Действия, в августе и сентябре, финляндского корпуса, рижского гарнизона и графа Витгенштейна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Действия, в августе и сентябре, финляндского корпуса, рижского гарнизона и графа Витгенштейна

Расположение отдельных корпусов и отрядов. – Бездействие около Риги. – Прибытие Финляндского корпуса в Ревель. – Назначение Финляндского корпуса и Рижского гарнизона. – Недоразумение насчет числа войск. – Наступательные действия на Экау, Бауск и Митаву. – Причина неудачи. – Возвращение наших войск из Курляндии в Ригу. – Замечания Государя на действия Графа Штейнгеля. – Выступление Финляндского корпуса на соединение с Графом Витгенштейном. – Прибытие Макдональда в Курляндию. – Бездействие около Риги до глубокой осени. – Взаимное положение Сен-Сира и Графа Витгенштейна. – Повинности и пожертвования Псковской губернии. – Партизаны Графа Витгенштейна. – Прибытие Петербургского ополчения к Полоцку.

Происшествия от Смоленска до Тарутина столь важны, что нельзя было отвлекать от них внимания читателя и занимать его тем, что делалось тогда во второстепенных армиях, находившихся в областях, удаленных от сердца России. Сражение под Смоленском, Бородинское побоище, падение Москвы, Тарутинский лагерь, восстание Русского народа, обманутые надежды Наполеона, железная воля Александра отмстить за оскорбленное Отечество – вот предметы, перед которыми если не исчезают, то бледнеют случаи, происходившие в то самое время в других частях театра войны. Доведя описание ее до 1 Октября, когда Наполеон приступает к распоряжениям об отступлении, между тем как Александр шлет Князю Кутузову повеление двинуться вперед, необходимо изобразить, что совершалось в течение Августа и Сентября в боковых армиях и корпусах, стоявших в Литве, на Волыни и на берегах Двины.

Говоря в последний раз о войсках, действовавших отдельно от главных армий Князя Кутузова и Наполеона, мы оставили их в следующем расположении: 1) Граф Витгенштейн был против Полоцка, где стоял Сен-Сир. 2) Эссен в Риге; против него Макдональд, на пространстве от Митавы до Якобштата. 3) Игнатьев в Бобруйске, наблюдаемый Домбровским. 4) Эртель в Мозыре; против него Австрийский Генерал Мор. Наконец, 5) Тормасов, отступивший после Городеченского сражения за Стырь, ждал там соединения с Дунайской армией, ведомой Чичаговым из Молдавии. Против Тормасова стояли Князь Шварценберг и Ренье. Таким образом, в Августе месяце наши отдельные корпуса и армии, на обширном пространстве, были без взаимной связи одни с другими. Все они, в течение двух месяцев, не предпринимали никаких значительных действий: Эссен, Граф Витгенштейн и Тормасов ждали усиления; Игнатьев и Эртель были слишком слабы в силах, а первый и по причине самого назначения своего защищать крепость должен был оставаться на одном месте. Находившиеся против наших войск неприятели, также на большом расстоянии поставленные, находились, однако, в связи между собою, занимая внутренний путь действий и упираясь на корпус Виктора, поставленный Наполеоном в центре общих сообщений. Расположение войск Русских и неприятельских, между Неманом и Днепром, Стырем и Двиной, было в Августе следующее:

У Риги Эссен, Макдональд.

