Огненная дуга
Огненная дуга
В наступившей стабилизации фронта в районе Курского выступа в Ставке спокойно осмотрелись, изучили данные о противнике, детально все это обдумали, взвесили и стали размышлять о будущих операциях.
После войны, как и в случае с авторством плана Сталинградского контрнаступления, возникли разные версии: кто предложил, кто был первым, кто автор замысла Курской битвы? А дело было такое.
Сталин 11 апреля обсудил план всей летней кампании 1943 года, а потом отдельно был обсужден план операции в районе Курской дуги.
Василевский, Антонов и Жуков, по указанию Сталина, целый день 12 апреля проработали в Генеральном штабе, подготавливая материалы для доклада Верховному Главнокомандующему. И вечером того же дня они втроем доложили эту окончательную разработку Сталину.
Суть замысла, в конечном счете, и решения, принятого Сталиным, сводилась к тому, что операция на Курском выступе должна состоять из двух этапов: 1-й этап — преднамеренная, устойчивая оборона, выбивающая основные силы наступающего врага; 2-й этап — решительное наступление и разгром группировок противника, которые будут наступать под Курским выступом.
Оборона наших войск была не вынужденной, а преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки, имея, однако, в виду, что не следует торопиться, но и нельзя затягивать.
После завершения этой подготовительной работы Сталин приказал Василевскому и Антонову оформить все документы, то есть план этой операции, и дать директивные указания войскам.
А теперь познакомлю с планом гитлеровцев. Немецкое командование летом 1943 года, в надежде переломить ход войны на Востоке, разработало план под кодовым названием «Цитадель», по которому решило нанести противнику массированный удар одновременно с севера — со стороны Орла и с юга — со стороны Харькова. Помимо ликвидации Курского выступа, образованного Красной Армией, конечной целью было развернуть решающее наступление на Москву. В подписанных Гитлером оперативных приказах говорилось, что операция «Цитадель» должна привести к быстрому и решительному разгрому советских вооруженных сил на центральном участке фронта и позволить перехватить стратегическую инициативу. С немецкой стороны в операции «Цитадель» участвовало 17 танковых дивизий (70 % от общего числа имевшихся), причем оснащенных новейшими тяжелыми танками «Пантера» и «Тигр» и самоходными орудиями «Фердинанд». Для участия в операции было сосредоточено около 900 тыс. солдат, 10 тыс. орудий, 2700 танков и 2 тыс. самолетов.
Дальше мне хочется привести приказ Гитлера, который он отдал своим войскам перед операцией «Цитадель». Он длинноват, но из этого приказа читатели более наглядно увидят, какие надежды возлагал Гитлер на эту операцию и какие напряженные, судьбоносные бои предстояло вести нашим войскам.
«Мои командиры!
Я отдал приказ о первой наступательной битве этого года. На вас и подчиненных вам солдат возложена задача добиться во что бы то ни стало ее успешного проведения. Значение первой наступательной операции этого года исключительно велико. Эта начинающаяся новая немецкая операция не только укрепит наш собственный народ, произведет впечатление на остальной мир, но и прежде всего придаст самому немецкому солдату новую веру. Укрепится вера наших союзников в конечную победу, а нейтральные государства будут вынуждены соблюдать осторожность и сдержанность. Поражение, которое потерпит Россия в результате этого наступления, должно вырвать на ближайшее время инициативу у советского руководства, если вообще не окажет решающего воздействия на последующий ход событий.
Армии, предназначенные для наступления, оснащены всеми видами вооружения, которые оказались в состоянии создать немецкий изобретательный дух и немецкая техника. Численность личного состава поднята до высшего возможного у нас предела. Эта и последующие операции обеспечены в достаточной степени боеприпасами и горючим. Наша авиация разгромит, сосредоточив все свои силы, воздушную мощь противника, она поможет уничтожить огневые позиции артиллерии врага и путем непрерывной активности окажет помощь бойцам пехоты, облегчив их действия.
