Ситуация в Будапеште

Ситуация в Будапеште

Несмотря на то что венгерская столица была против воли своего населения объявлена фронтовым городом, жители Будапешта не позволили себя запугать. Они практически не обращали внимания на приказ о мобилизации, эвакуация осуществлялась медленно и в большинстве случаев только под давлением властей. И хотя город уже давно находился в пределах досягаемости русской артиллерии и авиации, а до передовой можно было добраться на городском трамвае, жители города прилагали все усилия, чтобы сохранять привычный им прежний стиль жизни.

«Будапешт как фронтовой город – нечто единственное в своем роде! – так выразил свое удивление и восхищение немецкий военный корреспондент Вернер Ханнеман. – На всех мостах через Дунай, соединяющих Буду и Пешт, через каждые двадцать шагов наталкиваешься на германского часового. Винтовку он не носит на ремне через плечо, а держит наперевес. Вдоль набережной Дуная, где вытянулись в ряд здания всемирно известных отелей «Риц», «Бристоль», «Хунгария» и «Карлтон» и где некогда в светлые летние ночи прогуливались под зажженными лампионами беспечные щеголи, тянутся колонны мобилизованных. Но, как и раньше, завсегдатаи кофеен встречаются в 17 часов в «Негреско» и лениво сплетничают, заплетая в косички бахрому скатертей, чтобы в 19 часов перекочевать в «Дюбарри» или в бар гостиницы «Хунгария», где заказывают себе давно привычный флип[62] или бокал отличного токайского. Иногда случайный русский самолет неприцельно сбрасывал в пригородах бомбу или давал несколько очередей трассирующими пулями. Ближе к вечеру советские артиллеристы посылали несколько тяжелых снарядов, которые рвались в городских кварталах. Но официанты продолжали сервировать столы в ресторанах, не обращая на все это никакого внимания. В течение дня по крайней мере три-четыре раза объявляли воздушную тревогу…»

Эти заметки отражают, однако, только часть облика того, что с начала декабря называлось «неприступным городом». Партия Салаши и правительство были в курсе всего, что происходило внутри и вокруг Будапешта. Внезапные облавы, преследования дезертиров и пораженцев, немедленное приведение в исполнение приговоров или негласные исчезновения противников режима – все было пущено в ход городскими партийными комитетами, действиями которых руководил двадцативосьмилетний служащий Эрвин Чики, а позднее представитель министерства внутренних дел доктор Эрнё Вайна.

Когда несколько позднее русские заняли город Вац и тем самым перерезали железнодорожную линию Будапешт – Братислава – Вена, все правительство в середине декабря покинуло город. Сам Салаши, вернувшись после встречи с Гитлером в Берлине, еще провел несколько дней в Будапеште, после чего перебрался в Кёсег, небольшой город вблизи западной границы Венгрии. Поскольку в Западной Венгрии больше не оставалось под контролем центрального правительства ни одного крупного города, министерства и другие органы центрального управления были размещены в нескольких маленьких городах, где они попытались продолжать свою деятельность. Полным ходом шла погрузка и отход грузовых судов, курсировавших по Дунаю, которые теперь осуществляли эвакуацию промышленных предприятий и перемещение сырья в направлении Австрии. Национальный банк закрыл свои кассы: весь объем наличности, 9 миллиардов пенгё, был переведен в город Дьёр, а золотой запас и валютные резервы – даже в австрийский Зальцбург. Культурные ценности – живопись, скульптура и другие предметы культуры – также были эвакуированы. Профессора, студенты и художники должны были покинуть город; труппам Оперного и Национального театров также было предложено уехать, как и высшим и средним государственным служащим. Исполнение всех этих мероприятий, однако, натолкнулось на сопротивление людей; мало кто был готов покинуть свой родной город ради неизвестной судьбы. Поэтому были введены жесткие санкции, военные власти строго карали сопротивляющихся эвакуации.

