Непокорные чеченцы
Непокорные чеченцы
Решив, таким образом, проблему Аварии, А.П. Ермолов сосредоточил главные силы своих войск силы против чеченцев, которые с этого времени становятся едва ли не основными противниками русских на Северном Кавказе. Прежде всего он постарался детально изучить историю, нравы и обычаи чеченцев, но сделать это оказалось очень непросто.
История этого народа до конца еще не изучена. Не ясно, откуда пришли чеченцы на Кавказ, чьими наследниками они являются. Ясно только одно — территория Чечни была заселена еще в каменном веке. Отсутствие письменных и других источников и документов не позволяет ответить на этот вопрос. То, что некогда существовало (тяптары — рукописные летописи), было сожжено в Грозном в 1944 году во время депортации этого народа. Сохранившиеся немногие сооружения, клинопись на руинах построек не позволяют восстановить всю картину прошлого.
Чеченское общество исторически формировалось, впитывая в себя представителей различных кочевых (север) и горских (юг) народов. До новой эры они были язычниками и каждое племя поклонялось своему богу.
В I в до н. э. с целью контроля за Дарьяльским ущельем (единственный в то время торговый путь в Грузию и Армению) образовался вайнахский политический союз племен, проживавших на территории Чечни и Ингушетии.
Первое же письменное упоминание о Чечне относится к VII веку, когда началось распространение христианства в этом районе. Тогда грузинские цари направляли на Северный Кавказ проповедников, священников, христианскую литературу. Но чеченцы, приняв формально христианство, сохранили некоторые обряды и языческой религии.
Начиная с VIII века на Северном Кавказе начали появляться мусульманские проповедники. В это время равнинная территория Чечни входила в состав Аланского государственно-племенного союза, основной религией которого было христианство. В горной части Чечни и Дагестана сформировалось государственное образование Сарир. Но нашествие монголо-татар в очередной раз перекроило сложившиеся границы, земли Чечни были включены в состав Золотой Орды (улус Джучи). Но сами чеченцы предпочли массово переселиться в горы, начав фактически отшельнический образ жизни, бросив свои жилища и храмы, прервав мажтейповые общения.
Только в XV и XVI веке чеченцы начали постепенно спускаться с гор на равнину, в долине Терека и его притоков — рек Сунжа и Аргун. Там возникли многие феодальные владения. Но на большей части Чечни возродились традиционные вольные общества, которые враждовали между собой и с соседями. Война становится главным занятием этих людей, а военная добыча — главным источником богатства. К периоду Ермолова такой образ жизни чеченцев был в самом разгаре: много вожаков, много воинов, но единой централизованной власти не было, вести переговоры было не с кем. Оставалось одно — надеяться на военную силу.
Способ наказания непокорных чеченцев А.П. Ермоловым был избран довольно жестокий: непокорные аулы разрушались, жители изгонялись в леса и горы, а при сопротивлении — уничтожались поголовно.
Карательная экспедиция началась с того, что командующий приказал казачьему генерал-майору Сысоеву «окружить селение Дадан-юрт, лежащее на Тереке, предложить жителям оставить оное, а буде станут противиться, наказать оружием, никому не давая пощады».
Чеченцы не приняли предложения, защищались с отчаянием. Почти каждый двор, окруженный высоким забором, был превращен в крепость, которую приходилось штурмовать. Многие из жителей, когда врывались солдаты в дома, умерщвляли жен своих на глазах их, «дабы во власть их не доставались». Многие из женщин сами бросались на солдат с кинжалами.
«Большую часть дня продолжалось сражение самое упорное, — пишет Ермолов, — и ни в одном доселе случае не имели мы столько значительной потери, ибо кроме офицеров простиралась оная убитыми и ранеными до двухсот человек. Со стороны неприятеля все, бывшие с оружием, истреблены, и число оных не менее четырехсот человек. Женщин и детей взято в плен до ста сорока, которых солдаты из сожаления пощадили как уже оставшихся без всякой защиты. Но гораздо большее число вырезано было или в домах погибло от действия артиллерии и пожара. Солдатам досталась добыча довольно богатая, ибо жителями селения были главнейшие из разбойников, и без их участия, как ближайших к линии, почти ни одно воровство или грабеж не происходили… Селение состояло из 200 домов. 14 сентября оно было разорено до основания».
