9. Через океаны

9. Через океаны

Свой совместный поход два новейших корабля совершали так и не получив уже давно принятых в мире (в том числе и в японском флоте) базисных дальномеров. Их полезность для флота (англичане в 1897 г. заказали фирме Барра и Струда сразу 70 экземпляров) МТК признал в том же 1897 г. Один из двух приобретенных в 1899 г. для опыта дальномеров на эскадру Тихого океана не попал (погиб в аварии на пароходе “Уссури”). Только в 1902 г. эскадра получила первые, так и оставшиеся во время войны единственным заказом, десять дальномеров. С ними она и вступила в войну.

Не пожелали задуматься о выявлявшемся на “Баяне” и хроническом на всех кораблях отсутствии водонепроницаемости орудийных портов. В рапорте за 12 августа 1903 г. командир напоминал, что еще после перехода из Алжира в Тулон, когда корабль, проводя испытания, выдержал первый шторм в Лионском заливе, порты 6-дм орудий носовых казематов сильно пропускали воду. Тоже повторилось и при плавании Английским каналом. Задрайки портовых ставней оказались столь неудачными, что от ударов волн откидывались. Пытался ли командир добиться устранения этих недостатков в Тулоне, в рапорте не говорилось. На недостаток портов не было обращено внимание и всех тех инстанций, что вереницей проходили по кораблю во время осмотров в Кронштадте — от членов МТК и вплоть до императора. Без ответа остался и риторический вопрос в пометке Ф.К. Авелана: “почему же в Кронштадте не исправили этот недостаток”. Не политично, наверное, казалось, только что придя с завода-строителя, обращать внимание на недостаток, оставшийся в ходе приемки не устраненным.

Так коварно, почти что напротив завода- строителя — у алжирского берега, дала себя знать в угоду фирме осуществленная ущербная идея “цитадельного крейсера” с опущенной почти вровень с ватерлинией артиллерией. Захлестываемые волнами даже при не очень сильном волнении, эти пушки делали корабль беспомощным в бою, оставляя в действии лишь два концевых 8-дм орудия. Конечно, можно было, как собирался командир, законопатить стыки портов парусиной и клиньями, но не слишком ли жалким делалось состояние корабля, способного отбиваться от противника всего из двух пушек.

Еще менее внимательна была бюрократия к состоянию машинно-котельной установки корабля. Командир не высказывал к ней претензий — и слава Богу. На рапортах о приходе в Алжир 12 августа 1903 г. было, правда, замечено: “Интересно данные о расходе угля сравнить с первым переходом”. Действительно, к каждому своему строевому рапорту об очередном этапе плавания, неукоснительно выполняя все указания данной ему в Кронштадте инструкции, Р.Н. Вирен прилагал обстоятельную таблицу “Сведений о переходе”. В отпечатанной специально для “Баяна” типографской форме скрупулезно вносились 16 показателей плавания, включая пройденное расстояние, число котлов под парами, среднюю скорость, расход топлива и смазочного масла (о воде сведений не было), их стоимость, число миль, пройденных с одной тонной угля, стоимость перехода и т. д. Таблицу подписывали старший судовой механик и командир крейсера.

Из нее следовало, что расход угля при средней скорости от 10,75 до 14,11 уз составлял соответственно по 70 и 101 т /сутки. Для сравнения: “Ослябя” для 12-уз скорости в сутки требовалось 114 т, тогда как “Цесаревичу” — только 76 т. Суточный же расход угля, по расчетам МТК, должен был составлять для “Осляби” около 9,2 т, а для “Баяна” 6,8 т. Правда, в эскадре к этому времени приказом начальника эскадры предельный суточный расход для броненосцев типа “Пересвет” на якорной стоянке должен был составлять не более 20,5 т. Крейсерам типа “Диана” (и, по-видимому, “Баяну” разрешалось сжигать (без отопления) по 10 т/сутки.

