Война под девизом «На провокации не поддаваться!»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Война под девизом «На провокации не поддаваться!»

1

О том, как писалась Директива № 1 и вообще что делалось в кабинете Сталина вечером 21 июня 1941 года, известно из мемуаров Жукова. Долгую жизнь прожили и другие участники того совещания – Маленков, Молотов, Тимошенко, но воспоминаний об этом вечере не оставили. Хотя Молотов охотно делился пережитым с писателем Феликсом Чуевым («140 бесед с Молотовым»), но поведать о таком историческом событии, как заседание 21 июня 1941 года, не захотел. Надо полагать, Жуков так точно изложил события, что добавить было нечего. Или, наоборот, жуковская версия, ставшая официальной, настолько отличалась от действительности, что оспаривать ее, а фактически – официально-партийную линию Молотов не решился.

Что перво-наперво удивляет в тогдашних событиях, так это неспешность. Неспешно писалась директива, неспешно передавалась, и никому в голову не пришло позвонить командующим западными округами и в трехминутном разговоре изложить суть принятых решений и потребовать начать действовать незамедлительно, ведь рано утром должна была начаться война и каждый час для войск был, как говорится, на вес золота. Лишь командующий ВМФ адмирал Кузнецов отяготил себя звонком на флоты, и там успели приготовиться к отражению воздушных атак противника.

И второе обстоятельство удивляет – упорство, с каким Сталин не верил в возможность нападения Германии. Разведка несколько месяцев сообщала о сосредоточении немецких войск. На Заявление ТАСС от 13 июня германская сторона ответила гробовым молчанием. Два немецких солдата-перебежчика сообщили точную дату и час удара. И все равно Сталин уперто до последнего тянул с приказом о приведении войск в боевую готовность. Официальная версия гласит: будущий генералиссимус настолько уверился в невозможность Гитлером пойти на открытие второго фронта, что все другие варианты возможных событий им отвергались. Вот такой узколобый доктринер сидел в Кремле!

А если вместо версий о тугодумном вожде предположить иное: Сталин сознательно тянул с приведением войск в боевую готовность, шаг за шагом созидая «внезапное нападение врага»? Тогда понятным станет, почему передача Директивы № 1 затянулась до полуночи и безнадежно запоздала. Понятным становится и звонок Тимошенко командующему Западным округом Павлову в два часа ночи с увещеванием «не паниковать». Вряд ли Тимошенко, соавтор проекта директивы от 15 мая о превентивном ударе, настолько успокоился. Куда логичнее предположить, что маршал звонил по просьбе Сталина. Последующие события подтверждают эту гипотезу странными действиями главного командования. Так, в Директиве № 3 от 22 июня требовалось: «мощными концентрическими ударами окружить и уничтожить» противника и 24 июня овладеть городами Люблин и Сувалки. Это при том, что Люблин находился в 100 км от линии фронта, то есть пройти до него с боями надо было за два дня. Приказ из серии: «И я так командовать могу. Назначьте меня генералом». Делов-то – води пальцем по карте и рисуй красные стрелы.

Если смотреть на Директиву № 3 глазами «1937 года», то вредительством от нее разит на километр. Шутка сказать, разослать поздним вечером 22 июня приказ, чтобы войска с утречка без разведки и сосредоточения сил перешли в решительное наступление и, с ходу разгромив десятки германских дивизий на своем пути, уже на следующий день оказались в Польше! Любой следователь того времени с чистой совестью стал бы требовать от подследственных Жукова и Тимошенко признания в злом умысле.

Еще более вопиющей была история с 1-м мехкорпусом. Подробно она рассмотрена в предыдущей книге, здесь лишь повторим суть дела.