Завершив расправу над жителями Дидан-Юрта, Ермолов лично повел войска в глубь чеченской территории и разорил еще несколько аулов. Правда, чеченцы впредь уже избегали крупных и упорных сражений. Они заблаговременно эвакуировали семьи и скот, а затем после непродолжительной перестрелки уходили сами. Вести наступление на такого противника было очень сложно и оно вскоре захлебнулось.
В ноябре командующий возглавил поход войск в Акушинскую провинцию Дагестана. Эта провинция, по «Запискам» Ермолова, «…имеет жителей не менее 15 тысяч семейств; лежит вообще вся в местах гористых, среди которых заключаются не весьма обширные, но прекрасные долины. Земля оной весьма плодородна и обработана с чрезвычайной тщательностью, нет малейшего пространства невозделанного; каждого поселянина участок отделен межою. В некоторых местах произрастают хорошие леса, но рек весьма мало. Селения все обстроены опрятно, дома содержатся с особенною чистотою, которая приметна на самых дворах и гумнах. Жители главного города имеют поблизости от него загородные дома или хутора. Отличительные народа свойства есть добронравие и кротость. К воровству нет ни малейших наклонностей, праздность почитается пороком и поощряется трудолюбие. Но начинает вселяться разврат от употребления горячих напитков, к которым большое имеют пристрастие».
Прибыв в Тарки, Алексей Петрович послал акушинцам письмо, в котором требовал от них присяги на верность России, возврата пленных и высылки заложников от наиболее знатных фамилий. Он предупреждал, что в случае отказа город будет взят штурмом.
В начале декабря войска начали наступление. Горцы, верные своей тактике, отходили, не принимая решающего сражения. Тем не менее 19 декабря оно все же произошло у аула Леваши. После двухчасового упорного боя кавказцы рассеялись по окрестным лесам и ущельям. Командующим было приказано «истреблять селения и, между прочим, был разорен прекраснейший городок до 800 домов, Уллу-Айя называемый. Оттуда с такой поспешностью бежали жители, что оставлено несколько грудных ребят. Разорение нужно было как памятник наказания гордого и никому доселе не покорствовавшего народа…
После этого многие старшины деревень пришли просить помилования. Не только не тронул деревень их, но даже не позволил войскам приближаться к оным, дабы не привести в страх жителей. На полях хлеб, все заведения и стада их остались в неприкосновенности. Великодушная пощада, которой не ожидали, истолковала акушинским народам, что одною покорностью могут снискать себе спасение, и многие являлись с уверенностью, что они найдут снисхождение».
Саму же Акушу русские войска заняли без боя. Жители присягнули на верность России. Для решения некоторых организационных вопросов на месте, Ермолов назначил главным кади старика, известного рассудительностью и миролюбием. Местные жители приветствовали это назначение. В качестве заложников были взяты представители 24 знатных местных фамилий, которые были отправлены в Дербент, где содержались достойным образом с единственным запретом покидать город. На все население провинции была наложена незначительная дань как символ зависимости от России. Имущество мятежников было частично роздано мирному населению. В знак благодарности акушинцы поднесли Алексею Петровичу саблю, искусно украшенную серебром и золотом.
Еще одной немалой пользой обернулось для русских взятие Акуши. В захваченном архиве бывшего главного кади были обнаружены весьма ценные документы, характеризующие отношения некоторых кавказских правителей как к России, так и между собой. «С достоверностью узнал я о связях Сурхай-хана Казикумыхского и Мустафы-хана Ширванского с Дагестаном и о стараниях их возмущать оный против нас… — пишет Ермолов. — Из захваченных письменных дел главного кади открылись тайные действия многих других изменников и злодеев, и в особенности умцея Каракайдакского и хана Аварского. Мать сего последнего, имевшая двух своих дочерей в замужестве за шамхалом Тарковским, просила письмом акушинского кади, чтобы он постарался схватить шамхала и доставил бы ей удовольствие напиться его крови. Какие нежные чувства женщины и великодушная попечительность о зяте!»