Ужасающе запущенное состояние котельной установки “Осляби”, в особенности непостижимое в сравнении с “Баяном”, нельзя было, однако, отнести к вине старшего механика. Назначенный на корабль только осенью минувшего года и не имея опыта плавания на новом корабле, он не успел оценить, до какой степени аварийности была доведена котельная установка корабля. Лишив корабль квалифицированной машинной команды (старослужащие ушли в запас, не успев “поплавать”, всех знающих специалистов забрали для укомплектования уходивших в плавание миноносцев, “Цесаревича” и других кораблей), предоставив его на императорский смотр фактически в аварийном состоянии и не проведя испытаний перед выходом в плавание, бюрократия по существу погубила его котлы.

По счастью для “Баяна”, механизмы с первых плаваний попали в опытные и заботливые руки. Старший механик Михаил Адольфович Галль смог сполна реализовать свой богатый опыт службы. Преодолев все поставленные перед ним препятствия, М.А. Галль сумел уберечь “Баян” от скандальных аварий. И потому командир Р.Н. Вирен в продолжение всего похода и последующей службы в Порт-Артуре мог чувствовать себя за своим механиком как за каменной стеной и принимать в бою самые рискованные решения. Истый строевик, он проявил достаточно трезвое понимание роли на корабле его судового механика.

На якорной стоянке

Во всяком случае, он как должное, не высказав в рапорте никаких замечаний, воспринял названный механиком срок подъема паров для экстренного увеличения скорости корабля. 25 октября, исполняя сигнал “Цесаревича”, “Баян” в продолжение 1 ч 40 мин поднял пары во всех котлах. В получасовом пробеге полным ходом он обогнал продолжавший идти прежней экономической скоростью “Цесаревич” и, выполняя роль разведчика, ушел вперед. Потом вернулся обратно, заняв свое место в походном строю в кильватер броненосцу. 27 октября также по сигналу “Цесаревича” в течение 1 ч 10 мин пары были еще раз подняты во всех котлах, а затем прекращены.

Случалось и другое. С утра 24 октября до 2 ч ночи 25 октября “Баяну” пришлось держаться около “Цесаревича”, который должен был остановиться для исправления повреждения в машине. На броненосце в третий раз со времени приемных испытаний начал нагреваться и лопнул бугель эксцентрика одной из машин. О характере случившегося на “Цесаревиче” повреждения Р.Н. Вирен, видимо, уведомлен не был. “Цесаревичу” же оставалось успешно молить о божьей милости: чтобы не сломался последний из оставшихся в запасе эксцентриков.

В строевом рапорте № 1737 на имя генерал- адмирала о приходе 28 октября 1903 г. в Сабонг отмечалось углубление крейсера ахтерштевнем 22 фт 3 дм, форштевнем 21 фт 1 дм. Полная численность экипажа 569 человек. Приводились сведения об имевшемся запасе угля (230 т), которого должно было еще хватить на 2,5 суток 14-уз ходом (840 миль). Из боеприпасов по артиллерийской части имелось зарядов боевых 8-дм 197, 6-дм 1176 (это число осталось неизменным против сведений запрашиваемых в Суэце), бомб снаряженных соответственно 140 и 1144 (в пути израсходовали 6 снарядов — P.M.). Число 75-мм гранат уменьшилось с 5000 до 4924; 47 и 37 патронов осталось прежнем — 1700 и 6200. Не изменилось и число картечных снарядов — 8-дм — 10, 6-дм — 64.

С наибольшим запасом топлива — 1046 т — “Баян” выходил их Джибути. Углем до отказа заполняли все штатные хранилища, включая и очень неудобные узкие носовые ямы. Каждый раз на палубу принимали 60–65 т угля в мешках, и до 40 т — в кочегарки, чем общий запас доводили до 1040–1046 т. Незаполненными оставались лишь две запасные угольные ямы (емкостью по 40 т), занятые машинными запасами. В следующий порт приходили с остатками 200–300 т.