1-й механизированный корпус дислоцировался в Псковской области, имел на вооружении тысячу танков и всю полагающуюся по штату другую технику – артиллерию, автомашины, связь. Само расположение свидетельствовало, что его задачей было надежно прикрыть Ленинградское направление. Однако 17 июня одну дивизию корпуса стали грузить в эшелоны для отправки в Карелию (!). Остальным двум дивизиям было приказано своим ходом двинуться на Карельский перешеек. Почему командование сочло финскую армию более важным объектом – непонятно, тем более что у Ленинградского военного округа техники хватало и ее войска имели превосходство над вероятным противником в танках, самолетах, артиллерии. Надо было лишь с толком эти силы использовать. Но предположим, что по до сих пор неизвестным причинам финская армия по значимости в планах Генштаба вышла на первое место и потребовалась переброска дополнительных сил. Но они у Москвы были! Так, в Московском военном округе дислоцировался 7-й мехкорпус, имевший тысячу танков и прочей техники. Были и другие резервы. Но для неотложной задачи укрепления Финского направления выбрали соединение, прикрывающее Ленинград. Хорошо, так тому и быть. Не нашего ума оперативная стратегия. Но не надо быть гениальным полководцем, как Сталин, великим полководцем, как Жуков, и просто полководцем, как Тимошенко, чтобы догадаться 22-го и тем более 23 июня отменить приказ об убытии 1-го мехкорпуса. Однако приказ уходить от германских войск в леса Карелии остался в силе.

26 июня танки Манштейна заняли город Даугавпилс и форсировали Двину, создав тем самым отличный плацдарм для наступления на Ленинград. В случае отмены приказа о явно ненужной передислокации частей 1-го мехкорпуса ее дивизии не только были бы собраны в кулак, но и могли двинуться навстречу врагу. Тогда 200 легким танкам из 56-го моторизованного корпуса Манштейна не поздоровилось бы. Но вместо полнокровных дивизий к Даугавпилсу перебросили только начавший формирование 21-й мехкорпус, представлявший собой, по сути, одну дивизию из 120 танков. Ликвидировать плацдарм, конечно, не удалось.

В итоге дивизии 1-го мехкорпуса, не сделав ни единого выстрела, вернулись с финских границ в места прежней дислокации. Но теперь уже по частям, по кусочкам раздергиваемые по мере движения на разные местные нужды. То, что прибыло к месту боев, уже не представляло для врага опасности, и продвижение немцев к Ленинграду эти силы остановить не могли.

Так как квалифицировать манипуляции с 1-м мехкорпусом? Недосмотрели, недоучли, недодумали? Или надо назвать случившееся своим именем: пораженческие действия?

Но может, это единичный факт? Отнюдь. Их предостаточно. Перечислим некоторые.

Вот хроника боевых действий 32-й танковой дивизии. «23 июня дивизия получила приказ… уничтожить противника в районе Дуньковице. Не пройдя 30 км. она получила. вторую задачу – уничтожить танки противника в районе м. Мосты-Вельки. По прибытии в район м. Мосты-Вельки дивизия танков противника не обнаружила»[182].

А вот отчет о действиях 64-го танкового полка и 3-й кавалерийской дивизии. «В 17 часов танковая группа. сосредоточилась в ур. Черный Ляс и была готова к атаке, но был получен приказ командующего 6-й армии на уничтожение авиационного десанта и 300 танков противника в районе Каменка Струмилова. Части дивизии и танковая группа стала выполнять новый приказ, но там танков противника не обнаружено, а в Каменка Струмилова были свои части…»[183]

Вроде бы ошиблись. Бывает. Но странные ошибки множились.