На марше к Риге Граф Штейнгель

У Полоцка Граф Витгенштейн, Сен-Сир

У Мозыря Эртель, Мор

У Бобруйска Игнатьев, Домбровский

У Лука Тормасов, Князь Шварценберг и Ренье

На марше в Луцк Чичагов

В Орше Виктор

После пожара Ряжских предместий и неуспешного требования Прусским Генералом Гравертом сдачи Риги, в окрестностях ее все было спокойно. Макдональд, с одной дивизией своего корпуса, Гранжана, находился в Динабурге; другая дивизия, из Пруссаков, наблюдала Ригу с левого берега Двины. Во весь Август Макдональд не трогался из Динабурга, где ожидал назначенного для осады Риги парка, состоявшего из 130 Прусских орудий и 16 Мая отправленного водой из Данцига через Кенигсберг в Тильзит. 1 Августа выгрузили его на берег и 29 привезли в Руэнталь, подле Бауска. Не успел еще Макдональд сделать предварительных распоряжений к осаде, как получил от Наполеона повеление не начинать ее. Повеление было отправлено на марше из Бородина в Москву, куда устремлялись все надежды Наполеона. По его расчетам, в древней столице нашей долженствовал решиться вопрос о мире, к ускорению коего взятие Риги не могло способствовать. Дело состояло в огромлении Императора Александра вступлением в Москву, а потому предположенная при начале похода осада Риги была отменена, как предмет побочный, не могший уже иметь влияние на жребий войны.

Макдональд из Динабурга и Граверт из Митавы не делали против Риги никаких покушений, которые, впрочем, и не могли произвесть ничего другого, кроме бесполезной траты людей. Эссен с своей стороны почитал себя слишком слабым для вылазок. Его разъезды завязывали иногда между Ригой и Олаем перестрелку с Пруссаками, но сии мирные неприятели, с течением политических обстоятельств и против воли увлеченные под знамена Наполеона, никогда не атаковывали первые. Они ограничивались одним отпором, отстреливались и отбивали набеги наших легких войск. Вскоре Генерал Йорк поступил на место Граверта; приняв начальство над Пруссаками, он имел тайное свидание с Эссеном и уверил его в своих чувствованиях ненависти к Наполеону. Сшибки на передовых цепях прекратились.

Прибытие из Финляндии Графа Штейнгеля с корпусом должно было изменить положение дел около Риги. Корпус его, посаженный на суда в Або, Гельсингфорсе и на Аландских островах, начал в разных отделениях прибывать в Ревель. Первые войска вступили на берег в самый день Бородинского сражения, но многие суда были застигнуты противными ветрами; иные возвратились в Свеаборг, с изломанными снастями, другие сели на мель. Не желая терять времени в ожидании не прибывших еще за бурями войск, Граф Штейнгель выступил в поход с теми полками, которые уже были на берегу, числом до 10 000 человек. 8 Сентября пришел в Ригу авангард его, а через два дня явились и остальные войска, высаженные в Ревеле. Появление их в Риге было почтено жителями, более двух месяцев находившимися в великом страхе, знаком избавления.

При отправлении войск из Финляндии первоначально хотели употребить их для освобождения Риги от осады и овладения неприятельской осадной артиллерией[400]. Но, по возвращении Своем из Або в Петербург, когда составлен был общий операционный план, Государь назначил Графу Штейнгелю обширнейший круг действий. Корпус его входил в состав движений, предписанных всем армиям, о чем подробно дано было знать, 1 Сентября, ему и Эссену, в Высочайших повелениях, сущность коих заключалась в следующем: 1) Когда Финляндский корпус станет приближаться к Риге, то Эссену употребить ддя внутренней службы в крепости находившиеся на судах морские экипажи, а 20 000 человек послать с Левизом по левому берегу Двины, через Экау на Фридрихштат, с целью, до прибытия Финляндского корпуса, обратить на себя внимание Макдональда и отвлечь его от Графа Витгенштейна. 2) Финляндскому корпусу выступить из Риги к Экау. Не теряя из вида истребление осадной артиллерии, или соединиться с Левизом, если превосходство неприятеля против последнего того востребует, или взять направление через Бауск на Биржи. 3) В сем случае Левизу равняться с Финляндским корпусом и идти из Фридрихштата в Нерфт, после чего оба корпуса, находясь в тесной связи, долженствовали открыть самое сильное наступление. Им велено было отвлекать Макдональда от Графа Витгенштейна и придерживаться влево к Виленской губернии, к стороне Видз и Свенцян, чтобы там встретить Сен-Сира, долженствовавшего уже быть разбитым и преследуемым войсками Графа Витгенштейна, сменить сего последнего и, прогнав остатки неприятеля за Неман, стать в Вильне, откуда наблюдать вдоль Немана за Пруссаками, служа резервом для армий, назначенных соединиться на Березине.

