И. Я. Альтман

Я познакомился с Иосифом Яковлевичем Альтманом при не совсем обычных обстоятельствах. Дело было в Сухуме, если не ошибаюсь, в 1951 году. Мы отдыхали с женой «диким» образом, снимая комнату у абхазов в центре города. Городской пляж был недалеко, и я помню, что какая-то часть пляжа была выгорожена с помощью мелкой металлической сетки. Такие выгородки тогда часто устраивали для своих отдыхающих санатории, дома отдыха и другие подобные организации. Остальная часть пляжа принадлежала городу, она была довольно плотно забита людьми. Мы с трудом нашли свободное место, расположившись недалеко от этой самой выгородки. Пошли купаться. Жена плавала у берега, а я заплыл подальше. В какой-то момент времени я увидел сбоку лодку, но, подумав, что это дежурные спасатели, продолжал плыть. Вдруг услышал голос, произнёсший с лодки в мегафон: «Здесь запретная зона, плавать запрещено». По-видимому, предостережение относилось не только ко мне, т. к. невдалеке я увидел несколько плывущих людей. Один из них подплыл ко мне совсем близко, сказав: «Пошли назад, иначе схлопочем». Уже на берегу, оглядев меня, он как-то нерешительно произнёс: «Вы вроде в 108 работаете? Я вас там видел». И, услышав положительный ответ, протянув руку, представился: «Альтман» и затем после паузы: «Иосиф». Добавлю, что мы могли действительно «схлопотать», ибо оказалось, что выгородка принадлежит государственной даче, а отдыхал там в это время, как сказали нам хозяева-абхазы, сам А. И. Микоян.

Альтман был невысокого роста, но довольно мускулистый, он тогда показался мне таким приземистым крепышом. После этого знакомства мы редко встречались в институте, здоровались, но наши пути-дороги долгое время шли в противоположных направлениях. Я как традиционный локационщик двигался в сторону всё более коротких волн радиодиапазона, дойдя к концу пятидесятых годов до нижнего предела, обозначенного десятыми долями поддиапазона. Переход в миллиметровый поддиапазон волн обеспечивал не только улучшение точностных характеристик РЛС, но и сулил получить станции сверховысокого разрешения целей.

Одновременно с развитием радиолокационных систем двигалась вперёд и противорадиолокационная техника. В частности, создавались новые станции активных помех. Одним из наиболее ярких выразителей этого процесса был, несомненно, И. Я. Альтман.

Путь Альтмана по творческой лестнице разработчика и конструктора был долгим и нелёгким. Он начинал вместе с Брахманом в лаборатории Н. И. Оганова, и занимался элементами передающей техники. Содружество с Брахманом продолжалось вплоть до ухода последнего из института. Во второй половине сороковых годов оба стали сотрудниками лаборатории 19, которую возглавлял Л. Ю. Блюмберг. Там Альтман осваивал искусство создания широкополосных приёмников, способных выдавать информацию о несущей частоте и направлении на источник излучения как об основных параметрах РЛС.

Полученный в те годы опыт построения оптимальных приёмных устройств пригодился Альтману в дальнейшем, когда правильное решение входной (приёмной) части станции в немалой степени будет определять её эффективность. Пятидесятые годы явились в творческой биографии Альтмана началом его работ как руководителя по созданию первых отечественных станций активных помех. Заказ, над которым трудился Альтман и его сотрудники, имел наименование «Бета». Работа шла тяжело, временами преследовали неудачи, что, конечно, было связано с новизной тематики. Рассматривая вопрос в исторической перспективе, можно сказать, что разработчики аппаратуры «Бета» создавали тогда станцию первого поколения. Это были так называемые станции генераторного типа. Оператор, используя информацию с выходов приёмника о направлении на излучающую РЛС и её частоте, включал настроенный на эту частоту СВЧ генератор шумов и луч антенны, в створе которого находилась РЛС. Несмотря на долгий процесс проектирования, отработки макета и лабораторных испытаний рабочий образец станции «Бета» был сдан заказчику к концу пятидесятых годов. Эксплуатация станций генераторного типа выявила ряд их очевидных недостатков, среди которых были ручной режим, низкая энергетическая эффективность и др. В эти же годы появилась альтернативная концепция ответной помехи. В опытно-конструкторском плане реализовать новые идеи призван был заказ «Резеда».