Падение Акуши спасло защитников Чиракского укрепления, которое в течение нескольких дней осаждал и штурмовал Сурай-хан Казикумыхский с шестью тысячами воинов. Известие об успехах русского оружия в Акушской провинции «в такой привело ужас Сурай-хана, что он не только сам бежал и толпы его рассеялись, но послал даже в город Казикумык приказание, чтобы семейство его удалилось в горы».
При осаде Чиракского укрепления противник попытался прежде всего занять находившуюся вблизи него мечеть, с минарета которой можно было наблюдать и обстреливать оборонявшихся. Когда командир подразделения, защищавшего мечеть увидел, что удержать ее невозможно, он отправил подчиненных в укрепление, а сам с четырьмя добровольцами засел в минарете. Горцы, будучи не в состоянии овладеть минаретом, подкопали его основание и опрокинули строение на землю. Лишь таким образом они покончили с мужественными защитниками, трупы которых были растерзаны на куски на глазах у их товарищей.
Экспедиция 1819 года частично «навела порядок» в Северном Дагестане, вытеснила в горы наиболее враждебных России правителей, усмирила отдельные народы. В целом она была успешной, хотя потери российских войск составили 206 человек убитыми, 450 ранеными и 36 пленными. Удовлетворенный Ермолов убыл в Тифлис.
В 1820 году под ударами русских войск прекратило существование независимое Казикумыхское ханство. В августе следующего года в сражении у селения Аймяки соединение генерал-майора А. А. Вельяминова разгромило войска Мехтулинского хана. В результате активных наступательных действий Ермолову удалось к концу 1821 года захватить обширные районы Северного Дагестана и создать там плацдарм для наступления на Чечню с востока.
В феврале 1822 года в Чечню из Грозной была направлена карательная экспедиция во главе с полковником Н.В. Грековым. Следуя по маршруту Хан-Кале, Урус-Мартан, отряд вышел к Шали, где произошел бой с чеченцами. После этого командир отряда решил «истребить Шали, как деревню, в коей произошло начало гнусной измены и злодейства». Этот замысел и был осуществлен 11 февраля. «К вечеру не осталось в деревне ни одного фруктового дерева и ни одного дома», — доносил Греков командующему. На следующий день таким же образом была разрушена деревня Атаги.
Оправдывая свою жестокость, Греков писал: «Я уверен, что истребление двух сильных злодейских деревень, падение многих зачинщиков возмущения… послужит лучшим толкованием чеченскому народу о положении оного. Какие бы ни употребляли мошенники обольщения, не могут они вознаградить потерь, понесенных истреблением домов и садов, стоящих тысячам жителей приютом. Это пример весьма сильный и для покорных, и для неповинующихся».
Подобные экспедиции имели место на протяжении 1822 и 1823 годов. Но их особенностью стал поиск русскими опоры среди местной знати, владения или подданные которой объявлялись «мирными». С теми же, кто продолжал сопротивление, расправлялись нещадно. Политика «кнута и пряника» стала поводом для обвинений Ермолова в соблюдении корыстных интересов, которые то и дело поступали в Петербург от некоторых чиновников с Кавказа. В самой же столице имелись силы, недовольные наместником по другим причинам. Общие усилия недоброжелателей делали свое дело. В Тифлис то и дело приезжали различные комиссии, которые только мешали работе. Не выдержав, Алексей Петрович в январе 1824 года направил донесение непосредственно на имя императора.
Александр I внимательно изучил документ и остался доволен его содержанием, поручив исполняющему должность начальника Главного штаба генералу И.И. Дибичу уведомить о том Ермолова. В виде поощрения службы России отдельным представителям чеченской знати по ходатайству наместника высочайше жаловались обер-офицерские чины. Так, в ответном письме И.И. Дибича к Ермолову было указано, что Государь император с удовольствием соглашается на испрашиваемое вашим высокопревосходительством награждение…жалуя Кучуку-Бековичу чин капитана, а владельцев Мундара Алибкачева и Кагермана Алхазова чинами прапорщиков.