Такова была воля Императора касательно Финляндского корпуса и Рижского гарнизона, но наши Генералы не смогли привесть ее в исполнение. Началось с того, что произошло недоразумение между ними насчет взаимного старшинства в чинах. Потом оказалось войск меньше, нежели полагали в операционном плане. Считали, что с Левизом могут выступить из Риги 20, а с Графом Штейнгелем 15 тысяч. На деле оказалось, что Эссен оставил для защиты Риги и Динаминда 5000 человек, а Левизу отряжал с небольшим 10 000, то есть половину того, что предполагалось Государем, но и сии 10 000, по превосходству в числе неприятеля, Эссен не решился отправить в Фридрихштат прежде прибытия Графа Штейнгеля. Что касается до сего последнего, то у него также недоставало еще до 5000 человек, задержанных бурями и которых он не остался ждать в Ревеле. Следственно, для предположенных действий назначалось Государем: в корпусе Левиза 20 000, у Графа Штейнгеля 15 000, всего 55 000 человек, а налицо оказалось: у первого 10 000, у второго 11 000, всего 21 000 человек. По совещании в военном совете, Эссен, Граф Штейнгель и Левиз положили начать немедленно наступление и атаковать Йорка, стоявшего с большей частью своего 16-тысячного корпуса между Митавой и Олаем; парк, первоначально назначенный для осады Риги, находился в Руэнтале. Атаку провели 14 Сентября, с трех сторон: 1) На правом фланге Контр-Адмирал Моллер с Флотилией пошел по Больдер-Аа. Двухтысячный отряд Генерал-Лейтенанта Бриземана должен был содействовать ему к вытеснению неприятельских постов из Шлока и Кальнецема, а потом к атаке Митавы и угрожению тыла Пруссаков. 2) Против Олая поставили Полковника Барона Розена с 1000 человек и приказали ему прикрывать плотины от Риги до Митавы, преследуя неприятелей, когда они будут отступать. При отряде Барона Розена находился Эссен. 3) Главная колонна, состоявшая из Финляндского корпуса и Рижского гарнизона, 18 000 пехоты, 1500 конницы и 23 орудия, построилась на Бауской дороге у Кательгольма. Поутру 14 Сентября авангард главной колонны тронулся к Фламенкругу, опрокинул Прусские передовые отряды и к вечеру дошел до Таможни. Корпус расположился при Даленкирхе, откуда один батальон послан в Берземюнде, а 2 батальона в Плакенцен, во фланг неприятельской позиции у Олая. Узнав о сем наступательном движении, Йорк начал сосредотачивать весь корпус у Экау, куда, как на сборное место, избранное им для прикрытия осадного парка в Руэнтале, велел спешить всем отрядам и разъездам, стоявшим на разных дорогах. 15 Сентября Граф Штейнгель продолжал движение, после полудня подошел к Экау и атаковал Йорка. После краткой обороны Пруссаки отступили за реку Экау, заняли позицию и держались упорно, пока на обоих флангах их не показались войска, посланные им в обход. Тогда Йорк отошел за реку Аа и стал между Бауском и Руэнталем, впереди парка, в намерении защищать его до последней крайности[401]. К отступлению побудило Йорка и то обстоятельство, что к нему не присоединился еще Генерал Клейст, которого он ожидал из Митавы. Бауск в ту же ночь был занят нашим авангардом. Граф Штейнгель ночевал при Экау.

До сих пор выгоды были на нашей стороне, по причине превосходства в числе. Оставалось пользоваться успехом и всему корпусу пройти Бауск, откуда стоило только, так сказать, протянуть руку на осадную артиллерию; в виду ее уже стояли бывшие в авангарде 2 запасных эскадрона Гродненских гусар. Вместо того, в решительную минуту Граф Штейнгель добровольно себя ослабил, отрядив из Экау через Гарозен на Митаву Полковника Экельна, с 3000 человек, и велев 2 батальонам, посланным накануне на Плакенцен, идти тоже на Митаву, для совокупного действия с Бриземаном, шедшим от Шлока, и Бароном Розеном, стоявшим у Олая. В то время когда наш Генерал раздроблял свои войска, Йорк сделал противное и тем склонил успех на свою сторону. Он решился пожертвовать временно Митавой, велел Клейсту спешить к нему на соединение, отчего стал сильнее Графа Штейнгеля, и для спасения осадного парка вознамерился не выжидать нападения, но перейти на правый берег Аа у Низотена и атаковать наших.

