Глава 13 «Европа сошла с ума. Мир сошел с ума»

Глава 13

«Европа сошла с ума. Мир сошел с ума»

Апрель – июнь 1916 г.

В то время как Англия подавляла Пасхальное восстание в Дублине, британские дипломаты в соответствии с тайным соглашением с Францией делили Малую Азию. В Леванте под контроль Франции передавалось побережье Ливана вместе со столицей Бейрутом. Над арабским суверенным государством Сирией со столицей в Дамаске устанавливался протекторат Франции. К Великобритании отходил портовый город Хайфа и город крестоносцев Акра. Таким образом, она будет контролировать залив, который станет средиземноморским терминалом для нефтепроводов, идущих из Месопотамии. Над Палестиной будет установлен тройной протекторат Великобритании, Франции и России. Арабское государство под британской опекой будет простираться от Средиземного до Красного моря.

Размах раздела впечатлял, но до поражения Турции было еще далеко. 26 апреля 1916 г. в Париже соглашение подписали сэр Марк Сайкс и Жорж Пико, под чьим именем оно и стало известно. Три дня спустя в Куте сдались британские и индийские войска. По масштабу победа турок была сравнима с эвакуацией Галлипольского полуострова три месяца назад. Днем ранее туркам предложили два миллиона фунтов золотом и обещание, что никто из тех, кого они отпустят, не будет сражаться с турками, но предложения были отклонены. После капитуляции войска Таунсенда попали в плен.

29 апреля более 9000 человек стали военнопленными. Для Великобритании это было потрясением: в Куте презренному турку сдалось больше солдат, чем когда-то американцам в Йорктауне?[128]. Более 2500 тяжело раненных и больных отпустили в обмен на освобождение такого же числа турецких военнопленных. 30 апреля Кутский гарнизон был отконвоирован в далекую Анатолию.

3 мая, когда было уже слишком поздно спасать гарнизон в Куте, отряд русских войск достиг месопотамской границы, где по радио узнал о том, что Кут сдался. Они продолжили наступление в глубь территории, захватили месопотамский город Ханакин, но дальше им продвинуться так и не удалось. Российские войска не смогли достичь цели, поставленной довоенным руководством: дойти до теплых вод Персидского залива.

В 1915 году в боях на Западном фронте погибло более 7000 индийских солдат, 1700 были убиты на Галлиполи, а в Месопотамии потери индийцев были самыми тяжелыми и превысили 29 000 человек. Отсюда тысячи раненых индийских солдат морем возвращались в Бомбей. Редактор Times of India, Стенли Рид, возмущенный нескончаемым «потоком сломленных людей», в редакционной статье обрушился на власти, обвиняя их в поражении. «Больных и измученных людей, которых считали «выздоравливающими», перевозили на обычных транспортных судах, а тысячи нуждавшихся в медицинской помощи плыли на плохо оборудованных кораблях».

Из 850 000 индийцев, покинувших родину во время Первой мировой войны, 49 000 погибли в бою. Индия внесла свой вклад и в военную промышленность, в частности произведя 555 миллионов пуль и более миллиона снарядов. Более 55 000 индусов работало в Индийском трудовом корпусе мясниками, пекарями, плотниками, сапожниками, портными и работниками прачечных. Многие занимались черной работой на линии огня. В Дели на памятной арке увековечены потери Индии, ее оплаченный кровью вклад в военные усилия союзников.

Решимость Турции любой ценой сохранить контроль над всей империей стала очевидна, когда 6 мая в Сирии по приказу губернатора Джемаль-паши повесили 21 сирийского араба: 14 в Бейруте и 7 в Дамаске. Все они были ярыми поборниками сирийской автономии. Одним из тех, кого повесили в Дамаске, был сенатор османского парламента в Константинополе, Абд аль-Хамид аль-Захрави. Когда во время казни оборвалась веревка, палач без колебаний повесил его снова, на сей раз успешно. Позже в том же месяце в Иерусалиме были повешены еще два арабских лидера: муфтий Газы Ахмед Ариф аль-Хусейни и его сын Мустафа. Обоих схватили, когда они покидали Газу, чтобы присоединиться к арабскому восстанию в Хиджазе.

За эти казни Джемаль-паша получил прозвище Кровавый. Антитурецкие настроения росли по всему Леванту. Многие из казненных стремились к отделению Сирии и Ливана от Османской империи, некоторые намеревались предложить французам захватить побережье. Уже звучали призывы к восстанию, однако воспользоваться антитурецкими настроениями союзники не могли: четыре месяца назад операция на Галлиполи, как и в Месопотамии, обернулась крахом, а Салоникский фронт служил постоянным напоминанием о трудностях высадки десанта с моря. Более четверти миллиона человек воевали на Салоникском фронте, но, не считая мелких стычек, они были бессильны против хорошо окопавшихся болгар. Клемансо насмешливо спрашивал, чем они там занимались все это время: «Копали? Тогда пусть во Франции и Европе их знают как салоникских садовников».