Я поэтому обращаюсь к вам, мои командиры, накануне этой битвы. Ибо на четвертом году войны больше, чем когда бы то ни было, исход битвы зависит от вас, командиров, от вашего руководства, от исходящего от вас подъема и стремления к движению вперед, от вашей не останавливающейся ни перед чем непреклонной воли к победе и, если необходимо, также от ваших личных героических действий.
Я знаю, что вы заслужили большую признательность уже при подготовке этой битвы, и благодарю вас за это. Однако вы сами должны знать, что именно успех в этой первой великой битве 1943 года решит больше, чем какая-либо обыкновенная победа.
При этих обстоятельствах не сомневаюсь, что я, господа командиры, могу положиться на вас.
Адольф Гитлер.
Этот приказ уничтожить после оглашения в штабах дивизий».
Подготовка и организация действий наших войск на Курской дуге длилась несколько месяцев. И, казалось бы, в период, когда не было активных боевых действий на фронтах, можно было немного отдохнуть после напряженных боев под Сталинградом, Ленинградом, Харьковом. Но не тут-то было! В этом затишье фронты создавали эшелонированную оборону глубиной до 200 километров, где в траншейной системе были окопаны не только орудия прямой наводки для истребления танков, но и много танков, чтобы стрельбой с места выбивать танки противника. Артиллерия пристреляла необходимые рубежи и районы. Шла сложная перегруппировка войск. Сосредоточивались огромные силы. На двух фронтах — Центральном и Воронежском — только общевойсковых армий было шесть, две танковые армии, воздушная армия, стрелковых корпусов — 22, стрелковых дивизий — 76, отдельных стрелковых бригад — 4, отдельных танковых корпусов — 4, отдельных танковых бригад — 9, дивизия гвардейских минометов «катюш» — 1 и много специальных войск.
60-я армия Черняховского обороняла центр вершины Курского выступа. Ширина армейской полосы по переднему краю достигала 100 километров, а глубина до тыловой границы — 90–100 километров.
Войсками при помощи местного населения были оборудованы три оборонительные полосы: главная, вторая и армейская (тыловая).
Боевой состав армии оставался таким же, что и в зимних боях, видоизменилась лишь организационная структура. В армию влилось два корпусных управления, которые объединили ранее разрозненные стрелковые дивизии и отдельные бригады.
24-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора Николая Ивановича Кирюхина занимал 48-километровую полосу на правом фланге армии. На главной полосе обороны располагалась 112-я стрелковая дивизия, 129-я и 248-я отдельные стрелковые бригады, на второй — 42-я стрелковая бригада.
30-й стрелковый корпус, которым командовал генерал-майор Григорий Семенович Лазько, занимал оборону левого участка армейской полосы протяженностью 52 километра. В первом эшелоне у него находились 322-я и 141-я стрелковые дивизии, во втором — 121-я стрелковая дивизия, которая одновременно составляла и армейский резерв.
Кроме стрелковой дивизии в резерв командарма входили еще 150-я танковая и 14-я истребительная противотанковая артиллерийская бригады. Штаб армии размещался в городе Льгов.
Правее 60-й армии занимала оборону 65-я армия под командованием генерал-лейтенанта П. И. Батова, левее — 38-я армия Воронежского фронта генерала Н. Е. Чибисова.
Свою оборонительную полосу Черняховский исколесил вдоль и поперек. Не было, пожалуй, ни одного села, ни одной деревни, где бы ни побывал командарм, ни одного батальонного района обороны, где бы он ни полазил вместе с комбатом по окопам, ни поговорил по душам с солдатами.
Все ждали начала наступления противника… А он не наступал. Командование терялось в догадках: что же происходит? Может быть, ошиблись? Может быть, создали здесь такую плотность войск, боевой техники, а противник ударит где-нибудь на другом участке фронта? Может быть, на Москву?
Еще и еще раз проверяли информацию через разведку, и она подтверждала: нет никаких ошибок, здесь у противника сосредоточены главные ударные группировки для решительного наступления, — и перечисляла в подтверждении этого номера соединений и направления их предстоящих действий. Разведка доказывала — ошибки не может быть. А гитлеровская армия все не наступала.
