«Вот вам ключ от моей квартиры»

«Вот вам ключ от моей квартиры»

В один из августовских вечеров того года в британское консульство в Стамбуле обратился мужчина средних лет, назвавшийся Константином Волковым. Он заявил, что является сотрудником советского консульства, старшим офицером КГБ, и попросил политического убежища в Британии. Волков рассказал, что он в течение нескольких лет работал в ГПУ, что у него «на квартире в Москве находятся очень важные для английской разведки документы». Он готов был за 20 тысяч долларов передать их, вручив ключ от своей квартиры и указав ее адрес. Англия за это должна предоставить ему политическое убежище. Волков предупреждал, что если руководство консульства решит запрашивать Лондон, то этого нельзя делать по телеграфу, так как Москва запросто расшифровывает английские шифры. Сделать это надо строго секретным письмом.

Вице-консул, принимавший Волкова, не знал, как поступить, и попросил его изложить свое дело письменно и прийти в консульство в следующий раз. Через день Волков принес письменное заявление с просьбой о политическом убежище. В нем между прочим говорилось, что в Англии в настоящее время работают семь англичан — агентов КГБ, из них пять в разведке и двое в Форин оффис. Один из них даже занимает пост руководителя департамента контрразведки. Фамилии их он не указал, но сообщил их «клички».

Можно представить себе, в какое возбуждение пришел вицеконсул, прочитав это заявление. Не каждый день ему сообщали о семи советских шпионах в самых верхних эшелонах власти Британии.

Делу был дан немедленный ход, и первой же дипломатической почтой в Лондон было отправлено письмо. В сообщении Волкова было много справедливого. В Форин оффис действительно работали Берджес и Маклин, в разведке — Блант, Филби, Кернкросс и Лео Лонг. Может быть, был среди них и пятый член «большой пятерки». Во всяком случае, об одном предположении относительно него я расскажу в этой главе.

Вероятнее всего, и заявление Волкова о том, что в его квартире в Москве находятся секретные документы, могло соответствовать действительности. Не в его интересах было обманывать англичан: они не только могли отказать ему в убежище, не дать ни пенни, но и вообще жестоко отомстить. Но если заявление Волкова не было вымыслом, то англичане, заполучив Волкова с его документами, смогли бы раскрыть всю «кембриджскую пятерку» и завербованных Блантом агентов.

Дальнейшие события разворачивались так. Несколько дней спустя, когда Филби пришел на работу, раздался звонок, и его шеф сэр Стюарт Мензис попросил Филби срочно зайти к нему. Показав ему письмо из Стамбула, шеф сказал, что это дело деликатное и надо срочно разобраться с ним. Филби, только взглянув на бумаги, понял, что произошло нечто экстраординарное, что над группой нависла смертельная опасность. Он сразу узнал в начальнике департамента британской контрразведки, о котором писал Волков, самого себя, ведь именно он контролировал все операции английской контрразведывательной службы в отношении СССР.

Первое, что сделал Филби, — это предупредил своего «контролера» и, наверное, объяснил ему, что если Волкову удастся задуманное и документы попадут в руки англичан, то это может означать конец для всей группы советских разведчиков в Британии. Филби не мог не понимать, что нужно немедленно предпринимать решительные, а может быть, и жесткие меры. Речь шла о том, чья голова полетит — его и его коллег или голова Волкова. В разведке свои безжалостные правила игры, и для Кима Филби решение проблемы было однозначным. На следующее утро, продумав всю ночь, как лучше доложить свои предложения сэру Стюарту, он, явившись к начальнику, сказал ему: «Я полагаю, сэр, что наилучшим образом разобраться в сложившемся положении можно только на месте, выяснив там все обстоятельства дела. Я предлагаю направить срочно в Стамбул одного из сотрудников МИ-5». Филби надеялся, что Стюарт предложит поехать ему. Однако услышал в ответ: «Правильно, мы направим туда бригадира Робертса».

Филби знал, что Робертс, начальник военной контрразведки, боялся перелетов на самолете. Теперь оставалось только надеяться на судьбу. И она не подвела. Час спустя Филби был вновь вызван в кабинет шефа.

«К сожалению, Робертс отказался полететь в Стамбул; придется сделать это Вам, Филби».

Последнему оставалось только сказать «слушаюсь». Через несколько дней он уже был в Стамбуле. На совещании с английским резидентом в Турции было решено прежде всего встретиться с Волковым и побеседовать с ним. Поручили это сделать вице-консулу в Стамбуле. Первые два звонка были неудачными. Первый раз вице-консул услышал: «Волков слушает», но это был не голос Волкова, и вице-консул повесил трубку. На второй звонок ответила телефонистка: «Волкова нет»; в третий раз, на следующий день, английскому дипломату та же девушка ответила: «Он в Москве».

«Добровольно» ли он выехал в Москву, которая его вызвала, или был насильно депортирован в СССР, сказать трудно. Для этого надо знать документы КГБ. Теоретически мы уже не сегодня-завтра можем узнать это, так как установленный в 1993 году 50-летний срок давности, после которого документы КГБ должны быть открыты исследователям, истек. Однако пока в нашей стране дела часто решаются аппаратом, а не указами президента. И продолжение истории с Волковым мы можем узнать очень нескоро, если вообще когда-нибудь узнаем.

Филби понял, что с Волковым и его бумагами покончено, и с облегчением вздохнул. Возвращаясь на самолете в Лондон, он уже обдумывал, как ему лучше доложить об этом деле своему начальству, и, как он сам пишет в книге, решил, что лучше всего обвинить в провале этой затеи самого Волкова, — возможно, он перенервничал, изменил свои планы и сознался своим коллегам. Конечно, это все предположение, заканчивал он свой анализ сэру Стюарту, «возможно, что правду мы никогда не узнаем». Другое предположение о том, что русские узнали о его обращении к англичанам, рассуждал Филби, «не имеет реальных оснований. И не стоит поэтому включать его в мой доклад». Филби прекрасно знал, что именно последнее предположение — «русские узнали» — единственно верное, но это означало бы, что сведения Волкова правильны, и серьезно осложнило бы положение Филби и его друзей, и потому оно было им категорически отброшено.

Сэр Стюарт Мензис был недоволен и расстроен. Он высказал предположение, что, может быть, телефонные звонки английского консульства насторожили русских. Но сделать уже было ничего нельзя. И «дело Волкова» было прекращено. Для Филби и остальных членов «пятерки» оно кончилось как нельзя лучше. Гроза миновала, но события показали, что «пятерка» была на краю провала и что больше всего ее существованию и продолжению работы угрожает не ее собственная деятельность, а предательство внутри самой советской разведки, измена самих сотрудников КГБ.

Не прошло и месяца, как сигнал о проникновении советской разведки в самые близкие к английскому правительству структуры повторился, на этот раз с другого конца планеты — из Америки.