Оставив впереди Руэнталя отряд, Йорк двинулся вниз по Аа, к Низотену, где примкнул к нему Клейст. Граф Штейнгель, узнав о сем движении, оставил Баускую дорогу и повернул вправо, тоже к Низотену, чтобы атаковать Йорка. Ночью послал он часть корпуса вброд через Аа, при Цемалене, в левый фланг Пруссаков. За темнотой, переход через реку и нападение не были произведены в порядке; люди сбились с дороги и даже стреляли в своих, после чего велено перейти обратно за реку и Граф Штейнгель не отважился продолжать наступательных действий. «Ночью открылось, – говорит он в донесении, – что неприятель был третьей частью сильнее меня, а не так, как прежде полагали, от 10 до 12 000 человек. Столь великая несоразмерность сил, особливо кавалерии и конной артиллерии, заставила меня, для сохранения войск на важнейшие предприятия и для соединения моего с полками, идущими от Ревеля, отступить к Риге, к чему меня также понудило и то, что в пространных равнинах Курляндии не мог я нигде взять крепкой позиции»[402].

Йорк тотчас воспользовался превосходством сил и ошибками своего противника. С рассветом 18 Сентября он перешел со всем корпусом через Аа, атаковал наш арьергард и преследовал его до Анненбурга. Тут местоположение позволило арьергарду держаться несколько времени, между тем пока главный корпус отступал через Гарозен на Олай, где Граф Штейнгель соединился с отрядами Бриземана и Барона Розена, которые, во время движения его на Экау и Руэнталь, вошли в Митаву, но, узнав об отступлении Графа Штейнгеля, возвратились. Два дня защищали наши Митаву, истребили там материалы, приготовленные для построения моста на Двине, и взяли 4 медных осадных орудия и много разной амуниции. Это были единственные трофеи предпринятого похода в Курляндию, стоившего нам 1900 убитых и без вести пропавших и 578 раненых; у неприятеля взято в плен более 400 человек. 2 °Cентября отошли войска в Ригу, где их возвращение, после неудачи, произвело тем более грустное впечатление, что в тот самый день пришло известие о занятии Французами Москвы. Падение ее почитали в Риге за разрушение всех надежд; уныние было общим[403]. Государь сделал Графу Штейнгелю следующие замечания: 1) «Если вы предвидели, что вверенный вам корпус, до прибытия остальных из Ревеля полков, находится в слабом для действия состоянии, то следовало бы вам дождаться оных. 2) Я нахожу неправильным оставление ваше в Митаве части войск без всякой нужды, ибо в сие самое время войска неприятельские уже вышли все из сего города, почему таковое бесполезное раздробление вашего корпуса полагаю Я причиной сей неудачи. 3) Выступивший из Риги 14 Сентября корпус, для действия на Митаву и Экау, составлял по Моему счету, исключая последние, не прибывшие из Ревеля войска, с лишком 20 т, следовательно, с вероятностью полагать можно было, что сие число устроенных Российских войск могло с пользой сражаться противу равного числа, собранного из разных наций неприятеля. В военных предприятиях меры средние весьма редко удаются. Самая их умеренность и бережливость часто препятствуют успеху, особливо раздробя свои силы, как сие было сделано в сем случае, оставя отряд в Митаве, а другой у Шлока»[404].