Сталин послал на передовую для координации действий Воронежского и Южного фронтов Василевского, а Жукову было поручено координировать действия трех фронтов: Центрального, Брянского и Западного.
Наконец разведка доложила, что противник перейдет в наступление 10–12 мая на Орловско-Курском и Белгородско-Обоянском направлениях. Немедленно Ставка проинформировала войска, и все напряглись в готовности. Но и в эти дни противник в наступление не перешел.
И опять томительное ожидание. И вновь поступает информация: противник перейдет к активным действиям не позднее 26 мая. Однако и на сей раз боевые действия не были начаты. Командующие фронтами и Сталин окончательно занервничали. Ватутин предложил Верховному Главнокомандующему изменить решение и самим нанести упреждающий удар. Но Сталин колебался. Он поговорил с Василевским о том, чтобы Генеральный штаб разработал план для перехода к решительным действиям немедленно. Но при этом сказал Василевскому: «Я по этому поводу дам дополнительные указания».
И вот 2 июля разведчики доложили, что наступление гитлеровцы начнут не позднее 6-го. Нужно сказать, что наша разведка и в предыдущих случаях не ошибалась. Она точно устанавливала намечаемые даты начала наступления, исходя из тех сроков, которые намечали сами немцы. Но сами же немцы откладывали и меняли эти даты, поэтому и получалась такая вроде бы неточность в докладах разведчиков.
4 июля в 16 часов противник предпринял боевую разведку небольшими силами — всего четырьмя батальонами, с двадцатью танками. Конечно же он в оборону не вклинился, но наши захватили пленных из состава этой боевой разведки, и те показали, что на следующий день будет начато общее наступление. К тому же «языки» были взяты и разведчиками, они тоже подтвердили эти сведения.
И теперь, основываясь вроде бы на неопровержимых данных о предстоящем наступлении, наши командующие фронтами решились на проведение (заранее запланированной) артиллерийско-авиационной контрподготовки. Нетрудно представить, что произошло, когда ураганный огонь артиллерии и бомбы с самолетов посыпались на сосредоточившиеся войска противника. Во-первых, немецкие части понесли большие потери от огня! Во-вторых, в моральном отношении это противника обескуражило!
Вот что пишет Жуков о своих ощущениях в эти минуты:
«Мы слушали и ощущали ураганный огонь, и невольно в нашем воображении возникла страшная картина на исходном плацдарме противника, внезапно попавшего под ураганный удар контрподготовки. Застигнутые врасплох вражеские солдаты и офицеры наверняка уткнулись носом в землю, в первую попавшуюся яму, канаву, траншею, любую щель, лишь бы укрыться от ужасающей силы разрывов бомб, снарядов и мин…»
И все же гитлеровцы в 4.30 начали свою артиллерийскую подготовку, а в 5.30 перешли в наступление по всему фронту. То, что им потребовалось всего немногим более двух часов для того, чтобы оправиться от такой мощной контрподготовки и они оказались способны начать наступление, говорит об их организованности, дисциплине и высоком боевом духе, подогретом обращением фюрера, текст которого я привел выше. А позднее выяснилось из показаний пленных и осмотра немецких позиций, которые были заняты в результате нашего наступления, что контрподготовка, несмотря на ее мощь, не достигла желаемых результатов. Ее начали рановато. Подразделения противника еще находились в окопах, в блиндажах, а танки и бронетранспортеры — в капонирах. И поэтому немецкие части не понесли тех больших потерь, которые предполагалось нанести им в результате контрподготовки. Контрподготовку надо было начинать позже часа на полтора, когда живая сила уже вышла из траншей и находилась в открытом поле, а танки были выведены из укрытий и готовы двинуться в направлении наших позиций. Но все равно противник понес большие потери и, главное, морально был обескуражен мощной предупредительной артиллерийской грозой.