Тогда же, в январе 1824 года, А.П. Ермолов снова встречался с Шали Бей-Булат Таймиевым, который к тому времени уже побывал в Дагестане, стал поклонником мюридизма и пролил немало русской крови. Но, потерпев ряд поражений, хитрый горец вновь высказал желание служить России. Но на этот раз Алексей Петрович был более осторожным и предъявил встречные условия. Пока шел торг, Шали Бей-Булат Таймиев убил кумыхского князя Месхти-Гирея — ставленника Ермолова — и ушел в горы. В июле 1925 года он с войском численностью в две тысячи человек вновь напал на русские укрепления, все разграбил и захватил заложников. 25 ноября он даже пытался взять в плен самого Ермолова, но эта попытка закончилась неудачно.
Как ни странно, но Ермолов, несмотря на коварство чеченца, периодически вступал с ним в переговоры. В 1826 году Шали Бей-Булат вновь был принят на русскую службу в чине поручика, участвовал на стороне России в военных действиях против Турции. В 1829 году в Тифлисе он встретился с А.С. Пушкиным, который писал: «Славный Бей-Булат, гроза Кавказа, приезжал в Арзрум с двумя старшинами черкесских селений, возмутившихся во время последних войн. Они обедали у графа Паскевича».
Но чеченец оставался верным себе, и вскоре Шали Бей-Булат Таймиев вновь был уволен с русской службы. Он продолжал заниматься грабежами, ив 1831 году был убит кровником.
Намного мягче в это время была политика Ермолова в Дагестане, многие правители земель которого сохраняли верность России и не участвовали в выступлениях. Остальных же мятежников удалось усмирить путем переговоров при угрозе применения военной силы. 15 февраля 1824 года император собственноручно подписал высочайший рескрипт на имя командира отдельного кавказского корпуса об одобрении его действий в Дагестане.
«С истинным удовольствием читал я донесение ваше из Дагестана от 25 января, — писал Александр I. — Мне весьма приятно было видеть из оного счастливое во всех отношениях окончание предприятия вашего к восстановлению спокойствия, нарушенного в том крае мятежствующими горскими народами. Но особенную мою благодарность заслуживают благоразумные меры кротости, принятые вами для достижения сей цели. Они совершенно соответствуют намерениям моим, почитая жителей Дагестана обитателями части Российской империи, я всегда с крайним сожалением принимал известие о употреблении силы оружия к обузданию их своеволия; тем более остаюсь довольным настоящим укрощением их без всякого кровопролития…»
После серии карательных экспедиций чеченцы приутихли. Продолжали иметь место разбойные нападения и стычки с небольшими группами чеченцев, но до массовых выступлений не доходило. Чувствовалось отсутствие у противника сильного организующего начала, способного увлечь массы общей идеей.
Это хорошо понимали и враждебные России силы в Персии и Турции, где, в отличие от прямолинейной политики северян всегда в достатке было мастеров тайной интриги. Преимуществом и мощным оружием в их руках была религия, которая вернее других средств действовала на горцев. С ее влиянием русские бороться не умели, да и не могли. Но для превращения религиозной идеи в пламя новой войны требовались вожди, которых на Северном Кавказе также найти было нетрудно.
Летом 1825 года среди чеченцев упорно начали распространяться слухи о появлении в горах посланника Пророка, призывавшего правоверных к борьбе с гяурами. Издавна привычная агитация на этот раз сопровождалась действенными аргументами в виде оружия и денег, перед которыми не могли устоять горцы. Вскоре их отряды появились на равнине в окрестностях русских крепостей и постов, участились случаи разбойных нападений не только на дорогах, но и в населенных пунктах.
Генерал А.П. Ермолов вовремя увидел приближение новой опасности. Более того, внимательно отслеживая обстановку в Персии и Турции, он прекрасно понимал откуда дует «ветер» новых настроений. Но, будучи не в силах предотвратить надвигавшуюся опасность другим путем, решил прибегнуть к ранее испытанному средству. «Одни частые наказания народ сей могут держать в некотором обуздании, — считал Алексей Петрович, — и лишь прекратилась боязнь взыскания, наклонность к своевольству порождает у них злодейские замыслы».
