученные от «Росси» шифры и коды использовались во всей шифрованной переписке МИД Италии.
Началась напряженная аналитическая работа. «Андрей» посетил Рим, осмотрел здания МИД Италии и других учреждений, где, по его предположению, мог работать «Росси». Некоторое время дежурил у этих зданий перед началом работы, но вскоре понял, что разыскать иностранца в толпе чиновников просто невозможно. «Андрей» вернулся в Женеву. Он вновь внимательно проанализировал все материалы, связанные с «Росси», в том числе его личные приметы. Разведчик обратил внимание на то, что «Росси» имел, по описанию видевших его людей, золотистый загар и красноватый цвет носа. Если бы он постоянно жил и работал в Италии, то его загар имел бы устойчивый темный цвет, из-за которого Гитлер впоследствии называл итальянцев «лакированными обезьянами».
«Андрей» сделал предположение о том, что «Росси», возможно, является швейцарцем и выступает в качестве посредника, реализующего материалы, которые он получает от своего итальянского контакта. Постоянно проживать он мог в Женеве, где располагалась штаб-квартира Лиги Наций, вокруг которой почти безнаказанно действовали представители спецслужб многих стран мира. В первую очередь «Андрей» решил проверить наиболее посещаемые иностранцами рестораны и бары города. Он направился в дорогой ресторан, а его помощник — в известную и популярную среди международных чиновников пивную. Им обоим повезло: в течение нескольких дней «Андрей» и его помощник зафиксировали появление человека, чьи приметы совпадали с описанием «Росси».
«Андрей» познакомился с иностранцем и стал с ним встречаться. Через некоторое время он, представившись сотрудником одной из западных разведок, напрямую сказал «Росси», что ему нужны итальянские шифры. Иностранец был обескуражен, однако вскоре за сходную плату принес «Андрею» сразу две серии итальянских шифров и кодов.
Работа с источником была для «Андрея» связана с большим нервным напряжением и даже с риском для жизни. На одной из встреч «Росси» предпринял попытку покушения на разведчика. Пригласив его к себе домой выпить чашку кофе, «Росси» неожиданно достал пистолет и прицелился в оперработника. «Андрей», однако, не потерял самообладания. Он сказал, что дом окружен машинами с его людьми, которые через 15 минут войдут в квартиру и, не обнаружив «Андрея» живым, «сделают из иностранца такой фарш, которому будут аплодировать все швейцарские мясники».
Решительное поведение разведчика отрезвляюще подействовало на «Росси», который пробормотал слова извинения и сказал, что пошутил. Постепенно «Андрей» сблизился с «Росси», выяснил его настоящие имя и фамилию. Оказалось, что он являлся выходцем из богатой, но разорившейся швейцарской семьи, имел влиятельных родственников в Италии, через которых и добывал нужные документы. Сам «Росси» сделал предположение, что шифрами МИД Италии торгует сам министр иностранных дел граф Чиано, являвшийся зятем Муссолини.
Через «Росси» «Андрей» вышел на одного из сотрудников французского 2-го бюро — военной разведки, — который также промышлял продажей шифров ряда иностранных государств. У француза были куплены бельгийские и австрийские шифры, а также ряд документов, касающихся каналов утечки секретной информации из Советского Союза. От этого же иностранца «Андрей» получил наводку на некую «фрейлейн Мэрлин», секретаря секретного архива крупного промышленного концерна Германии. На самом деле это был один из разведывательных центров, в котором сосредоточивались материалы по военно-экономической разведке против СССР.
Центр поручил «Андрею» установить контакт с немкой и попытаться завербовать ее. Задание осложнялось тем, что «Мэрлин» была значительно старше «Андрея» — ее возраст уже перевалил за сорок лет. Немка являлась весьма несимпатичной особой, озлобленной из-за этого обстоятельства на всех мужчин. Кроме того она была фанатично предана Гитлеру и «Великой Германии». Все эти обстоятельства не располагали разведчика к близкому знакомству с иностранкой. Однако задание Центра было получено. Познакомиться с «Мэрлин» «Андрей» решил, разыграв роль богатого и легкомысленного венгерского графа Ладисласа Перельи де Киральгаза, пытавшегося разобраться в идеологии национал-социализма.
