Глава 4 «Вторая освободительная война»
Глава 4
«Вторая освободительная война»
Первая группа советских военных специалистов прибыла в Луанду 16 ноября 1975 г. Но часть ее состава, старшим в которой был капитан Евгений Лященко, добиралась туда сложным маршрутом. Эта группа вылетела из Москвы еще 31 октября рейсовым самолетом Аэрофлота и на следующий день прибыла в Браззавиль. У них была сугубо техническая и, можно сказать, оборонительная миссия – обучить ангольцев использованию переносных зенитно-ракетных установок «Стрела». В то время поступили сведения, что Заир приобрел французские «Миражи», и руководство МПЛА опасалось их возможных налетов на Луанду. Через неделю группа Лященко была переправлена в Пуэнт-Нуар, и, не теряя времени, приступила к обучению кубинцев, находившихся там. Наконец, 16 ноября к ним присоединилась более крупная группа советских военных специалистов во главе с полковником Василием Трофименко. В тот же день, то есть через пять дней после провозглашения независимости Анголы, все они, примерно 40 человек, в том числе пять переводчиков, в основном курсантов Военного института иностранных языков, прибыли в Луанду на борту Ан-12 (конечно, опять под флагом «Аэрофлота»)[271].
Один из них вспоминает: «И когда мы туда прилетели… то нас никто не встречал. У нас было такое ощущение, что нас могут захватить. Мы два часа сидели. Двигатели работали вхолостую – мы были головы в любую минуту дать полный газ и взлететь… [Потом] к самолету приехал какой-то человек в иностранной форме на машине. Оказалось, что это наш какой-то товарищ из ГРУ. И то он случайно узнал, что мы прилетели»[272].
Эта группа включала специалистов по боевому применению различной советской техники, и кроме обучения ангольцев в центре, созданном на отдаленной части аэродрома Луанды, им нередко приходилось выезжать и в район боевых действий, особенно «товарищу Юрию», полковнику Юрию Митину, который был советником при «Нгонго». При этом, как правило, их сопровождали и охраняли кубинцы[273]. Некоторые из офицеров 21 января 1976 г. приняли участие в передаче ФАПЛА первых МИГов, доставленных из СССР на транспортных самолетах и собранных советскими специалистами[274].
Для сравнения скажем, что военные специалисты из США прибыли в Анголу гораздо раньше, задолго до независимости. Группа военных инструкторов была прислана в Заир для подготовки кадров УНИТА, но резидешура ЦРУ в Киншасе перенаправила их в Амбриз и Силва-Порту. И другие сотрудники ЦРУ – «полувоенные офицеры», по определению Стокуэлла, также обучали ангольцев в этих двух точках. Кроме того, американский отставной полковник, «законтрактованный» ЦРУ, был придан командованию ФНЛА, находившемуся в Амбризе. При этом американским офицерам, находившимся в Анголе, разрешалось иметь при себе оружие[275].
В ангольских событиях участвовало немало наших невоспетых героев. Например, лишь не так давно стало публично известно имя заместителя командира 81-го военно-транспортного полка, базировавшегося в г. Иванове (а ныне расформированного), подполковника Б. П. Жукова, который накануне провозглашения независимости Анголы с риском для жизни своей и своего экипажа смог срочно доставить ракетные установки БМ-21 из Браззавиля в Пуэнт-Нуар, хотя взлетно-посадочная полоса не подходила для его тяжелого самолета.
Эти ракетные установки были доставлены в Браззавиль на борту гигантского военно-транспортного самолета Ан-22 («Антей»). Было ясно, что они требуются для усиления войск МПЛА в Луанде, и совпосольство в Браззавиле запросило Москву, как именно они могут быть доставлены туда. В ответе было предложено использовать железнодорожный транспорт. Между Браззавилем и Пуэнт-Нуаром действительно проложена железная дорога, скорее похожая на узкоколейку, но размер вагонов и платформ исключал перевозку столь тяжелого вооружения, к тому же никаких средств для ее оплаты выделено не было.