«В 11 часов был получен приказ к 15 часам сосредоточиться в районе Язув Старый. (и) уничтожить противника. Дивизия, совершая марш по улицам гор. Львова, встретилась со встречным потоком боевых и транспортных машин 8-го механизированного корпуса. С большими трудностями, преодолевая уличные пробки машин, к 2.00 часам 25 июня дивизия сосредоточилась в районе Яновский лес…»[184]

В штабе армии случайно направили поток двух дивизий навстречу друг другу? Хорошо, предположим, штабисты напутали с маршрутом движения. А как быть с другими фактами: «26 июня в 4 часа (32-я танковая) дивизия получила приказ… выйти в район Грудек Ягелоннски, Судова Вишня с задачей разгромить колону в 300 танков противника. К 18 часам дивизия сосредоточилась. (Однако) разведкой 64-го танкового полка. были установлены передовые части 14-го пехотного полка противника, но танков противника в этом районе не оказалось…»[185]

Итак, командованию 32-й танковой дивизии день за днем морочили голову, заставляя гоняться за мифическими «300 танками» немцев, а ведь та дивизия представляла собой мощную силу. В ее составе было 290 танков, включая 173 Т-34 и 49 КВ-2, чью броню не могли пробить большинство штатных орудий германской армии. Так случайно ее уводили с фронта или по ошибке?

А как трактовать вопрос с мостами? Мосты – важнейшие объекты коммуникаций. Навести понтонную переправу, конечно, можно, но это требует времени, поэтому столь важен для любой армии захват в целости нормальных переправ через реки. И немцам это удалось практически на всем протяжении советско-германской границы.

Из Журнала боевых действий 48-го танкового корпуса вермахта за 22 июня 1941 года:

«03.15. Важнейший мост в районе Сокаль находится в наших руках в неповрежденном состоянии. Форсирование Буга проходит без происшествий.

11.55. Мост у Крыстанополь также был захвачен неповрежденным…»[186]

О том же писал в дневнике начальник Генерального штаба сухопутных сил Ф. Гальдер. 22 июня он с удовлетворением констатировал: все мосты в приграничной полосе захватываются целехонькими: «Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности;.танковая группа Гота. захватила неповрежденными важнейшие переправы через Неман; танковая группа Гёпнера, ведя успешные бои, продвинулась до реки Дубисса и овладела двумя не разрушенными переправами; наши штурмовые группы уже пересекли в нескольких местах реку Прут и захватили мосты».

Опять вопрос: что это были за армии прикрытия? Что они прикрывали? Ответа нет. Остается либо отмолчаться, либо упорно повторять: «Это случилось потому, что так получилось».

Однако детективная история разыгралась и с горючим. Запасы горючего в западных военных округах были огромны, но как только началась война, так его сразу катастрофически стало не хватать.

В 215-й моторизованной дивизии Киевского ОВО был танковый полк со 129 танками. 22 июня дивизии была поставлена задача выдвинуться к границе и атаковать германские войска. К месту боев прибыли лишь пехотные полки, а танковый полк, «израсходовав горючее, отстал от дивизии в районе Казина, что в 15 км северо-западнее Луцка»[187].

Владимирский – автор не простой. 22 июня 1941 года он занимал видный пост в штабе 5-й армии (заместитель начальника оперативного отдела армии) и видел развитие событий своими глазами. Однако удивительный факт «израсходования горючего» в первые же часы поднятого по тревоге полка он не комментирует, как будто это само собой разумеется. За него это сделал М. Солонин: «От Ровно[188] до Казина не более 100 км; уму непостижимо, как на таком пути могли «израсходовать горючее» танки БТ-7 с запасом хода… в 375 км. Еще непонятнее, как такая беда произошла между двумя огромными складами ГСМ – в Ковеле и Киверцах; как пишет сам Владимирский, на армейских складах было запасено 33. заправки ГСМ, с таким количеством бензина танки 5-й армии могли доехать до Лиссабона и обратно»[189].

Могли, но, значит, перед ними стояла задача другого направления.

Конечно, можно сослаться на вездесущую немецкую авиацию (что и делается в мемуарах и в книгах историков), которая разбомбила склады с горючим. Но тогда непонятно, почему военные склады в приграничной (фактически прифронтовой) полосе не были замаскированы и рассредоточены, а подставлены под удар вражеских самолетов? Кроме того, запас горючего в баках танков рассчитан на 300 км пути, а бензина и солярки хватило лишь на 100 км. Выходит, машины были заправлены только на треть. Что так скромно? Следует также учесть, что танки заправляться ездили не на склады. Со складов топливо забирали бензовозы дивизии. А они-то почему оказались пусты и не выполнили своей задачи снабжения горючим походных колонн? Ответа, как водится, нет, а есть лишь констатация факта: «Так получилось».