1 мая в штабе немецкой армии в Восточной Франции в Шарлевиле посол США в Германии Джеймс У. Джерард выразил протест лично кайзеру против непрекращающихся потоплений торговых судов немецкими субмаринами. Кайзер в ответ заявил, что осуждает британскую морскую блокаду Германии и то, что США эту блокаду поддерживают. Прежде чем позволить своей семье и внукам голодать, он «взорвет Виндзорский замок и всю королевскую семью». Джерард от имени Соединенных Штатов настаивал на том, чтобы кайзер санкционировал нападение подлодок только на военные корабли. Американская политика, объяснил посол, придерживается принципа, по которому субмарины могут пользоваться «правом осмотра и обыска, но не должны торпедировать или потоплять любые суда, если только пассажиры и команда не находятся в безопасности».

В течение недели немецкое правительство дало такие заверения, опасаясь вступления Америки в войну. Но в письме в Государственный департамент посол выразил уверенность в том, что «рано или поздно Германия под воздействием общественного мнения, а также фон Тирпица и консервативных партий вновь развяжет неограниченную подводную войну, возможно, уже осенью, но в любом случае не позже февраля – марта 1917 г.».

Битва между французами и немцами при Вердене не затихала ни на день. 5 мая после незначительного успеха немцев французский сержант писал: «Разве кто-то сможет пробиться сквозь зону уничтожения вокруг нас?» Три дня спустя 350 немецких солдат погибло в форте Дуомон в результате взрыва склада боеприпасов. 19 мая немцы при обстреле Шаттанкура впервые применили снаряды со сжиженным газом, тем не менее линия обороны выстояла. Генерал Петен, видевший, как 21-летние солдаты возвращались с поля боя под Верденом, писал: «В их блуждающем взгляде отражался ужас, свидетелями которого они стали, походка и осанка выдавали их глубокое отчаяние. Они были сокрушены чудовищными воспоминаниями».

В британском секторе Западного фронта в середине мая будущий британский премьер-министр, лейтенант Гарольд Макмиллан написал матери после отражения немецкой атаки: «На современном поле боя больше всего поражают скорбь и пустота». Макмиллан верил, что правда на стороне союзников, и эта вера помогает британскому солдату продолжать сражаться. В письме он критиковал все разговоры о миротворческой деятельности. «Если дома кто-то думает или говорит о мире, – написал он матери, – ты можешь честно сказать, что армия достаточно устала от войны, но готова бороться еще полвека, если это понадобится, пока конечная цель не будет достигнута». Британские ежедневные газеты, по его словам, «полны глупостей о нашем «истощении», а люди в тылу только и думают что о личных сварах, и может показаться, что главные цели преданы забвению». Многие солдаты «ни за что не вынесли бы такого напряжения и ужасов, с которыми мы ежедневно сталкиваемся, если бы не чувствовали, что это больше чем война, это крестовый поход».

Макмиллан написал матери, что все солдаты непоколебимо уверены «в правоте нашего дела и в том, что в конце концов нас ждет триумф». Триумф неизбежен как раз благодаря тому «чувству морального превосходства» союзников, которое в один прекрасный день и станет решающим фактором.

За линией фронта тирания оккупационных властей охватила все сферы жизни, и союзники широко освещали их злоупотребления. 12 мая немцы депортировали из оккупированной Франции 25 000 мужчин и женщин на сельскохозяйственные работы в Германии. Им дали лишь полтора часа на сборы. Три дня спустя в Бельгии немецкий генерал-губернатор приказал всем безработным отправиться на работу в Германию.

Использование иностранной рабочей силы позволило Германии высвободить еще больше трудоспособных немцев для боевой службы. Германия черпала из оккупации средства для продолжения войны.

В Месопотамии начался настоящий «марш смерти», прообраз «маршей смерти» еврейских узников концлагерей, которые организовывало гестапо в конце Второй мировой войны. Захваченных в Куте солдат – почти 12 000 человек, как британцев, так и индусов, – гнали на север, пренебрегая их статусом военнопленных и никак не заботясь об их благополучии.