В начале августа Ермолову стало известно, что большой отряд чеченцев напал на Амир-Аджиюртский пост и фактически его уничтожил. В ходе разбирательства удалось установить, что значительная часть вины за случившееся лежала на совести начальника русского гарнизона капитана Осипова, халатно отнесшегося к своим обязанностям в условиях нарастания боевой активности противника. По этому случаю позже Ермолов писал:
«Укрепление поста было не прочно, ибо наскоро из плетня сделанное, и рва вокруг его почти не было. Но в гарнизоне находилась рота пехоты и весьма сильная артиллерия. Сего для обороны было слишком достаточно, но начальник гарнизона был чрезвычайно неосторожен невзирая на то, что в тот же самый день выступивший из укрепления генерал-майор Греков предварял (предупреждал) его о намерении чеченцев сделать покушение на пост. Незадолго перед нападением успел он даже прислать одного из приверженных нам аксаевских жителей с известием, что сильные толпы конницы взяли направление к посту и к ночи прибудут к оному.
Начальствовавший оным 43-го егерского полка капитан Осипов, сделав расчет гарнизона по местам, распустил людей в казармы и нимало не усилил обыкновенного караула. Чеченцы со стороны леса подошли, не будучи замеченными. Весьма темная ночь и сильный ветер им способствовали. Внезапно вошли они в укрепление и тотчас опрокинули часть плетня, ограждавшего оное. Люди в беспорядке выскакивали из казарм, когда укрепление уже было наполнено неприятелем. Они не могли противиться малыми силами. Капитан Осипов, защищавшийся с горстью людей и будучи уже ранен, бросился в Терек и утонул. Неприятель был встречен только двумя выстрелами из орудия, стоявшего в воротах, при коем был главный караул не более как из девяти человек при унтер-офицере. Выстрелы сии на некоторое время привели в замешательство чеченцев, но уже не было кому оным воспользоваться, ибо люди наши были рассеяны, и большая часть гарнизона спасалась переплывая Терек».
Правда, чеченцы также не сумели воспользоваться плодами своей победы. Пожар, устроенный ими в укреплении, охватил пороховой погреб и привел к взрыву. Сила взрыва была такова, что орудия, находившиеся в укреплении, были сорваны с лафетов и переброшены на противоположный берег реки. Чеченцы в ужасе разбежались и больше не появились в том страшном месте. В ночном бою русские потеряли убитыми и утонувшими 17 человек, многие из уцелевших были ранены. Число потерь в рядах чеченцев осталось неизвестным.
Весть о разгроме русского укрепления быстро разлетелась по горным аулам и всколыхнула чеченцев. Убрав к тому времени свой скудный урожай кукурузы, они были не прочь пополнить запасы на зиму за счет военной добычи и грабежа русских селений. Для реализации этих планов требовалось уничтожить или блокировать отряд генерала Грекова, спешившего на помощь гарнизону Амир-Аджиюртского поста, но не успевшего туда вовремя из-за большого расстояния. Во время боя на посту отряд находился в укреплении Герзели-аул. Греков, узнав о случившемся, принял решение перейти к обороне остальных окрестных укреплений и усилил подразделениями отряда как местный гарнизон, так и гарнизоны крепости Внезапной и станицы Червленной, перенеся свой штаб в последнюю. О начале восстания горцев гонцы были направлены в Грозную и далее в Тифлис.
Между тем чеченским вождям удалось собрать отряд численностью до 4 тысяч человек, который осадил Герзели-аул. Первый штурм горцев был отбит русским гарнизоном, но мятежникам удалось взять под контроль подступы к реке и отвести в сторону русло ручья, питавшего укрепление водой. Это обстоятельство сделало дальнейшую защиту Герзели-аула весьма проблематичной.