Но может быть, это единичный случай? Отнюдь. Та же картина наблюдалась в других округах. Во многом из-за нехватки горючего, как уверяют мемуаристы и военные историки, уже на второй день захлебнулось наступление 6-го мехкорпуса в районе Белостока (Западный фронт). Приведем характерный пассаж из мемуаров И. Болдина «Страницы жизни»:

«Позвонил Хацкилевич[190], находившийся в частях.

– Товарищ генерал, – донесся его взволнованный голос, – кончаются горючее и боеприпасы. Танкисты дерутся отважно. Но без снарядов и горючего наши машины становятся беспомощными. Дайте только все необходимое, и мы расправимся с фашистами».

В первый же день боя командир корпуса просит у недавно прибывшего из Минска представителя горючее и боеприпасы! Немецкие танкисты воевали неделями и проходили сотни километров, и ничего. Куда же подевались тыловые службы корпуса? На 1 ноября 1940 года в нем числилось 3600 грузовых, в том числе 760 специальных машин (в основном бензовозы)[191]. Вряд ли с ноября 1940 года количество автотранспорта и прочих средств снабжения в корпусе уменьшилось. Но вот грянула война – ни горючего, ни боеприпасов! Чем же занимались начальник снабжения корпуса майор И. Хлуднев и начальник автотранспортной службы майор И. Владимиров, а равно их заместители в дивизиях – непонятно. Дело в том, что любое воинское соединение должно быть обеспечено боеприпасами и горючим по определенным нормативам. В армии он называется боекомплект. Боекомплект рассчитан на ведение боя средней интенсивности в течение нескольких суток. Если верить Болдину, то корпус оказался без боекомплекта, что совершенно непонятно. Такой факт был бы объясним для тыловой части, дислоцированной на Урале, но не для границы. Кто же и зачем изъял боекомплект из корпуса? Вроде бы всех вредителей расстреляли еще в 1937-м. Или, наоборот, вредители под видом борьбы с вредителями заняли ключевые посты в вооруженных силах? Вот и гадай…

Но может быть, так плохо с боекомплектами обстояло только в Западном округе у предателя Павлова? Нет, о том же написал в своих воспоминаниях маршал Баграмян, встретивший войну на посту начальника оперативного отдела Юго-Западного фронта.

«Командир 45-й стрелковой дивизии опытный и хладнокровный генерал-майор Г.И. Шерстюк, чтобы экономно расходовать снаряды и патроны, приказывал подпускать фашистские цепи как можно ближе, расстреливать их в упор, а затем поднимал бойцов в штыки»[192]. И это тоже о первом дне войны! Бой только начался, а уже надо экономить боеприпасы за счет «неэкономного» использования бойцов.

Была еще напасть. Танков в приграничных округах было много – почти втрое больше, чем у немцев, но советские танки куда-то необъяснимым образом исчезали. На это внимание обратил М. Солонин и в своих книгах привел много примеров таинственного исчезновения советских танков. Приведем несколько выдержек из его расследования.

«…Куда делся танковый полк (а там было 129 танков БТ, т. е. немногим меньше, чем в немецких танковых дивизиях)? Еще строже говоря, там должно было быть даже два танковых полка, т. к. приказ командующего 5-й армии предполагал совместные действия 215-й мд и танкового полка 41-й тд… Ответ обнаружился в документах вермахта. Все танки были на месте. о чем свидетельствуют радиограммы 298-й пехотной дивизии:

«24.6.41. В лесах севернее Вербы, по словам местных жителей, 200–300 танков. Свои войска видели до сих пор только 10, из них уничтожено 6…»[193]

Может, эта армада сидела в засаде? Нет, бои и впредь велись мелкими подразделениями, что гарантировало устойчивость немецкой обороны. Налицо искусственное распыление сил. Но даже если к месту боев прибывали крупные танковые соединения, все равно численность по ведомости не сходилась с их реальным количеством. Конечно, какая-то часть машин ломалась, забиралась на другие участки, и все равно разница была слишком большой, чтобы все списать на поломки.

