57. Сомма
57. Сомма
Австрийские дивизии из Италии уходили, оставшиеся растягивали боевые порядки, и итальянцы начали контратаки. Но их отражали, а в тылу своих войск Конрад приказал строить оборонительные позиции. 25 июня австрийцы дружно отошли и закрепились на них. Потеснить противника дальше итальянцы не смогли.
На море Шеер еще трижды выводил флот в надежде встретить отдельные английские отряды. Но теперь он осторожничал, курсировал поближе к своим берегам, чтобы можно было ускользнуть. А британское командование, потеряв столько кораблей, не жаждало новых баталий. Оно читало германские радиограммы, заранее знало о вылазках Шеера, стоит ли удивляться, что ему никто не попадался? Вместо сражений англичане задумали понаставить мин вдоль всего германского побережья. Немцы их тоже ставили там и тут. Мины срывало штормами, и порой было уже непонятно, на чьих погибали корабли. В Ирландском море подорвался и затонул британский линкор «Одейшес». А военный министр Китченер отправился на совещание в Россию на крейсере «Гемпшир», 15 июня у Оркнейских островов грохнул взрыв, крейсера и Китченера не стало.
Во Франции продолжалось «обескровливание» под Верденом. Полное равнодушие Петэна к собственным потерям озадачило даже толстокожего Жоффра, он заменил Петэна генералом Нивелем. А германский кронпринц Вильгельм начал 14-й штурм. Удалось окружить форт Во, его защитники остались без воды и сдались. 17 июня последовал 15-й штурм. Германские газеты вопили о «бешеном успехе» — положив уйму солдат, продвинулись на несколько десятков метров и взяли развалины фермы. Кронпринц собирал силы, нацеливался на последние форты на правом берегу Мааса — Тиомон, Флери, Сувиль и Таван. 22 июня загремел 16-й штурм. Били 1600 орудий, стелились ядовитые облака фосгена, и на участке в 2 км ринулись 10 дивизий. Французскую дивизию, стоявшую на острие атаки, уничтожили, взяли Тиомон и Флери. Но брать Сувиль было уже некому, из 30-тысячного ударного авангарда до руин форта дошли 30 человек.
Успехи Брусилова вновь вознесли на Западе престиж России. Русскими восхищались, надеялись на них. «Дейли Телеграф» писала: «Понемногу мы начинаем понимать русскую душу… Непоколебимая лояльность, за которую мы так благодарны, все, что неясно грезилось мечтателями идеалистами — выносливость, добродушие, благочестие славян, так выделяется из общего ада страданий и несчастья». Впрочем, симпатии охватили только простых обывателей, солдат, офицеров. А западную верхушку русские победы… напугали. Новым военным министром Англии стал старый враг нашей страны Ллойд Джордж. Он сразу же очень озаботился «усилением» России. Откровенно радовался, если у нее случались неудачи. В Париже и Лондоне возбудилась очередная волна страхов насчет сепаратного мира. Раньше опасались, что разбитые русские капитулируют. Теперь боялись — а ну как сочтут, что им такие союзнички даром не нужны? Побьют немцев и австрийцев, заключат с ними почетный мир, а французов и англичан бросят на растерзание?
Но ведь Россия понаделала большие долги — за хлам, который ей подсунули, за жульнические сделки закупочной комиссии Китченера, за вооружение, которое летом 1916 г. только начало поступать в наши порты. Их и старались использовать, чтобы опутать русских. Жоффр вел себя так, будто наша страна уже попала в зависимость от Франции за ее «помощь». Вошел во вкус дергать требованиями российскую Ставку, а генерала Жилинского вообще «цукать», как проштрафившегося подчиненного. Тот напомнил, что он не французский офицер, а представитель русского императора. Жоффр взбеленился и настоял, чтобы его немедленно отозвали. Пришлось заменить Жилинского генералом Палицыным.
