Кто начертил схемы заводов для люфтваффе?
Кто начертил схемы заводов для люфтваффе?
По мнению исследователя Вадима Андрюхина, сведения о заводах немцы получали от тех, кто на них раньше, в довоенное время работал: «Как следует из захваченных уже после войны немецких документов, данные о советской промышленности враг прежде всего черпал из опросов тех военнопленных, кто до войны трудился на фабриках и заводах. Особое внимание немцы уделяли инженерам и прочим техническим специальностям. После опросов и допросов добытые материалы направлялись в отделение экономической разведки штаба «Валли-1/1Ви» («Ви» – от немецкого слова «виртшафт» – экономика). Отделение обобщало эту информацию и составляло обзоры, схемы, планы и карты советских промышленных предприятий. После чего эти документы шли прямиком в гитлеровскую Ставку и в управление германской военной авиации – люфтваффе для нанесения бомбовых ударов»[22].
При этом немцы не только допрашивали и выявляли пленных инженеров, но и привлекали их к сотрудничеству в качестве чертежников и технических аналитиков. На этом специализировалась Зондеркоманда-655, которой руководил выходец из России Вилли Мецнер, до 1931 года он жил и работал в Ленинграде. Наиболее ценные специалисты допрашивались в Зондеркоманде-806. Это было особое подразделение, которым командовал опытный разведчик майор Гемпель, специалист по советской военной промышленности. Его сотрудники тщательно опрашивали пленных инженеров, выуживая у них всю известную им информацию. После чего предлагали закрепить сказанное на технических чертежах и планах.
В указанных зондеркомандах «трудились» и горьковские специалисты, как, например, Андрей Косун, руководивший группой по изучению советского пулеметного вооружения, и Федор Замятин, получивший штатную должность чертежника-копировальщика. Последний даже носил немецкую форму и получал оклад как военнослужащий вермахта[23].
Уже после войны в Горьком было проведено несколько закрытых судебных процессов над земляками – немецкими шпионами. К примеру, в обвинительном заключении Василия Шлемова, бывшего диспетчера пристани Горький Московско-Окского речного пароходства, говорилось:
«Шлемов, находясь в составе 194-го полка морской пехоты, в октябре месяце 1942 года во время боев с немецко-фашистскими захватчиками под городом Моздок попал в плен к немцам, откуда в числе других пленных бойцов был переведен в лагерь в город Георгиевск. В Георгиевском лагере военнопленных Шлемов был, как специалист по эксплуатации водного транспорта, выявлен и допрошен обер-лейтенантом Брауном (доктором экономических наук), возглавлявшим одну из групп экономической разведки германской армии, именуемой Абверкоманда-101, а впоследствии Зондеркоманда Штелле. На этом допросе Шлемов был предварительно обработан Брауном и выдал последнему секретные сведения о грузоперевозках по Московско-Окскому пароходству и количественном составе флота на пассажирских линиях Москва – Уфа и Москва – Горький, являвшихся в период Великой Отечественной войны особо важными стратегическими путями.
В ноябре 1942 года Шлемов из Георгиевского лагеря был переведен в лагерь военнопленных в г. Ставрополь, где с ним по указанию того же доктора Брауна связался сотрудник вышеуказанной немецкой разведки Куроедов – в прошлом работавший инженером-механиком Средне-Волжского речного пароходства… Дав согласие сотрудничать с органами немецкой разведки, Шлемов приступил к практической предательской работе, выполняя ряд чертежно-копировальных работ по оформлению материалов, собранных экономической разведкой от русских пленных, содержащих государственную тайну, лично начертил схему телефонно-селекторной связи и радиосвязи Московско-Окско-Камского и Волжского пароходств, а также расшифровал аэрофотоснимок города Молотовска, нанеся на него расположения военных объектов. Кроме того, выявлял из среды русских военнопленных антисоветски настроенных лиц, способных на предательскую деятельность в пользу немцев, и отбирал у них известные и секретные сведения, интересующие разведку противника»[24].
Аналогичным образом работал на немцев и бывший инженер завода «Красная Этна» Григорий Федорцов. Он служил на Черноморском флоте, а в плен попал в Севастополе в июле 1942 года. Впоследствии Федорцов работал у немцев чертежником и занимался копировкой планов советских городов и разного рода технического оборудования.
