III

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

III

Турки не обращали никакого внимания на всадников, подъехавших к крепостным рвам у восточных Килийских ворот.

Они не боялись русских: если «неверные» не смогли ничего сделать Измаилу за четыре недели, то чего же бояться их теперь, когда запахло зимой. И тем более нестрашными были эти четверо верховых (Суворова сопровождали два казака), которые с высоких крепостных валов казались просто не стоящими никакого внимания.

Суворов и Кутузов медленно ехали вдоль рва.

– Глубок, проклятущий!.. – смотрел Кутузов. – Придется бросать по две фашины.

– Да, не меньше, – согласился Суворов.

– У них вон сколько орудий, а у нас маловато…

– До рвов пройдете с колонной в темноте, тихонько, а чуть спуститесь в ров, ихние пушки станут вам не вредны. Тут, Михайло Ларионович, все дело будет решать штык! – уверенно говорил Суворов. – Значит, колонну выведете сюда, к Килийским воротам, – указал он. – Учтите, Мишенька: все ворота в Измаиле завалены камнями и бревнами – пусть солдаты зря не ломают прикладов! Де Рибас поддержит с Дуная. Запорожские лодки, дубы и паромы доставят с острова Чатал полторы тысячи казаков и три с половиною тысячи пехоты. Рибас займет берег, кавальер[129] и куртину.[130] Осип Михайлович поможет вам. А вы не упускайте из виду соседнюю казачью колонну Платова: у казаков, помилуй Бог, одни пики!

– Платову будет трудновато! – вздохнул Кутузов.

– Ваша колонна, Михайло Ларионович, и правофланговая генерала Львова – самые важные в штурме. Надеюсь на вас! – сказал на прощание Суворов, протягивая руку Кутузову.

– Будьте спокойны, Александр Васильевич, не выдадим! – ответил Михаил Илларионович, крепко пожимая руку командующего.

Суворов хлестнул коня нагайкой и помчался к себе в лагерь. Кутузов с минуту задумчиво смотрел вслед Александру Васильевичу. Он понимал мысли Суворова. Туртукай, Козлуджи, Кинбурн, Фокшаны, Рымник – славные, достойные дела, но такие же победы бывали и у других полководцев. А вот если Суворов возьмет этот неприступный Измаил, тогда с ним не сможет равняться никто!

Была глубокая ночь, когда Михаил Илларионович, еще раз проверив, все ли у него готово к штурму, подъехал к своей палатке.

В палатке горела свеча.

«Значит, наши сидят не у солдатских костров, а дома», – подумал он.

Вместе с Кутузовым, кроме его старого приятеля, капитана Павла Андреевича Резвого, жили муж Груни Бибиковой, все такой же лощеный, щеголеватый бригадир Иван Степанович Рибопьер, и простецкая, русская душа – полковник первого батальона егерей Иван Иванович Глебов.

Михаил Илларионович слез с коня и, передав поводья вестовому, вошел в палатку.

У опрокинутой бочки, которая заменяла стол, закусывали Рибопьер и Глебов.

– Зря едите перед боем, господа! – заметил Кутузов. – Легче, если ранят в пустой живот, а не в полный.

– Вы правы, Михайло Ларионович, да коли не поесть перед боем, так и ног не потянешь: измаильские стены вон какие! Когда-то бог приведет позавтракать, – ответил Глебов.

– Милости просим закусить с нами! – услужливо предложил, приятно улыбаясь, Рибопьер.

– Благодарю. Я лучше отдохну; день-деньской на ногах, чертовски устал, – сказал начинавший полнеть Кутузов и прилег на жесткую тростниковую постель.

Молчали. Каждый думал о своем, но все мысли неизбежно сводились к одному.

На сегодня Суворов назначил штурм Измаила. По его замыслу главный удар должен быть направлен на придунайскую, наиболее доступную часть Измаила. Здесь Александр Васильевич сосредоточил все лучшие по боевым качествам войска, и в том числе бугских егерей Кутузова. А остальные колонны должны были отвлекать турецкие силы, чтоб гарнизон Измаила защищал все шестиверстные крепостные стены.

Суворов остерегался, как бы турки не узнали о его замысле, и потому хитро составил диспозицию, тщательно замаскировав основную идею штурма: каждая колонна могла полагать, что ей поручена главная роль.

Михаил Илларионович, целый день занятый приготовлениями к бою, не мог найти времени подумать о семье. Было ясно: предстоял кровопролитный, ужасный штурм, который будет посерьезнее очаковского. Удастся ли выйти из него живым, кто знает.

И теперь Михаил Илларионович с нежностью думал о своих – Екатерине Ильинишне и девочках. Они спокойно спят в эту тревожную декабрьскую ночь там, в Петербурге, не чувствуя, какой страшной опасности подвергается он…

Рибопьер и Глебов окончили еду, курили молча, Иван Степанович вообще не отличался словоохотливостью, а Глебов тоже, очевидно, думал о том же, о чем в эти часы думали осаждавшие Измаил русские войска…

Уставший Кутузов задремал.

Он проснулся от громкого окрика Резвого:

– Михаил Илларионович, пора: уже без четверти три!

Кутузов встрепенулся и стал подыматься.

В три часа ракетой будет дан подъем. Суворов приказал до первой ракеты не выводить войска, чтобы, как говорилось в диспозиции, «людей не удручать медлением к приобретению славы».

Он вышел с егерскими командирами из палатки. Все вокруг еще покрывала темная, мрачная ночь. Полукольцо огней русского лагеря ярко светилось в темноте. К этой ночи войска заготовили побольше камыша, чтобы костры не потухали и чтобы турки думали, что в русском лагере спокойно спят.

Но Измаил не спал. Лазутчики дали знать врагу о предполагающемся штурме. В крепости слышался какой-то шум. Тревожно лаяли собаки.

Присмотревшись к темноте, Кутузов снова различил штурмовые лестницы и кучи фашин, приготовленных для забрасывания широких, шестисаженных рвов.

И вот высоко вверх взвилась зеленая ракета. Казалось, она падает под самой крепостью.

Пора выступать и идти к назначенному пункту. Путь в четыре версты, в кромешной тьме.

– Колонновожатые на месте? – спросил у Глебова Михаил Илларионович.

– На месте.

– Не собьются в этакой темени, выведут к Килийским воротам?

– Выведут. Вчера опять делали пробу; пришли точно. А вчера было еще темнее – пасмурнее.

Кутузов сел на коня.

Его шестая колонна уже зашевелилась. Впереди шли сто пятьдесят стрелков, а за ними двигалось что-то большое, темное, лохматое: это обозные солдаты несли восемь четырехсаженных лестниц и шестьсот фашин.

И сзади за всеми выступали три батальона бугских егерей и войска резерва – два батальона херсонских гренадер и казачий полк Денисова в тысячу человек.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.