Офицерский состав крейсера «Баян»

(по строевому рапорту командира от 28 октября 1903 г., приход в Сабонг)

* Отчества и даты жизни добавлены автором

Все это время, подгоняемые неуклонно нараставшим градусом тревоги, исходившей из телеграмм З.П. Рожественского, корабли занимались разнообразной и напряженной боевой подготовкой. Кроме вызывавшей особое внимание Начглавморштаба стрельбы из стволов Бердана по поплавкам, буксировавшимся каждым кораблем, проводили проверку всех видов боевых действий и организации службы. Обучали подаче снарядов и зарядов по плутонгам, занимались грамотностью, семафором и собственно по специальностям.

В 5 ч вечера 8 августа крейсер пришел в Алжир. Оставив здесь пришедший 10 августа “Ослябя” (ГМШ предписывал не ждать его отправки). “Баян” 12 августа продолжил путь, чтобы 14-уз ходом (под парами 19 котлов) прибыть, как того требовал адмирал А.А. Вирениус, в Порос к 15 августа. Здесь, придя 16 августа, никого из своих кораблей еще не застал. “Ослябя” пришел 21 августа, “Цесаревич” — 3 сентября. Пришли также канонерская лодка “Храбрый” и пароход из Севастополя с боеприпасами для “Цесаревича” (в документах он именовался то “Морской штурман”, то “Вольный штурман”, то просто “Штурман”). Из Пороса “Баян” вместе с “Цесаревичем” вышел 25 сентября. В Порт-Саид пришли 27-го, в Суэц — 30-го, в Джибути — 8 октября.

В пути до Порт-Саида держались друг от друга в расстоянии 4 каб., идя скоростью около 11 уз. Днем практиковали в уменьшении расстояния до 1 каб., ночью расходились на 3 каб. Продолжали усиленные занятия. 26 сентября, спустя полчаса после раздачи коек, пробили артиллерийскую тревогу для подготовки к ночной стрельбе. Проверяли подачу боезапаса всеми способами.

30 сентября с утра, "идя 6-уз скоростью, управляли рулем с помощью гидравлического штурвала, который в силу быстродействия оказался особенно удобен при плавании в узкостях. Тогда же, за 5 миль до Измаилии, проявил себя застаревший недостаток гидравлической системы — нарушение герметичности трубопроводов. "Тотчас — как писал Р.Н. Вирен, — перешли на электрическую и ручную и вполне благополучно дошли…". Из обстоятельных строевых рапортов командира следовало (к каждому прилагались выкопировки проделанного этапа пути), что за переход от Кронштадта до Шербурга (такое в то время было написание) корабль прошел 15553/4 мили, со средней скоростью 13,67 уз. В таблице перехода, правда, значилось 1620 миль и скоростью 14,11 уз.

13 октября, выйдя из Джибути, плавание продолжили. С 21 по 23 октября стояли в Коломбо. 28 октября пришли в Сабонг. С 2 ноября по 5 ноября были в пути до Сингапура. 7 ноября проложили курс на Порт-Артур. В плавании устраивали ночные тревоги с введением в действие подачи боеприпасов, сигнальщиков тренировали в сигнализации всеми способами и в определении расстояний. “Практиковались в управлении крейсером всеми способами и даже без руля, причем оказалось возможным держаться хорошо в кильватер”. За время перехода ежедневно по утрам вместо гимнастики занимались семафором, четыре раза, как прежде, из стволов Бердана стреляли по буйкам на буксирах обоих кораблей, державшихся в расстоянии 3–4 каб.

В завершение всех этих неустанно повторяющихся занятий и учений офицеры-специалисты читали лекции остальным офицерам корабля. Мичмана по очереди стояли вахты в машинах и исполняли обязанности младшего штурмана. Священник два раза проводил с командой духовные беседы. Словом, это было совсем не то прогулочное времяпровождение, каким оказалось недавнее плавание с двумя великими князьями на броненосце “Пересвет”, который своей боевой подготовкой привел в смятение тогдашнего (до 10 октября 1902 г.) начальника эскадры Н.И. Скрыдлова (1844–1918).