Поэтому единственным реальным способом доставить Б-21 было перевезти их по воздуху, однако конголезские власти отвергли этот вариант, опасаясь разрушения полосы. Путилин продолжает: «И тут мне помог советник по партийным связям (Герман Предвечный). В общем, мы сумели в День матери (поминания родителей) 1 ноября это сделать. Удалось добраться до Нгуаби и получить его разрешение на переброску в Пуэнт-Нуар.
В Пуэнт-Нуаре аэродром принимал самолеты весом до 90 тонн, а в «Антее» – 130 тонн. Наши военные советники там, в Пуэнт-Нуаре вывели два танка туда, где кончалась ВПП… И если бы он выехал за пределы ВПП, то танки должны были его вытащить»[276].
Рассказ самого Б. П. Жукова, опубликованный на сайте по истории его полка, по-военному краток: «После посадки [в Браззавиле] ко мне подъехал представитель нашего посольства и сказал, чтобы груз не выгружали и доставили его в Пуэнт-Нуар в Конго на самом берегу океана. Я сказал, что к такому полету экипаж не готов по причине неподготовленности аэродрома для посадки самолета Ан-22. Только после вылета на рекогносцировку на самолете Ан-12 и доклада в Москву о возможности посадки самолета Ан-22 я выполнил четыре рейса по перевозке техники на этот аэродром. Полет выполнялся с ограничениями по полетному весу самолета в связи с ограниченной длиной грунтовой взлетно-посадочной полосы, ограниченной возможностью по рулению и высокой температурой наружного воздуха. Посадку приходилось выполнять в сложных метеоусловиях при минимуме погоды. После этого, находясь в Луанде (Ангола) в качестве руководителя полетов я был вызван в посольство, где поблагодарили мой экипаж за эти срочно необходимые для Анголы полеты»[277].
На следующий день или через день эти установки были переправлены морем в Луанду, а затем на позиции, рядом со срочно направленным в Анголу кубинским батальоном спецназа. Как раз к этому времени пришла телеграмма из «десятки», разрешающая использовать эти БМ-21 в боевых операциях[278].
Фидель Кастро принял решение о посылке в Анголу боевых частей 4 ноября 1975 г.[279], 7 ноября их первая группа вылетела с Кубы на двух устаревших самолетах «Британия» и через 48 часов, вечером 9 ноября прибыла в Луанду. По мнению Путилина, этот батальон спецназа был мало приспособлен для ведения регулярных боевых действий, потому что он готовился для действий малыми группами, возможно, в Латинской Америке[280]. Можно, однако, предположить, что, направляя именно такое подразделение, кубинское руководство готовилось к худшему развитию событий: Кастро сказал бойцам, что если Луанда падет, они должны вести партизанскую борьбу, пока ее будет вести МПЛА[281].
Со временем и Москва начала оказывать содействие в переброске боевых частей в Анголу. По словам Путилина Ил-62 совершили туда 120 рейсов с этой целью. Иногда, впрочем, сотрудничество между двумя сторонами требовалось и в неожиданных случаях. Путилин вспоминает: «Первых 16 раненых кубинцев привезли в Браззавиль на самолете. Ну, мы их поместили (смеется) сначала в родильный дом, который был построен на наши деньги. Там главный врач и хирург были наши советские. Мы их пригласили к послу и сказали: “Освобождайте палаты, будут раненые”. Они: “Как так?” – Было им сказано, что полевую хирургию они изучали: “Вперед, лечите”.
А в это время сестра президента Нгуаби рожала. Сразу слух прошел, что мужиков в роддом поместили – (они) вообще какие-то непонятные. И Нгуаби вызвал кубинского посла и кричал на него: “Кто президент? Ты президент или я президент?”
Ну а потом президент оказал помощь. Хотя там тяжелых раненых не было, но несколько раненых и контуженных (в одного ударил снаряд, и его всего забило грязью – это был наиболее тяжело раненый).
Близ Браззавиля проводились в свое время франкофонские посиделки, и у каждого президента бывшей французской колонии был свой дом – вилла, и вот две виллы отдали кубинским раненым и перевезли их туда – как говорится – с глаз долой.