На известие о выступлении чеченцев в Червленную с Грозной двинулся отряд под начальством генерал-лейтенанта Лисаневича, который на правах старшего по званию взял руководство операцией на себя. Собрав три роты 43-го егерского полка, 400 линейных казаков и несколько орудий, он поспешил к аулу Герзель.
На подходе к аулу русские войска были обнаружены вражеской конницей, которая, не приняв боя пустилась в бегство, «забыв» предупредить топтавшуюся возле укрепления чеченскую пехоту. Русским удалось внезапно атаковать неприятеля и совместно с вылазкой осажденного гарнизона нанести ему значительный ущерб. Правда многим мятежникам, в том числе и «посланцу Пророка», удалось скрыться в окрестных лесах и оврагах.
Жители мятежной провинции, опасаясь массовых репрессий со стороны русских войск и уничтожения их селений, через старейшин попытались вступить с Лисаневичем в переговоры. Создались благоприятные условия для прекращения мятежа силами самих же горцев, но русский генерал решил форсировать события. Он приказал местному главе аксайской администрации майору Мулле-Хасаеву собрать всех старейшин и потребовать выдачи вожаков и наиболее активных участников мятежа. Генерал Греков, хорошо знавший горцев, предупреждал о возможных негативных последствиях этой затеи, но Лисаневич не стал слушать советов.
16 августа не менее 300 человек лучших жителей Аксая были доставлены в Герзели-аул. При этом русским командованием не были приняты меры необходимой предосторожности. Многие аксаевцы были вооружены, в то время, как укрепление охранялось немногочисленным караулом, а большая часть его гарнизона занималась заготовкой дров и сена в его окрестностях. В результате силы русских в ауле Герзель были меньшими, чем у приглашенных горцев. Не учитывая это обстоятельство, Лисаневич в сопровождении нескольких офицеров вышел к прибывшим чеченцам и начал упрекать их в измене, угрожая жестоко наказать виновных. Хорошо зная язык, он говорил без переводчика и в весьма резких выражениях, что по отношению к почетным старшинам считалось недопустимым.
Закончив обвинительную речь, генерал начал по списку вызывать некоторых. Двое из названных покорно вышли из толпы, а казаки тут же их обезоружили и взяли под стражу. Третий из вызванных, видя участь своих предшественников и слыша за спиной ропот земляков, решился на отчаянный шаг. С видом покорности, приблизившись к генералу, он вдруг выхватил спрятанный под одеждой кинжал и ударил его в живот. Затем он нанес смертельный удар стоявшему рядом генералу Грекову.
Внезапное нападение чеченца шокировало немногочисленную русскую стражу, в немом оцепенении наблюдавшую за трагедией. Не известно, скольких из них бы еще достал кинжал горца, если бы пристав капитан Филатов не бросился на нападавшего. Он также получил рану, но в рукопашной схватке сумел ранить чеченца его собственным кинжалом. Затем один из армян, состоявший в свите Лисаневича, добил горца выстрелом из ружья в упор.
Тем временем Лисаневич, изнемогая от боли, собрался с силами и что было духу выкрикнул одно слово: «Коли!», которое было воспринято русскими как команда к истреблению всех чеченцев без разбора. Все остававшиеся в укреплении солдаты и офицеры открыли по толпе беспорядочную стрельбу, поражая многих. Обезумевшие горцы бросились к воротам и, заколов часовых, вырвались наружу. К их несчастью, в это самое время к укреплению подходила большая группа фуражиров во главе с офицером, который, быстро разобравшись в обстановке, сумел встретить бегущих ружейным огнем и штыками. Началась жестокая бойня, в которой из горцев уцелели лишь немногие.