Для идеологического сопровождения этого заказа в 1959 г. был создан отдел, начальником которого назначили И. А. Альтмана. В дальнейшем этот отдел стал головным по тематике САП. Опыта в создании схемного обеспечения и конструктивного исполнения станций нового типа на начальном этапе ещё не было, хотя в идейном отношении разработчики опирались на проведённые ранее НИРы «Север» и «Север-1». Серьёзным препятствием являлось и отсутствие элементной базы в нужной номенклатуре. Особенно это касалось ламп бегущей волны в требуемых диапазонах и мощностных интервалах. Все эти трудности приводили к необходимости доработок и конструктивных изменений, что затягивало ход работ по станции «Резеда», в том числе и на стадии её серийной сборки.

Новое рождается в муках. Ещё на стадии испытаний в техническую документацию вносились исправления. Но заказчик торопил с передачей документации на серийный завод. Документация как следует не была апробирована, в связи с чем на заводе обнаруживалось множество нестыковок, что нервировало не только разработчиков института, но и коллектив завода. Конструкторский отдел института работал с перегрузкой, едва успевая направлять на завод изменения в чертежах. Такое не было единичным явлением. То же самое происходило временами и на других предприятиях, где осваивались срочные заказы. Однако на заводе «Экран», где производилась сборка станций «Резеда», был в то время директором С. Д. Кращин, человек в ряде отношений неординарный. Вспоминаю эпизод, который происходил в сборочном цеху завода. Я не раз бывал в КБ и на заводе «Экран» в связи с разными заказами. Но в «Резеде» я не был задействован и приехал по другому заказу. Разработчики КБ повели меня в цех, где собирались СВЧ линии задержки. Невдалеке я увидел главного конструктора «Резеды» Е. К. Спиридонова, который что-то рассматривал.

Неожиданно в цеху появился директор завода. Какой-то рабочий обратился к нему с чертежом, по-видимому, сообщая о новых изменениях. Директор, увидев, Е. К. Спиридонова, в довольно крепких выражениях обратился к нему со словами, примерный смысл которых воспроизвожу по памяти: «Вот главный бракодел. Непрерывно гонят брак. Институт называется центральным, на самом деле – это контора по производству брака. Из-за него (показывает на Е. К. Спиридонова) вы, рабочие, не получаете зарплаты». Спиридонов покраснел, но возражать не стал. Вечером в гостинице встречаю его и спрашиваю «Что же вы молчали?» «Да ну его. Пусть ругается», – отвечает. Я знал давно Е. К. Спиридонова, знал, что он был одним из первых начальников РЛС «Редут», успешно действовавшей на фронте в конце войны. Я не моралист, но понимал, что на обвинение надо отвечать, во-первых, потому, что был затронута честь хорошего специалиста и человека, во-вторых, необходимо было, признавая недостатки, защищать от нападок заслуженное имя института.

Помню и другой случай. В командировке мне привелось быть с И. И. Политовым, опытным конструктором, работавшим в институте с послевоенных времён. Группа сотрудников 108 института, сидевшая в кабинете С. Д. Кращина, выслушивала вступительную тираду хозяина кабинета, содержавшую нелестные, порой придуманные, характеристики работы 108 института. Все, казалось, привыкли к этой риторике. Неожиданно высказался И. И. Политов: «Что вы ведёте себя как подгулявший купчишка? Пора образумиться». С. Д. Кращин сразу осёкся, затем наступила пауза. Постепенно разговор перешёл в конструктивное русло.