Будапештский корреспондент одной известной швейцарской газеты так написал об этом в своих до сих пор не опубликованных воспоминаниях: «Времена резко изменились. Теперь петля все туже затягивалась не только вокруг шеи евреев, но также и вокруг шеи неевреев. Велась охота не только на евреев, но и на дезертиров и людей, которые не выполняли приказ об эвакуации. Точно так же они прятались от облав, а если не прятались, то шли вдоль Венского шоссе на запад с рюкзаком за спиной, как и евреи… Особо мне запала в душу эвакуация подростков. Как известно, все подростки в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет были членами полувоенной организации «Левенте». Они находились в ведении министерства обороны, которому было приказано организовать эвакуацию «Левенте». Десятки тысяч детей были оторваны от своих родителей и вывезены в Германию. Дело зашло так далеко, что хождение по мукам евреев перешло в хождение по мукам всего народа. И ни у кого не нашлось мужества, чтобы выступить против этого… Если и находилось несколько мужественных людей, которые решались противодействовать этому, то они непременно становились жертвами предательства, как это случилось 23 ноября с офицерской группой генерала Киша…» Генерал Янош Киш был руководителем движения Сопротивления в армейской среде, которое было образовано в Будапеште после перехода власти «Скрещенным стрелам». Во главе всего движения стоял оппозиционный депутат парламента Эндре Байчи-Жилински, с 1933 года ярый противник национал-социалистов, демократ и отважный патриот. Вокруг него с 15 октября группировались противники нового режима, как офицеры, так и гражданские. При содействии перешедших на нелегальное положение лидеров запрещенных после занятия страны немцами гражданских партий они совместно организовали Венгерский фронт, в котором во имя национального единства принимала участие и численно незначительная коммунистическая партия Ласло Райка. Стоя перед трагическим выбором из двух зол, а именно немецкой или русской оккупацией, эти люди действовали в убеждении, что если не страну, то хотя бы ее столицу удастся спасти от разрушения иностранными захватчиками путем скорейшего окончания войны. Организуемые ими акты саботажа, воззвания и подготовка к восстанию были направлены в первую очередь против низовых организаций «Скрещенных стрел». Когда же штаб-квартира борцов Сопротивления была 23 ноября раскрыта из-за предательства и разгромлена, все подпольные группы остались без центрального руководства, что означало практически конец движения Сопротивления в Будапеште.

Не считая немногих групп, преследующих несколько иные цели, основная масса 800 тысяч жителей Будапешта в эти наполненные событиями месяцы оставалась относительно спокойной, скорее даже, в предвидении грядущих событий, пассивной. Готовность населения к активному сопротивлению была весьма низкой. Тщетно правительство пыталось путем разделения города на отдельные узлы сопротивления пробудить в жителях дух борьбы; все его усилия не приносили почти никаких результатов.

Отношение жителей Будапешта к его обороне, естественно, не было секретом для командования группы армий «Юг». Тот факт, что в один из дней из 1862 человек, призванных на воинскую службу, на сборный пункт явилось только 29, а из 262 мобилизованных на трудовой фронт пришли только 9 человек, ясно свидетельствовал, в какой степени население игнорировало оборону города. Поэтому уже в начале ноября обсуждался вопрос, не следует ли – без оглядки на отрицательное влияние на еще исполненные боевого духа венгерские части – объявить Будапешт не «крепостью», но «открытым городом». Но поскольку было понятно, что Гитлер никогда не пойдет на это, командование группы армий «Юг» подготовило другой план, который предусматривал оставление густонаселенного Пешта, а задачей группы армий становилась оборона его предместий.

Гитлер не желал ничего и слышать о таком «компромиссном решении» и отдал приказ об обороне Будапешта даже в случае его полного окружения русскими. Первая директива о ведении военных действий в районе Будапешта поступила в группу армий «Юг» 23 ноября 1944 года. В соответствии с ней оборона должна была осуществляться в боях за каждый дом, без различия городского квартала или наличия населения. На вопрос, как должно вести себя командование группы армий в случае открытых враждебных действий населения, которое, возможно, не пожелает бездеятельно смотреть на уничтожение своего города, Верховное командование сухопутных сил дало ответ, что чернь столицы должна быть либо своевременно эвакуирована, либо ее выступления должны быть подавлены силой. Генерал-полковник Фриснер после этого ответа потребовал от коменданта Будапешта, оберфюрера СС, который одновременно был и начальником введенных в город полицейских сил и сил безопасности, в случае необходимости принять по своему усмотрению все требуемые обстановкой полицейские меры против соотечественников. С этим вариантом Гитлер согласился.