М. Солонин назвал это явление «танковым падежом» и сделал вывод: мол, солдаты (и танкисты) не хотели воевать за преступный сталинский режим, оттого дебет не сходится с кредитом. Однако он не ответил на вопрос: какое отношение имели рядовые к манипуляциям с передвижением дивизий и исчезновением горючего в корпусах? Это ведь уровень командования, причем высокого. Если на складе непонятным образом исчезла тонна тушенки, то разве надобно винить в этом одну сторожиху бабу Валю? Поэтому феномен с танками можно трактовать и по-другому: как сознательную подставу. И тогда ситуация повертывается другим боком и возникают вопросы другого порядка. И если это так, то готовить столь масштабное мероприятие надо заранее. Оно и готовилось – с 1937 года. Ведь жестко централизованное управление (а именно таким оно было при Сталине) подгоняется под Большого начальника. Если это Ленин – оно одно, если Брежнев – другое, если Горбачев – третье. С виду политическая и административно-управленческая система одна и та же, а стиль работы и результаты самые разные. Оттого и родилась поговорка: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак». Внезапное «поглупление» кадров, граничащее с изменой, не могло иметь место, если бы импульсы не шли с самого верха под лозунгом «Не поддаваться на провокации».

Ежели у Сталина и был гениальный план войны, то он назывался «внезапное нападение». На это самое «внезапное нападение» в последующем списали все и вся, включая странности командования и политического управления.

2

Так что же произошло в период с февраля по июнь 1941 года? Достаточно ясно лишь одно: никакого «внезапного нападения» не было, оно было сконструировано искусственно. Исходя из имеющихся фактов видно, что начиная с марта 1941 года Сталин и под его давлением высшее командование Красной армии фактически начали саботировать подготовку к войне. Остается найти ответ на главный вопрос: зачем?!

Зачем, ведь Красная армия представляла собой грозную силу, способную дать отпор германской военной машине, что спустя два года в намного худших условиях и произошло.

Зачем обрекать собственные вооруженные силы на поражение, а страну на бедствия?

Истоки случившегося, как доказывалось ранее, по нашему мнению надо искать в теоретических спорах 20-х годов. Сталин выбрал концепцию строительства социализма в одной стране не только в силу объективных причин, но и в силу собственной склонности. Вопреки расхожим представлениям, завоевывать планету он не собирался. Сталин понимал, что победа социализма в Германии, Франции, Англии, Италии ему лично ничего хорошего не сулит. Вождем мирового пролетариата ему не быть. Его власть скоро оспорят и укажут ему место – место вождя периферийного государства, а на авансцену выйдут другие вожди, как неожиданно для всех вышел из-за спин он сам. Он привык к своему величию и одиночеству на олимпе. Новых небожителей он не терпел, как не стерпел затем своевольного Тито. А тот ведь был главой относительно небольшой и совсем не сильной страны. Потому Сталин предпочел парализовать наступательный потенциал Красной армии, взяв курс от войны наступательной к войне оборонительной. Для этого ему пришлось в 1937 году истребить всех теоретиков и практиков наступательной войны, а затем в 1941 году провести «остужающие» мероприятия уже на уровне войск. Его ход мысли отчасти можно проследить по нашим современникам. Возьмем характерные высказывания сторонников «Не надо вперед – надо назад» из сборника, посвященного военному теоретику А. Свечину.

«Несмотря на то что война развивалась по сценарию, предсказанному Свечиным, после падения сталинского режима в первую очередь реабилитировали М. Тухачевского – «демона гражданской войны», инициатора травли Свечина, а также его самоубийственную для России стратегию сокрушения (а заодно и «теорию глубокой операции», которая перед войной была объявлена «вредительской»)»[194].