Марш начался в Куте 6 мая. На второй день пленников, у многих из которых ночью забрали обувь, заставили пройти 24 километра без воды под палящим солнцем. Тех, кто спотыкался и падал, арабские охранники избивали плетьми и палками. Офицер, плывущий в Ктесифон на лодке, смотрел, как пленные идут по противоположному берегу. «Измученные, они жаждали смерти и тянули руки к нашей лодке. Они едва волочили ноги, некоторые падали, а тех, кто отставал, подгоняли ударами дубинок и палок».

В самом Ктесифоне этот офицер, капитан Э. О. Моулси, видел «грязную зеленую пену на губах умирающих, видел мух, снующих в открытых ртах». 18 мая пленные дошли до Багдада, где американский консул, мистер Бриссел, заплатил турецким властям за разрешение отправить 500 человек в больницу, а затем назад в Басру. На обратном пути более 160 умерли от истощения. Ради безопасности тысяч пленных, которые продолжили пеший путь на север, тем, кто добрался до безопасной Басры, запретили говорить о лишениях, которые им пришлось пережить.

Три дня продержав военнопленных в грязном и душном загоне, их погнали дальше. В Тикрите их забросали камнями, когда они еле брели по городу?[129]. Офицеры, которых отделили от солдат, заметили, что даже больных забрасывали камнями, стоило им выползти из хижин, где они пытались отдохнуть. Эти люди «боялись отойти даже на несколько шагов, чтобы облегчиться, – их могли убить ради одежды». Еще один офицер рассказал, как наткнулся на британского солдата, брошенного турками в пещере: «очевидно, он несколько дней не ел, но пытался сползти к реке. Он бредил, заговаривался и воображал себя собакой». Заметив среди семи обнаженных тел, валявшихся во дворе, одного человека, подававшего признаки жизни, его товарищ попросил арабского охранника дать ему попить. «Он взял бутылку с водой и спросил, где тот человек. Ничего не подозревая, я показал, и араб взял его за голову, с силой разжал челюсти и затолкнул внутрь горлышко бутылки. Несколько пузырей, судорога – и бедняга умер, захлебнувшись».

Генерала Таунсенда перевезли на поезде из Мосула в Константинополь по завершенному анатолийскому участку железной дороги Берлин – Багдад. На том же поезде везли тело фельдмаршала фон дер Гольца, умершего в Багдаде, когда осада Кута подходила к концу. В то время как люди Таунсенда в плену подвергались унижениям и ужасам «марша смерти», ему самому выделили резиденцию на острове Принкипо возле Константинополя, где он оставался до окончания войны.

Из 2500 британских солдат, захваченных в Куте, 1750 умерло по пути на север или в ужасных условиях анатолийского лагеря для военнопленных. Из 9300 индийских солдат, взятых в плен в Куте, умерли 2500, общее число погибших составило 4250 человек. Эта повесть о боли и смерти – одна из самых страшных страниц войны.

15 мая австрийцы начали массированное наступление на Трентинском фронте. В первом артиллерийском обстреле были задействованы почти четыреста орудий. После ожесточенного боя итальянцев вытеснили с горных вершин. Через девять дней после начала наступления на горы обрушился сильный снегопад, вынудивший австрийцев сделать передышку перед тем, как захватить 1200-метровую вершину Пазубио, но вскоре наступление возобновилось, перевалы и вершины были взяты один за другим. К концу мая австрийцы взяли в плен 30 000 итальянцев. Но наступление по скалистой местности истощило силы нападавших. Продвинуться на двадцать километров, которые трудно разглядеть на карте, для них было большим успехом.

На Западном фронте наступление откладывалось из-за приготовлений к битве на Сомме. Ежедневные британские налеты на немецкие окопы держали противников в постоянной боеготовности. 16 мая во время одного из таких налетов был ранен рядовой Дэвид Сазерленд. Командир взвода, лейтенант Юарт Макинтош, под огнем перетащил его по немецким траншеям на 100 метров назад. Сазерленд умер, когда его вытаскивали из траншеи, чтобы перенести через ничейную полосу. Лейтенанту Макинтошу пришлось сообщить его родителям о смерти сына. Тогда же он написал стихотворение:

Был Дэвид единственным сыном

У старика отца.

Пришел его дом в упадок,

Сгнили ступени крыльца.

Горючие слезы снова

В потухших глазах блестят,

Терзает боль его душу:

Сын не придет назад.

Писал он письма с фронта,

Превозмогая страх,

Не о сраженьях жарких,

Об овцах на холмах.

О том, что урожая

Настанет скоро срок.

Его убили боши,

А я не уберег.

Как сыновья родные

Солдаты были мне.

В тот вечер мы шли в атаку

При перекрестном огне.