«Андрей» хорошо подготовился к роли, которую ему предстояло играть. Он посетил Венгрию, ознакомился с жизнью местной знати, под благовидным предлогом посетил несколько поместий титулованных особ, купил венгерские сувениры и предметы национальной одежды. Он даже сделал снимок, на котором венгерский кардинал, за племянника которого «Андрей» себя выдавал, благословляет его. Все это должно было способствовать подтверждению легенды оперработника.
С «Мэрлин» «Андрей» встретился в кафе, в котором она обычно пила кофе. Под благовидным предлогом он заговорил с немкой. В разговоре выяснилось, что симпатичный венгерский граф ничего не смыслит в национал-социализме и даже не знает, кто такие Гитлер, Геббельс и Гесс. Фанатичная немка клюнула на приманку и решила обратить легкомысленного венгерского графа в «национал-социалистическую веру». Постепенно их встречи стали носить регулярный характер. Она прониклась симпатией к разведчику и постепенно отошла от разговоров на политические темы. Однажды «Андрей» попросил ее помочь достать материалы, близкие по тематике к документам, хранившимся в ее сейфах.
Свою просьбу он легендировал намерением вложить деньга в интересовавший его бизнес. Немка поверила «Андрею». Сначала она информировала разведчика устно, а затем стала приносить ему и документы.
Через некоторое время «Андрей» представил «Мэрлин» своего компаньона, сказав, что собирается в командировку но делам и будет отсутствовать несколько месяцев. Он попросил немку передавать своему компаньону, а на самом деле другому разведчику-нелегалу, нужные материалы. «Мэрлин» согласилась и в течение продолжительного времени передавала новому оперработнику за деньги интересующие его секретные документы, не подозревая, что на самом деле работает на советскую разведку. Ее материалы содержали доклады нацистской разведки о состоянии промышленного производства в СССР, о пропускной способности советских железных дорог, другие разведывательные данные. Это позволяло Центру не только судить о том, какими разведывательным сведениями об СССР располагает Германия, но и устанавливать источники утечки секретной информации.
Между тем во Франции, где резидентом советской внешней разведки был Захар Ильич Волович (находился в командировке по документам на имя Владимира Борисовича Яновича и под прикрытием должности сотрудника Генконсульства СССР), произошел такой же случай, как и в Берне. В том же 1929 году шифровальщик Управления связи британского МИД капитан Эрнест Холлуэй Олдхэм, находившийся в Париже с английской торговой делегацией, пришел в советское полпредство и, назвавшись Скоттом, предложил Воловичу английские дипломатические шифры за две тысячи долларов США.[6] Волович, представившийся майором Владимиром, взял шифры и исчез с ними в соседней комнате, где они были перефотографированы. После этого он, вернувшись к посетителю, разыграл возмущение и, обвинив Олдхэма в мошенничестве, выгнал его из посольства.
Советские криптоаналитики в Москве убедились в достоверности английских шифров. Центр сделал Воловичу строгое внушение за то, что он не выплатил шифровальщику 2 тысячи долларов и не установил с ним контакт. Эта сумма вскоре была направлена в Париж вместе со строгим указанием Центра принять меры по восстановлению контакта с иностранцем, которому был присвоен оперативный псевдоним «Арно». На беду, оперработник, которому было поручено проследить за возвращением шифровальщика из советского полпредства, записал неверный адрес и не смог вспомнить место его проживания. Резидентура была вынуждена ответить в Центр, что не в состоянии выполнить его поручение.
В 1930 году эта задача была возложена на разведчика-нелегала «Андрея». По заданию Центра он выехал в Лондон и стал выслеживать «Арно» на маршруте его возвращения из Форин офиса домой. Однажды «Андрей» перехватил его в городе и обратился к англичанину с заранее подготовленной речью.
— Я сожалею, что мы не встретились в Париже, — сказал он по-английски слегка изумленному от неожиданности «Арно». — Я знаю о серьезной ошибке, совершенной майором Владимиром. Он отстранен от работы и наказан. Я пришел, чтобы отдать вам то, что по праву вам принадлежит.
С этими словами «Андрей» сунул в руку находившемуся в ступоре «Арно» конверт с деньгами и исчез в толпе. Прохожие, видевшие, как «Арно» схватился за грудь и как у него подогнулись колени, пришли к нему на помощь. «Арно» сослался на внезапный сердечный приступ, пробормотал слова благодарности и кое-как добрался до дома. Открыв конверт, он обнаружил в нем две тысячи долларов и инструкцию по дальнейшему вступлению в контакт с «Андреем». Он вышел на назначенную оперработником встречу с твердым намерением вернуть ему деньги и отказаться от дальнейших контактов. Однако «Андрею» удалось уговорить «Арно» взять деньги и продолжить сотрудничество с разведчиком-нелегалом.