В Коломбо на имя командира “Цесаревича” пришла шифрованная телеграмма З.П. Рожественского об усилении бдительности. Исполняя это предписание, на “Баяне”, как писал командир, на выходе в океан приготовились к отражению минных атак. На ночь по пробитии сигнала “атака” заряжали все орудия, кроме носовых с наветренной стороны, “все огни были закрыты, а отличительные потушены”, говорилось в рапорте от 28 октября 1903 г. К концу плавания обстановка определенно разрядилась. Откровенно манипулируя угрозой войны, Япония еще раз отложила срок нападения. Надо было, чтобы отряд А.А. Вирениуса не перехватил только что купленные в Италии “Ниссин” и “Кассуга”. “Цесаревичу” и “Баяну” позволили беспрепятственно прибыть в Порт-Артур.

Начавшееся дивным балтийско-средиземноморским летом, плавание корабля кончилось в окружении неприветливых берегов чужого ему Желтого моря. Первые снежинки уже кружились над мачтами кораблей. И с особым вниманием штурманы “Цесаревича” и “Баяна” сверяли свой путь с извлеченными из мест хранения картами нового театра. В 9 ч утра 19 ноября радиостанция “Цесаревича” (расстояние 65 миль) вступила в переговоры со станцией стоящего на внешнем рейде Порт-Артура флагманского броненосца “Петропавловск”.

После полудня под серыми скалами Золотой горы показались сливавшиеся с ними в своей непривычной зеленовато-оливковой окраске “Петропавловск”, крейсера “Варяг” и “Боярин” и еще оставшаяся в белом цвете (ввиду выполнявшейся стационерной службы) канонерская лодка “Манджур”.

В ожидании прихода кораблей начальник эскадры отложил назначавшийся в этот день поход “Петропавловска” и “Боярина” в Чемульпо. В 1 ч 40 мин дня, приблизившись к рейду, “Цесаревич” показал свои позывные — флаги “Ц” и “С”. В 13 ч 55 мин он 15 выстрелами салютовал флагу начальника эскадры, а затем — крепости. Вслед за ответным салютом “Петропавловск” расцветился серией адресованных “Цесаревичу” и “Баяну” (позывные БН) трех-четырех флажных сигналов, означавших поздравления с благополучным прибытием и приказанием встать на якорь. В 3 ч 20 мин последовал долгожданный сигнал “прекратить пары, спустить шлюпки, иметь сообщение ”с берегом".

30 ноября в 8 ч 45 мин утра перед уходом в Чемульпо начальник эскадры посетил “Цесаревич” и “Баян”. В это же утро, следуя заведенному порядку, корабли вместе с другими отдавали сигналом свой первый рапорт: о наличии топлива, воды, людей, температуре в угольных ямах и т. д.). С уходом “Манджура” в гавань, а “Петропавловска” и “Боярина” в море, “Цесаревич” и “Баян” остались на рейде одни с продолжавшим свои испытания подшипников крейсером “Варяг”. Утром 29 ноября “Цесаревич” и “Баян” в своей белоснежной окраске вошли в Восточный бассейн, где их и запечатлел фотограф. 30 ноября приказом начальника эскадры № 984 “Цесаревич и ”Баян" были зачислены в ее состав. Корабли включились в программу рейдовых учений, выполнявшихся по сигналам флагманского броненосца, и готовились к окраске в боевой цвет.

Эскадра принимала два корабля в свою семью. Это было последнее ее пополнение.

“Утром 29 ноября ”Цесаревич“ и ”Баян“ в своей белоснежной окраске вошли в Восточный бассейн”

Данный текст является ознакомительным фрагментом.