Когда вернулись из боя

В ту роковую ночь,

Они на помощь звали,

Но как я им мог помочь?

Вечная память павшим,

Моим дорогим бойцам.

Они доверяли мне больше,

Чем дети своим отцам.

Отцы младенцев помнят

И юношей удалых,

Солдаты не умирали

В ту ночь на руках у них.

Парни, полные жизни,

Останутся в их сердцах,

Не скрюченные калеки

Без рук или на костылях.

От боли они кричали,

И я вместе с ними выл.

Вы были только отцами,

А я командиром был.

За попытку спасти рядового Сазерленда Макинтош получил Военный крест. Сам он был ранен и отравлен газом в Высоком лесу во время битвы на Сомме. Полтора года спустя он был убит в бою близ Камбре. Тело Сазерленда так и не нашли, но его имя увековечено на Аррасском мемориале среди имен 35 928 солдат, погибших в боях в этом районе, чьи тела найти не удалось?[130].

Британское правительство убеждало парламент выделить дополнительные средства для ведения войны. После полугода, проведенного в окопах, Черчилль заявил в палате общин: «Каждый день я задаюсь вопросом: что происходит, пока мы сидим здесь, уходим на обед или домой спать? Почти 1000 человек, англичан, британцев, наших соотечественников, каждые двадцать четыре часа превращаются в кровавое месиво, и их относят в наспех вырытые могилы или к полевым госпиталям». Именно люди во фронтовых окопах, сказал он, а не те, кто работает в тыловых эшелонах, в службе снабжения, гарнизонной службе или дома, – «платят кровавую дань в эти дни суровых испытаний».

И дань эта взималась без отсрочки. 23 мая в Вердене новая попытка французов отбить форт Дуомон удалась почти мгновенно. «Две роты 124-го полка взяли немецкие окопы штурмом, – писал командир роты Шарль Дельвер. – Они проникли туда без единого выстрела». Но у них были только винтовки и штыки. «Фрицы забросали их гранатами. Были уничтожены две роты». Пришедший им на помощь третий батальон был «сломлен заградительным огнем на подступах к форту». Почти пятьсот человек были убиты или ранены. «Куча трупов поднялась вровень с бруствером».

В 124-м полку служил 21-летний второй лейтенант Альфред Жубер. Всего несколько дней назад он маршировал к Вердену за полковым оркестром под звуки «Типперэри». 23 мая он сделал беглую запись в дневнике: «Человечество сошло с ума! Оно должно быть безумным, чтобы творить то, что оно творит. Какая бойня! Какие ужасные сцены резни! Нет слов, чтобы описать увиденное. Даже ад не столь ужасен. Люди сошли с ума!» Это последняя запись в дневнике Жубера. В тот же или на следующий день он был убит немецким снарядом. Снарядом, выпущенным из одного из 2200 артиллерийских орудий, сосредоточенных немцами на выступе. Им противостояли 1777 орудий ежедневно несущих потери французов: сталь против плоти и крови.

Французы сосредоточили все силы на защите Вердена и его фортов. Британцы и немцы в Пикардии засели в глубоких окопах, надежно защищенных колючей проволокой. В ночь на 25 мая Зигфрид Сассун видел, как диверсионная группа в составе двадцати семи человек прошла вблизи Мамеца: лица у них были зачернены, «за поясом топоры, в карманах бомбы, дубинки». Но преодолеть немецкую колючую проволоку им не удалось. Затем раздались винтовочные выстрелы, с обеих сторон полетели гранаты, и раненые стали возвращаться в окопы. Сассун пошел вперед и наткнулся на раненого, который указал на глубокую воронку со словами: «О’Брайен где-то там, он тяжело ранен». Сассун двинулся в сторону воронки. Немцы снова открыли огонь. «Эти сволочи стреляют в меня в упор», – подумал Сассун, уверенный, что пробил его час. Через несколько минут, которые показались ему «часами», в восьми метрах от края воронки он нашел О’Брайена. «Он стонал, правая рука у него была либо сломана, либо почти оторвана, кроме того, он был ранен в ногу». Позже выяснилось, что он также получил ранение в туловище и голову.

Сассун вернулся к британской траншее за помощью. Приносили других тяжело раненных. Одному оторвало ногу. «Захватив веревку, я и двое других вернулись к О’Брайену, уже потерявшему сознание. С большим трудом мы дотащили его до середины подъема, было уже больше часа, и небо начало светлеть. Я совершил еще один поход в траншею, чтобы позвать на помощь еще одного сильного малого и проследить, чтобы приготовили носилки. Мы дотащили его – и обнаружили, что он умер, как я и опасался».