Развеяв призрак демона, авторы перешли к положительному персонажу.

«Подлинный ренессанс идей Свечина как стратегического мыслителя произошел в 80—90-е годы. В связи с новым политическим мышлением и общим ослаблением СССР, а затем и России вновь приобрела актуальность свечинская стратегия «измора», которая соответствовала оборонительному характеру военной доктрины…»[195]

Весьма показательное заявление! Измор, может, и вправду дело хорошее, главное при этом не уморить себя первым. Жалко, что защитники политики измора не раскрывают подробнее свое видение такой стратегии. Вспоминается одна из таких кампаний измора, когда в 1812 году была сожжена Москва. Но если деревянный город с населением в пару сотен тысяч человек было сравнительно легко отстроить, то в ХХ веке ситуация кардинально изменилась. Появилась мощная промышленность, и заново воссоздать разрушенные заводы и многомиллионный город было намного сложнее и затратнее. А в ходе измора противника в 1941–1942 годах только в блокадном Ленинграде погибли сотни тысяч гражданского населения. Стратегия из разряда «мы за ценой не постоим» выглядит, мягко говоря, недальновидной, если не преступной. Так и в процессе осуществления стратегии измора 1990-х годов хотелось бы узнать: кого именно «уморили»? Неужто Басаева?

Поражает, когда сторонники теории измора Свечина с легким сердцем в качестве успешности такой стратегии приводят Великую Отечественную войну. Ничего себе успех – сотни разрушенных городов, тысячи сожженных деревень, более 10 миллионов погибших мирных граждан! И тем более странно, когда в качестве укора приводят Тухачевского с его желанием перенести войну на территорию противника. Потому Тухачевский и выступил против стратегии измора Свечина, что в век бомбардировщиков, танков, дальнобойной артиллерии и многомиллионных армий уповать на измор, впуская на просторы своего государства жестокого противника, было, мягко говоря, действием сомнительным. Начинавшаяся индустриализация давала Советскому Союзу принципиально иной подход к военной стратегии, а именно – подготовить мощный бронированный кулак, способный сокрушить челюсть любого оппонента в будущей войне. В этом случае необходимость воевать числом (измором), жертвуя миллионами, отпадала. Тухачевский предложил научиться воевать по уму. Увы, предложение оказалось малопонятным и интеллектуально непосильным. Оттого и приняли в 1980—1990-х годах доктрину «стратегии измора», что она идеально вписывалась в управление государством. Так методом «измора» Россия и управляется.

Тухачевский – это продолжение суворовской школы военного искусства. Свечин – «кутузовской». (Эпитет, конечно, условный – Кутузов умел наступать.)

Кто оказался прав – «авантюрист» Тухачевский или осторожный Свечин?

Свечин исходил из опыта Первой мировой войны и понимал, что в будущей войне Россия (СССР) вновь встретится с сильным противником. И что ей ловить в таком случае? Только оборона, только борьба на истощение, а так как истощать у страны есть что, то появится и шанс победить. Что ж, вполне разумный подход пожившего и много повидавшего на своем веку царско-советского генерала.

Тухачевский – личность иной генерации, иного – пассионарного – времени, из тех, кто ставит «невыполнимые» задачи. Новая армия, считал он, может не только обороняться, чтобы потом, бог даст, перейти в успешное наступление. Он считал, что Красная армия может стать победоносной с самого начала боевых действий, а значит, не теряя территории и не обрекая свое гражданское население на тяготы оккупации. Он был среди тех, кто считал, что Советский Союз может стать державой номер один в мире. Что она может стать цивилизационным лидером планеты! Глупость? Самонадеянность? Но кто мог предположить, что остров Тайвань может стать производителем электроники мирового значения? А кто в 1950-х годах мог предположить, что рисоводы Южной Кореи освоят производство отличных автомобилей? Ответили бы, что это невозможно в принципе. И привели бы кучу убедительнейших аргументов (в разоренной после войны стране нет промышленности; нет конструкторов и даже инженерной школы; конкуренты не допустят и пр.). Тухачевский был из тех, кто мог делать из «невозможного в принципе» возможное на деле. И операции Красной армии в 1943–1945 годах показали, что «авантюрист» Тухачевский мыслил трезво – новым вооруженным силам стало по плечу то, что было немыслимо для царской армии в последние десятилетия ее существования. И она показала бы себя и в 1941 году, если б не Сталин, который буквально «втащил» в глубь Советского Союза чужеземную армию «по Свечину» и как минимум на год отсрочил Победу.