Финансовые и экономические проблемы, вставшие перед нашей страной, российское правительство предложило обсудить на международной конференции. Запад откликнулся радостно и активно. Конференцию созвали в Париже, председательствовал французский министр торговли Клемантель. Петроградская делегация просила помочь преодолеть насущные трудности. Но от этого иностранцы отмахнулись, увлеченно принялись вырабатывать «экономическую программу для России». Выразилась «программа» в неприкрытой дележке русского рынка. Британия объявила, что она является «главным кредитором», поэтому ее фирмы и товары должны заменить в России германские. Русские представители смогли договориться об очередном займе в 5 млрд. франков, но за это союзники потребовали льготных тарифов для французских и британских товаров. А Франция добавила пункт, чтобы «в нагрузку» к займам и оружию у нее покупали вино, а то сбыта не стало. Россия несла огромные убытки от «сухого закона», а ей за одолженную валюту навязывали не нужное ей импортное вино!
Пытались подсуетиться и американцы. Их посол в Петрограде Френсис предложил заключить масштабное экономическое соглашение. Пояснял: Россия одерживает победы, а англичане потом предъявят счет за долги и подомнут ее. Но этого можно избежать, США готовы «по-дружески» помочь чем угодно — займами, оружием, товарами. Только пусть Америке предоставят «особые права» в России, отдадут в концессии железные дороги, месторождения золота, платины, рудники… В общем, за «спасение» от англичан отдайтесь американцам. Но поступаться интересами России царь не собирался. Решения Парижской конференции Совет министров не утвердил. Френсису вежливо, но твердо ответили, что на такое соглашение русские могли бы пойти в критические дни 1915 г., а сейчас положение совсем другое.
Николай II и его правительство прекрасно осознавали, что со стороны западных держав возможны сюрпризы и после войны. Чтобы обезопасить страну от такого развития событий, русская дипломатия сделала блестящий ход. 3 июля было заключено секретное соглашение с Японией. Формально оно касалось сфер влияния в Китае, стороны обязались не допускать «контроля над Китаем какой-либо третьей державы, питающей враждебные намерения в отношении России или Японии». Но соглашение было и военным союзом. В нем оговаривалось: если любое государство объявит войну русским или японцам, «другая сторона по первому же требованию своего союзника должна прийти на помощь». В Токио готовы были пойти и на большее, если бы им уступили Северный Сахалин. Государь отказался даже обсуждать такой вариант, но все равно японцы расценивали договор как величайший успех, они тоже предвидели, что после войны Англия и США начнут им пакостить.
А пока шли все эти переговоры, пока армии Брусилова крушили неприятельскую оборону, во Франции войска сосредотачивались у р. Сомма для долгожданного летнего наступления. Уж оно-то, как полагали, обязано было стать успешным. Военную технику и снаряды копили полгода. Подготовка велась в таких масштабах, что союзное командование рассудило — скрыть ее все равно не получится. А раз так, то и нечего возиться с маскировкой, секретностью. Просто нужно собирать столько артиллерии, чтобы заведомо сломить любое сопротивление. Наоборот, пускай немцы стягивают сюда побольше сил, тут им и конец придет. Орудия разных калибров устанавливали в несколько ярусов. Для подвоза миллионов снарядов к фронту строили железнодорожные ветки. Не умением, а числом.
Для прорыва определили участок в 40 км, но всего один. На этом пространстве должны были атаковать 4-я английская и 6-я французская армии. Солдат великолепно вооружили, на роту имелось по 4–8 ручных пулеметов, 12 ружейных гранатометов. Выделялись 37-мм орудия для действий в пехотных цепях. Немцы за 2 года оборудовали 2 основных и промежуточную позиции с бетонированными укрытиями, проволочными заграждениями, опорными пунктами. В глубине начали строить третью позицию. Прорывать их было приказано методично и планомерно, Жоффр строго требовал: «Порядок важнее быстроты». Артиллерия разрушает, пехота занимает. Потом орудия перемещаются, и все повторяется. Войскам назначили рубежи выравнивания, вырываться вперед или атаковать ночью запрещалось.