В беседе с оперработником «Арно» назвался наборщиком типографии, в которой печатаются документы МИД Англии, в том числе ежедневные телеграммы для членов правительства, доклады послов и другие секретные документы. Он сообщил, что может печатать один дополнительный экземпляр и передавать его разведчику, если будет достигнута договоренность об оплате. На вопрос «Андрея», почему он обратился в советское полпредство в Париже, «Арно» ответил, что в других иностранных посольствах, по его сведениям, имеются осведомители британской контрразведки, и только в советском посольстве в Париже их нет.
«Андрей» сделал вид, что поверил «Арно». Однако по общей эрудиции англичанина, умению вести разговор с собеседником и его манерам он пришел к выводу, что «Арно» не простой наборщик типографии, а, скорее всего, ответственный чиновник МИД Англии. Разведчик постарался сблизиться с «Арно» и его семьей, приглашал его вместе с женой в дорогие рестораны, с тем чтобы разобраться в этом человеке. В случае если бы «Арно» располагал доступом к интересующим резидентуру шифрам, «Андрей», выдававший себя за промотавшегося аристократа, вынужденного работать на советскую разведку, должен был под соответствующей легендой познакомить его с заместителем нелегального резидента «Кином».
Вскоре выяснилось, что «Арно» является одним из руководителей шифровальной службы британского МИД и специалистом по разработке шифров и дешифрированию. Он тяжело переносил «двойную жизнь», связанную с работой на советскую разведку, и стал злоупотреблять спиртным. По просьбе жены шифровальщика «Андрей» оплатил ему курс лечения от алкоголизма, после чего «Арно» пришел в норму. Для организации конспиративной связи с «Арно» было решено поместить одного из его сыновей под предлогом изучения языка и получения воспитания в богатую семью во Франции. Это давало возможность англичанину, не вызывая подозрений, выезжать в Париж для встречи с оперработником, которому он передавал важные секретные материалы.
В течение трех лет работы с «Арно» от источника были получены английские шифры, коды, дешифровальные таблицы, еженедельные сборники шифрованных телеграмм британского МИД и другая секретная информация.
Работа «Андрея» получила высокую оценку Центра. Приказом ОГПУ он был награжден боевым оружием:
Из приказа ОГПУ от 17 ноября 1932 года:
«За успешное проведение ряда разработок крупного оперативного значения и проявленную при этом исключительную настойчивость наградить Быстролетова Д.А., сотрудника ИНО ОГПУ, боевым оружием с надписью: «За бесстрашие и беспощадную борьбу с контрреволюцией».
Зампред ОГПУ Балицкий».
Однако в дальнейшем положение «Арно» осложнилось. У него вновь начались запои, что постепенно вызвало негативное отношение к нему со стороны руководства Форин офиса. К тому же к нему стал проявлять интерес ответственный чиновник из службы безопасности МИД Англии. Центр приказал всем нелегальным разведчикам, задействованым в работе с «Арно», немедленно выехать на континент. Остался лишь «Андрей», который должен был получить от англичанина шифры на следующий год.
О сложности обстановки, в которой пришлось работать «Андрею», свидетельствует письмо, назначенного к тому времени уже нелегальным резидентом «Кина», направленное в Центр 6 июня 1933 года:
«Не исключено, что «Андрей» может быть ликвидирован противником. Тем не менее директивы о его немедленном отъезде я не дал. Уехать сейчас — это значит потерял, источника, а при его значимости это равно ослаблению нашей обороны и усилению работы противника. Возможная же сегодня потеря «Андрея», завтра других товарищей — неизбежность, предрешенная характером поставленных задач».
В ответ руководство Иностранного отдела писало резиденту 4 августа того же года:
«Просьба передать «Андрею», что мы здесь вполне осознаем самоотверженность, дисциплинированность, находчивость и мужество, проявленные им в исключительно тяжелых и опасных условиях последних дней работы с «Арно».
В конце 1933 года «Арно» был уволен с работы. После очередного запоя он покончил жизнь самоубийством, отравившись бытовым газом.
