«Преследование в горных ущельях»

«Преследование в горных ущельях»

На протяжении первых трех недель сентября половина всех самолето-вылетов IV авиакорпуса пришлась на разведку и бомбардировку черноморских портов. 23 сентября 17-я армия по приказу Гитлера начала операцию «Аттика» – новое наступление на Туапсе. После этого Пфлюгбейль сосредоточил почти все свои силы в этом районе, чтобы поддерживать наступление 57-го танкового и 34-го армейского корпусов. Рихтхофен временно передал сюда несколько авиагрупп из Сталинградского сектора.

Однако операция все равно проходила со значительными трудностями. «Там крайне сложный рельеф местности для наступления», – сетовал командующий 4-м воздушным флотом за несколько дней до начала «Аттики». В древнем дубовом лесу пилотам «Штук» было очень сложно обнаружить линию фронта и разглядеть конкретные цели. Действие фугасных бомб даже крупного калибра в условиях густой растительности оказалось малоэффективным. Наступлению также мешали частые ливни. В итоге, как это нередко бывало в вермахте, цель оказалась совсем близка, но так и не была достигнута…

В начале октября Гитлер понял, что ему, скорее всего, не удастся захватить основные нефтяные месторождения до наступления зимы. Поэтому он приказал люфтваффе разрушить их вместе с прилегающими нефтеперегонными заводами[156].

Днем 10 октября все бомбардировщики 4-го воздушного флота участвовали в налете на Грозный. Впрочем, все – это не значит, что их было много. Рихтхофен начинал операцию «Блау» с 480 двухмоторными бомбардировщиками, из которых 323 были боеготовыми. Теперь флот располагал только 232 Не-111 и Ju-88, из которых лишь 129 (55 процентов) находились в боеготовом состоянии. Но Грозненскому нефтеперегонному заводу и прилегающим объектам хватило и этого.

Основная цель – ГНПЗ им. Ленина – являлась одним из старейших предприятий страны и одним из первых заводов по переработке нефтяного сырья. Построенный в 1895 году фирмой «Ахвердов и К°», он первоначально состоял из двух перегонных кубов, вырабатывавших дистиллят смазочных масел и битум. В годы индустриализации на месте маломощных кубовых батарей были построены высокопроизводительные установки для глубокого крекинга, а ассортимент продукции значительно расширился.

«Юнкерсы» и «Хейнкели» заходили на цель с юго-западного направления, ориентируясь по руслу реки Сунжа, на левом берегу которой на окраине города и находился нефтеперегонный завод. В налете участвовал и командир I./KG100 гауптман Бётхер. Согласно записям в его летной книжке, «Хейнкель» поднялся в воздух в 14.35, а вернулся на базу в 22.35 после семичасового полета. На нефтеперегонный завод Бётхер сбросил бомбы SCI 000 и SC500[157].

В результате бомбардировки вспыхнули нефтеперегонные установки, насосные станции, резервуары с нефтью и нефтепродуктами, а также ТЭЦ, всего свыше 200 объектов. Наиболее страшным оказался пожар в гигантском нефтяном амбаре, в котором находился 1 миллион тонн нефти! После попадания нескольких фугасных и тяжелых зажигательных бомб хранилище вспыхнуло. Горящая нефть из него потекла в город и Сунжу, расплавляя все на своем пути в бесформенную груду, словно вулканическая лава. Особенно сильно пострадал Сталинский район Грозного. Трамвайные рельсы и металлические опорные столбы гнулись и скручивались, как листья. При тушении огненной массы погибли сотни местных жителей и пожарных.

Цель была полностью уничтожена, причем столбы дыма, поднимавшиеся над столицей Чечено-Ингушской АССР, в течение нескольких дней не позволяли произвести аэрофотосъемку. «Дымовое облако по-прежнему поднимается на 5500 метров в высоту», – писал в дневнике довольный собой Рихтхофен на следующий день. Два дня спустя налет на Грозный повторился, но уже меньшими силами.

Грозненский апокалипсис стал предвестником нового наступления группы армий «А». Основное внимание 4-го воздушного флота также снова сместилось на Кавказ. 24 октября вся 76-я бомбардировочная эскадра оберста Борманна перелетела с аэродрома Тацинская в Армавир, в 350 километрах к югу. На следующий день здесь же приземлились «Юнкерсы» из II./KG51. В то же время III./KG55 перебазировалась в Крым для участия в налетах на черноморские порты Туапсе, Поти и Сухуми.

25 октября 1-я танковая армия начала наступление на Орджоникидзе. Его поддерживали 90 бомбардировщиков, в том числе II./KG51. Наиболее сильные авиаудары были нанесены по позициям советской 295-й стрелковой дивизии и командным пунктам. В результате был разрушен КП 37-й армии и узел связи. 26-го числа II. и III./KG27 совершили массированный налет на Нальчик, причинив городу большие разрушения. Вскоре он был занят 13-й танковой дивизией и румынскими горными подразделениями, которые разгромили несколько советских дивизий и взяли 7000 пленных.

28 и 29 октября из-за сильного тумана действия бомбардировщиков в районе Северной Осетии стали невозможны, поэтому «Юнкерсы» и «Хейнкели» переключились на Туапсе и Астраханский морской рейд.

«25 октября началось наступление, которое должно было привести к весьма большому успеху (как это первоначально ожидали), – писал командир III танкового корпуса генерал Эберхард фон Макензен. – Теперь началось преследование, с одной стороны, в горных ущельях, с другой – также в направлении выходов из гор Военно-Осетинской и Военно-Грузинской дорог»[158].