Так рушилась первая попытка исполнить операционный план, повеленный Государем. Не желая оставаться в бездействии в Риге, Граф Штейнгель испросил у Генерала Эссена разрешение идти усиленными маршами правым берегом Двины на соединение с Графом Витгенштейном. Он надеялся прибыть к Придруйску дней в 10 или 11 и там, в одно время с Графом Витгенштейном, перейти через Двину, дабы пресечь неприятелю дорогу на Вильну, действовать с выгодой в тесных местах между Придруйском и Брацлавом против нападений Макдональда или вместе с Графом Витгенштейном атаковать Полоцк. «Если нам посчастливится разбить совершенно Сен-Сира, – доносил он Государю, – тогда один Макдональд будет слишком слаб, чтобы нам сопротивляться, и при нашем движении к Неману ему должно будет покинуть свои замыслы на Курляндию. Если Графу Витгенштейну не назначено идти к Неману, то он может своими движениями, клонящимися к соединению с Тормасовым и Чичаговым, быть в состоянии действовать с успехом в тылу большой армии Наполеона. Наконец, ежели Макдональд собрал все свои силы для нападения на Графа Витгенштейна, то он очистит Курляндию и лишит себя через то выгод своей кавалерии, которой придется действовать в неудобных для нее местах. Что касается до осадного парка, то неприятель, держась близ орудий, защищает их с великим упорством, так что теперь еще нельзя взять парка»[405]. Копию с своего донесения Государю представил Граф Штейнгель Эссену, который решился, для выигрыша времени, не ожидать Высочайшего повеления о предположенном движении Финляндского корпуса и приказал ему выступить из Риги на соединение с Графом Витгенштейном. 25 Сентября корпус отправился к Придруйску, по проселочной дороге, через Кайнен, Эрлу, Берсон, Каменец и Креслав. В нем находилось под ружьем 10 000 челове[406] потому, что несколько полков, удержанных противными ветрами, не успели еще присоединиться к нему. В Риге и Динаминде осталось гарнизона с лишком 17 000 человек[407]. Узнав о новом движении Графа Штейнгеля, Государь писал ему: «По отдаленности, в коей Я нахожусь, и по неудобностн переменить нынешнее ваше направление, не могу дать вам иного разрешения, как изъявить желание Мое, чтобы новые действия ваши увенчаны были лучшими успехами»[408].

Следствием покушения Графа Штейнгеля против Йорка на Экау и Митаву было то, что Макдональд, узнав о его наступательном движении, оставил один полк и два орудия в Динабурге, а с прочими войсками пошел поспешно на Экау. По прибытии нашел он, что военные действия прекратились, наши уже отошли к Риге, а Пруссаки занимали места, на которых они прежде были расположены. Макдональд стал в Салгалене, между Митавой и Бауском, а пришедшую с ним дивизию Гранжана отослал назад к Иллуску, на один переход от Динабурга. От такого неблагоразумного распоряжения дивизия Гранжана вовсе не приняла участия в войне. Макдональду следовало оставить Гранжана при себе, для оборонительных или наступательных действий против Рижского гарнизона, или отослать его к Сен-Сиру в Полоцк. Отправляя же его в Иллуск, он поставлял его в невозможность быть кому-либо полезным. Макдональд приказал Пруссакам занять пространство от Балтийского моря до Экау и Фридрихштата. Резервы стали в Митаве, Анненбурге, Салгалене и Якобштате. Бывший в Руэнтале осадный парк отправлен назад. Наши передовые войска защищали Олай, Балдон и Нейгут. До глубокой осени обе воюющие стороны пробыли в сем положении и совершенном бездействии. И Сен-Сир стоял у Полоцка неподвижно в течение Августа и Сентября. Он укрепил город и ближние селения редутами и батареями и на речках построил шлюзы, чтобы в случае нужды затопить окрестности. Из наступательного положения, предписанного Наполеоном, Сен-Сир перешел в оборонительное. Причиной тому было, что Макдональд, на предложение Сен-Сира отрядить к нему 12 000 человек, отвечал: «Более 4 или 5000 прислать вам не могу, будучи обязан оберегать великое пространство от Балтийского моря до Динабурга. Ослабив себя 12 тысячами, подвергаюсь я атаке Рижского гарнизона, ибо, после отправления к вам требуемых вами войск, он будет сильнее меня. Но и 5 тысячам, которые могу отрядить к вам, опасно идти по правому берегу Двины на соединение с вами: Граф Витгенштейн не допустит их до вас и разобьет на пути». Сен-Сир отвечал, что ему мало 5000 для наступательных движений против Графа Витгенштейна, начинавшего получать подкрепления. В переписке проходило время; Макдональд не посылал войск Сен-Сиру, а сей последний не почитал себя довольно сильным атаковать Графа Витгенштейна и ограничился одним наблюдением, стараясь только, чтобы наш Генерал, как о том писал Наполеон Сен-Сиру из Москвы, не сделал какого-нибудь движения в тыл главной Французской армии[409].