1 декабря 1944 года обергруппенфюрер СС Отто Винкельман, «высший руководитель СС и полиции в Венгрии», был назначен «военным комендантом крепости Будапешт», однако уже 5 декабря 1944 года был заменен на этом посту генералом войск СС обергруппенфюрером СС Карлом Пфеффером фон Вильденбрухом, который в то же время, как командующий IX горнострелковым корпусом СС, оставался в тактическом отношении подчиненным армейской группе «Фреттер-Пико».

Крепость Будапешт не обладала никакими современными укреплениями. Противотанковые рвы и отдельные узлы сопротивления в виде полевых позиций, построенные в основном в пригородах, должны были служить некоторой защитой обороняющимся. Не обладал город и соответствующим статусу крепости гарнизоном. Изначально приближению Красной армии город мог противопоставить только 8-й германский полицейский полк под командованием полковника Дёрнера да находящуюся еще в стадии формирования 22-ю кавалерийскую дивизию СС «Мария-Терезия», которой командовал генерал-майор войск СС бригадефюрер СС Цеендер, занимавшие позиции в самом городе и вокруг Будапешта; с дальнейшим обострением положения численность германских войск к началу декабря выросла до пяти дивизий, которые в своем большинстве уже в течение нескольких недель принимали участие в оборонительных боях в восточных предместьях венгерской столицы.

Венгерское правительство, которое первоначально не собиралось приносить в жертву свою столицу, настаивало сначала на том, чтобы не планировать Будапешту судьбу второго Сталинграда. В этом плане оно многократно вело переговоры с командованием группы армий «Юг», а также с различными венгерскими гражданскими организациями. Однако, когда Гитлер 4 декабря встретился с «вождем государства» Салаши, министром иностранных дел Кемени и министром обороны Берегфи и среди прочих проблем решил окончательно и эту (согласно своему пониманию), венгерское правительство покорилось этому решению. 7 декабря в королевском дворце Будапешта Салаши заявил командующему группой армий «Юг», что он готов «во имя значимых европейских ценностей не объявлять Будапешт открытым городом, но приготовить его к обороне».

Вторая часть заявления Салаши осталась без каких-либо реальных последствий, так как министру обороны Берегфи не было представлено в распоряжение никаких свежих частей для обороны столицы. Поэтому гарнизон крепости Будапешт образовали только уже находившиеся в городе и потрепанные в боях разрозненные части (пополненные предусмотрительно сформированными чрезвычайными силами и силами правопорядка), которые поступили под команду генерал-лейтенанта Ивана Хинди из венгерского I армейского корпуса. Их численность достигала примерно 37 тысяч человек. В составе германского IX горнострелкового корпуса СС, по надежным источникам, было около 33 тысяч солдат. Таким образом, комендант крепости Будапешт обергруппенфюрер СС Пфеффер фон Вильденбрух имел в своем распоряжении в общей сложности 70 тысяч солдат, чьи боевые качества как в моральном, так и в техническом отношении значительно разнились. (Следует учитывать также отброшенные к Будапешту соединения после прорыва 46-й советской армии восточнее озера Веленце, а также мобилизованных на защиту города мужчин призывного возраста. Всего в окружение попали 188 тыс. солдат и офицеров противника, 138 тыс. из которых позже было пленено. Автор же в лучших традициях западных историков откровенно и явно лукавит, называя первоначальную, до окружения, численность защитников. – Ред.)