3

Конечно, возникает вопрос-сомнение в том, как мог Сталин заставить командование Красной армии пойти на фактическое предательство и подставить свои войска под удар врага? Внятный ответ вряд ли мог быть дан, если бы не судебные процессы над большевиками в 1936–1938 годах. На судебных заседаниях прошедшие тюрьмы и ссылки старые коммунисты обвиняли себя в шпионаже и диверсиях, вредительстве и предательстве. Тем же самым занимались маршалы и генералы (Тухачевский, Якир, Уборевич) на заседаниях военного суда. Самооплевывание достигло гомерических масштабов. Потом выяснилось, что никто из них агентом ничьих разведок не был и диверсиями не занимался. Но Сталин сумел превратить их в свои куклы и заставить выступать перед почтенной публикой по написанному сценарию. А чем лучше были военные 1941 года, которых Сталин выдернул из общеармейской массы в 1937—1940-х годах и сделал генералами? Та же глина в руках скульптора.

Один из исследователей 1920—1930-х годов А. Шубин умозаключил: «…на февральско-мартовском пленуме 1937 года Сталин и его соратники взяли курс на чистку партийно-государственных кадров от возможной «пятой колонны» в преддверии мировой войны»1. Шубин и другие исследователи не заметили, что пятой колонной оказался сам Сталин. «Бюрократическая революция» имела ту логику, которую Сталин и его соратники приписывали оппозиции, – «дозированное» поражение СССР, чтобы из интернационального центра превратить государство в Империю – царство бюрократии. Для этого требовалось одно – выпустить пар из котла. 22 июня 1941 года стало вершиной и заключительным аккордом сталинской политики «построения социализма в одной стране».

Можно не соглашаться с этой гипотезой, но тогда придется искать другое объяснение, и оно может оказаться еще труднее для сознания. В частности, Сталин стал зачинателем специфической политики «моя не понимай». В 1941 году Сталин якобы не мог понять, зачем Гитлер собирает мощный кулак на границе СССР, уподобившись той девушке, что воскликнула: «Ну кто мог подумать, что от этого беременность бывает!» Эта «наивность» обошлась стране миллионными жертвами. Затем Хрущев никак не мог понять, почему невозможно догнать США по производству молока и мяса за три года. Потом Горбачев с компанией никак не мог уразуметь, почему одномоментное прекращение производства спиртного может подорвать государственный бюджет и почему без реформы цен невозможно наполнить прилавки магазинов. Затем либерал-реформаторы никак не могли уяснить, почему их «свободы» гробят промышленность и сельское хозяйство. А руководство страны вплоть до западных санкций не могло понять, почему нельзя безоглядно замещать собственное производство импортом. И так далее и тому подобное. Именно со Сталина наши правители взяли моду – время от времени переставать понимать политическую арифметику, и никакие разъяснения даже на пальцах не производят на них впечатление. В итоге страна на ровном месте загоняется в угол, и выбираться приходится с огромными потерями. Эти «затмения» ума носят какой-то мистический характер, ибо рационально их не объяснишь. Не политика, а какой-то фантасмагорический роман.

Кстати, о литературе. Ведь это тоже способ познания мира, и в случае с «неразрешимым» феноменом Сталина и сталинизма методы искусства тоже могут оказаться полезными.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.