Даже с минимальной воздушной поддержкой корпус Макензена продолжал продвижении к Орджоникидзе, город, преграждавший путь к Военно-Грузинской дороге. Выход на нее открывал дорогу на столицу Грузии – Тбилиси и далее на Баку.

30 октября 23-я танковая дивизия захватила город Чикола. В небе снова появились пикирующие бомбардировщики Ju-88 из KG51 «Эдельвейс», которые наносили удары по дорогам, позициям артиллерии и советской пехоте, выдвигающейся к линии фронта. На следующий день немецкие танки начали наступление через Дигору на Алагир, откуда начиналась Осетинская военная дорога. Последняя проходила на юго-запад через главный хребет к побережью Черного моря, к Поти и Батуми – последним военно-морским базам, где укрывались потрепанные остатки советского флота. 1 ноября Дигора была взята, в следующую ночь 13-я танковая дивизия захватила Ардон, а 23-я танковая дивизия – Алагир.

Поздно вечером 2 ноября передовые немецкие части находились уже в 4 километрах от пригородов Орджоникидзе. Сам город до этого несколько раз подвергался авиаударам и горел. Как раз накануне по нему нанесли удар «Хейнкели» из I./KG100. При этом командир 1-й эскадрильи Ханс Бётхер сбросил на Орджоникидзе 16 необычных бетонных осколочных бомб. В результате этого налета погибли начальник штаба Закавказского фронта генерал-лейтенант П.И. Бодин, член Военного совета фронта А.Н. Саджая и нарком внутренних дел Северо-Осетинской Республики Заделава[159].

А на следующий день Бётхер атаковал позиции советских войск на подступах к городу, сбросив на одну цель бомбу SC250, а на другую – 16 осколочных SD50.

Если бы в середине августа Рихтхофен не бросил все свои силы против Сталинграда, то этот район мог оказаться в руках немцев еще два месяца назад. Причем почти без боя. Теперь же немцам приходилось упорно пробивать одну за другой оборонительные линии советских войск.

Между тем 3 ноября погодные условия на Северном Кавказе резко ухудшились. По утрам на предгорья опускался туман, а затем весь день лил дождь. Это заставило Кляйста приостановить наступление. А штурмовики и бомбардировщики снова переключились на запасную цель – Туапсе. 3 ноября им удалось потопить около порта крупный транспорт водоизмещением 14 000 тонн.

6 ноября погода улучшилась, после чего Рихтхофен снова бросил все силы на поддержку III танкового корпуса фон Макензена. В течение дня бомбардировщики совершили три массированных налета на Орджоникидзе. Гауптман Бётхер в этот день дважды поднимался в воздух, атакуя бетонными и обычными осколочными бомбами советские линии обороны вокруг города.

Однако было уже поздно. Наступление окончательно выдохлось, и в этот день Закавказский фронт начал контрнаступление. Советские войска пытались окружить 13-ю танковую дивизию, перерезав ее коммуникации. Погода снова ухудшилась. И немудрено! Ведь на дворе уже стоял ноябрь, а совсем не теплый и победный август. 9 ноября Рихтхофен записал в дневнике: «Летать невозможно здесь… Мы даже не можем делать телефонные звонки, потому что провода обледенели. Почти ничего сделать нельзя. Это скучно. Мы много спим».

В ночь на 12 ноября Макензену удалось вывести свои части из-под угрозы окружения, побросав большую часть автомобилей и тяжелых орудий. Ну а Бётхеру впервые в этом году пришлось не поддерживать наступление, а наносить удары уже по контратакующим советским войскам. 14 ноября он совершил два боевых вылета, а 16-го числа – три[160].

Наступление к нефтяным месторождениям, до которых оставалось рукой подать, окончательно захлебнулось. Разъяренный Гитлер в бешенстве приказал Рихтхофену уничтожить Баку!

В тот момент столица Азербайджанской ССР находилась в радиусе действия двухмоторных бомбардировщиков, базировавшихся в Армавире. Штаб 4-го воздушного флота приступил к подготовке операции. «Это замечательно, что Главное командование вермахта не возражает против временного использования всех или по крайней мере большинства бомбардировщиков под Сталинградом для нападений на нефтяные месторождения, – радовался Рихтхофен. – Их обширные повреждения (особенно Баку) нанесли бы Советскому Союзу гораздо более тяжелый удар, чем потеря Сталинграда»[161]. Согласно плану предполагалось, что первый налет выполнят опытные экипажи I./KG100 «Викинг». Так что вскоре в летной книжке Ханса Бётхера вполне могла появиться запись о бомбардировке Баку. Однако приказ о налете на главный нефтедобывающий район СССР так и не поступил. Вместо этого уже скоро Бётхеру пришлось опробовать себя в новой роли: вывозить раненых из окруженного Сталинграда…

Тот факт, что, несмотря на все усилия люфтваффе, так и не удалось парализовать деятельность советского Черноморского флота, обнаружился уже осенью 1942 года. Флотские бомбардировщики продолжали налеты на города, аэродромы и военно-морские базы оси в Крыму и на Таманском полуострове. А торпедные катера и самолеты-торпедоносцы постоянно атаковали немецкие и румынские транспорты, осуществлявшие перевозки вдоль побережья. Продолжались и обстрелы побережья эсминцами. К примеру, 2 октября три корабля открыли огонь по Ялте, нанеся серьезный ущерб порту и убив и ранив несколько моряков. «Постоянные обстрелы портов, минирование, воздушные операции и нападения на наши автоколонны русского флота в сотрудничестве с русскими ВВС начинают мешать жизненно важным поставкам, перевозимым морем в армию, – жаловался 6 октября штаб немецкого флота. – Люфтваффе в настоящее время слишком заняты другими задачами и не могут проводить регулярные нападения на корабли»[162].