Лечил их свой специально приехавший кубинский врач. Но наши врачи оказывали помощь»[282].
Сложность ситуации в Анголе и вокруг нее в конце 1975 г. хорошо видна из материалов о беседах между американскими и китайскими руководителями. Ранее, в июне, делегацию МПЛА, находившуюся в Пекине, заверили, что Китай прекратит всякую военную помощь любому из ангольских движений до достижения независимости Анголы[283]. Китайские инструкторы действительно были отозваны из лагерей ФНЛА, однако помощь противникам МПЛА продолжала оказываться, и Пекин практически оказался «в одной лодке» с Вашингтоном во время бурных событий в Анголе и вокруг нее.
Президент Джеральд Форд, которого сопровождали Генри Киссинджер и Джордж Буш, в то время глава миссии связи США в Пекине, встретились там 2 декабря 1975 г. с Мао Цзэдуном и Дэн Сяопином. Когда китайский лидер сказал: «Мне кажется, что МПЛА не добьется успеха», Форд добавил: «Конечно, мы надеемся, что не добьется».
Обе стороны были явно озабочены действиями СССР:
«Мао: “Я выступаю за то, чтобы выгнать Советский Союз”.
Форд: “Если мы оба постараемся, мы сможем этого добиться”. Однако и Мао, и Дэн Сяопин были обеспокоены ролью Претории: Мао: “У Южной Африки нет очень хорошей репутации”.
Форд: “Но они сражаются, чтобы не допустить экспансии Советского Союза. И мы думаем, что это восхитительно…”
Дэн Сяопина такая оценка встревожила: “Вы имеете в виду, что Вы восхищаетесь Южной Африкой?”
Форду пришлось отступить: “Нет. Но они заняли сильную позицию против Советского Союза. И они делают это полностью сами, без какой либо стимуляции со стороны Соединенных Штатов”»[284].
Обсуждение этой темы было продолжено с Дэн Сяопином 3 декабря 1975 г. Китайский вице-премьер, в частности, заявил: «Мы надеемся, что усилиями обеих сторон мы можем улучшить ситуацию там». Однако он вновь выразил обеспокоенность «относительно сложной проблемой» – «участием Южной Африки». В ответ Киссинджер постарался успокоить его: «Мы готовы вытеснить Южную Африку, как только можно будет создать альтернативную военную силу».
По словам Дэна, ни Танзания, ни Замбия не позволяли поставлять китайское оружие УНИТА через свою территорию из-за «участия Южной Африки». «Мы не имеем возможности оказывать помощь [антиправительственным силам], кроме как на севере через Заир». В ответ Киссинджер пообещал «поговорить с Каундой», а Дэн – с руководством независимого Мозамбика, хотя он «не ожидал больших результатов» от своих действий[285].
Для его сомнений были основания. Мозамбик, напротив, активно поддержал МПЛА в самые критически дни. Сержио Виейра, один из руководителей ФРЕЛИМО писал автору: «Мы участвовали нашим небольшим воздушным флотом [унаследованным] от португальской армии (самолеты Норд-Атлас, Дакота…) в перевозке оружия и боеприпасов в Анголу. Мы оказали им финансовую помощь. Мы послали БМ-21, которые нужны были для разгрома ФНЛА/Заира/наемников. Вместе с Танзанией мы приложили большие усилия, чтобы изменить отношение Каунды к УНИТА. Мы направили Марселино [душ Сантуша] в Луанду для участия в праздновании Дня независимости с посланием о признании независимости с момента ее провозглашения. Было еще многое другое в области дипломатии. Мы установили День солидарности, в который дневная зарплата на добровольной базе отчислялась для Анголы»[286].
Между Вашингтоном и Пекином в то время было своего рода «разделение труда». Форд спросил: «Будете ли Вы активнее действовать на севере [Анголы], если мы это будем делать на юге?». «Но вы должны оказать больше помощи и на севере, – ответил Дэн. – На это дело стоит тратить больше денег, потому что это ключевая позиция стратегической важности»[287].