Капрал Мик О’Брайен воевал на Западном фронте с ноября 1914 г. Он сражался при Нёв-Шапель, Фестюбере и Лосе. Пока Сассун готовился к битве на Сомме, этот случай никак не шел у него из головы, и через два дня он все еще вспоминал «израненное, слабое тело О’Брайена на той адской насыпи; лицо, мертвенно-бледное в свете вспышек, одежда порвалась, волосы спутались на лбу, ничего не осталось от былых веселости, мужества и азарта охоты на фрицев. Когда мы пытались подтащить его к краю воронки, мягкая земля проваливалась у нас под ногами: он был тяжелый, не меньше 180 сантиметров ростом. Но он уже был мертвецом, когда мы опустили его на носилки…».

В ночь на 31 мая 42 немецких военных корабля снялись с якорной стоянки в Северном море, чтобы атаковать корабли союзников у норвежского побережья. Кроме того, они рассчитывали, что их 24 линкорам, 5 линейным крейсерам, 11 легким крейсерам и 63 эсминцам удастся атаковать британский флот и в случае успеха прорвать все ужесточавшуюся британскую блокаду.

1 июня к двум часам пополудни на них обрушились британские военно-морские силы в составе 28 линейных кораблей, 9 линейных крейсеров, 34 легких крейсеров и 80 эсминцев. Готовы были столкнуться две грозные силы под командованием четырех адмиралов, готовых использовать все свои знания, опыт, способности и амбиции: Хиппера и Шеера с немецкой стороны, Джеллико и Битти с британской. Первый бой начался незадолго до четырех часов дня, когда корабли Хиппера и Битти вошли в пределы видимости друг друга. Во время боя был потоплен британский военный крейсер «Индефатигебл», 1017 человек утонуло. Затем был взорван линейный крейсер «Куин Мэри», на котором погибло 1266 человек.

В шесть часов возле побережья Ютландии начался второй бой, где схватились Хиппер и Джеллико и 96 британских кораблей перекрыли 59 немецким кораблям путь к отступлению. Флагману Хиппера, линейному крейсеру «Лютцов», поврежденному 24 прямыми попаданиями, удалось, прежде чем затонуть, потопить британский линейный крейсер «Инвинсибл», с которого спаслись лишь шесть человек. Вся команда в тысячу человек утонула. Флагман Битти, «Лайон», также получил повреждения. В половине седьмого Шеер провел ранее уже практиковавшийся им отход к базе, во время которого он потерял только один устаревший линкор «Померания».

Хотя немцы понесли меньшие потери, чем британцы, Ютландское сражение нанесло Германии существенный ущерб. После этого немцы предпочитали не рисковать, вступая в крупные морские сражения. Великобритания потеряла 3 линейных корабля, 3 крейсера и 8 эсминцев, немцы – линкор, 4 крейсера и 5 эсминцев. Кайзер бахвалился: «Заклятье Трафальгара снято», но германский флот впредь не искал битвы с британским, а Шеер в рапорте кайзеру констатировал, что победа возможна только в подводной войне против британских торговых кораблей.

Но Ютландская битва стала ударом и для Великобритании, которая надеялась, что любой масштабный морской бой позволит британскому флоту использовать численное превосходство, чтобы сломить мощь германского флота. За несколько удручающим коммюнике Адмиралтейства последовало второе, подготовленное Черчиллем по просьбе британского правительства и представлявшее битву в более выгодном свете. Как вспоминала Вера Бриттен, в лондонском госпитале, где она работала, задавались вопросом: «Мы празднуем славную морскую победу или оплакиваем позорное поражение? Мы сами этого не понимали, и каждый свежий выпуск газет скорее напускал тумана, чем разъяснял ситуацию. Одно было несомненно: сотни молодых людей, часть которых гардемарины, не имея надежды на спасение и так и не поняв, что случилось, опустились на дно холодной, безымянной могилы».

Во время битвы утонуло 6097 матросов с британских и 2551 – с немецких кораблей.

На следующий день после Ютландского сражения немецкие войска начали массированное наступление на британские линии обороны на Ипрском выступе, фронтом шириной 2700 метров продвинулись на 640 метров за британские траншеи. Один британский генерал был убит, другой попал в плен. Однако в течение сорока восьми часов часть захваченной земли снова перешла к британцам. В тот же день на Восточном фронте генерал Брусилов двинул русскую армию в наступление. Для России это был шанс отомстить за прошлогодние поражения в Польше и неудачи в Карпатах. Первоначально Брусилов планировал начать наступление в июле, но, так как австрийцы держали упорную оборону на Итальянском фронте, его перенесли на июнь, чтобы помочь итальянцам, оттянув австрийские войска с запада на восток.