В победе были уверены. Прикидывали — германская оборона ну никак не сможет выдержать. Предусмотрели, что потом предстоят долгие переходы по занимаемой территории, части оторвутся от тылов. Солдат нагрузили по полной выкладке в 30 кг: шинели, сухие пайки. У англичан царил почти праздничный настрой. В 1916 г. Британия отказалась еще от одной традиционной «свободы», вместо найма ввела воинскую повинность. К лету ее армии разрослись до 5 млн. Но теперь эти армии состояли в основном из новобранцев. Как раз они-то были готовы немцев шапками закидать. Фалькенгайн сперва хотел просто сорвать наступление. Ударить первыми, захватить и взорвать батареи, запасы снарядов — и достаточно. Русский прорыв перечеркнул его замысел, войска пришлось отправлять на Украину. Но Фалькенгайн не верил, что у англичан и французов выйдет что-то путное. Против 32 их дивизий он оставил всего 8 и 7 находились в резерве.
24 июня открылась еще невиданная по мощности артподготовка. На каждый метр фронта за неделю выбросили тонну стали и взрывчатки. Но целей не намечали, корректировкой себя не утруждали. Зачем, если море огня и так все сметет? В воздух поднялась тысяча самолетов, сыпали бомбы. Обработали и химическими снарядами. 1 июля последовал штурм. Англичане сочли, что после такого обстрела ничего живого впереди не осталось. Выступили беззаботно, как на прогулку. И… застряли. Собственная артиллерия так перерыла землю, что нельзя было пройти. А немцы оказались живехоньки. Пока снаряды пахали по площадям, они прятались в убежищах, при атаке выскочили в доты и воронки, затараторили пулеметы. В первый же день англичане потеряли 60 тыс. человек.
Французы действовали более умело, двинулись под прикрытием огневого вала. Захватили первую позицию, ворвались на вторую. Немецкие командиры приказали отходить со второй позиции, оставили без боя ключевые опорные пункты. А третьей позиции еще не существовало. Фронт был прорван. Но… «порядок важнее быстроты»! Французские начальники, достигнув рубежей, назначенных на этот день, приказали остановиться, ждать отставших англичан. Немцы опомнились, получили подкрепления, вернулись в опорные пункты, так и не занятые французами. А уж дальше пошло кровопролитное прогрызание. Вторую позицию французы смогли захватить лишь через 9 дней и снова ждали англичан. А германцы успели оборудовать третью. Ее штурмовали 14, 20, 30 июля. Но неприятель стоял насмерть — рубежей обороны в тылу больше не было. Германская ставка подтягивала сюда все больше сил. И в результате на фронте заработали уже не одна, а две мясорубки, Верден и Сомма.
Что ж, русское командование допустило в войну немало ошибок (как же без них-то?) Но оно немедленно прекращало гиблые наступления, переносило усилия в другие места. Союзному командованию оказалось далеко до такой логики. Все возможные резервы противник отправлял на Украину, из Германии и с других фронтов летом и осенью было переброшено на Восток 33 дивизии. А для укрепления обороны на Сомме немцы снимали соединения с других участков во Франции, ослабляя их. Нет, англичане и французы упрямо долбили все там же. Собрали свежие войска, 3 сентября бомбардировали из 2,5 тыс. тяжелых орудий и опять полезли в атаки. Немцев здесь было уже не 8, а 39 дивизий. Они получили приказ не уступать ни пяди земли, поэтому понесли страшный урон от артиллерии. Но наступающих не пропустили. Вся местность напоминала лунную поверхность, изрытую кратерами. Массы разлагающихся трупов заражали воздух. А продвинулись союзники всего на 3–8 км.
Англичане на Сомме применили и новое оружие, танки. Переняли идею русских конструкторов, в 1915 г. создавших танк «Вездеход», в глубокой тайне построили полсотни машин. Их масса составляла 28 т, вооружение — 2 малокалиберных пушки и 4 пулемета, экипаж состоял из 8 человек. Максимальная скорость достигала 6 км/ч, а запас хода всего 19 км. Эксперимент назначили на 15 сентября. Но надежность оставляла желать много лучшего. Из 49 танков в атаку смогли пойти лишь 18, остальные сломались или застряли в собственных окопах. Как их использовать, еще не знали, 9 пустили самостоятельно, 9 впереди пехоты.