Однако концентрация усилий института привела к желаемой цели, и станции типа «Резеда» были сданы заказчику. Вместе с тем пройденный нелёгкий путь дал и другой положительный результат: накопился существенный опыт разработки станций нового типа как в коллективе, так и у его руководителей. В начале 60-х годов коллектив, возглавляемый И. Я. Альтманом, приступил к проектированию и разработке станций уже нового, третьего, поколения. Заказу присвоили шифр «Сирень». По замыслу авторов предстояло создать линейку станций для самолётов разных классов – от лёгкого (истребителя) до тяжёлого (транспортного). Отделу поручили разработку базовой станции «Сирень 1 И», охватывающей в своём составе набор средств, несущих основную идеологическую нагрузку. Это была станция ответных помех ретрансляционного типа.

Я в это время уже заканчивал работы по системам селекции движущихся целей для станций «СНАР», «Спрут», а также в более широком контексте. Позади были и полигонные испытания этих систем. В 1962 г. мне предложили исследовать возможности разработки устройств наведения антенны на источник излучения по результатам пеленгации этого источника. Небольшой коллектив разработал такие устройства, а в 1963 г. провёл их лётные испытания. Был реализован амплитудный пеленгатор на базе цилиндрической линзы Люнеберга, управлявший многолучевой антенной, в качестве которой использовалась металловоздушная линза Рейнхарта.

И. Я. Альтман с группой сотрудников пришёл ознакомиться с работой макета, т. к. их интересовала та же проблема применительно к заказу «Сирень». С тех пор мы стали чаще контактировать. В тот же период, но чуть позже, я стал анализировать работу скоростного канала РЛС непрерывного излучения, а также возможные методы воздействия и помехозащиты. Выступил с сообщением на эту тему. Альтман внимательно слушал, задавал вопросы. Потом присутствовал на совещаниях, организованных в его отделе. Что осталось в памяти от того периода?

Альтман создал сильный коллектив, способный решать сложные задачи. Головную лабораторию возглавлял В. В. Огиевский, с которым я работал ещё в 13 лаборатории А. А. Расплетина. Огиевскому удавалось решать в довольно короткие сроки большое число комплексных вопросов и одновременно проводить чёткую идеологию взаимодействия линеек и узлов. Низкочастотную схемотехнику разрабатывала лаборатория В. И. Бутенко Это были мастера своего дела, для которых практически не было нерешаемых задач. Важной функциональной частью отдела была группа комплексных испытаний, работавшая в сложных условиях, и от результата работы которой фактически зависела оценка деятельности всего коллектива (Чемезинов, Троицкий, Кабанов, Васильев и др.).

Самому Альтману приходилось заниматься множеством сиюминутно возникающих и требующих немедленного решения дел. Одна из проблем рождалась из-за недоработанности или противоречий в технических заданиях на разработку аппаратуры. Масса вопросов поступала от комплексников, обнаруживших нестыковки на стадиях лабораторной и полигонной настройки собранных станций. Приёмка находила отклонения от ТЗ и просила личного вмешательства. Многочисленные контакты с руководством заказчика требовали ответа на поставленные вопросы. Были и неожиданные факторы, создававшие нечто подобное тупиковой ситуации, выход из которой был далеко неочевидным. Так, при совместных испытаниях выяснялось, что разработана новая схема помехозащиты РЛС, сводящая эффективность внешнего воздействия к нулю. Или сообщение смежной организации о срыве поставок входящих изделий, что грозит невыполнением всей работы.

Другой бы возмущался, искал виновных. Альтман, внешне спокойный, не применявший нецензурной лексики, в таких случаях лишь разводил руками и грубо шутил: «Что делать? Прямо матка опускается».

В общении с сотрудниками он был корректен, внимательно выслушивал обратившегося, если мог, то помогал, в противных случаях находил простые слова, действовавшие сильнее, чем изощрённые аргументы: «Понимаешь, такая обстановка», «Кто же против? Но работу делать надо».

На совещаниях он сосредоточенно выслушивал всех желающих высказаться. Если решение вопроса не наклёвывалось, он просил гостей выразить своё мнение. Я невольно сравнивал такие собрания с манерой Брахмана проводить совещания. Брахман, слушая выступавших, часто отвлекался, предлагая неординарные альтернативные решения. Альтман оригинальные мысли не высказывал, но своими вопросами старался до конца разобраться в проблеме. Для него важнее всего было принять правильное решение.

