VI

VI

Решимость чаще выигрывает сражение, нежели сила.

Ксенофонт

Абдул-Резак, сидя на своем арабском жеребце, глядел вниз, в лощину. Ему не нужна была зрительная труба, – Абдул-Резак и без нее прекрасно видел быстрыми черными глазами.

Абдул-Резак смотрел и не верил.

Он был ошеломлен внезапным появлением русских у Козлуджи. Еще несколько часов тому назад все считали, что русские стоят где-то под Гирсовом, верст за полтораста от Козлуджи. Абдул-Резак и направлялся туда, чтобы отнять у неверных этот важный пункт, а они вдруг очутились здесь.

Но не только это озадачивало Абдул-Резака, – русские войска сегодня вели бой не так, как обычно.

Европейцы боялись стремительных, следующих одна за другой, лихих атак турецкой конницы, которая с диким воем, точно ураган, налетала на врага. Застигнутые в открытом поле, неверные тотчас же сбивались в одну большую кучу, становились спиной к спине, словно овцы, приготовившиеся отбиваться от волков. А впереди себя обязательно выдвигали деревянные рогатки, чтобы головы неверных не так легко могла достать кривая турецкая шашка.

Но тут, у Козлуджи, было что-то другое. Абдул-Резак привык к тому, что неприятельская пехота стоит на месте громадным, неповоротливым четырехугольником. А в этот раз русские разбросали свою пехоту по всему полю небольшими квадратами. Сегодня впереди пехоты почему-то не было рогаток, и русские не только старались отбивать турецкие атаки, но и сами быстро шли вперед.

Войска Абдул-Резака сражались, как обычно, беспорядочной толпой. Они остервенело кидались на врага. Вперед, как всегда, лезли самые храбрые. Более малодушные напирали на них сзади, не давая передним останавливаться.

Абдул-Резак видел: слева русские отбивали все яростные атаки его спагов и янычар, но справа как будто бы дело шло лучше для турок – в нескольких местах эти плотно сбитые квадраты русской пехоты теряли свою правильную форму.

Абдул-Резак повеселел. Он поглаживал курчавую бороду, хотя его пальцы дрожали при этом: Абдул-Резака все-таки беспокоила неожиданность удара русских и полная неизвестность – сколько же еще укрылось их за этим густым лесом? Сможет ли он противостоять им со своими двадцатью пятью тысячами янычар и пятнадцатью тысячами спагов? Ведь у визиря в Шумле осталось не более тысячи человек. Если Абдул-Резак потерпит на этом поле поражение, русским будет открыта дорога на Балканы.

Абдул-Резак обернулся и сказал своему адъютанту, чтобы к левому крылу послали еще спагов на подмогу. Через минуту из лагеря вниз, в лощину, помчались тысячи всадников.

Абдул-Резак смотрел, что будет дальше.

Но произошло совсем неожиданное: не успели спаги доскакать до русских, как вдруг на всем скаку круто повернули в сторону и, рассыпавшись по полю, кинулись назад, к Козлуджи.

Дело было в том, что весь левый край турок бежал назад, а за ним побежал и правый. И все сразу перемешалось. Малодушные, бывшие до этого в задних рядах, теперь бежали первыми. Они выбрасывали из карманов патроны, стреляли вверх, швыряли в сторону тяжелые длинные ружья, которые неудобно заряжать и из которых без упора трудно стрелять.

Задних же настигала и рубила русская кавалерия: Абдул-Резак ясно видел яркие мундиры гусар и казаков.

– Сюбхан Аллах![42] – воскликнул он. – Все погибло!

Абдул-Резак прекрасно знал своих воинов: если побежала хоть одна часть с поля, тотчас же ей следовали остальные. В атаке для турок не существовало никаких преград, но зато и в бегстве не было ничего, что бы их остановило. Страх летел быстрее ветра. И страх не просто быть убитым, а быть заколотым штыком: после того как Магомет запретил мусульманам есть свинину и приказал переколоть всех свиней, смерть от штыка считалась у турок позорной.

Абдул-Резак ударил своего бедуина плетью и бросился туда, где стоял толстый ага янычар.

– Останови этих трусов! – закричал он, указывая на бегущих.

– Я говорил тебе – будет плохо, пророк не за нас: когда мы выступали в поход, ветер дул нам в лицо! – ответил ага, поглядывая на столпившихся, тревожно перешептывавшихся между собою янычар.

– Их ружья длиннее наших ятаганов! Мы не хотим, чтоб нас закололи, как свиней! – кричали из толпы. Янычары жались поближе к палаткам, видимо собираясь тоже пуститься наутек.

Абдул-Резак круто повернул коня и поскакал к спагам. Но и тут никто не хотел слушать его. Спаги не слушали увещаний ни Абдул-Резака, ни своих начальников. Они навьючивали на лошадей свои и чужие вещи из брошенных палаток и только смотрели, успеют ли еще захватить что-нибудь или нет.

В лагере каждый уже думал только о себе самом. Если бы удалось остановить бегущих, весь страх мгновенно прошел бы и здесь.

Абдул-Резак помчался навстречу бегущим. Запыхавшиеся, красные, потные, они уже вбегали в лагерь, крича: «Вай! Хайди!»[43]

И вселяли страх и смятение в тех, кто еще кое-как держался.

Абдул-Резак вертелся на бедуине, размахивая выхваченной из ножен саблей, и кричал:

– Остановитесь, трусы! Стойте, презренные ишаки!

Но никто не останавливался. Только со всех сторон кричали ему со злостью и руганью:

– Встречай сам свою смерть!

– Ты на коне, а мы пешие!

– Ты спасешься, а мы погибнем!

– Накажи меня Аллах, чтобы я вас покинул! – исступленно кричал Абдул-Резак. – Если хотите, и я с вами буду драться пешим…

Но его слова заглушил визг шлепнувшегося неподалеку ядра: русские пушки уже били по лагерю. Это еще больше усилило смятение. Весь лагерь охватил ужас. Артиллеристы рубили постромки, собираясь удирать. Янычары кидались к спагам, стараясь как-либо уцепиться за стремя. Спаги били их плетьми, рубили шашками. Пешие стреляли в верховых, чтобы завладеть конем. Какой-то янычар выстрелил даже в самого Абдул-Резака, но промахнулся.

Все окончательно потеряли рассудок.

Абдул-Резак метался по лагерю на коне, кричал охрипшим от отчаяния голосом:

– Дур! Дур![44]

Но все его старания были тщетны: турецкая армия бежала врассыпную, куда кто мог.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.