Наступление Брусилова началось с мощного артиллерийского обстрела из 1938 орудий по всему 300-километровому фронту от болот Припяти до Буковины. По словам историка, численное преимущество австрийской армии, оборонявшей Луцк, – 200 000 человек против 150 000 русских, – «не играло большой роли в войне огневой мощи»?[131]. Через несколько часов артиллерийский обстрел посеял хаос в австрийских окопах и пробил в колючей проволоке более пятидесяти брешей. «Огонь не только разрушил проволочные заграждения, – сообщалось в австрийском донесении в Вену спустя две недели, – но и всю зону боевых действий накрыло огромное густое облако пыли и дыма с примесью тяжелых взрывоопасных газов. В этом облаке было трудно дышать и что-нибудь разглядеть, что позволило большому числу русских преодолеть разрушенные проволочные заграждения и захватить наши траншеи». Стремительно продвигаясь, русские за один день взяли в плен 26 000 австрийцев.

5 июня, на второй день брусиловского наступления, когда австрийские защитники Луцка бежали и город был занят русскими, Британию и даже британские войска на Западном фронте потрясла внезапная трагедия. В ледяных водах Северного моря, к северо-западу от Скапа-Флоу, британский крейсер «Хэмпшир», следовавший в Россию, подорвался на немецкой мине. На его борту находился военный министр Великобритании, лорд Китченер, направлявшийся в Россию с миссией. Китченер утонул вместе с кораблем. Хотя коллеги по кабинету министров давно уже считали его бесполезным, в глазах общественности он воплощал силу и стабильность в вопросах ведения войны. Ходила легенда, что он вовсе не утонул, а был доставлен в Россию для проведения нового наступления в обстановке строжайшей секретности.

В тот же день, омраченный новостями о смерти Китченера, философ Бертран Рассел предстал перед судом в лондонском Мэншн-хаусе. Несмотря на его страстный призыв к «уважению личных убеждений», его оштрафовали на 100 фунтов за выпуск листовки в поддержку отказа от военной службы по идейным соображениям. В это время его друг и кембриджский протеже, философ Витгенштейн, сражался на Восточном фронте. В Окне, который атаковали силы Брусилова, его орудийная батарея сдерживала натиск и не сдавала позиции. За проявленную храбрость Витгенштейн, тогда младший капрал, был представлен к серебряной медали «За отвагу» 2-й степени, что было редкой честью для унтер-офицера. В приказе о награждении было сказано: «Невзирая на плотный артиллерийский огонь и взрывы бомб, он наблюдал за залпами и отслеживал позиции минометов. Как подтвердили пленные, батарее удалось прямым попаданием уничтожить два крупнокалиберных миномета». Не обращая внимания на крики офицера, звавшего его в укрытие, Витгенштейн продолжал корректировать огонь. «Такая выдающаяся храбрость, – рапортовал офицер, – вселила уверенность в его товарищей».

Два философа, которые три года назад бок о бок вели дискуссии об истине и логике, по отношению к войне занимали диаметрально противоположные позиции.

7 июня, несмотря на то что Брусиловский прорыв оттягивал немецкие силы на восток, на западе союзники потерпели серьезное поражение, когда форт Во после трехмесячной осады сдался немцам. Защитникам пришлось сражаться в катакомбах рядом с разлагающимися трупами, которые невозможно было похоронить, под почти недельным плотным артиллерийским обстрелом, в том числе химическими снарядами. У тех, кто уцелел под огнем, оставалось всего 45 литров воды. Почтовый голубь, отравившийся газом во время предыдущего полета, доставил из форта последнее сообщение: «Мы все еще держимся… необходима помощь… это последний голубь» – и упал замертво. Голубь был удостоен ордена Почетного легиона. Из тысяч почтовых голубей, ежедневно доставлявших сообщения всем сражающимся армиям в районах боевых действий, это был единственный, которого наградили военным орденом.

600 уцелевших защитников форта Во были взяты в плен. Немецкий кронпринц, впечатленный мужеством командующего фортом, майора Рейналя, не только поздравил его, но и вручил ему захваченную саблю другого французского офицера, так как сабля Рейналя была потеряна. Такая учтивость после жестокой битвы была в духе старинного рыцарства, но на других участках битва продолжалась. К западу от форта Во шли бои: двадцать французских солдат, примкнувших штыки и готовых к бою, были заживо похоронены в окопе?[132].