Вслед за этим 14 декабря 1975 г. так называемый «министр иностранных дел» «правительства» Роберто и Савимби Вахалл Нето распространил заявление в Киншасе, в котором Пекин был назван «надежным товарищем по оружию коалиции ФНЛA-УНИТА»[288].
Вашингтон пытался оказать давление на Москву Когда Киссинджер во время своего визита в СССР встретился с Брежневым и Громыко 22 января 1976 г. он попытался поднять этот вопрос в Москве. Брежнев, однако, ответил: «Не упоминайте при мне этого слова [Ангола]. Мы никакого отношения к этой стране не имеем. Я об этой стране не могу говорить». А когда Киссинджер завел разговор с Громыко о присутствии кубинцев в Анголе, тот ответил: «Мы к этому не имеем отношения. Мы предоставили некоторое имущество законному правительству – вот и все… Мы войск не посылали»[289].
1 февраля 1976 г. «Правда» опубликовала статью, в которой говорилось, что Советский Союз не ищет в Анголе ни экономических, ни военных, ни других преимуществ, и что ни один советский человек не сражается там с оружием в руках[290]. В основном эти слова были правильными, хотя позднее Москва получила возможность использовать ангольскую территорию для захода кораблей и посадки самолетов. Верно и то, что советским военным не разрешалось непосредственно принимать участие в боевых действиях в Анголе, хотя как мы увидим позднее, иногда случалось и такое.
В январе 1976 г. первый министр иностранных дел (и будущий президент) Анголы Жозе Эдуарду душ Сантуш дважды посетил Москву. Сначала он был там транзитом в Хельсинки, где принял участие в сессии Всемирного совета мира вместе с Амброзио Лукоки, членом ЦК МПЛА, и Афонсо ван Дунемом («Мбиндой»), который возглавлял тогда секретариат А. Нето в штаб-квартире МПЛА. Эти двое приехали в Москву несколькими днями раньше, и у нас была возможность обстоятельно обсудить сложившуюся ситуацию.
Они рассматривали конфликт в Анголе как часть борьбы между силами прогресса и империализма и подчеркивали, что боевые действия не являются гражданской войной, они вызваны открытой агрессией. «Американский империализм наш прямой враг», – подчеркивали они. Обратили представители МПЛА наше внимание и на «странные границы» Анголы, осложнявшие ситуацию накануне провозглашения независимости: около 2 200 км с мобутовским Заиром, с просавимбов-ской Замбией и с оккупированной ЮАР Намибией. Единственная дружественная граница была с Конго-Браззавиль в Кабинде, провинции, которая сама была отделена от основной части ангольской территории.
Они не могли скрыть своего разочарования позицией многих африканских стран, поскольку результаты конференции ОАЕ, состоявшейся в Аддис-Абебе 11–13 января, не могли удовлетворить МПЛА. Лишь 22 делегации проголосовали за признание правительства НРА, а 22 – против, при двух воздержавшихся. Но, по крайней мере, наши собеседники отметили, что США не удалось навязать идею «национального единства» в Анголе[291].
Давление Вашингтона было действительно мощным. Это было хорошо видно из речи нигерийского лидера Мурталы Мухаммеда: «В дни, предшествовавшие открытию этой сессии, мы были свидетелями потока дипломатической деятельности со стороны Соединенных Штатов. Не удовлетворяясь тайной поддержкой [УНИТА и МПЛА] и потоком оружия в Анголу с целью вызвать хаос и кровопролитие, президент США решил путем циркулярного письма дать указания африканским главам государств и правительств настаивать на выводе советских и кубинских советников из Анголы, как на предварительном условии южноафриканских и других военных авантюристов. Это является самым нетерпимым предположением и явным оскорблением для ума африканских правителей»[292].