Когда 24 декабря оборонительная линия «Маргарита» между озером Балатон и Будапештом была в ходе наступления двух русских армий окончательно ими преодолена, 8-я кавалерийская дивизия СС как раз находилась в готовности для выхода на передовую линию восточнее Будапешта. По настоянию командования группы армий «Юг» главное командование сухопутных сил согласилось, несмотря на опасную ситуацию в Придунайской области, перебросить эту кавалерийскую дивизию на западный берег Дуная и отдать ей приказ вести наступление в направлении озера Веленце. Но этим дело не ограничилось. Когда дивизия, до этого занимавшая позиции в восточных предместьях Будапешта, ясным морозным вечером в канун Рождества двигалась по городу, был прорван германо-венгерский фронт западнее Будапешта. Через позиции немногих оставшихся в живых солдат 271-й народно-гренадерской дивизии, которой командовал генерал-майор Бибер, к Будапешту прорвались механизированные части 46-й армии. Когда русские танковые клинья врезались в ошеломленные их ударом западные предместья Будапешта, такие как Швабхеди, основные силы II гвардейского механизированного корпуса продвигались, минуя город, на север. В течение 24 часов красноармейцы без боя захватили Венское шоссе, Обудаштрассе и Хидегкутерштрассе, то есть все дороги, которые вели на запад. А когда XVIII танковый корпус подошел к низкогорному массиву Пилиш, кольцо Красной армии вокруг Будапешта было замкнуто.

Появление русских на западной окраине города, как и прорыв отдельных танковых клиньев до центра Буды, стал для населения города более чем неожиданностью. Многим жителям Будапешта, которые еще во второй половине дня отправились в Пешт за рождественскими покупками, довелось увидеть свои дома и семьи лишь спустя несколько месяцев (полтора месяца. – Ред.), после окончания осады, поскольку их жилища уже 24 декабря попали в руки русских.

В эти часы ошеломляющей неожиданности крепость Будапешт пребывала в величайшей опасности. Русские могли в любую минуту прорваться в еще не занятую ими Буду, захватить и закрепиться на холмах и высотах и нанести защитникам города удар в спину. Низменный, плотно населенный Пешт, расположенный на восточном берегу Дуная, удержать в этом случае не было бы никакой возможности. Части Толбухина с легкостью овладели бы этой частью города!

В качестве первоочередных мероприятий Пфеффер фон Вильденбрух подтянул 8-ю кавалерийскую дивизию СС и вместе с остатками 271-й народно-гренадерской дивизии – которая выступала теперь в качестве боевой группы Кюндингера – и группой Верешвари (будапештский охранный батальон, батальон жандармерии и семь штурмовых орудий) поспешно занял позиции в Буде. Теперь можно было ценой оставленных на произвол судьбы пештских предместий поставить заслон русскому прорыву в Буде и прежде всего образовать новую непрерывную оборонительную линию. Поскольку комендант крепости, как и все высшие руководители СС, имел прямую связь с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером и со ставкой фюрера, он смог еще вечером 24 декабря доложить об угрожающей ситуации в Будапеште. Той же ночью ответ фюрера был получен в казематах Будайской крепости, где Пфеффер фон Вильденбрух оборудовал свой командный пункт. От имени Гитлера бригадефюрер СС Фегелейн[63] сообщил, что Будапешт следует оборонять при любых обстоятельстах. Для деблокады Будапешта были приняты меры: IV танковый корпус СС под командованием обергруппенфюрера СС (генерала войск СС) Гилле получил приказ срочно пробить дорогу к крепости.

Несмотря на это, 26 декабря в Будапеште была предпринята одна акция, которая предусматривала оставление города войсками и прорыв в направлении на запад. Она завершилась только на стадии подготовки, поскольку строжайший приказ Гитлера и соответствующее этому приказу распоряжение командования группы армий «Юг» запрещали все мероприятия для прорыва из котла. Гарнизон крепости получил приказ выполнять свой долг до последнего человека. Любая попытка вырваться из котла и прорваться к германской линии фронта должна была рассматриваться как дезертирство.

Обороняемое пространство в Пеште сокращалось день ото дня. Бои становились все ожесточеннее, и потери в живой силе с обеих сторон росли скачкообразно. Оборонявшиеся сдавали один пригород за другим, не столько из-за давления русских, сколько из необходимости сохранять силы, которые, как все еще думалось, будут необходимы для создания обороны Буды. Русские и румынские войска попытались осуществить прорыв к Дунаю. Этот прорыв был поддержан артиллерией и авиацией. Тем не менее в период с 26 по 31 декабря, даже «ценой тяжелых боев», им не удалось продвинуться на расстояние больше чем от 4 до 12 километров, что означало только вторжение во внешние предместья Пешта.