Как того требовал Петен, Верден не сдавали, несмотря на огромные потери с обеих сторон. На Восточном фронте продолжался Брусиловский прорыв. 9 июня австрийский генерал Пфланцер-Балтин, командующий Черновицким фронтом, дал приказ к отступлению. Многие австрийские артиллеристы при отходе бросили орудия, так что оно досталось русским, или забрали их с собой, оставив пехотинцев без прикрытия артиллерии. Витгенштейн вспоминал, как во время долгого отступления он «в полном изнеможении ехал верхом в бесконечной колонне, думая об одном: усидеть в седле, потому что любого упавшего затоптали бы насмерть».

12 июня Брусилов объявил, что в атаках, предпринятых его войсками в первые восемь дней наступления, удалось захватить 2992 австрийских офицера, 190 000 австрийских солдат, 216 тяжелых орудий, 645 пулеметов и 196 гаубиц. В плен попала треть противостоявших русским австрийских войск. За пять последующих дней русские заняли Черновцы, самый восточный из австро-венгерских городов, культурный и торговый центр.

В том июне новым успехом союзников стало вступление в конфликт арабских военных сил. Восстание, возглавляемое шерифом Мекки Хусейном, началось 5 июня у Медины, находившейся под контролем турок. Но первые предпринятые шаги, хотя и исполненные энтузиазма, оказались преждевременными и неудачными. Турки легко отбили атаку 50-тысячного арабского войска, в котором лишь 10 тысяч человек были вооружены винтовками. В тот же день полдюжины британских консультантов, включая капитана Т. Э. Лоуренса (Лоуренса Аравийского), тайно высадились в Джидде на берегу Красного моря.

Так вдали от масштабных разрушительных военных действий на Западном и Восточном фронтах открылся новый сухопутный фронт, в то время десятый по счету?[133]. 7 июня Хусейн объявил о независимости Хиджаза от турок. Через четыре дня два британских крейсера, «Фокс» и «Хардинг», обстреляли турецкие позиции к северу от Джидды. Три британских гидросамолета бомбили турецкие позиции в порту. После первого боя у Медины арабы усвоили урок и в следующем сражении добились превосходства над турками не только в численности, но и в вооружении. 13 июня они захватили Мекку, а три дня спустя Джидду.

Воздушные бои в зонах боевых действий стали ежедневными. Вылетев из Нанси, французский летчик лейтенант Маршаль сбросил над Берлином листовки, в которых вина за войну возлагалась на кайзера и австрийского императора. Затем он вылетел в Хелм в занятой австрийцами Польше, где попал в плен, но позднее сбежал. 22 июня французские бомбардировщики совершили налет на Карлсруэ, в результате чего погибло 200 мирных жителей. Лейтенант Болсли, первый американский военный летчик-доброволец в Европе, был подбит над Верденом немецким истребителем, но ему удалось спастись.

Последняя серьезная попытка немцев захватить Верден была предпринята вечером 22 июня, после артиллерийской подготовки с применением нового газа фосгена, известного под названием «зеленый крест». Люди и лошади оказались в ловушке и погибли. Врачи, лечившие раненых, также пострадали от газа. Смертельный ливень продолжался несколько часов, затем 30 000 немцев пошли в атаку. У Флери погибла целая французская дивизия, 5000 человек, в 3 километрах к северу от Вердена был захвачен форт Тьомон. Среди немцев, участвовавших в наступлении, был лейтенант Фридрих Паулюс, который двадцать шесть лет спустя под Сталинградом сдастся в плен вместе со своей армией, окруженной превосходящими силами Красной армии.

Немецкий студент Ханс Форстер, воевавший тогда на Западном фронте, описал некоторые сцены наступления на Флери. «Перед нами железнодорожная насыпь, она поворачивает направо. На изгибе – 45 французов с поднятыми руками. Один капрал все еще стреляет в них, я его останавливаю. Пожилой француз поднимает раненую правую руку, улыбается и благодарит меня»?[134]. Флери был взят, но немцев удалось остановить прежде, чем они вошли в форт Сувиль, предпоследний перед Верденом. Для второй газовой атаки «зеленого креста» оказалось недостаточно.

«Они не пройдут!» – гласила последняя строчка приказа генерала Нивеля. Опасаясь, что в случае падения Сувиля Верден невозможно будет оборонять, французы обратились за помощью к британцам. Хейг обещал 29 июня начать наступление на Сомме. 24 июня премьер-министр Франции Аристид Бриан лично обратился к Хейгу с просьбой атаковать раньше. Хейг ответил, что уже поздно менять дату наступления, но артиллерийский обстрел начнется в запланированное время и будет вестись в течение пяти дней до начала штурма. Так началась самая длительная и интенсивная артиллерийская подготовка в современной военной истории.