Однако наводки на британских шифровальщиков, с которыми «Арно» работал, в частности, в Женеве в Лиге Наций, не пропали даром. В 1934 году «Андрею» удалось завербовать шифровальщика британского МИД «Мага», от которого поступала ценная документальная информация. Некоторые из документов оказались настолько важными, что были доложены лично Сталину. Среди них — тексты телеграмм, отправленных английским посольством в Берлине по результатам встреч министра иностранных дел Великобритании Саймона с Гитлером и другими нацистскими бонзами. Работа советской разведки с «Магом» успешно продолжалась до 2 сентября 1939 года, когда он был выдан предателем Вальтером Кривицким. «Маг» был арестован британской контрразведкой и осужден к 10 годам тюремного заключения.
Что касается Захара Воловича («майора Владимира»), о котором «Андрей» сказал «Арно», что он отстранен от работы и наказан, то это произошло только в 1937 году и не было связано с его проступком в Париже. В 1936 году он был награжден орденом Красной Звезды. До марта 1937 года занимал должность начальника 1-го (охрана правительства) отдела ГУГБ НКВД СССР. Однако 22 марта старший майор госбезопасности Волович был арестован но делу Генриха Ягоды, а 15 июня лишен всех наград. Припомнили ему и случай с приобретением шифров, расценив это как «попытку вредительства». 14 августа 1937 года Захар Ильич Волович был приговорен к высшей мере наказания за «шпионаж и участие в контрреволюционном заговоре» и в тот же день расстрелян. Реабилитирован в середине 1950-х годов.
Находясь за границей на нелегальном положении, «Андрей» выполнял и другие разведывательные задания Центра. Значительная их часть была связана с организацией перебросок секретных материалов и документов через границы иностранных государств в СССР. Однажды ему было дано поручение нелегально вывезти из Италии добытый разведкой пулемет новейшей по тому времени конструкции. «Андрей» блестяще выполнил эту задачу, играя роль больного английского лорда-миллионера, страдающего припадками эпилепсии и возвращающегося на родину в сопровождении сестры-монахини. Разобранный на части пулемет разведчик провез в сумке для гольфа.
Руководство ИНО ОГПУ высоко оценило работу Дмитрия Быстролетова в нелегальной разведке. В представлении к награждению разведчика нагрудным знаком «Почетный чекист», в частности, отмечалось (сохранен стиль документа):
«Работает в качестве заместителя резидента. Проявил себя как преданный, храбрый, настойчивый и дисциплинированный чекист. Своей исключительной выдержкой и проявленной при этом исключительной настойчивостью провел ряд разработок крупного оперативного значения. Участвуя лично в ряде опасных мероприятий, добился серьезных результатов».
Одновременно с разведывательной деятельностью в 1930–1936 годах Быстролетов по чужому паспорту на имя голландца Галлиени учился в аспирантуре медицинского факультета Цюрихского университета и получил диплом доктора медицины по специальности «Акушерство и гинекология». Тогда же он, как практикующий врач одной из швейцарских частных клиник, сделал научное открытие о регулировании пола будущего младенца при планировании семьи.
Дмитрий Быстролетов был всесторонне одаренным человеком. Достаточно сказать, что он владел 20 иностранными языками, был слушателем Берлинской и Парижской академий художеств и брал частные уроки у художников-графиков.
В 1936 году, после многолетнего пребывания за рубежом на нелегальной работе, Быстролетов с женой возвратились в Москву. В характеристике на разведчика, написанной резидентом Базаровым, подчеркивалось (сохранен стиль документа):
«…За время работы с тов. Быстролетовым я имел случаи видеть, как он, имея разрешение прервать работу из-за наличия непосредственной серьезнейшей угрозы его личной свободе, не прервал ее, а оставался на работе до тех пор, пока не доводил ее до конца.
Исключительно добросовестный в проведении возложенных на него задач и исполнительный, он заслужил доверие к себе…».
В Москве Быстролетов работал в центральном аппарате разведки. Руководство Службы готовило разведчика для выполнения нового ответственного задания. Он должен был выехать в нацистскую Германию для восстановления связи с ценным источником, занимавшим важную должность в германском вермахте. Быстролетов был представлен наркому внутренних дел Николаю Ежову как один из лучших работников разведки. На его счету было получение шифров Италии, Германии, Франции, Англии, Чехословакии, Австрии, Швейцарии и Турции. И это — не считая успешного выполнения других ответственных разведывательных заданий.