Муртала Мухаммед противопоставил политику СССР и США: «Мы все знаем о той героической роли, которую Советский Союз и другие социалистические страны играли в борьбе африканского народа за освобождение. Советский Союз и другие социалистические страны были нашими традиционными поставщиками оружия, нужного для борьбы за национальное освобождение и человеческое достоинство. С другой стороны, Соединенные Штаты, льющие крокодиловы слезы об Анголе, не только полностью игнорировали борцов за свободу, которых администрации США, одна за другой клеймили как террористов, но даже открыто морально и материально поддерживали фашистское правительство Португалии. И у нас нет причин сомневаться, что те же самые американские администрации, одна за другой, поддерживают режим апартеида в Южной Африке, который они рассматривают как защитника интересов Запада на африканском континенте»[293].
На обратном пути душ Сантуша и его товарищей наши беседы были продолжены. Но если по пути в Хельсинки он провел несколько часов в Шереметьево в компании лишь нас, сотрудников Советского комитета защиты мира и СКССАА, то теперь он уже был в Москве с официальным визитом. Флаги двух стран развевались возле входа в депутатский зал в старом шереметьевском аэровокзале, и столько сотрудников МИДа встречали душ Сантуша, что даже Петр Иванович Манчха, тогдашний зав. сектором Африки в ЦК, так и не смог протиснуться через них, чтобы подать руку члену Политбюро дружественной партии[294].
Программа пребывания ангольского министра в Москве была весьма напряженной, она включала встречи с Б. Н. Пономаревым, с заместителем Председателя Совета Министров СССР И. В. Архиповым и с заместителем министра иностранных дел Л. Ф. Ильичевым[295], но, тем не менее, он нашел время посетить Комитет солидарности. На беседе там он назвал свой приезд в Москву «необычным»: он проходил в то время, как в Анголе шла «вторая освободительная война», против войск Заира и ЮАР, которые вторглись в страну под прикрытием ФНЛА и УНИТА[296]. Душ Сантуш подчеркнул, что помощь интервентам оказывали США и Франция. Их первой целью было не допустить независимости Анголы, но это им не удалось. Тогда появилась вторая цель – разделить страну. ЮАР, которая оккупировала пять центров провинций, хотела установить свой контроль над южной частью страны, чтобы создать «новую границу к северу от Бенгельской железной дороги». Однако ангольские (и кубинские) войска перешли в контрнаступление и уже продвинулись на 60 км в направлении Нова Лижбоа (ныне – Уамбо). «Это наступление стало возможным благодаря материально-технической помощи СССР и помощи Кубы в обучении наших частей и бойцами»[297]. На севере Анголы ситуация была благоприятной, почти вся эта часть ангольской территории была освобождена.
В политической области целью МПЛА было «установление народной власти» путем создания комитетов в деревнях и городских кварталах. В то же время душ Сантуш критиковал «позицию некоторых левацких групп, некоторые маоистские тенденции», приверженцы которых не понимали «реальностей революции», но имели некоторое влияние в ангольских СМИ. Говорил он и о сложных экономических проблемах, вызванных во многом отъездом из страны португальских специалистов[298].
Ангольский министр был доволен успехами в дипломатической области. Число стран, признавших НРА, увеличивалось, и было ясно, что вскоре в Африке их будет большинство. Левые и центристы в Финляндии выступали за признание МПЛА, но правительство затягивало принятие решения по этому вопросу. В Швеции его беседы также проходили «в обстановке взаимопонимания». Признание задерживалось и там (оно произошло только 18 февраля), но душ Сантуш надеялся, что ожидаемый прием Анголы в ОАЕ окажет большое влияние на подход Скандинавских и других европейских стран.
Нужно отметить, что, несмотря на задержку с признанием, в целом позиция Швеции была благоприятной для МПЛА. Так, 4 февраля 1976 г., в 15-ю годовщину восстания в Луанде Улаф Пальме опубликовал в ведущей газете «Дагенс Нюхетер» статью под заголовком: «Война в Анголе. Продолжение освободительной борьбы». Он писал: «Важно помнить, что война в Анголе ведется не между “свободным миром” и “коммунизмом”, что ее не следует рассматривать с предубеждением на основе клише холодной войны или с точки зрения конфликта между сверхдержавами». Это, однако, не помешало ему критически отнестись к «массивной военной поддержке» МПЛА со стороны Советского Союза[299].
