27
27
Сбитая с укрепленных позиций банда отчаянно цеплялась за каждую высоту.
То исчезала в горном безмолвии, то неожиданно появлялась на флангах с вероломным треском очередей. Начались долгие выматывающие военные будни до появления кровавых мозолей на руках, от саперных лопаток и натертостей на ногах от не очень удобной для ходьбы по горам обуви.
Рейдовые роты терпеливо переходили с высоты на высоту, кружили по горам за петляющими душманами, без конца окапывались под огнем, тут же бросали обжитые окопы и вновь неслись по склонам горных высот.
Вскоре на тропах боевых действий стали находить измученных, сдыхающих ишаков. Даже терпеливые выносливые животные, казалось, не знавшие предела своим силам, беспомощно лежали на земле в мокрой испарине, хватали губами воздух и хрипло ревели.
Кровоточили их бока, истертые ремнями. Вывернутые белки глаз жалобно косили на проходящих солдат. Брошенные бежавшими хозяевами, ослики не знали, что подорвали свои силы из-за этих упрямых русских солдат.
— Вот, бедолажные, — вздохнул над подыхающими животными сержант Богунов. — Запарились совсем животные. Видимо, тащили на них ДэШэКа и ящики с боеприпасами. Смотрите, бока до крови стерты…
Он потер пальцами растерзанные бока.
— Вот же изверги! Разве это люди?.. Звери совсем!
— Даже хуже зверей…
— Звери, те с понятием…
Животные вздрагивали от судорог.
Один из затравленных ишаков поднял морду и заревел истошным воплем.
— Тоже жить хотят, хоть и четыре ноги, — сказал Матиевский.
— Ага! Голова, два уха…
— Хвост, опять же…
Кто-то гладил ишаков по выступающим ребрам.
Кто-то потер за ухом, как домашнюю кошку.
Кто-то трогал грязную кисточку неподвижного хвоста.
— Кончай зоопарк, — раздался старшинский голос прапорщика Булочки. — Их уже не поднять никакими молитвами. Загнали животных до смерти. Пристрелить их надо. Есть желающие?..
Однако желающих пристреливать не нашлось. Все отвернулись от старшины, от его нахмуренного взгляда…
— Добренькие все какие, — заворчал Булочка. — Му-усеньки… пу-усеньки… Вы еще под хвостом погладьте у них. Может, им легче станет… Да, они сами просят их пристрелить… Смотрите…
И действительно, ишаки протянули слезящиеся морды и заревели слабыми голосами, и-а-а-а… Словно просили о последней милости. И старшина уже снял с плеча автомат, железно лязгнула скоба предохранителя, и дульный срез поднял свой жестокий зрачок, как вдруг наперерез автоматному стволу бросился щуплый Осенев.
— Стойте, — закричал он, — не надо так! Мы же лю-юди! Не на-адо!.. Они же живые еще! Они поднимутся… Вот увидите!..
И он припал к шее одного животного и что-то стал горячо шептать в опущенные лопушки ушей. И рука Осенева легла под живот ишака. А другая рука затормошила лохматую челку.
— Вставай, бедненький, ну-у-у… Вставай…
И удивительное дело, не знавший русской речи ишак будто понял горячие причитания Осенева. Будто почувствовал живительный ток ласковых слов и задергался, закачался, задрыгал худыми ляжками, вытянул шею, подобрал передние ноги под себя и рывком встал, наконец, на свои шаткие копытца.
И второй ишак тоже задергался, вспучивая бугры мышц, и ра-аз… выбросил коленца вперед и тоже закачался на шатких ногах.
— Ура-а-а, — закричали все вокруг. — Поднялись на все четыре… Пополнение прибыло… Заменщики в наших рядах… Теперь Осенев может на дембель ехать… Двое будут вместо него служить…
Старшина крякнул, озадаченно почесал затылок, и лямка автомата вернулась на плечо, а черный зрачок дульного среза уставился в снег. Прапорщик Булочка носил автомат, как и многие в роте Орлова, дулом вниз. Придерживая спусковую скобу пальцами так, чтобы в любую секунду вывернуть ствол в нужную сторону.
— Как он их поднял? — с удивлением крякнул Булочка. — Они же убитые были совсем. Не понимаю.
— Наверное, Осенев слово заветное знает, — улыбнулся Матиевский. — Эй, Осень, если я так окочурюсь, пошепчи надо мной… Лады…
— И надо мной тоже, — засмеялся кто-то.
— Только вот что, — решительно сказал старшина, — нам жрать уже нечего, а тут целых два рта. Да еще каких! Провалиться в них можно. Кто будет кормить этих оглоедов? Пушкин? Я лично отказываюсь…
— При чем здесь Пушкин, — засмеялся Богунов, — когда они пасутся сами. Они же колючку едят. Чего хочешь пережуют, смотрите…
Он сорвал пучок прошлогодней травы и поднес его к мягким распаренным губам животного. Ослиные губы накрыли солому на протянутой ладони и покрыли ее вязкой слюной.
— Тьфу-у, — плюнул Богунов, — лижутся как…
И всем ужасно захотелось испытать, как лижутся благодарные ишаки, и полетели под самые ноздри сухая солома, тонкие пучки сохранившейся травы из-под тающего снега, колючки на веточках.
— Жри-ите, жри-ите, поросята ушастые…
— Набивайте матрасы лохматые…
— Мы вас прокормим…
И опять почесал голову старшина и махнул рукой.
— Ну, если без пищевого довольствия и обмундирования не надо никакого, то пожалуйста… Я в таком случае не против. Жаль только, они в ногу ходить не умеют…
— Научим, — заголосили вокруг старшины.
— Ив ногу ходить, и песни петь…
— И панаму носить…
А довольные ишаки лизали подставленные ладони и терлись ноздрями о грязные бронежилеты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.