В своей книге «Пир Бессмертных» Д.А. Быстролетов так рассказывает о встрече с всесильным наркомом:
«Тяжелое время требует личных жертв. Мне напомнили, что на данном мне почетном боевом оружии не напрасно выгравирована надпись: «За бесстрашие и беспощадную борьбу с контрреволюцией». Я получил новое задание — под видом голландца выехать с женой в голландскую Индию, купить там плантацию и вступить в голландскую профашистскую партию, затем перебраться в Южную Америку и вступить там в местную организацию гитлеровской партии. Конечная цель комбинации — возвращение в Европу, где на случай войны с Германией меня свяжут с очень важным источником в немецком Генштабе.
В моем присутствии доклад об этом назначении сделал наркому Ежову начальник Иностранного отдела Слуцкий. Ежов внимательно выслушал, взял синий карандаш, размашисто написал на первой странице доклада: «Утверждаю. Ежов», потом сказал:
— Мы даем вам лучшего источника. Цените это. Вы зачисляетесь в кадры с присвоением воинского звания. Подавайте заявление о приеме в партию. О матери не думайте — мы во всем ей поможем. Спокойно поезжайте за границу. Помните: Сталин и Родина вас не забудут. Ни пуха, ни пера!
Обнял, три раза поцеловал. Я вышел взволнованный и воодушевленный».
Однако отъезд за границу не состоялся. Дмитрий Александрович попал под подозрение как лицо, близкое к Г. Ягоде. Командировку отменили. 25 февраля 1938 года разведчик был неожиданно переведен во Всесоюзную торговую палату на должность заведующего бюро переводов.
В уже упомянутом выше произведении Быстролетов по этому поводу пишет:
«Сначала в Иностранном отделе Главного управления государственной безопасности, где я работал, арестовывали малоизвестных мне людей. Придя домой, в разговорах с женой я только разводил руками: «Откуда у нас столько изменников и шпионов?». Но потом один за другим исчезли все старые начальники и мои товарищи, а сам я был переведен в совершенно гражданское учреждение, хотя и связанное с заграницей, — в Торговую палату. Но и там волны арестов уносили нужных и проверенных людей, опытных работников. Арестовывали явно по какому-то плану…
Потом начались повальные аресты. При таинственных обстоятельствах скоропостижно скончался Слуцкий. Арестовали полковника Гурского, начальника отделения, к которому я был приписан. Были арестованы два моих зарубежных начальника — Базаров и Малли. Арестовали вызванных из-за рубежа подпольщиков. Из наших рядов выхватывали самых лучших, талантливых и храбрых. Я стал ждать своей очереди. И вот — дождался…»
В ночь с 17 на 18 сентября 1938 года Быстролетов был арестован. Ордер на арест № 3957 подписал первый заместитель наркома внутренних дел СССР Лаврентий Берия. Позже стало известно, что причиной его ареста стал рапорт, направленный руководству НКВД руководителями Управления НКВД Московской области Станиславом Францевичем Реденсом и Иваном Григорьевичем Сорокиным:
«Совершенно секретно.
Заместителю народного комиссара внутренних дел СССР Фриновскому.
— 3-м отделом УГБ УНКВД МО вскрыта и ликвидируется шпионско-террористическая организация, созданная чешскими разведывательными органами из эмигрантской молодежи, объединившейся в «Союз студентов — граждан РСФСР» в городах Прага и Брно.
По показаниям арестованных установлено, что «Союз студентов — граждан РСФСР» был создан чешскими разведывательными органами и РОВС (Русский общевоинский союз) для легальной переброски в СССР шпионов, диверсантов и террористов. Одним из инициаторов создания этого «союза» является Быстролетов Дмитрий Александрович, который по показаниям арестованных, является агентом чешских разведывательных органов.
Быстролетов прибыл в СССР в 1936 году и до последнего времени ведет разведывательную работу, являясь резидентом чешской разведки.
Сообщая об изложенном, просим вашей санкции на арест Быстролетова, как одного из активных участников вскрытой шпионско-диверсионной и террористической организации. Начальник УНКВД Московской области комиссар государственной безопасности первого ранга Реденс.
Начальник 3 отдела УГБ УНКВД Московской области капитан государственной безопасности Сорокин. 7 декабря 1937 года».
Интересно отмстить, что именно в день подписания рапорта И Г. Сорокин был назначен начальником УНКВД Уссурийской области.
Незавидной оказалась судьба самих подписантов. Иван Сорокин был арестован 16 сентября 1938 года, а 13 августа 1939 расстрелян. Станислава Реденса арестовали 22 ноября 1938 года и 21 января 1940 года расстреляли.