Да и в районе Буды в послерождественские дни войскам 3-го Украинского фронта удалось добиться лишь незначительных успехов. Особенно медленно русские продвигались вперед в Келенфельде, одном из южных предместий Буды. Напрасно русские бросили на этом участке в бой против обороняющихся элитную воинскую часть, 83-ю бригаду морской пехоты. Ее поражение вызвало такое недоверие и возмущение в штабе 46-й армии, что генерал-лейтенант Шлёмин лично прибыл на КП 23-го гвардейского стрелкового корпуса. (За всю Будапештскую операцию бригада морской пехоты (численностью 7500 чел., организационно относилась к Дунайской военной флотилии) потеряла 112 чел. убитыми и пропавшими без вести (это по поводу «поражения»). – Ред.) Не в состоянии поверить объяснениям генерала, командующего корпусом, он захотел лично наблюдать за ходом сражения. После успешного наступательного прорыва обоих Украинских фронтов русский командующий армией был твердо уверен в том, что Будапешт не сможет долго продержаться в обороне. По дороге к участку фронта, где сражались морские пехотинцы, Шлёмина сопровождал полковник С.А. Андрущенко. Из-под пера последнего вышло следующее описание происходившего:

«Прибыв в Келенфельд, мы через несколько минут уже были на КП командира бригады полковника Л.K. Смирнова, который буквально накануне нашего появления получил ранение. Оставив его на попечение санитаров, командующий армией прошел на наблюдательный пункт в здании фабрики, в северо-восточной стене которой имелись наблюдательные амбразуры. Оттуда хорошо просматривалось все поле боя. Морские пехотинцы отважно сражались за каждый дом и за каждый этаж.

Пока командующий армией наблюдал за ходом боя и выслушивал доклад начальника разведки бригады, санитары закончили перевязку командира бригады. Он тоже пришел на наблюдательный пункт и обстоятельно доложил о положении каждого из батальонов бригады и о действиях неприятеля…

Генерал-лейтенант теперь воочию увидел, что причиной медленного продвижения бригады является особенно ожесточенное сопротивление противника. Лично убедившись в тяжести ситуации, командующий армией отдал приказ применить в бою, наряду с отдельными штурмовыми группами, также и подразделения огнеметчиков, саперные и артиллерийские части. Мне он сказал, что я должен передать его указание командующему армией усилить бригаду противотанковыми средствами, и обещал откомандировать в распоряжение командира бригады подразделения огнеметчиков и оказать сражающимся в Буде войскам поддержку с воздуха…»

Когда наконец Малиновский и Толбухин, которые изначально считали, что взятие Будапешта может быть делом трех-четырех дней, убедились, что до конца года венгерскую столицу не взять, они приняли решение склонить обороняющихся к сдаче посредством парламентеров. Решение это было в первую очередь продиктовано тем обстоятельством, что задействованные под Будапештом войска срочно были необходимы для решения других целей – прежде всего для наступления в долине Ипеля на Братиславу и Вену. Оба маршала пошли даже на то, чтобы в случае капитуляции гарнизона Будапешта предоставить свободный выход всем венгерским войскам и «почетное обращение» всем германским солдатам. Русский ультиматум был датирован 29 декабря.

Однако из обоих русских парламентеров только одному, капитану Остапенко, удалось пересечь немецкую передовую и добраться до КП командира 8-й кавалерийской дивизии СС бригадефюрера СС Румора. Второй парламентер, капитан Штейнмец, по дороге попал в своем автомобиле на минное поле и погиб. Русские тотчас же решили, что он, несмотря на свой белый флаг, был убит немцами, и это сразу же ожесточило боевой дух красноармейцев. К несчастью, миссия капитана Остапенко тоже стоила ему жизни. После того как Румор соответственно приказу отверг условия капитуляции, капитан Остапенко на обратном пути к своим попал под огонь венгерской артиллерийской батареи и погиб вместе со своим сопровождающим, в живых остался только переводчик.

Судьба парламентеров ожесточила напряженность боев за Будапешт. Чем ближе продвигались русские к центру города, тем больше разгорались бои на улицах и площадях и тем больше страдало от боевых действий население венгерской столицы и ее здания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.