Еще в начале 1930-х годов, когда многие заводы, в том числе и автогигант в Горьком, еще только возводились, многие немецкие специалисты принимали непосредственное участие в их строительстве. Благодаря этому в руках командования люфтваффе оказались подробные схемы многих корпусов и сооружений, а также коммуникаций.
Кроме того, в 1941 году, когда советские войска быстро отступали, а учреждения и заводы просто не успевали уничтожить и вывезти свои архивы, в руки немцев попали огромные массивы секретной переписки между заводами, наркоматами и прочими ведомствами, в которой упоминалось большинство военных предприятий и вся их продукция.
Следует также иметь в виду, что дальние самолеты-разведчики регулярно снабжали абвер высококачественными снимками всех военных объектов, расположенных западнее линии Пермь – Уфа, то есть Урала. При этом дурацкая камуфляжная «маскировка», на которую тратилось много сил и средств, в действительности не давала никакого эффекта. Что наглядно подтверждается сохранившимися аэрофотоснимками. Дешифровщики без труда распознавали на них даже мельчайшие объекты вроде трансформаторов и калориферов и могли без труда определить профиль предприятия. Все это, вместе взятое, позволяло немцам составлять подробные карты целых городов и любых объектов, вплоть до линий водопровода и канализации. А чтобы летчикам было проще находить цель, профессиональные чертежники и художники еще и рисовали трехмерные рисунки заводов в разных ракурсах.
В Советском Союзе еще с начала 1930-х годов царила доходившая порой до идиотизма шпиономания и игра в секретность. Заводы называли по номерам, прятали от «любопытных глаз» за деревьями и кустами, а продукцию обозначали кодовыми словами. К примеру, подводные лодки называли «баржами», а даже в секретной переписке скромно именовали «спецсудами». На всех, даже второстепенных бумажках всюду стояли штампы «совершенно секретно» и просто «секретно». Любое разглашение «тайны» строго наказывалось, приравниваясь к государственной измене. Даже газеты имели строгие инструкции, фотографии каких районов и видов города можно печатать, а какие нет. В годы войны все это приобрело еще большие масштабы.
Однако в действительности это была именно игра в шпионов. Понятно, что, когда тысячи рабочих прекрасно знали, что они выпускают, скрыть истинный профиль предприятия, его месторасположение и номенклатуру продукции было просто нереально.
Так или иначе, абверу удалось получить довольно точные сведения практически обо всех горьковских заводах. Так, в одной из разведсводок за май 1943 г. говорилось: «Горький, ранее Нижний Новгород, имел население 644 тысячи человек, известен как город, в котором сосредоточено несколько крупных объектов военной промышленности, включая завод № 112 «Красное Сормово», где работает примерно 12 000 человек и производятся ежемесячно 270 средних танков Т-34, что составляет примерно 15 % всего объема выпускаемых танков этого типа».
Что касается массового выпуска танков Т-34 на Горьковском автозаводе, то в данном случае штабы люфтваффе либо пользовались не теми источниками, либо немцам просто не хватало данных о номенклатуре предприятия конкретно в 1942–1943 годах. Знали, что завод выпускает танки и узлы и агрегаты для Т-34, вот и, как говорится, сопоставили.
Саратов в качестве цели для налетов предлагался по следующим соображениям. По немецким данным, там находилась развитая патронная индустрия и большой нефтеперегонный завод. Авиазавод № 292, выпускавший истребители типа Як, в качестве же основной цели не рассматривался. Между тем никаких патронных заводов в Саратове не было, крупнейшее предприятие этого профиля находилось севернее – в городе Ульяновске.
Впоследствии к перечню целей добавился Ярославль с его заводами по изготовлению резинотехнических изделий и моторным заводом, а также авиамоторный завод в Рыбинске. Кроме того, по мнению немцев, Горький и Саратов являлись крупными узлами железных дорог и водных путей сообщения, имеющих стратегическое значение. Поэтому в качестве второстепенной цели можно было разрушить железнодорожные мосты через Оку и Волгу, а также речные порты.