Но теперь обстановка резко изменилась — мощнейший огонь артиллерии и авиации обрушился на позиции советских войск. Около часа длилась эта артиллерийско-авиационная буря, после которой двинулись гитлеровская пехота и танки. Они шли, полные решимости опрокинуть наши войска. В боевых порядках пехоты были новые «тигры» и «фердинанды». Они поддерживали действия пехоты. Среди войск противника в период подготовки велась соответствующая моральная накачка, и немцы, как и в первые дни войны, шли в атаку нагло, с засученными рукавами, готовые уничтожить всех на своем пути. Однако интенсивная военная и моральная психологическая подготовка, проводившаяся в течение нескольких месяцев на нашей стороне, тоже дала результаты: несмотря на мощь и решительность атаки гитлеровцев, она была отбита. Наступавшие залегли. После этого артиллерийский налет повторился. Немцы опять кинулись вперед, и вновь атака была отбита. Так повторялось четыре раза. И только после пятой атаки и новой сильной артиллерийско-авиационной поддержки немцам удалось вклиниться в нашу оборону и оттеснить советские части на 3–6 километров, на различных участках по-разному.
Представитель Ставки маршал Жуков приказал командующему 16-й воздушной армией Руденко поднять все свободные в это время самолеты для того, чтобы ослабить и, может быть, даже остановить удар гитлеровцев на главном направлении. Руденко бросил сюда 150 бомбардировщиков, которые прикрывали 200 истребителей. Авиационный удар сыграл свою роль: наступление немцев приостановилось. Воспользовавшись этим, Жуков срочно перебросил две истребительно-противотанковые и одну минометную бригады на теперь явно определившееся направление главного удара противника. Сюда же срочно был перегруппирован и 17-й стрелковый корпус. Первый могучий удар врага приняли на себя воины 13-й армии под командованием генерала С. И. Пухова.
Не считаясь с огромными потерями, командующий группой армий «Центр» фон Клюге продолжал гнать свои части вперед, и к концу третьего дня наступления они продвинулись на 10 километров в глубину нашей обороны. Но все же не была прорвана даже тактическая глубина. Понимая это, фельдмаршал фон Клюге с утра 7 июля вновь начал артиллерийско-авиационную подготовку и продолжил наступление.
Каждое утро и поздно вечером Черняховский докладывал командующему фронтом о состоянии обороны армии и получал от него информацию о боях на соседних флангах.
Войска правого крыла Центрального фронта сдержали бурный натиск вражеских танковых и пехотных дивизий, прикрываемых мощным огнем артиллерии и бомбовыми ударами с воздуха.
Прорваться к Курску с севера враг не смог.
К 17 июля войска фронта отбросили противника назад и вышли на ранее занимаемые позиции.
Не достиг враг своих целей и на южном фасе Курского выступа, в полосе Воронежского фронта, но продвинулся на 35–40 километров.
В боях под Прохоровкой сгорел ряд лучших германских танковых дивизий. Тщательно подготовленная операция «Цитадель» потерпела полный крах. В результате контрудара войск Воронежского и Степного фронтов к 23 июля было полностью восстановлено положение, занимаемое Воронежским фронтом до 5 июля.
А 5 августа, ровно через месяц после начала Курской битвы, войска Красной Армии освободили города Орел и Белгород. Таким образом, предназначенное гитлеровцами для 60-й армии Черняховского положение оказаться в котле не состоялось.
Нерастраченная энергия пятимесячного пребывания в обороне рвалась освобождать города и села Левобережной Украины. В какое бы соединение или часть ни прибывал Черняховский, вопросы были одни и те же: «Когда же наша очередь?» Да и самому командиру оставаться дальше в бездействии было невмоготу. И он уже не раз беспокоил командующего фронтом таким же вопросом. И каждый раз Рокоссовский сдерживал его порыв:
— Не торопись, Иван Данилович, всему свое время. Учитесь пока на опыте других.
А учиться было чему. В битве под Курском советское военное искусство обогатилось новым опытом организации и проведении обороны с преднамеренной целью, и особенно подлинным массовым героизмом.