Германский очевидец писал: «Все стояли пораженные, как будто потеряв способность двигаться. Огромные чудовища медленно приближались к нам, гремя, прихрамывая и качаясь, но все время продвигаясь вперед. Ничто их не задерживало. Кто-то в первой линии окопов сказал, что явился дьявол, и это слово разнеслось по окопам с огромной быстротой». Один танк поехал к деревне Флер, которую перед этим безуспешно штурмовали 35 дней. Немцы бежали, деревню взяли без жертв. Другая машина встала над траншеями, прочесала их из пулеметов, пошла вдоль окопов и «насобирала» 300 пленных, поднимавших руки.
За 5 часов англичане продвинулись на 4–5 км. Но 10 танков были разбиты снарядами или вышли из строя из-за поломок, часть вытащили, часть не смогли, бросили. Через 10 дней танковую атаку повторили. Но она уже не стала неожиданной. Немцы нашли средства борьбы с танками: бить их из пушек прямой наводкой, а самое простое — рыть траншеи пошире, чтоб машина не перелезла. Позже германские инженеры изобрели бронебойную «пулю «К». Причем сами немцы от разработки танков отказались. Решили, что это дорогостоящие «игрушки», неэффективные и не имеющие будущего.
В Африке союзники окружили и вынудили сдаться германские отряды в Камеруне. Итальянцы в августе предприняли шестое наступление на Изонцо. Австрийцев на их фронте заметно поубавилось, и удалось взять г. Горицу, 15 тыс. пленных. Но дальше все равно завязли, к Триесту не прорвались. А на Салоникском фронте 18 французских, английских, сербских и итальянских дивизий под командованием французского генерала Саррайля полгода простояли в бездействии против 16 болгарских и австрийских. Нарушили это положение не союзники, а болгары. Их правительство засматривалось на греческие, македонские земли, а войскам надоело торчать без цели. Они вдруг атаковали англичан, разбили их, вторглись на греческую территорию. Против них перекинули сербов, французов, завязались бои.
Русская бригада Лохвицкого воевавшая во Франции, не участвовала в сражениях Вердена и Соммы. Ее направили на спокойный участок у Шалона в состав 4-й армии генерала Гуро. Но русские сразу превратили спокойный участок в беспокойный. Пошли стычки на аванпостах, вылазки, поиски разведчиков. Немцев злили, провоцировали на ответные вылазки, на атаки — и тут-то били. Гуро отмечал «беспримерную храбрость» русских. Газеты писали о них, как о сказочных героях. О протоиерее о. Сергии (Соколовском) шла слава, как о настоящем богатыре. Он ходил на вылазки с разведчиками, оружия, как и положено, не брал, но притаскивал языков на могучих плечах. В одном из боев потерял руку.
В августе-сентябре из Архангельска прибыли 2-я Особая бригада Дитерихса (впоследствии командовал армиями у Колчака, возглавлял Белое Движение на Дальнем Востоке), 3-я Марушевского (в гражданскую стал главнокомандующим Северной белой армией в Архангельске) и 4-я Леонтьева. Численность русского экспедиционного корпуса достигла 44 тыс. штыков, он подчинялся русскому представителю во Франции генералу Палицыну, а в оперативном отношении французам. Должны были прислать еще 2 бригады.
Но французы даже питание «чудо-богатырей», сражавшихся в их армии за их землю мелочно принялись высчитывать… за счет России. Выручил генерал Игнатьев, через него шли деньги для оплаты поставок вооружения. Палицын докладывал императору об Игнатьеве: «Без него и я, и подчиненные мне во Франции войска давно умерли бы с голоду». Менялось и отношение к русским. Бригады Дитерихса и Леонтьева Жоффр совершенно неожиданно отправил на Салоникский фронт. Наша Ставка возмутилась — когда союзники выклянчивали войска, подразумевалось, что они позарез нужны поддержать Францию. Но критический момент на Западе миновал, немцев тут осталось гораздо меньше. Зато озадачились: русские побеждают на своем фронте, глядишь, еще и сочтут себя спасителями Франции. Когда 4 бригады уже оказались за морем, объявили, что они на этом театре не нужны. Дальнейшую отправку наших солдат к союзникам Алексеев прекратил.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.