Дмитрия Быстролетова обвинили в шпионаже и в связях с расстрелянными к тому времени «врагами народа» Николаем Самсоновым и Теодором Малли. В процессе следствия никаких доказательств «контрреволюционной» деятельности Быстролетова получено не было. Да это и не интересовало его палачей. Костоломы Ежова и Берии выбили из него признательные показания, и Дмитрий Александрович оговорил себя. На судебном процессе он заявил о том, что эти показания были получены следствием в результате применения пыток, однако суд не принял это заявление в расчет.
Дмитрий Быстролетов был осужден на 20 лет исправительно-трудовых лагерей. Заключите отбывал в Норильлагс, Краслаге и Сиблаге. В лагере он узнал, что его мать не вынесла ареста и осуждения единственного сына и отравилась. С не меньшей душевной болью разведчик узнал и о кончило своей жены, чешской красавицы Иоланты, умершей от туберкулеза.
В 1947 году, после десяти лет заключения, Быстролетова доставили из Сиблага в Москву, в МГБ СССР на Лубянке. Тогдашний министр госбезопасности Виктор Абакумов предложил Быстролетову подать прошение о помиловании в обмен на немедленное освобождение и продолжение работы в разведке. Заключенный отказался от амнистии, потребовав повторного суда и полной реабилитации. За отказ просить помилование Быстролетов по произволу следователей был брошен на три года в одиночную камеру спецобъекта МГБ «Сухановка». За три года нахождения в нечеловеческих условиях он пережил два кровоизлияние в оба глаза, сильно ослабивших его зрение, заболел психическим расстройством. После лечения в тюремном госпитале Быстролетов был направлен на каторжные работы в Озерлаг и Камышлаг.
Но на этом испытания разведчика не кончились. После возвращения в лагерь в 1952 году его поместили в один барак с 28 немецкими нацистами, отбывавшими срок заключения за свои преступления на советской земле. По словам Быстролетова, это было «заключение в заключении», когда он оставался один на один с нацистскими преступниками, против которых боролся в предвоенное время. В 1954 году Дмитрий Александрович был освобожден из заключения. Из лагерей он вышел инвалидом. В 1956 году Военная коллегия Верховного Суда СССР после повторного рассмотрения его дела вынесла решение: «Приговор от 8 мая 1939 года но вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело прекратить за отсутствием состава преступления».
После реабилитации Д.А. Быстролетов работал во Всесоюзном НИИ медицинской и медико-технической информации Министерства здравоохранения СССР в качестве научного консультанта. Имея много специальностей — юрист, врач, художник (его картины экспонировались в клубе имени Дзержинского КГБ СССР), Дмитрий Александрович сыграл выдающуюся роль не только в нелегальной разведке, но и в деле расширения знаний о достижениях зарубежной медицины.
Дмитрий Быстролетов оставил потомкам богатое литературное наследие: он написал шестнадцать книг и литературный сценарий многосерийного художественного фильма. В 1973 году по сценарию Быстролетова был снят художественный фильм «Человек в штатском», рассказывающий о работе разведки. В 1974 году журнал «Наш современник» напечатал его повесть «Рага bellum» (с латинского — готов к бою). Позже была опубликована литературная трилогия «Пир бессмертных», в которой Быстролетов рассказал о своей жизни и работе.
Замечательный советский разведчик-нелегал Дмитрий Александрович Быстролетов скончался 3 мая 1975 года и был похоронен на Хованском кладбище в Москве. Его имя занесено на Мемориальную доску Службы внешней разведки Российской Федерации.
В предисловии к книге «Пир Бессмертных», обращаясь к потомкам, Дмитрий Быстролетов писал:
«Неизбежно придет время, когда о методах государственного управления можно и нужно будет говорить спокойно и свободно, и тогда понадобятся материалы, показывающие не только одни светлые стороны нашей жизни. Нельзя одновременно клясться в том, что прошедшее не повторится, и в то же время решительно не допускать общественного обсуждения допущенных ошибок. Это затрудняет процесс оздоровления. Чтобы понимать — нужно знать…
Преступления кучки проходимцев не могут заслонить бессмертный подвиг народа, приступившего к построению новой жизни.
…Сталинская эпоха ярка и грандиозна, она велика в хорошем и в дурном, и не мне ее огульно хаять и чернить: я горжусь, что жил в это жестокое, трудное, но великолепное время!»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.