Граф Витгенштейн также не предпринимал наступательных действий, сперва потому, что корпус его понес большую потерю в людях и имел необходимость в отдыхе после трехнедельных, беспрестанных сражений, начавшихся 17 Июля при Якубове и кончившихся 6 Августа под Полоцком. Малочисленность корпуса не дозволяла атаковать Сен-Сира, который укрепился и превосходил нас силами. Потом, в начале Сентября, Граф Витгенштейн получил общий операционный план, по коему обещаны ему были свежие войска и предписывалось начать действия не ранее 1 Октября. В ожидании сего срока и усилений, ему нельзя было трогаться с места; следственно, он и Сен-Сир были осуждены обстоятельствами на временное бездействие, а между тем выгоды склонились на нашу сторону, чему главной причиной был недостаток продовольствия в неприятельских войсках. Сперва добывали жизненные припасы реквизициями, но вскоре мера сия оказалась безуспешной. Сен-Сир разделил окрестности Полоцка на округи, с расписанием и разграничением на картах, в какой из округов посылать каждой дивизии за припасами. Вскоре ближние к городу деревни и мызы оскудели от излишних требований и грабежа, которыми сопровождались фуражировки. Сам Сен-Сир сознается, что большое число солдат расходилось для мародерства[410]. Потом появились повальные болезни, особенно между Баварцами; их умирало ежедневно от 100 до 150 человек. В лазаретах не стало лекарств. Баварский историк войны 1812 года говорит: «Можно считать чудом, если кто из нас не погиб на берегах Двины от меча Русских, болезни или голода. Нужны были все усилия начальства, для удержания войск в повиновении. Когда пальба с Полоцких укреплений возвестила нам о Бородинской победе, то в наших рядах уже оставалось так мало людей, что почти некому было защищать знамен, и полки сдавали их в Комиссариатское ведомство»[411].

Полоцк опустел. По улицам видны были только голодные, больные Французы, Швейцарцы и Баварцы; заразительным воздухом опасно было дышать. Сен-Сир, в своих Записках, говорит: «Полоцк превратился в госпиталь, и, к довершению несчастия, ощущали мы недостаток во всем нужном для больных»[412].

В лагере Графа Витгенштейна, как в Тарутине, не знали нужды, жили в изобилии, чему способствовало неограниченное усердие Псковитян, имевших счастие видеть, что главным вождем сил Александра был тогда один из их земляков – Кутузов. Они несли в дар Отечеству что могли: деньги, хлеб, скот, подводы. Псковская губерния служила главным источником продовольствия для корпуса Графа Витгенштейна, а также подвозила съестные припасы из Новгородской губернии. С Июля месяца были отправляемы через Псков на Себеж 10-дневные пропорции сухарей, овса, мяса и вина на 35 000, а с 5 Сентября на 55 000 человек. Псков и Остров были главными складочными, а Люцин и Себеж развозными местами, откуда продовольствие отправлялось по следам корпуса Графа Витгенштейна. Великолуцкое дворянство предложило пожертвовать всем хлебом, снятым с полей, за оставлением только необходимого количества, не требуя ни денег, ни квитанций. За хлеб, обращенный из сельских магазинов на сухари, Порховское дворянство не просило никакой платы. Пожертвование Псковской губернии хлебом, деньгами, овчинами, подводами и прочим превышало 14 миллионов рублей, полагая самые умеренные цены и не включая в то число взятого из сельских магазинов хлеба. Более 100 000 подвод были в беспрестанном движении по Псковской губернии. Кроме того, крестьяне охотно оставляли свои занятия и вспомоществовали земской полиции, особенно для препровождения большого числа пленных. По великому скоплению раненых, все дома в губернии были ими заняты, а от недостатка врачей происходили заразительные болезни и сильная смертность. Ни чрезвычайные повинности, ни близость театра войны, ничто не нарушало спокойствия. Гражданский Губернатор Князь Шаховской, имея Высочайшее повеление доносить в собственные руки Императора о чрезвычайных по тогдашним обстоятельствам случаях, писал в одном донесении: «Народ, пребывая в безмятежном спокойствии и горя любовью, усердием и ревностью к Вам, Государь, и Отечеству, готов во всякое время единодушным восстанием противиться неприятелю, дерзающему покушаться нарушить общественное спокойствие»[413].