Решение о проведении крупной стратегической операции было окончательно принято в мае. В случае успеха командование люфтваффе рассчитывало «если не совсем остановить снабжение русского фронта оружием и амуницией, то хотя бы заметно его нарушить». В первую очередь немцы надеялись сорвать снабжение танковых войск техникой и горючим. Некоторым горячим головам в Генеральном штабе люфтваффе мерещились и более заманчивые перспективы. Выражались даже далеко идущие надежды на то, что из-за недостатка техники русские будут вынуждены отказаться от предстоящего осенне-зимнего наступления, а это, в свою очередь, могло якобы привести к переносу активности западных союзников на восток для помощи своему партнеру по коалиции. Последнее же, по мнению немецких штабистов, могло в итоге привести к откладыванию широкомасштабного вторжения во Францию[25].
В общем, ход мыслей кое-кого примерно соответствовал старому английскому стихотворению, переведенному в свое время Маршаком на русский язык:
Лошадь захромала, командир убит.
Конница разбита, армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Потому что в кузнице не было гвоздя.
Однако это вовсе не означает, что люфтваффе собирались бомбить пустое место или какую-то там второстепенную фабрику по выпуску ведер или дамских чулок. Горьковский автозавод являлся одним из крупнейших предприятий Советского Союза. Здесь в месяц выпускались примерно 500 легких танков Т-70, а также сотни бронемашин БА-64. С главного конвейера ежемесячно сходило около 1800 грузовых автомобилей разных типов: легендарные полуторки, трехосные ГАЗ-ААА, самосвалы и автобусы. Но кроме основной продукции ГАЗ производил: поковки для авиамоторного завода № 466, артиллерийского завода № 92 имени Сталина и завода № 38, различные агрегаты и детали для танкового завода № 112 «Красное Сормово» и станкостроительного завода № 113, мотоциклетные коляски, 45-миллиметровые снаряды, 120-мм мины, реактивные снаряды М-31 и М-8, танковые моторы. То есть в целом ГАЗ все-таки можно было действительно считать «танковым заводом», ибо его прямая и косвенная роль в выпуске бронетехники действительно была велика.
Ну а колесный цех на уникальном американском оборудовании делал колеса типа ЗиС и ГАЗ для всех автомобильных и артиллерийских заводов страны. Чтобы представить себе размах производства, достаточно сказать, что план на 1943 год составлял почти один миллион колес всех типов! В цехах автозавода также делали шасси для танков и самолетов. Общий перечень комплектующих деталей, поставляемых ГАЗом другим предприятиям, в том числе на Урале, составлял десятки наименований.
Кроме того, на площадях автозавода велась сборка американских автомобилей «Студебеккер», «Форд», «Додж» и «Шевроле». Ежемесячно около полутора тысяч этих грузовиков отправлялось на фронт. Находившаяся на территории Автозаводского района Горького рембаза № 97 занималась расконсервацией танков и бронемашин, поставляемых в СССР по ленд-лизу. Здесь же проводился ремонт подбитой и поврежденной импортной техники. Именно в Горьком формировались танковые части, оснащенные «Шерманами» и «Черчиллями». Фактически, говоря современным языком, это был огромный военно-производственный кластер, настоящий танковый центр.
Учитывая все это, а также то, что от бесперебойной работы Горьковского автозавода зависел производственный цикл на многих авиационных, танковых и артиллерийских заводах, можно констатировать, что выбор его командованием люфтваффе в качестве основной цели был верным.
Едва ли намного менее важными для страны были и химические предприятия Ярославля. В 1943 году они вырабатывали свыше 40 % продукции всей резиновой промышленности, а шинный завод № 736 – большую часть всей продукции шинной промышленности. Это предприятие являлось основным поставщиком шин для автомобилей, самолетов, артиллерии, обрезиненных катков для танков и другой военной техники.
Велико было и стратегическое значение Саратовского крекинг-завода имени Кирова. Он был основным поставщиком горюче-смазочных материалов для центрального сектора советского фронта. Весной 1943 года цистерны из Саратова шли напрямую на Степной, Воронежский и Брянский фронты, поэтому бесперебойная работа предприятия была крайне важна.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.