Для того чтобы читатели увидели и ощутили масштабы и накал сражения на Курской дуге, приведу цитату, ни у кого не заимствованную, она из моей книги «Генералиссимус»:
Продвинувшись за первые три дня всего на восемь километров, командующий на этом крыле Курской дуги фельдмаршал Манштейн решил окружить наши части непосредственно в тактической глубине обороны, для чего сосредоточил около 700 танков своей группы армий «Юг» и около 300 танков группы «Кемпф» — всего до 1000 танков и самоходных орудий. Когда Манштейн нанес этот удар, Василевский вместе с командующим фронтом генералом армии Ватутиным попытался остановить войска немцев своим контрударом. Вот эти две наступающие крупные группировки и столкнулись во встречном бою в районе Прохоровки 12 июля.
Сталин в этой критической ситуации выделил в распоряжение Василевского резервы Ставки: 5-ю гвардейскую армию генерала Жадова и 5-ю гвардейскую танковую армию генерал-лейтенанта Ротмистрова. Кроме того, сюда двигалась 27-я армия генерал-лейтенанта Трофименко из состава Степного фронта. Именно в этот момент Сталин приказал Жукову переместиться на это направление, где разгорелось главное танковое сражение на Курской дуге.
Я не нахожу ни слов, ни красок для того, чтобы описать танковое сражение, которое произошло под Прохоровкой. Постарайтесь представить около 2000 танков, столкнувшихся на небольшом пространстве, осыпающих друг друга градом снарядов, горящие костры уже подбитых танков, выскакивающие из этих горящих танков экипажи — немецкие и наши — и бросающиеся врукопашную… И все это длилось целый день! Ожесточенность сражения можно представить и по потерям: более 400 гитлеровских и не менее наших танков остались догорать на этом поле боя или лежали грудами искореженного металла после взрыва боекомплекта внутри машины.
Приведу короткие цитаты из воспоминаний участников этого сражения. Вот что пишет Герой Советского Союза Г. Пенежко: «На огромном поле перемещались наши и вражеские машины. Видишь крест на броне танка и стреляешь по нему. Стоял такой грохот, что перепонки давило, кровь текла из ушей. Сплошной рев моторов, лязганье металла, грохот, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа. Танки шли на танки… Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов в тесной кабине танка. Одна мысль, одно стремление — пока жив, бей врага… Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, искали на поле вражеские экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их из пистолетов, схватывались врукопашную. Каждый из нас сделал на Прохоровском поле все, что было в его человеческих силах».
Это переживания нашего воина. А вот что чувствовал ефрейтор Войтхон, взятый в плен здесь, под Прохоровкой. Он сказал, что в его роте из 100 человек уцелели всего трое. И те попали в плен. Не более 12 раненых сумели уползти в тыл. Наш майор, который допрашивал этого пленного, среди документов увидел фотокарточку и, показав ее Войтхону, спросил: «Кто это?» — «Это я». Но на фотографии был полнощекий молодой человек с густыми волосами и очень бодрым, веселым выражением лица. «По-видимому, это очень давняя ваша фотокарточка?» Пленный ответил: «Нет, это я сфотографировался в прошлом году, когда был в отпуске». Перед майором стоял не молодой человек, а морщинистый, седой пожилой солдат. Майор достал небольшое зеркало, перед которым брился по утрам, и протянул пленному. Пленный посмотрел на себя и просто онемел: он увидел себя седым, дряхлым человеком. «Проклятая война! Я же не был седым, я же знаю это точно. Вчера, накануне этого боя, я брился и не был седым».
Прохоровское побоище было переломным моментом в битве под Курском.
Операция «Цитадель» гитлеровского командования завершилась полным провалом. Успешное оборонительное сражение, а затем и наступление наших войск на Курской дуге в смысле военного искусства для Черняховского являли собой подлинно хрестоматийный пример взаимодействия всех видов войск. Сначала классическая оборонительная операция, затем не менее эффектное встречное сражение крупных армейских объединений и, в завершение, блестящая наступательная операция. Как он сам говорил — готовый и яркий образец для включения в учебники по военной истории и военному искусству!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.