По обоим берегам Двины Граф Витгенштейн рассылал партизан ловить неприятельских фуражиров и бродяг; ежедневно приводили их от 50 до 100 человек. Летучие отряды также восстановляли порядок в тех волостях Витебской губернии, где пребывание неприятелей производило своеволие. Для прекращения там безначалий помогали партизанам разъезды, которые, по совершенному недостатку воинских команд в Псковской губернии, были на границах ее добровольно учреждены Псковитянами. Разъезды ходили, с одной стороны, по дорогам к Белому, Поречью, Велижу и Усвяту, с другой к Динабургу, Крейцбургу и Риге. Из находившихся при корпусе Графа Витгенштейна партизан сделались известными: Полковник Непейцын, Майор Бедряга и войска Донского Полковник Родионов. Последний до такой степени тревожил неприятеля, что Сен-Сир посвятил несколько страниц в своих «Записках» описанию его набегов. Непейцын уже 20 лет жил в отставке, потеряв еще под Очаковом ногу, оторванную ядром. Несмотря на свою тяжелую рану, явился он к Графу Витгенштейну, получил начальство над летучим отрядом и делал удачные поиски. Встретив на дороге шедшее из Петербурга ополчение, он сказал ратникам: «Вот, ребята, я и без ноги, а уже успел поколотить злодеев; постарайтесь и вы хорошенько!» – «Не бойсь, – отвечала в один голос дружина, – не положим на руку охулки; дал бы Бог только дойти до них!» Петербургское ополчение сдержало слово. Первое отделение его прибыло к Графу Витгенштейну 28 Сентября, второе 5 Октября. На марше из Петербурга соблюдаемы были все военные правила; на дневках производились ученья. Стараясь ввести более воинского порядка между ратниками, Государь велел прикомандировать к каждой дружине по 32 человека из армейских полков и солдатам сим идти в походе вместе с ополчением. Офицеры шли у своих взводов, с ранцами на плечах. Несмотря на дожди и грязь, ополчение делало самые большие переходы и отсталых не было. Вдруг на дороге поразила его весть о занятии Москвы. Первое впечатление было, как и везде в России, ужасно, но потом горестное известие исполнило дружины, как и всех Русских, новым мужеством и мщением. Ратники ускорили шаг, жаждя встречи с неприятелем. Граф Витгенштейн нашел в ополчении такую исправность и такой воинский дух, каких не ожидал от землельцев, недавно покинувших соху, предводимых офицерами, до того времени чуждыми военному ремеслу. Он приказал размещать дружины во время сражения по армейским полкам, составляя из них резервы.

По прибытии в лагерь среди ополчения служили молебен. Начальники поздравляли ратников с достижением цели. «Вот уже и неприятель близко, – сказал начальник 1-й колонны, Бегичев, – мы должны исполнить то, для чего Государь и Отечество нас послали. Бог нам помощник: мы Ему молились. Дело наше святое; неизвестно еще, кому из нас судит Бог положить живот за святую Веру Его, и потому должно приступать к нему с чистой совестью. Если кто из вас недоволен и сердится на кого-либо из товарищей или начальников, примиритесь братски и оставьте всякую злобу. Я, как старший, более всех, может быть, досадил вам – простите меня!» При сих словах начал Генерал со всеми обниматься; офицеры и ратники отвечали ему взаимным целованием. Вот одно из самых трогательных доказательств силы и действия Веры над сердцами Русских воинов: таинственный обряд обречения на смерть истинных сынов Отечества, хотевших ценой жизни исторгнуть победу из рук вражеских! 3 Октября, когда прибыло к Полоцку второе отделение ополчения, пришел из Риги в Придруйск Граф Штейнгель с Финляндским корпусом. Это было накануне дня, назначенного Графу Витгенштейну к наступательным действиям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.