В Германии усиливались антивоенные настроения. В результате введенной союзниками блокады люди ежедневно умирали от голода. В 1915 г. на счет блокады были отнесены 88 232 смерти, в 1916 г. число возросло до 121 114?[135]. В более чем тридцати немецких городах произошли голодные бунты. 28 июня началась трехдневная забастовка протеста, в которой участвовало 55 000 немецких рабочих. Единственный член рейхстага, выступавший против войны, Карл Либкнехт, был исключен из рейхстага и приговорен к двум годам каторжных работ за то, что призывал солдат не участвовать в войне. Два месяца спустя его тюремный срок был увеличен до четырех лет.

Антанта наконец добилась некоторого успеха. На Итальянском фронте постепенно удалось освободить треть территорий, занятых австрийцами во время наступления на Трентино, несмотря на чудовищный артиллерийский обстрел 28 июня, когда использовались снаряды с синильной кислотой, нанесшие тяжкие увечья более чем 6000 спящих итальянцев. Но на следующий день итальянцы отбили покинутые накануне траншеи, чему способствовало газовое облако, которое ветром отнесло назад, в сторону австрийских позиций. В результате больше тысячи австрийцев были ранены, а 416 взяты в плен. На русском фронте австрийцам был нанесен сильный урон в битве при Коломые, когда русские захватили более 10 000 пленных и 29 июня заняли город.

Под Верденом французам удалось удержать форт Сувиль, и город оказался вне опасности. Близилось время второй проверки сил Антанты – запланированный британский прорыв на Сомме. 16 июня в своем донесении Генеральному штабу Хейг выражал надежду, что «войскам удастся продвинуться достаточно далеко на восток, чтобы позволить кавалерии прорваться через открытую местность за линию обороны противника». В конце июня майор Роберт Мани писал в дневнике: «Похоже, через недельку нам придется прыгать в окопы фрицев, дай им бог здоровья, надеюсь, что фрицам это придется по вкусу». Мани поразило то, что на сей раз «кажется, ни на чем не экономили, чтобы это шоу увенчалось успехом: ни одна мелочь не упущена из виду».

Артподготовка, начатая по просьбе французов 24 июня, велась на фронте шириной 12 километров. Более 1500 орудий и гаубиц выпустили 1 732 873 снаряда. Хотя многие из снарядов просто месили уже изрытую землю, почти не нанося ущерба глубоко эшелонированной обороне немцев, к тому же нередко снаряды не взрывались, массированный обстрел позиций противника позволил поднять настроение и боевой дух атакующих. Во время коротких пауз через ничейную полосу совершались вылазки для сбора информации о ситуации на передовой линии немецких окопов. Разведсводка от 25–26 июня мрачно констатировала: «Вылазки, предпринятые вдоль линии фронта, не увенчались успехом на некоторых участках из-за интенсивного пулеметного и винтовочного огня». В ночь на 28 июня солдаты Ньюфаундлендского полка попытались пересечь ничейную полосу, но, нарвавшись на огонь из немецких окопов, по словам очевидца, «бросились наутек».

Именно масштабы огневой подготовки придавали уверенности британским и канадским войскам в ожидании наступления. «Тут ведется массивный артобстрел, – 29 июня писал матери второй лейтенант Джордж Норри, – и я приятно провожу время. За участие в этом шоу можно было бы и раскошелиться, сдается, я для этого создан». В тот вечер солдаты Ньюфаундлендского полка снова совершили вылазку к немецким окопам и обнаружили, что там «полно фрицев». По данным того же свидетеля, «они перебили многих, но совершенно потеряли самих себя». Из другой вылазки, совершенной в ту ночь, шотландские пехотинцы привели 46 пленных немцев. Начало наступления было запланировано на 29 июня. Проливной дождь и сознание того, что обстрел оказался не таким действенным, как было задумано, вынудили отсрочить наступление на сорок восемь часов, что снизило эффект неожиданности. Но когда 1 июля наконец был отдан приказ атаковать, началось одно из сражений, способных переломить ход войны.

В южной части Атлантического океана исследователь Эрнест Шеклтон, проведя два года в изоляции в далекой Антарктике, наконец добрался до островка Южная Георгия. В своих мемуарах он вспоминает свой первый вопрос к Сорллу, начальнику крошечной британской китобойной базы на Южной Георгии, и его ответ.

«– Скажите, когда закончилась война? – спросил я.

– Война не закончилась, – ответил он, – гибнут миллионы. Европа сошла с ума. Мир сошел с ума».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.