Среди вопросов, обсуждавшихся нами с душ Сантушем, была подготовка международной конференции солидарности с Анголой в начале февраля. Он высказывался за широкое участие в ней «более или менее прогрессивных людей», особенно из стран Запада[300]. В свою очередь А. С. Дзасохов, который вскоре возглавил советскую делегацию на эту конференцию, выразил надежду, что африканские политические организации, включая некоторые правящие партии, займут более определенные позиции в поддержку МПЛА, чем правительства их стран[301].
Эта конференция, организованная ОСНАА при содействии СКССАА и Комитета солидарности ГДР, была весьма успешной. В ней участвовала 81 зарубежная делегация, и руководство МПЛА назвало ее «одной из наших величайших побед»[302]. Действительно, вслед за ее проведением «полоса признаний» стала быстро расширяться, и к 20 февраля 1976 г. НРА признало уже 40 африканских государств, хотя основной причиной этого были, конечно, успехи на поле боя.
Для Москвы в то время особую ценность представляла критика действий Пекина, звучавшая на конференции. Его негативная роль была отражена в принятой резолюции, да и сам Нето в своей речи отметил, что только одна социалистическая страна оставалась в «неестественном союзе [с врагами Анголы]»[303].
Ситуация с пребыванием на конференции советской делегации была непростой. Много лет спустя А. С. Дзасохов описывал ее так: «Резидент КГБ предупредил меня о возможной попытке захвата – меня и главы кубинской делегации…
Как только стало известно, что за мной идет “охота”, чтобы меня ликвидировать или захватить, то ни на завтраке, ни на обеде, ни в промежутках между ними из членов советской делегации я больше никого рядом с собой не увидел, кроме Ивана Плахина – генерала ГРУ и Викентия Матвеева – политического обозревателя газеты “Известия”. Все остальные члены делегации ко мне близко уже не подходили. Они думали так: не ровен час – захватят Дзасохова, и нас в придачу. А Плахин Иван, по-моему, Федорович [Федотович], настолько открытой русской души человек, что он от меня больше не отходил. И делал это ненавязчиво, нешумно, без пафоса и сантиментов. А потом я еще узнал, что он был одним из подчиненных Хаджи Мамсурова[304] по военной контрразведке»[305].
Позднее в том же месяце в Москву прибыли зарубежные гости XXIV съезда КПСС. Среди них была и делегация МПЛА, и ее состав заслуживает особого внимания. Приглашение было направлено высшему руководству МПЛА, но понятно, что, в условиях войны А. Нето не мог выехать из страны, и делегацию возглавил Алвеш Батиста (более известный как Ниту Алвеш), член Политбюро и министр внутренней администрации, который вскоре сыграл драматическую роль в истории своей страны и ее отношений с СССР.
В годы освободительной борьбы Алвеш действовал внутри страны и практически не был известен в Москве, но как представителю борющейся Анголы ему, конечно, был оказан исключительно теплый прием. На беседе в Комитете солидарности он говорил, в частности, о новом законе о «народной власти», формирующихся новых структурах на разных уровнях, о «начале периода перехода к строительству социализма»[306]. По его словам, МПЛА стремилось «использовать законы диалектического и исторического материализма» при создании социалистической экономики, развивая кооперацию и максимально ограничивая при этом «тенденции к созданию частного сектора». Он надеялся, что с созданием системы изучения марксизма-ленинизма «постепенно, за десять лет трайбализм исчезнет в Анголе»[307]. На съезде он завершил свое выступление словами «Да здравствует мировой социализм!»[308].
Затем в мае 1976 г. Москву во главе правительственной делегации посетил Лопу ду Насименту, ангольский премьер-министр, и был заключен ряд двусторонних соглашений. За этим последовал визит партийно-правительственной делегации во главе с А. Нето. Л. И. Брежневым и А. Нето 8 октября 1976 г. был подписан Договор о дружбе и сотрудничестве между НРА и СССР. Было заключено и соглашение о сотрудничестве двух правящих партий.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.