Уже в середине шестидесятых годов началось серийное производство и оснащение станций «Сирень» в различных модификациях. Отдел успешно курировал разработки других литеров в КБ «Экран». Авторитет института, отдела-разработчика и его руководителя – И. Я. Альтмана рос день ото дня. За глаза его называли «Иос». Так его звали друзья, и это имя прижилось. Хотя при непосредственном общении сотрудники к нему обращались, конечно, по имени и отчеству.

В те годы многие отделы института в том или ином виде работали на заказ «Сирень». И куда не придёшь, слышишь: «Иос сказал то-то и то-то», «Иос запретил нам это делать», «Вы знаете, по мнению Иоса», «Иос дал указание…» И т. д. и т. п. Этот авторитет Альтман сохранил и в последующие годы. Более того, он распространился и на смежные организации и даже на управления заказчика аппаратуры. Помню, мы приехали с ним на предприятие, поставлявшее нам комплектацию – изделие не проходило по виброустойчивости. Стороны не могли прийти к единому решению. Альтман, улыбаясь, поговорил с инженерами, посмотрел чертежи и так не очень утвердительно спросил: «Может быть, здесь дополнительно укрепить?» и постепенно мнения склонились в его сторону. Вопрос был решён.

Следующим поколением станций помех был заказ «Герань». Это было ещё одно движение вперёд, отличавшееся расширением диапазона перекрываемых частот, повышенной выходной мощностью, разнообразием используемых видов воздействий. Главным конструктором был назначен И. Я. Альтман.

Здесь мне вплотную приходилось работать с И. Я. Альтманом. Дело в том, что в самом начале 60-х годов был предложен способ выделения из принятого колебания внутрисигнальной модуляции (В. В. Млечин, В. В. Шишляков). Сначала этот способ касался частотной модуляции, а затем был распространён и на другие виды модуляции. Когда удалось разработать и создать соответствующее устройство, способ был подтверждён экспериментально.

Результаты испытаний макета устройства были изложены в отчёте, на основании которого было принято решение использовать предложенный способ в заказе «Герань». В соответствии с выданным ТЗ устройство в виде блока станции «Герань» было спроектировано, сконструировано и изготовлено. Прошло испытания в нормальных и климатических условиях. Трудности возникли на вибростенде. Оказалось, что серийно выпускаемые маломощные ЛБВ, входящие в блок, обладают на некоторых частотах вибрации паразитной фазовой модуляцией, создающей шумовой фон при малых отклонениях частоты. Неожиданное препятствие породило слухи о коренных пороках блока, что явилось вздорной выдумкой. Испытания блока на вибростенде на короткое время были приостановлены. Воспользовавшись перерывом, мы разработали и изготовили измерительный прибор, позволивший с большой точностью определять СКВ паразитного шума ЛБВ. С помощью этого прибора разработчики ЛБВ сначала отбраковывали изделия, а затем путём конструктивных изменений уменьшили величину паразитной ФМ. Уже через несколько месяцев блок прошёл все испытания и был сдан приёмке без замечаний. В работе над блоком участвовали А. М. Морозова, Н. М. Селькина, В. Т. Калинин, И. С. Рожкова.

Во второй половине 70-х годов И. Я. Альтману было поручено возглавить разработку станции «Гордения». Функциональной особенностью новой станции являлось то, что она составляла и работала как часть комплекса оборудования самолёта-носителя. Новизной была и цифровая начинка входящих электронных узлов и линеек. Это было для И. Я. Альтмана пятым поколением станций помех. Руководителем же отдела И. Я. Альтман проработал 25 лет. В 1984 г. он передал бразды управления отделом Л. В. Михайлову, который в дальнейшем и стал главным конструктором.

В некрологе в связи со смертью И. Я. Альтмана (февраль 2004 г.), составленном сотрудниками отдела, было сказано: «Результаты его плодотворной работы – это 13 изделий, принятых на снабжение в войска, и такой результат вряд ли будет превзойдён».

В памяти же осталось улыбающееся лицо человека в неизменном макинтоше, приветливо машущее всем нам рукой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.