12

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

12

По дымящейся остывающей высоте бродили черные фигурки.

Разгребали заваленные окопы.

Вытаскивали из песчаных завалов засыпанные палатки.

Плевались землей.

Устало шаркали ногами.

Окоп с Шульгиным сначала обходили стороной. Слишком огромной казалась в темноте пахнущая гарью воронка. И, может быть, вообще до утра не обнаружили их братскую могилу, если бы земля вдруг не зашевелилась, и среди глинистых комков не показалась бы грязная растопыренная пятерня. Вслед за пятерней возник черный бугор плеча, и, наконец, чумазый ком головы. Тут же прозвучал рычащий, плюющийся голос:

— Похор-р-ронщики хреновы! Глаза разуйте, тьфу-у-у на вас! По живым людям ходите…

Богунов вывернул свое мощное тело из земли. На его голос со всех сторон сбежались товарищи. И хоть голос этот нещадно матерился, скрипел песком на зубах, плевался, сыпал проклятиями, ему несказанно обрадовались. Комья земли полетели во все стороны торопливо и яростно.

— Все живые, — сержант, часто отплевываясь, рыл землю руками, — все шевелились подо мной. Тьфу-у-у… И лейтенант живой. Подталкивал меня коленом под зад… Тьфу-у… Ну, живучий, наш лейтенант! Везет нам с ним! Тьфу-у-у… Сколько раз уже хоронят, не похоронить. Тьфу-у, тьфу-у… Тащи их живее, ребята. И воды несите побольше. Наглотались земли по это самое, не балуйся… Тьфу-у, тьфу-у…

Вскоре откопали всех. Очумевших, оглохших, залепленных землей. Они сморкались, плевались, беспомощно жмурили глаза. Матиевский долго тряс головой. Потом прохрипел с кашлем:

— Лейтенант-то живой? Ни фига же не вижу… Глаза, кажется, землей выдавило…

Шульгин отозвался с хрипом:

— Я в порядке. Бывает хуже… Слава Богу, вроде дышу… Только в голове сильно гудит… Кажется, все живы, черви земляные, а-а? — повернулся он испачканным лицом к солдатам. — Как остальные? Потери есть? Командиру докладывали?

Из темноты донесся голос:

— Докладывали. Только что… Потерь нет. Кроме вас…

— Как это? — Шульгин поперхнулся. — Кроме нас?..

Голос виновато пояснил:

— Так вас же нигде не было. Вон ведь как вас аккуратно завалило. Ровным пластом. Мы же фонарями светили… Рядом пустая воронка, даже котелков не нашли… Вот и доложили… Думали, разнесло вас всех. Вдребезги… Как ребят с вертушки…

Шульгин затряс головой:

— Как это разнесло? Кого вдребезги? На-ас?.. Да вы знаете, что сейчас?.. Да вы же всех на уши… Ну, вы даете?..

Шульгин потрясенно замолчал. Потом нервно рассмеялся.

— Стоило выбираться с того света, чтобы узнать, что ты умер. Ну, вы даете, юноши? Радиостанцию, живо… И запомните, похоронщики. Не спешите хоронить своих. Надо искать без устали. Искать до последнего… Не теряя надежды… Постучите по своей деревяшке.

Принесли радиостанцию. Лейтенант нажал на тангенту:

— «Первый», я, «Метель-один», прием. На связи Шульгин. «Первый», я, «Метель-один», прием…

В эфире раздался резкий ворчливый голос:

— Шульгин?.. Что за шутки? Кто докладывает? Я — «Первый», прием.

Шульгин прокашлялся:

— Докладывает Шульгин. В моей группе потерь нет. Ни одной потери. Повторяю, ни одной потери. Все целы. Я, «Метель-один», прием.

— Шульгин? То есть, как Шульгин? Как это все целы? Кто докладывает? Прием…

Долго в эфире стояла полная неразбериха. «Первый» все пережевывал слово «потери», хрустя им на зубах, как стеклом, пока Шульгин не взорвался:

— К еб… фени… все потери! Несколько человек завалило взрывом… Нажрались земли досыта, как шахтеры в забое. Сознание на время потеряли… Теперь все в порядке. Вроде, все целые. Возможно, только немного контужены. Словом, отделались испугом…

Голос в эфире крякнул:

— Теперь все ясно. Теперь понятно. Ну, и дела там у вас! Напасти на вас сыплются, как из ведра. Ты, Шульгин, наверное, неприятности притягиваешь… Держись, лейтенант… Вопросы есть?

Шульгин ответил не спеша:

— Есть один вопрос… Кто был артнаводчиком, кто корректировал огонь отсюда, с нашей стороны? Очень интересно узнать эту фамилию.

Первый ответил нехотя, с недовольством:

— Огонь артиллерии корректировал лично командир артдивизиона. Он сейчас рядом со мной. Принимает непосредственное участие в операции.

Шульгин с хрустом сжал тангенту, желваки выступили на скулах:

— У меня просьба, товарищ «Первый», передать командиру дивизиона, а при встрече я скажу ему тоже, — Шульгин взорвался кашлем, сжал рукою ноющую грудь, — если он вышел в горы, чтобы заработать орден на грудь, то пусть занимается делом по-настоящему…

Голос «Первого» стал сухим, неприязненным:

— Вы вдвое моложе командира дивизиона, товарищ лейтенант.

Шульгин ответил, твердо выделяя каждое слово:

— Мне кажется, на войне моложе тот, кто хуже воюет…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.