Случившееся в Гирзели-ауле сильно накалило обстановку в крае, которая и без того была взрывоопасной. Среди горцев, пострадавших в укреплении, было много невинных людей и, более того, несколько тайных помощников русской администрации. В связи с гибелью Лисаневича и Грекова на линии не осталось ни одного высшего воинского начальника, способного организовать согласованные действия разрозненных гарнизонов и отрядов. «Таким образом, неблагоразумие генерала Лисаневича могло стать причиной многих тяжелых последствий, — делает вывод Ермолов. — Если бы не овладел аксаевцами совершенный страх, они могли бы захватить близко их стоявшие ружья караульных и людей, высланных за дровами, и без всякого затруднения овладеть укреплением и артиллерией, при коей не было ни одного канонира, а в укреплении были большие запасы снарядов и патронов». Нетрудно себе представить, чем бы захват укрепления обернулся для русских…
Известия о событиях в Чечне нашли Ермолова во Владикавказе прикованным к постели болезнью. Тем не менее Алексей Петрович не счел возможным поручить дело кому-либо другому. Подняв по тревоге батальон Ширванского полка, 250 донских казаков и прихватив два орудия, он форсированным маршем поспешил в Грозную. Там, усилившись двумя ротами пехоты и двумя орудиями, он переправился через Терек и устремился к городу Андрею, где по слухам находился главарь мятежников со своими отборными воинами. При приближении войск мятежники покинули город и скрылись в его окрестностях. Ермолов не стал охотиться за ними, а занялся укреплением этой и других окрестных крепостей в инженерном отношении, одновременно усилив их гарнизоны. Данные меры оказались весьма эффективными. Чеченцы, бродившие в окрестностях большими отрядами, ни разу не посмели напасть не только на крепости, но и на более мелкие укрепления. В результате в центре мятежного района создалась большая зона, свободная от мятежников, в которой был установлен русский порядок.
В качестве одной из мер нормализации обстановки в крае Ермолов приказал перенести город Аксай в новое место. Место для города было выбрано на речке Таш-Кечу и во всех отношениях было выгоднее прежнего, так как позволяло заниматься и хлебопашеством и скотоводством в больших масштабах. Для охраны города и наблюдения за его жителями на его окраине было начато возведение укрепления, которое строилось на возвышенности, позволявшей контролировать всю прилегавшую местность на много километров. Жители старого Аксая не без труда и не сразу, но согласились на переселение, которое затем было завершено довольно быстро. Выгодность нового места и перспективы заниматься мирным трудом под охраной русского гарнизона была слишком очевидной…
Между тем огонь восстания продолжал время от времени вспыхивать в различных районах Чечни. Резиденцией «посланца Пророка» на этот раз стал населенный пункт Хан-Кала, превращенный в укрепленный район, в котором, по сведениям агентуры, находилось около четырех тысяч вооруженных чеченцев.
Для разгрома очага восстания 26 октября к Хан-Кале был направлен из Грозной отряд полковника Сарочана в составе 700 человек пехоты и незначительного количества казачьей и чеченской конницы. Он был встречен и атакован противником на подступах к населенному пункту. Мятежникам удалось опрокинуть русскую конницу, но, увлекшись погоней, они нарвались на стройные шеренги пехоты, попали под мощный ружейный и артиллерийский огонь и были отброшены с большими потерями. Повторив атаку еще дважды и убедившись в стойкости противника, горцы отступили обратно в Хан-Калу. Русские, также понесшие значительные потери, были вынуждены прекратить экспедицию и вернуться в Грозную.
Одной из главных задач, которые ставили перед собой вожди восставших, было уничтожение или захват Ермолова. На генерала была устроена настоящая охота, которая однажды едва не достигла цели. 20 ноября, выехав их станицы Червленной в станицу Калиновскую, он узнал, что для его захвата на левый берег Терека переправилась группа из 400 чеченцев. Сопровождавшие офицеры советовали Алексею Петровичу немедленно повернуть обратно, но он, видя, как над землей быстро сгущается туман, приказал продолжать движение. Под этим природным прикрытием небольшому русскому отряду удалось благополучно миновать опасный участок и достичь цели путешествия.
В Калиновской генерал А.П. Ермолов узнал, что чеченцы, не найдя его в тумане, решили компенсировать неудачу грабежами и пленением местного русского населения. Он приказал конвою, состоявшему из 120 гребенских казаков, попытаться перехватить противника на переправе в районе Казиорского Шанца. Замысел удался. Организовав засаду, казаки метким огнем рассеяли противника, отбили их богатую добычу и освободили всех пленных.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.